Похищение лебедя

1895

Почти стемнело. Света безнадежно не хватает: темные ветви сливаются друг с другом и с потемневшим небом. Я представляю, как он собирается, отчищает палитру. Он уже вытирает кисти, когда она вновь проходит под фонарем, теперь мимо самого его окна, поспешно возвращаясь назад. Ему плохо видно лицо под капюшоном: она, должно быть, смотрит вниз, под ногами лед, замерзшие лужи и грязь. Потом она поднимает взгляд, и он видит, что глаза у нее темные, как он надеялся, он улавливает их сияние, лицо немолодое, хотя фигура легкая, но в такое лицо можно влюбиться, будь его сердце моложе. Теперь же он не отказался бы его написать. Ее глаза отражают упавший из окна свет, и она снова склоняет голову, выбирает, куда ступить башмачками, слишком дорогими для такой разбитой дороги. Он замечает, что руки у нее пусты, будто она оставила то, что несла, в доме, куда заходила — подарок, еда для больного старика, работа для сельской портнихи, гадает он, или даже младенец? Нет, слишком холодная ночь для младенца.

Эту деревню он знает не так хорошо, как собственную: Марли-ле-Руа, в которой он скончается через четыре года, стоит западнее. Он уже предчувствует конец. Боль в тепло закутанном горле не ослабляет его любопытства, и он тихо открывает дверь, смотрит ей вслед. У въезда в деревню, перед церковью, ждет карета: хорошие кони, высоко поднятый фонарь. Он видит, как взметнулся узорный подол юбки, когда она поднялась в карету: она сама закрывает дверцу рукой в черной перчатке, словно не желает задерживать кучера. Кони трогают, в воздухе видны призрачные облачка их дыхания: карета, скрипнув, отъезжает.

Вот их и нет, и в деревне тишина, обычная в этот поздний час. Он запирает дверь и просит слугу подать легкий ужин. Завтра домой, к жене и студии у реки. Надо будет написать другу, любезно предоставившему ему на зиму этот дом. Короткая утренняя поездка, а потом снова холсты, на весь оставшийся ему срок. А сейчас от огня по комнате протянулись тени, на полке в камине закипает чайник. Он рассматривает вечерний пейзаж: деревья вполне хороши, и силуэт незнакомки выделяется на сельской улице, придает ей таинственность. Он проставит в левом нижнем углу свое имя и две цифры. Пока достаточно, а завтра он еще тронет ее одежду, сделает ярче свет в окнах дальнего дома, где чинит упряжь старик Ренар. Краски на новой работе уже подсыхают. Через полгода они высохнут совсем. Он повесит картину у себя в студии, а однажды, солнечным утром, снимет и отправит в Париж.