Глава 36

Несколько мгновений огонёк горел. Затем, лениво склонившись к земле, вильнул и окончательно погас.

— Дьявол! — выругался Эстебан разочарованно.

Единственный способ избавиться от терзающих душу мыслей — работа. Умственная. Покуда тяжёлый физический труд не мог избавить от мук совести. Натягивая ванты, Эстебан думал о споре с Иш-Чель. Калибруя румпель, перемалывал в голове её слова. Чертыхался, закрепляя парус, но ругал отнюдь не части крепежей.

Сегодняшний день подарил ему отдых от акта искреннего самобичевания. Наконец-то работа целиком заняла его внимание: тланчане доставили пробные экземпляры серы и квартирмейстер приступил к изготовлению чёрного пороха. Колдовал над реактивами.

С серой ничего делать было не нужно, она уже имела готовый вид. Уголь пришлось разбить молотком на мелкие кусочки, растолочь, а затем с помощью добытых у Ицамны жерновов растереть в мелкий порошок. Следом селитра. Она слеживалась комками, как снег, и прежде всяких дел её полагалось просушить в печи и только потом измельчить до мелкого мукообразного порошка. Печью послужил глинобитный горн, в котором крестьяне обжигали свои изделия, а для измельчения пригодились всё те же жернова.

Полученные реактивы Эстебан скрупулёзно смешал в керамической ступке и долго-долго перемалывал в пыль.

Хороший порох должен вспыхнуть. Ярко, живо и быстро. Пшух, и готово! У квартирмейстера вместо короткой вспышки вышло ленивое нечто.

— Так, посмотрим, — испанец задумчиво потёр подбородок, запачкав лицо углём. — Едкого дыма нет, это хорошо… Однако на месте сгорания остались белые пятна. А о чём это нам говорит? — рассуждая, пощёлкал пальцами. — Это говорит о том, что в смеси слишком много селитры.

Костяной ложечкой добавил серы и угля. Серы чуть больше — она отвечала за скорость горения — и снова принялся орудовать пестиком в ступке. Этот эксперимент проделал ещё несколько раз, пока не добился, наконец, нужного результата.

— Итак запишем, — чумазый, но довольный Эстебан взял лист тланчанской бумаги, изготовленной из луба растения амате, и сделал для себя пометки. — За неимением весов, стоит указать примерные пропорции. Относительно серы… селитра — три к одному, уголь — один к одному. Горючую смесь проверять всякий раз после смешивания…

Свои опыты квартирмейстер проводил на небольшом пустыре, невозделанной части плавучего острова, безопасной для игр с огнём. Здесь не было ни души. Никто не отвлекал от мыслей, не мешал работе, не лез с расспросами.

— Ну, что ж, проверим боеспособность, — испанец поднял с земли мушкет, некогда добытый подводной разведкой.

Оружие Эстебан заранее разобрал, прочистил, просушил и избавил от ржавчины. Привёл в рабочее состояние насколько сумел, но сумел ли? Выстрелит ли ружьё, поднятое со дна моря? Большой вопрос.

Мушкет зашипел, щелкнул и… осечка.

— Ходéр, — моряк ругнулся снова.

Сегодняшним днём квартирмейстер матерился всласть. На треклятый порох, на грёбаный мушкет, на неудобный рабочий инструмент, а заодно и на весь — жутко несправедливый — мир. Скрипя зубами от раздражения, всякий раз уговаривал себя продолжить эксперименты.

— Давай, железка, стреляй. Из нас двоих бестолковым могу быть только я.

Ещё раз… Порох, картечь, шомпол, прицел… Бах!

— Кра-кра-кра, — испугавшись выстрела, заорал вдалеке вороний дрозд, а из ствола оружия потянулся сизый дымок.

Руки у квартирмейстера оказались по локоть в саже, лицо в пыли, в ушах заложило с непривычки. Но недаром говорят: оружие у воина — продолжение руки. С ним как будто бы стало легче. Типично. Знакомо. Естественно.

А что ему, Эстебану, в сущности надо? Палуба под ногами, порох в сухости, мушкет за поясом и пара верных друзей да бутылка крепкого…

Ай, нет. Чёрт её дери, нет!

Испанец помотал головой.

Ну вот опять. Лезет в голову, бестия. Покоя не даёт, сдохнуть не даёт, наплевать на всех тоже не даёт.

Квартирмейстер опустился на траву и закрыл руками уши, словно этот жест защитит голову от непрошенных мыслей.

От Иш-Чель не было вестей. Не было указаний и от её папаши. Работа шла, задачи выполнялись, одно и то же от рассвета до заката. Рассказала ли принцесса вождю о ночной вылазке? Поведала всё от начала до конца или умолчала о скромной роли Эстебана в этой авантюре?

А даже если рассказала, я не представляю угрозы. Кто поверит чужаку о тайной сделке с Тлалоком?

У окна русалкиной спальни теперь стоял суровый часовой. Не старый простофиля, а тот, что хрен куда сдвинется. Скала!

Полная служанка — Итли, кажется её звали, — на все вопросы отныне отвечала «не понимать, языка не знать». Ну да, ну да. Дурой прикидывалась.

— Аапо, скажи на вашем на русалочьем этой сеньоре, что я хочу поговорить с её госпожой, — попросил однажды моряк друга о помощи.

— Говорит, занята госпожа, — виновато разводил руками Аапо. — Прости, Этьен. Не представляю, как помочь тебе.

Не мог Альтамирано увидеть любимую и на уроках истории. Хранителю писаний не доверял, во флигель больше не возвращался, хотя формально всё ещё считался гостем господина Чака. Выходило так, что Эстебан не видел Иш-Чель даже изредка, даже издалека.

— Как быть то? — задал вопрос самому себе — Мои оправдания будут вялы и неубедительны. Хоть так говори, хоть эдак — не поверит. Гордая.

К соседнему острову причалила лодка. Тланчанин обходил сады, проверял опорные сваи, вбитые в заболоченные низины.

— Эй, дружище, — крикнул квартирмейстер, — известно ли где вождь?

— Известно, капитан, в поместье. С вельможами провинций на заседании совета.

Эстебан посмотрел на мушкет… на порох. Вытер руки о хлопковое полотенце, умыл лицо.

— Прекрасно. — завернув в тряпицу оружие, направился к собственной лодке. — Пора доложить ему о результатах эксперимента.

Загрузка...