Глава 10
ЛАРА
Я встаю ни свет ни заря после беспокойной ночи, когда я ворочалась с боку на бок.
Когда я принимаю душ, проверяю раны на спине, радуясь, что они зажили и не заражены. Тем не менее, они оставят ужасные следы.
Вчера Низа принесла мне самые мягкие полотенца того же персикового цвета, что и постельное белье. Она также принесла мне шампунь, кондиционер, щетку и резинки для волос. Это продукты, которыми я никогда раньше не пользовалась и к которым у меня не было доступа.
Но мне кажется, что это неправильно. Как будто у меня не должно быть таких роскошных вещей.
Пока я думаю, не слишком ли рано приступать к работе, я также думаю обо всем, что произошло за последние восемь дней.
Это нереально.
Здесь ни разу не было тушеного мяса, и еда здесь восхитительная. У меня во рту словно взрыв вкусов во время каждого приема пищи.
Прошлой ночью мы сидели за столом в причудливой маленькой комнате, уставленной растениями в горшках. Мне не нужно было как можно быстрее запихивать еду, стоя у раковины.
Кроме того, Низа и Мурат на самом деле были добры ко мне. Никто не выкрикивает мне приказы. Атмосфера в доме приятная и не наполнена напряжением.
Но все это заставляет опасение расти в моей груди.
Это не то, к чему я привыкла, и это заставляет меня переживать эмоции, которых я никогда раньше не испытывала.
Просто делай все, что в твоих силах.
Будь настороже и не высовывайся.
Бей означает "мистер". Ханын означает "мисс". Evet означает "да".
Я повторяю турецкие слова, которые выучила вчера, чтобы не забыть их.
Я трачу пять минут, чтобы подавить все новые эмоции и собраться с силами для предстоящего дня.
Сегодня на мне бледно-желтое платье со светло-коричневым узором. Туфли на плоской подошве удобные, в отличие от лодочек, которые я носила раньше.
Я заметила, что Низа не носит униформу горничной, и мне интересно, значит ли это, что и я не буду носить ее.
Меня многое интересует, но, не желая переступать какие-либо границы, я оставляю вопросы при себе.
Подходя к окну, я выглядываю наружу и замечаю, что солнечные лучи только начинают пробиваться сквозь темноту.
Должно быть, уже больше пяти часов.
Не желая опаздывать, я проверяю, чтобы каждая прядь моих волос была аккуратно убрана в пучок, прежде чем подойти к двери.
Теперь, когда у меня есть резинки для волос, я, может быть, смогу заплести волосы, как у Низы. Впрочем, завтра. Сейчас на это нет времени.
Все еще трудно поверить, что мне не нужно ни с кем делить свое спальное место. Или ванную.
Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, а значит, это может быть какой-то ловушкой. Возможно, Габриэль надеется, что я ослаблю бдительность и дам ему информацию о Тимоне.
Если бы он только знал, что я не знаю ничего стоящего. Я ни разу не солгала ему.
Чувствуя напряжение и неуверенность в чужом доме, я осторожно открываю дверь и осматриваю коридор. Никаких признаков Мурата.
Могу ли я выйти из комнаты без Мурата?
Дерьмо.
Я не знаю, что делать, и я действительно не хочу опаздывать на свой первый рабочий день.
Сжимая рукой дверную ручку, я беспокоюсь о том, что делать.
Мне ждать?
Пойти ли мне на кухню и приступить к работе?
Это так тяжело.
Слева от меня открывается дверь, и когда Низа выходит в коридор, я почти издаю слышимый вздох облегчения.
Она замечает меня и говорит:
— Ты рано встала. Давай выпьем чаю.
Все еще сомневаясь, я спрашиваю:
— Ничего, если я выйду из комнаты без Мурата Бея?
— Тск. — Она жестом приглашает меня подойти. — Пока ты со мной, все в порядке. Просто не броди одна.
Приятно слышать.
Я следую за Низой на кухню. Пока она открывает заднюю дверь, я наполняю чайник водой, чтобы он мог закипеть. Я снова заглядываю во все шкафы, чтобы освежить свою память о том, где что лежит.
Здесь даже есть посудомоечная машина.
Вчера вечером было странно загружать в нее всю грязную посуду, а не мыть ее вручную.
Подходя ближе к посудомоечной машине, я спрашиваю:
— Мне просто открыть машину, чтобы выгрузить посуду?
— Evet, — бормочет Низа.
Я смотрю, как она достает различные ингредиенты из кладовой и холодильника. Открывая посудомоечную машину, я принимаюсь за работу.
Честно говоря, я удивлена, что все чисто.
Когда я убираю посуду, должна признать, что это удобнее, чем мыть и сушить все вручную.
Я замечаю, что Низа достает изогнутые стаканы, в которых она подает чай. Под каждым стаканом маленькая тарелочка со светло-голубым и золотым узором.
Я стараюсь запомнить все как можно быстрее, пока Низа показывает мне, как наливать чай. Она использует приспособление для заваривания двойного чайника, нижняя половина которого содержит кипяченую воду, а в чайнике поменьше – заваренный чай.
— Я люблю крепкий чай, поэтому никогда не добавляю кипяток, — объясняет Низа. Она поднимает на меня взгляд. — Какой тебе нравится чай?
Ах…
У нас была вода только в особняке Тимона.
— Я не уверена. Нормальный?
Низа издает веселый смешок и наливает равную смесь воды и чая, красный цвет которых намного светлее, чем у нее. Она также добавляет сахар в мой стакан.
Весь процесс занял тридцать минут.
Прошли те времена, когда можно было быстро приготовить чашку чая.
— Спасибо тебе, Низа Ханын, — бормочу я, забирая у нее свой стакан чая. Я осторожно потягиваю горячую жидкость и должна признать, что она намного лучше воды.
Легкая улыбка растягивает мои губы, когда я делаю еще глоток, затем замечаю, как Низа ухмыляется мне.
— Это восхитительно, — делаю я ей комплимент.
— Ты не получишь от меня никакой работы, пока я не выпью свой чай, — говорит она легким и дружелюбным тоном. Ее глаза скользят по мне, затем она говорит. — Расскажи мне о себе.
Я ставлю стакан на маленькую тарелочку. Не зная, что сказать, я пожимаю плечами.
— Я усердный работник.
Низа качает головой.
— Тсс. Нет, расскажи мне, откуда ты, о своей семье, как ты оказалась на работе у такого человека, как Тимон Мазур.
Мои брови слегка приподнимаются. Это турецкая фишка? Я никогда не разговаривала с другим персоналом.
— Ах… Я полька. — Затем думаю быстро добавить. — Но у меня есть гражданство Америки. — Я нервно тереблю ткань платья. — Моя мама умерла, когда мне было двенадцать, и у меня нет другой семьи. — Я снова пожимаю плечами. — Я заняла ее место горничной после ее смерти.
Низа моргает, глядя на меня.
— Ты работаешь горничной с двенадцати лет?
Я киваю.
— Аллах, Аллах, — драматично восклицает она, заставляя меня уставиться на нее широко раскрытыми глазами. — Это не детство. — Она пригвождает меня пристальным взглядом. — Ты ходила в школу?
— Да. Пока мне не исполнилось шестнадцать.
— Аллах Аллах.
Это не так уж плохо.
Как раз в этот момент на кухню заходит Габриэль. Я быстро выпрямляюсь, складываю руки перед собой и уважительно опускаю взгляд.
— Габриэль Бей, — говорит Низа, ее тон все еще резок. — Девочка даже не успела закончить школу.
Габриэль ничего не говорит, когда достает бутылку воды из холодильника.
Сегодня он одет в джинсы, белую футболку и оливково-зеленый пиджак. Коричневые кожаные туфли исчезли, а на их месте черные ботинки.
Он выглядит почти как нормальный человек, а не босс мафии.
Очень привлекательный человек.
Разве он не собирается на работу? Какой сегодня день?
— Мы скоро будем завтракать? — спрашивает он.
Низа машет на него рукой, и снова мои глаза расширяются, когда она выгоняет его из кухни.
— Я когда-нибудь позволяла тебе голодать?
— Все всегда бывает в первый раз. — Дразнящий тон в его голосе заставляет меня украдкой взглянуть на них.
Когда мы снова остаемся одни, Низа говорит:
— Давай приступим к работе. Ты можешь продолжать рассказывать мне о себе, пока мы готовим завтрак.
Пока я помогаю Низе готовить пиде – турецкую лепешку, я рассказываю ей, как нам не разрешалось заводить никаких отношений. Дружба любого рода была строго запрещена.
Когда она таращится на меня, я бормочу:
— Это не то, к чему я привыкла. — Я одариваю ее застенчивой улыбкой. — Но я сделаю все возможное, чтобы научиться.
Она поднимает глаза к потолку, как будто молится, затем бормочет:
— Аллах, Аллах. — Похлопывая меня по плечу, она бросает на меня утешающий взгляд. — Я научу тебя всему, Лара Ханым.
Эмоции проносятся сквозь меня, как ракета, и мне приходится с трудом сглатывать, чтобы сдержать их. Прочищая горло, я возвращаюсь к работе.
С тобой все будет в порядке.