Порочная преданность

22

ГАБРИЭЛЬ

За всю свою жизнь я не испытывал ничего подобного буйству эмоций внутри меня. Ответ Беллы был как нож по сердцу. Я сказал ей, что не понимаю, что она имеет в виду, но, кажется, понимаю. Она не хочет, чтобы я так прикасался к ней, потому что наш брак — это брак. Из-за того, почему он был заключен, и она ненавидит это больше всего. Потому что она считает, что я не люблю ее.

Потому что я не могу заставить себя произнести это вслух.

Мне хочется кричать. Я хочу проклинать. Я хочу ударить что-нибудь. Пока я иду за лошадьми, во мне вскипает сотня бурных эмоций, смешиваясь с ноющим разочарованием от того, что я так сильно возбужден и не могу найти выхода, и я изо всех сил заталкиваю их в себя, стискивая зубы от нахлынувших чувств.

В конце концов, мне нужно защитить Беллу. И это все. Если мои желания — это еще одна вещь, от которой ее нужно оградить, то я сделаю и это. Даже если будет казаться, что это убьет меня на хрен.

Я все еще чувствую ее запах на своих пальцах. Все еще чувствую ее на своих губах. Желание ее ощущается как второй импульс, пульсирующий во мне. Но если она хочет чего-то другого, то я позабочусь о том, чтобы она это получила.

Ей удается самостоятельно забраться на Милашку, и это похоже на еще один удар в грудь, потому что все, о чем я могу думать, это то, что она не хочет, чтобы я к ней прикасался. Я снова сажусь на Грома, морщась от неудобства при попытке оседлать его со все еще более чем наполовину твердым членом, и поворачиваю назад в направлении, которое приведет нас домой.

Только это не дом. Временно, может быть, но не навсегда. Еще одна ошибка, которую я совершил с Беллой, потому что я знаю, что этот выбор разочаровал ее. И кто знает, что могло бы случиться, если бы я выбрал другой путь.

На полпути обратно она наконец заговорила.

— Я собираюсь уехать, когда будет безопасно. — Ее голос тяжелый, ровный, как будто это решение не приносит ей счастья. — Я не могу продолжать так поступать с тобой. И мы знаем, что не можем вернуться к тому, что было раньше. Поэтому, как только можно будет вернуться в Нью-Йорк, мы разведемся. И я найду, куда уехать одна. Это… — она сделала дрожащий вдох. — Я думаю, так будет лучше.

Я не думал, что боль в моей груди может стать еще острее, еще интенсивнее. Но когда она произносит это вслух, с окончательным решением, я чувствую такую боль, какой не испытывал с тех пор, как умерла Делайла. Ощущение, что от меня отрезали что-то жизненно важное, потеря, с которой я не смогу полностью смириться никогда.

— Не особо стараясь. — Слова прозвучали резче, чем я предполагал, но моя способность оценивать их, говорить осторожно, кажется сейчас хрупкой и неуверенной. — Мы могли бы попытаться, знаешь, Белла. Мы могли бы попытаться сделать из этого что-то.

— Ты обещал. — Ее голос все еще ровный, как будто она не хочет, чтобы я знал, что она на самом деле чувствует. — Ты сказал, что если я захочу уйти, то смогу. Это изменилось?

— Нет. — Я тяжело сглатываю, радуясь, что иду впереди, и мне не нужно смотреть на нее прямо сейчас. Почему-то этот спор не уменьшил моего желания к ней. Это не изменило того, как сильно я ее хочу. Я бы все равно встал и прижал ее к одному из этих деревьев, если бы она сказала, что хочет меня прямо сейчас, трахнул бы ее посреди тропы, если бы это ее завело. Я бы сделал все, что она попросит, если бы это означало возможность еще раз почувствовать, как она обхватывает меня.

— Тогда все. — Она замолкает на долгий миг. — Это не делает меня счастливой, Габриэль.

— Тогда почему ты это делаешь? — Справедливый вопрос, учитывая все обстоятельства.

— Я думаю, это то, что мне нужно сделать.

Она не уточняет, и я не знаю, что на это ответить. В конце концов, я помог ей в этом. Я дал ей ключи от независимости. Собственные деньги, начало обучения вождению автомобиля, первую работу. Я хотел, чтобы она была свободна и могла делать все, что захочет, чтобы у нее были возможности, которых все остальные пытались лишить ее. И я не жалею об этом.

Даже если это означает ее потерю, я бы никогда не хотел держать Беллу в клетке. Я просто хочу, чтобы она осталась со мной по собственной воле.

Может, она и осталась бы, если бы я сказал ей о своих чувствах. Я жалею, что не сказал этого, прежде чем повалил ее в траву. Я жалею, что не сказал этого днем, после того как мы вернулись из города. Я столько раз жалел о том, что хотел сказать это вслух, но не сказал, и теперь это кажется еще более невозможным, потому что она сказала вслух, что собирается уехать.

Теперь мне кажется, что это было бы не столько признанием, сколько последней, отчаянной попыткой удержать ее. Теперь я даже не знаю, поверит ли она мне.

Остаток пути обратно проходит в молчании. По дороге к дому не было произнесено ни слова, и Белла сразу же заходит в дом, в душ в своей спальне, а не в моей. Я мрачно думаю, не потому ли это, что она знает, что у меня есть дела, о которых мне нужно позаботиться.

К сожалению, моя эрекция, похоже, не поняла, что я больше не в настроении. Дрочить в душе на данный момент больше похоже на обслуживание, чем на что-либо еще. Но пока я нахожусь под горячими струями, а рука автоматически обхватывает мой ноющий член, все, о чем я могу думать, — это Белла. Ее рот, ее тело, то, как она звучит, когда я прикасаюсь к ней, когда я заставляю ее кончать. Я уверен, что буду думать о ней, пока дрочу, до конца своей гребаной жизни. Что я никогда не возьму в постель другую женщину, которая хотя бы приблизится к тому, чтобы сравниться с ней.

И я потерял ее еще до того, как она действительно ушла.

Выйдя из душа, одевшись и немного придя в себя, я звоню Джио. Он отвечает сразу же, его голос, как всегда, четкий и точный.

— У меня есть новости.

— Я видел твое сообщение. Извини, я был в поместье. Там плохой сигнал. Что происходит?

— Игорь встретился с Масео.

— Что? — Я опускаюсь на кровать, проводя рукой по мокрым волосам. — Как давно?

— Сегодня утром.

— И ты только сейчас мне звонишь?

— Я пытался связаться с тобой. Должно быть, на многих участках там хреново с обслуживанием. Я также хотел убедиться, что у меня есть вся информация, прежде чем звонить. Дон тоже был на встрече.

— И? — Мне приходится прилагать усилия, чтобы не огрызнуться. Обычно методичность Джио в подаче информации полезна. Достойна восхищения. Сейчас же, в моем нынешнем настроении, мне хочется протянуть руку к телефону и ударить его.

— Мне сказали, что они пришли к соглашению. Один из людей Масео, который до сих пор работает на него и бывает на многих его встречах, доложил мне. Они хотели прекратить конфликт. Они сказали Игорю, что у него не может быть официальных претензий к Белле… ну, дон сказал почти все это, — уточняет Джио. — Масео, что неудивительно, было, нечего сказать.

— Я и не ожидал от него большего. — Я плотно сжимаю губы. — Продолжай.

— Позиция дона заключается в том, что Белла была обещана Петру Ласилову, а не Игорю. Игорь совершил акт войны, который должен исключить любые условия между семьями, тем, что он сделал во время той свадьбы. Дон ясно дал понять, что насилие, которому он подверг Беллу, а также всех остальных присутствующих, должно означать жизнь Игоря, если не жизнь всех, кто с ним связан.

Я склонен согласиться, но могу сказать, что это не то, к чему он ведет.

— Но?

— Но Сальваторе хочет мира. Он всегда этого хотел, он чувствует потребность в этом, потому что дон до него хотел этого. Его лучший друг. Я лично думаю, что Сальваторе был бы более жестоким, если бы не это, особенно учитывая тот факт, что его собственная жена была втянута во все это. Но он хотел перемирия. Соглашения.

Я скрипнул зубами. Это противоположно тому, чего я хочу. До Игоря Ласилова я не желал смерти ни одному человеку, но я хочу, чтобы его не было. Стереть с лица земли, чтобы у Беллы больше не было причин его бояться. Чтобы она чувствовала себя в безопасности. Чтобы моя семья была в безопасности. Я не верю в то, что перемирие между этими семьями состоится, и не верю в то, что Игорь будет его соблюдать. Единственное, что может дать мне уверенность в том, что мы все в безопасности, — это его кровь.

К сожалению, это не мое решение. Если дон не скажет иначе. Может, я и не принадлежу к Семье в целом, но я женат на Белле, а мои дела с мафией означают, что я должен играть по их правилам, чаще всего, чем нет. Даже если бы я не был женат, взять дело в свои руки означало бы вступить в конфликт с самыми опасными людьми в Нью-Йорке.

До сих пор мне никогда не хотелось никого убивать. Я никогда не испытывал такой всепоглощающей ярости, во всяком случае, не на человека. Не на кого-то, кто мог бы стать моей жертвой.

— И, судя по твоему голосу, я полагаю, что они заключили соглашение.

— Договорились, — тяжело произносит Джио. — Игорь настаивал на том, что Белла должна была стать его женой, что ты украл ее у него. Но поскольку не было заключено никакого официального соглашения, никакого обручального контракта, ничего обязывающего, дон сказал, что помолвки не было. И, поскольку Белла теперь твоя жена, брак правильный, как с точки зрения церкви, так и с точки зрения закона, никакого оскорбления для Игоря нет. Она никогда не принадлежала ему официально, и ничего не было украдено. Поэтому дон сказал, что Игорь может либо примириться с ним и отцом Беллы, либо он введет в бой своих многочисленных союзников, чтобы помешать Игорю совершить еще какие-либо злодеяния в этом вопросе.

— Так это все? — Я снова провел рукой по волосам. Ни одна часть меня не верит, что все будет так просто. Игорь, что просто уйдет?

— Полагаю, да. Сальваторе отзывает своих людей. Он говорит, что им незачем оставаться в Италии, а не там, где они ему нужны.

— Черт. — Меня пронзает страх. Сальваторе имеет полное право поступить именно так. Насколько он понимает, перемирие заключено, и его поддержка здесь больше не нужна. Неважно, что я ни на секунду не верю, что они не нужны мне для защиты Беллы. Мне кажется, что, учитывая то, что произошло после последнего перемирия с Игорем, Сальваторе должен испытывать такие же сомнения. Очевидно, что у него их нет.

— Согласен. — Тяжесть в голосе Джио говорит о том, что он думает о том же. — Габриэль, я окажу тебе несколько услуг и прилечу ближайшим рейсом. Тебе нужна поддержка.

— Да. — Я бросаю взгляд в сторону двери, радуясь, что Белла не вошла в комнату. Мне нужно время, чтобы собраться с мыслями, прежде чем я расскажу ей все это. — Я буду благодарен, если ты приедешь как можно скорее.

— Обязательно.

Как только я кладу трубку, я вижу, что мне пришло письмо. Это письмо от одного из потенциальных покупателей поместья, он сообщает мне, что хочет совершить сделку. Я пролистываю письмо, и по мере чтения становится ясно, что этот покупатель хочет получить все. Не только поместье, виноградник и виллу, но и оставшихся лошадей и скот — все, что, как я думал, мне придется продавать по отдельности. Пакетная сделка по моей цене. Я не мог и надеяться на лучшее.

Я долго смотрю на него, читая и перечитывая предложение. Я думаю о разочаровании, прозвучавшем в голосе Беллы, когда я сказал ей, что продаю, о том, что сегодня, по дороге домой, она сказала, что, когда мы вернемся в Нью-Йорк, нашему браку придет конец.

Если у меня и есть шанс на другой исход, то только здесь. Продажа поместья, возвращение в Нью-Йорк — это означает конец моих отношений с Беллой, конец брака, которого я боюсь признаться вслух, что хочу.

Что касается меня самого, то я уже не уверен, хочу ли я туда возвращаться. Я не испытываю никакого восторга от того, что начну все сначала, с нового дома, с новой главы, когда старая едва успеет закрыться. Дом, в который я въеду без Беллы, где первые воспоминания будут связаны с новой, свежей потерей.

Я больше ни в чем не уверен. Единственное, что я знаю, это план, который я разработал, решение, которое я принял еще до того, как все это случилось. До Беллы, до Игоря, до нашего отъезда — я решил продать поместье и закрыть дверь в наследие моей семьи здесь, в Италии. Этот выбор был сделан до всего этого.

Это единственное, на что я могу опереться сейчас, когда все остальное кажется таким неопределенным. Поэтому я отвечаю единственным доступным мне способом, когда не знаю других ответов.

Я говорю покупателю «да».