Подводная конкиста (СИ)

Глава 30

Иш-Чель молчала.

За всё время, пока Эстебан вёл её назад по коридорам поместья она не проронила ни звука. Они вернулись тем же путём. Сперва испанец отдал ключ в когтистые лапы попугая, затем, двигаясь аккуратно вдоль стен, привёл тланчану обратно во флигель.

— Светает, тебе нужно возвращаться, — Альтамирано взял в ладони лицо русалочки. — Иш-Чель, я понимаю, что ты растеряна, но, прошу, никому не говори о том, что узнала. Нужно время. Осознать, разобраться, докопаться до истины.

— Отец… — простонала она. — Я должна сказать ему.

— Нет, — Эстебан приложил палец к её губам. — Пока нет. Прошу, не спеши.

В миндалевидных глазах русалочки бесновалось море. Они как будто бы стали темнее, как чернеют воды в лютый шторм.

— Иш-Чель, послушай меня, — испанец целовал её прекрасные глаза и старался воззвать к голосу разума, — делай вид, что ничего не знаешь, но гляди в оба. Пока это останется нашей тайной. Не торопись. Ходи на уроки к историку и слушай его внимательно. Он хранит тайну Тлалока, но мы не знаем, кто ещё, кроме нас с тобой, водит за нос весь подводный народ. Ты меня поняла?

Тланчана слабо кивнула. Молча.

Лучше бы плакала, злилась, ругалась — что угодно! Не зря Дюран говорил, что молчание женщины хуже самого громкого скандала.

— Мне пора, — тихо произнесла она. — Не волнуйся, не скажу. Я услышала тебя.

Хотелось прижать её к себе, защитить, успокоить. Убедить, что всё будет в порядке, обман раскроется, народ узнает правду, а коварные наглецы понесут наказание. Но обещать такого Эстебан не мог. Не имел права.

Иш-Чель даже не дала себя поцеловать на прощание. Окликнула служанку, скрутила платок в тугой жгут и повязала вокруг головы на манер простолюдин, чтобы никто не приметил двух прачек в предрассветный час. С тем же задумчивым видом, она слабо кивнула испанцу и нырнула в густую темноту.

Альтамирано устало плюхнулся на топчан. До рассвета оставался примерно час или того меньше, но спать не хотелось совсем.

Как же тяжело угадывать время без привычных корабельных склянок. Жить без чёткой дисциплины, подчиняясь заданному природой ритму. Работать с рассвета и отдыхать в темени. Доверять солнцу.

— Но, что мы имеем в конечном итоге? — спросил квартирмейстер самого себя. — Золото ацтеков спрятано здесь, в подводном царстве. Так страстно индейцы желали насолить Кортесу, что отдали морю целый народ. Русалки жили на своём острове. Учились, менялись, развивались. Претерпевал изменения их язык, перестраивалось письмо, изменилась религия. С ними происходило всё то, что происходит с любым народом за исключением одного — в их жизнь не вмешивались чужеземцы. Да, тланчане черпали знания от людей с поверхности, но это не то! Им ничего не навязывали силой.

Охваченный раздумьем, испанец поднялся и принялся расхаживать по комнате взад-вперёд. Так мысль бежала быстрее.

— Бессменному правителю русалок, тлатоани Атоятлю, по словам Иш-Чель уже двести лет. И помирать он, как я понял, не собирается, хотя простые тланчане живут не дольше обычных людей. Возможно, тлатоани — один из древних ацтекских генералов, что заключил союз с Тлалоком. Подумать только! Уже сменились поколения и не осталось никого, кто помнил остров до погружения под воду. Но постойте! — Эстебан остановился сам. — Кто такой этот историк? Что за сукин сын этот серый русалочий кардинал? Я столько времени живу в его доме, но так толком ни разу и не говорил с ним. Чего греха таить, я скорее поболтаю по душам с русалкиным папашей, чем заведу хоть сколько-нибудь внятный диалог с хранителем писаний.

Альтамирано выглянул в окно. Вдалеке поблескивала снежная вершина вулкана Шипелопанго. Сизое небо светлело и с каждой минутой всё чётче становилось очертания горизонта.

— Русалкин папаша… — потирая подбородок, произнёс квартирмейстер. — Касик Ицкоатль — или как там его? — Каан. Платит продовольственную дань, не терпит столичный язык, строит боевую флотилию у тлатоани прямо под носом. О, теперь я понимаю, сады Тлалока и строительство кораблей — это не простая прихоть богача. Это политика.

Следом пронеслась тревожная мысль.

Интересно, когда я выполню свою часть работы, вождь действительно сдержит слово? Или просто убьёт как ненужного свидетеля? Утопит в сеноте, а дочурке скажет, что вернул этого негодяя восвояси.

Квартирмейстер наблюдал, как просыпалось поместье. Как сменялся караул, как слуги лениво возвращались к работе.

Мне придётся слепо довериться касику, хочу я этого или нет. Кроме него, у меня больше нет покровителей. Если тлатоани действительно древний ацтекский генерал, то он будет ненавидеть меня. В его глазах я — потомок Кортеса и его людей. И пусть я не повинен в ужасах, что чинили конкистадоры, мне будет не отмыться от крови предков.

Солнце показало рыжую макушку. Эстебан услышал голос Аапо, который наверняка шёл во флигель, чтобы разбудить квартирмейстера, но случайно зацепился языком с другим слугой.

Вот кому нельзя доверять секретов, — усмехнулся моряк. — Но зато можно обо всём расспросить. Уж кто-кто, а Аапо всё выложит.

— Доброе утро, господин Этьен, — отворив полог, слуга бодро вошёл во флигель. — Ай йя, ты уже не спишь! Тогда скажи, где сегодня желаешь завтракать? Здесь или принести на веранду?

— Я тебе как сказал меня называть? — испанец подошёл к Аапо и прописал едва ощутимую оплеуху. — Ещё раз окрестишь господином и дам затрещину. Настоящую! Товарищеский подзатыльник для моего дорогого друга.

— Очень приятно называться твоим другом, гос… Этьен, — потирая ушибленное место, закряхтел слуга. — Обещаю, я не забуду. Очень уж мне не охота затрещину.

— То-то же, — полушутя пробасил Эстебан. — Со мной сегодня работать пойдёшь? К мастерам в сады Тлалока.

— Пойду. Отчего ж не пойти?

— Отлично. — похлопал испанец Аапо по плечу. — Вот там вместе и позавтракаем.