Подводная конкиста (СИ)

Глава 28

— Попугай?! — Иш-Чель аж покраснела от возмущения. — Серьёзно? В нашу ночную вылазку ты хочешь взять с собой…

— Тшшш, — Эстебан приложил палец к губам, — не кричи ты! Сбрендила? Ночь на дворе, слуги услышат и хрен тебе будет, а не вылазка. Ну не пыхти ты так! — глядя на грозно сдвинутые брови, испанец поспешил потушить огонь надвигающегося бунта. — Не можем мы идти одни, нужен часовой на страже. Сама то ты об этом не подумала.

— Подумала, — ощетинилась тланчана. — Я взяла с собой Итли.

— Итли… — испанец покачал головой. — Это служанка то твоя… дородная? Увидят эту Итли среди ночи в чужом поместье и разом смекнут, что это ты, ангел мой, делишки свои воротишь. Ну? — чужеземец изогнул бровь. — Кого ещё предложишь? Аапо? — не успела тланчана открыть рот, Альтамирано в очередной раз перебил её. — Он славный малый, да, но он слуга господина Чака. Он был им до моего появления, им по сей день и остаётся. Нет, принцесса, мы не будем ставить бедолагу Аапо перед моральным выбором.

Иш-Чель задумчиво отошла к окошку, приподняла шторку из тростниковых прутьев и попыталась рассмотреть очертания поместья из флигеля чужеземца. Масляные лампы гасли одна за другой, опустели кухни, бани и прачечные, слуги возвращались в свои комнаты, лениво зевали стражи у господских покоев.

— Тиен, но… — нахмурилась русалочка, — твой Амиго — попугай. Птица! Как он может нам помочь?

В ответ на это испанец демонстративно почесал чубатую попугаячью макушку и Амиго, довольно курлыкнув, легонько куснул хозяина за палец. Странно было наблюдать, как дикая птица в руках моряка становилась ручной и покладистой.

— Не думай обо мне, как о безумце, принцесса, — Эстебан выудил откуда-то кусок подсохшей маисовой лепёшки и угостил пернатого питомца. — Амиго — умный парень. Всю неделю у меня было так много работы, что я не мог денно и нощно наблюдать за вашим историком. Лишь возвращался во флигель и проваливался в сон. Однажды я сказал Амиго, чтобы он разбудил меня, как только господин Чак погасит свет в своём кабинете. На успех я вообще-то не надеялся, но знаешь что? Он выполнил моё поручение. Каждый вечер он будил меня аккурат в тот час, когда хранитель писаний покидал свой кабинет. Это звучит странно, знаю, но я подумал: Амиго мог бы помочь нам. Предупредить в случае опасности. Никто не обратит внимания на горластую птицу, а нам с тобой его сигнал подарит фору.

— Ами-и-иго, — в подтверждение каркнул пернатый модник, — хор-р-роший.

К компании попугая Иш-Чель отнеслась с недоверием, но спорить не стала. Она уже придумала оправдание чужеземцу на случай неудачи.

— Давай, Амиго, свою задачу знаешь. — Альтамирано выпустил птицу из флигеля, а затем накинул тряпицу на масляный фонарь и кивнул тланчане на выход. — А мы с тобой выдвигаемся. Пора.

Господин Чак так сильно любил плитку да мозаику, что двум ночным авантюристам пришлось ступать по коридорам поместья босыми ногами. Кулуаканские сандалии кактли не годились для лёгкого шага, зато топот часовых и мелкое шарканье слуг отдавались эхом в ночной тишине с далёкого расстояния. Несколько раз Эстебан и Иш-Чель прятались в тёмной каморке прачечной, чтобы не попасться страже, столько же ускользали от жителей поместья в лабиринте коридоров.

Дверь в архив не охранялась. На месте замка — шестипёрый ключ.

— И как же мы откроем? — шепнула Иш-Чель. — Ключа то у нас нет.

— Как нет? — усмехнулся чужеземец. — А Амиго нам на что?

В узком оконце коридора — таком, что не пролезет ни один тланчанин, — показалась попугаячья морда. Амиго с видом снисходительным держал в когтистых лапах латунный диск с шестью лепестками, на каждом из которых Иш-Чель разглядела символы.

— Но… как? — русалочка округлила глаза.

— Историк держит ключ в своих покоях, аккурат на сундуке у кровати, — Эстебан угостил питомца очередной порцией маисового пайка. — Дверь в спальню господина Чака заперта, а вот окно он всегда оставляет открытым. Ненавидит духоту.

— И попугай понял, что нужно делать? Сам? Невероятно! — восхитилась тланчана. — Ты умный мальчик, Амиго. И очень. Очень хороший.

На похвалу пернатый внимания не обратил. Уселся на пустой держатель для факела и, подобно молчаливому часовому, показал готовность стоять на своём попугаячьем посту.

Эстебан поднял фонарь к замку, приладил ключ к выемке лепесток к лепестку, а затем показал Иш-Чель.

— Нужно довернуть до этой риски. Я не знаю, что будет, если мы повернём неверно, но, думаю, попытка у нас всего одна. Прочти, что здесь написано?

Сверху над замком значился текст. Несколько коротких глифов.

— Последний император. — перевела русалочка на язык чужеземца. — Но это же легкотня! Нашему тлатоани больше двухсот лет. Ни один тланчанин не живёт так долго. Он наш единственный император. Первый и последний. Вот, смотри, — Иш-Чель указала на один из лепестков ключа, — Здесь есть его имя — Атоятль!

— Подожди, — испанец остановил её руку. — Какие ещё имена ты видишь? Давай не будем торопиться. Прочти всё.

— Сейчас, дай мне время, — сощурилась тланчана, — тут все имена на науатле, но мне не знакомо ни одно из них. Несауалькойотль… Ашаякатль… Чимальпопока… Монтесума…

— Монтесума?! — Эстебан вскинул брови.

— Да, так написано, — Иш-Чель ткнула пальцем в изображение. — Мотекусома Шокойоцин.

Русалочка готова была покляться — в это мгновение в глазах чужеземца загорелся огонёк азарта.

— Это человек. Правитель, — пояснил он. — Я бы сказал… великий в каком-то смысле. Но ты не знаешь, кто это такой, верно? Ваш историк никогда не говорил вам о нём? Не называл его имени?

— Нет. Никогда. Он всегда повторял, что у нас слишком мало сведений о людях, что жили когда-то там, на поверхности.

— Стало быть это и есть правильный ответ, любовь моя. Монтесума. Мы должны провернуть ключ аккурат до его имени.

— Но… — тланчана уставилась на испанца с недоумением. — Почему? Нет, правильный ответ Атоятль! Наш тлатоани! Я решительно отказываюсь так рисковать единственной попыткой.

Эстебан даже слушать не стал. Накрыл её ладонь своей и с силой провернул ключ. Глиф «Атояль» безжалостно скользнул мимо риски. Лепесток «Монтесума» остановился по центру.

— Ты… ты… — русалочка злилась, ненавидела испанца за то, что он вечно всё делал по-своему. — Ты… всё испортил!

Послышался щелчок замка. Тихий, как звук затвора оружия.

— Или нет…? — самодовольно усмехнулся чужеземец.

Дверь с лёгкостью подалась и через мгновение русалочка оказалась в помещении архива. Сухом и пыльном, пахнущем стариной.

— Монтесума — последний император ацтеков, — глухо проговорил Альтамирано. — Странно, что ваш историк ничего не говорил вам. Ещё более странно, что сам господин Чак об этом прекрасно осведомлён, но делает вид, будто ничего не знает. Ангел мой, я теперь не уйду отсюда, пока мы не перероем весь архив. Слишком сильно ты встревожила моё любопытство.