Порочная преданность

26

ГАБРИЭЛЬ

Не стоит преследовать Игоря. Куда бы он ни направлялся, какие бы планы ни вынашивал, они не имеют значения. Ничего не имеет значения, кроме возвращения к семье.

Я бегу обратно к отелю, пишу смс водителю и звоню пилоту, сообщая, что самолет должен быть заправлен и готов отправиться в обратный путь как можно скорее. Следующий звонок — Белле, но она не отвечает. Нет ответа ни от нее, ни от Агнес. Я продолжаю пытаться, снова и снова, пока от звука звонка у меня не сводит зубы, до самого ангара с самолетами.

Никто не берет трубку.

Я выхожу из машины еще до того, как она полностью остановилась на асфальте. Мои сумки остались в отеле, одежда и личные вещи — последнее, о чем я беспокоюсь. Я перехожу на бег, как только мои ноги ступают на землю, и бегу к самолету, махая пилоту, чтобы он поднялся на борт.

— Мне нужно попасть домой. Сейчас же.

Он кивает и исчезает в кабине, а я опускаюсь на первое сиденье. Я снова звоню Белле и Агнес, но ответа нет. Не отвечают, снова и снова, пока самолет не поднимается в воздух, и я бросаю телефон на колени и закрываю глаза, откинувшись на спинку сиденья.

Я не чувствовал себя таким беспомощным уже много лет. С тех пор как я видел, как умирает моя первая жена, и я ничем не мог ей помочь. Теперь я нахожусь в самолете, так далеко от происходящего, что могу вернуться и найти их всех мертвыми, и я ничего не могу с этим поделать. Мои руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони, и я прошу самолет лететь быстрее, чтобы время замедлилось, пока я не смогу добраться до своей семьи.

Я не должен был уезжать. Я не должен был верить в то, что мафия способна защитить того, кто всегда был им безразличен. Белла всегда была для них одноразовой.

Я должен был защитить ее. А теперь…

Буйство мыслей не утихает. Я сижу, напрягая мышцы, то вставая, то вышагивая, то снова садясь, пока самолет не приземляется в ангаре рядом с поместьем. Я спускаюсь по ступенькам, как только открывается дверь.

Машина, ожидающая меня, не моя — это такси. Никто не отвечал на мои звонки, и ледяной клубок паники, образовавшийся из-за этого, плотно засел в моем нутре, заставляя меня с ужасом думать о том, что я найду, когда вернусь домой.

— Остановитесь здесь — говорю я водителю, когда он уже проехал половину пути, не желая подвергать его риску оказаться на линии огня. Я бросаю ему горсть банкнот, выпрыгиваю из машины и перехожу на бег по неровной дорожке, пот струится по позвоночнику, пока я бегу.

Еще не добежав до двора, я вижу, что входная дверь висит открытой. Но выстрелов я не слышу.

Я вбегаю в подъезд и как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из моих людей выходит из дома, пистолет наготове, одежда забрызгана кровью. Он поднимает глаза и видит меня, за долю секунды до того, как узнает меня, начинает поднимать оружие, а затем снова опускает его.

— Ни хрена себе, Габриэль. — Мужчина, которого я теперь узнаю, как Эдгара, устало смотрит на меня. — Я пытался позвонить тебе…

— Я только что сошел с самолета. — Я уставился на него. — Что, черт возьми, произошло?

— У нас полный дом мертвой Братвы, вот что произошло. Ты пропустил бой на пять-десять минут. Мы собираемся послать людей на поиски твоей семьи.

— Они не… — Меня охватывает облегчение, за которым быстро следует страх, что что-то случилось, а они просто еще не поняли этого.

— Дети гуляли с Альдо сегодня утром. — Выходит Джио, такой же забрызганный кровью, его волосы вязнут в крови. На его руках — окровавленные перчатки. — Агнес убежала, как только Братва ворвалась в дом. Я сказал ей выйти и предупредить Альдо и детей, что мы прикроем ее и проследим, чтобы никто не последовал за ней.

— А Белла?

Челюсть Джио напряглась.

— Не знаю. Мы ее не видели. Она не наверху…

— Блядь. — Я проталкиваюсь мимо него и вбегаю в дом. Повсюду трупы, мебель и стены с пулевыми отверстиями, расколотое дерево, под ногами хрустит битое стекло.

Моя первая мысль — если Белла увидит это, у нее будет разбито сердце. Столько недель работы… Все, что имеет значение, — это то, что она жива. Это можно восстановить.

Я перехожу на бег, огибая трупы, в ушах стоит звон стекла, а в носу, едкий запах пороха и крови. Сзади не хватает двух «Лэнд Роверов» и мой желудок сжимается в надежде, что это означает, что Белла забрала один из них.

Следы шин, ведущие в сторону, говорят мне, что почти наверняка это она.

Я прыгаю в старую машину, завожу ее и включаю передачу, следуя по извилистым следам, по грязи, разрытой там, где Белла, должно быть, боролась за контроль над машиной. А потом…

Мое сердце падает в желудок, когда я вижу аварию.

Я выхожу из машины еще до того, как успеваю полностью осознать, что передо мной. Другой «Лэнд Ровер» врезался лоб в лоб в дерево, капот помят. Я вижу пухлую белую форму подушки безопасности, а затем, когда я подхожу ближе, — хрупкую фигуру моей девочки на переднем сиденье.

— Белла! — Я выкрикиваю ее имя и бегу к машине. Я хватаюсь за ручку, открываю дверь, и она падает набок, попадая в мои объятия, когда я ловлю ее.

Черт. Я прекрасно понимаю, что ее, вероятно, не стоило двигать, и что я понятия не имею, какие травмы она могла получить, но вес ее тела давит на меня, и мой единственный выбор — усадить нас обоих на землю.

— Белла. — Моя грудь сжимается, когда я смотрю на нее: ее волосы спутаны вокруг лица, на лбу и щеке расцвел синяк, из носа течет кровь. Она потеряла сознание, и единственное, что говорит мне о том, что она еще жива, — это неглубокие вздохи и падения ее груди, медленный пульс, который я чувствую под кончиками пальцев, когда прижимаю их к ее горлу.

Я нащупываю телефон и звоню Джио, прижимая Беллу к себе.

— Мне нужна помощь, — кричу я, как только он берет трубку, держа телефон в одной руке, а другой убирая волосы с ее лица. — Я нашел Беллу. Она разбила одну из машин, пытаясь скрыться. Вызови кого-нибудь сюда, чтобы мы могли доставить ее в больницу.

Я лишь смутно слышу ответ Джио. По моим щекам текут слезы, и кажется, что мне трудно дышать.

— Мне так жаль, — шепчу я, проводя пальцами по ее лбу. — Пожалуйста, все будет хорошо. Я не могу сделать это снова. Я не могу потерять еще раз того, кого так люблю… Я люблю тебя, Белла. Я должен был сказать тебе, прежде чем уехать. Я вообще не должен был уезжать… — Слова льются, переливаясь через край, пока я прижимаю ее к своей груди.

Я чувствую ее прерывистое дыхание, слышу тихий стон боли. Ее веки дрогнули всего на секунду, и у меня перехватило дыхание, когда я прижал ее лицо к своей ладони.

— Белла? Ты меня слышишь? Я люблю тебя, Белла. Держись. Джио привезет машину, мы отвезем тебя в больницу. Просто держись…

Я повторяю это снова и снова, чувствуя, как она снова прижимается ко мне. И я прижимаюсь к ней, надеясь всеми силами, что еще не слишком поздно, и что я не потерял Беллу еще до того, как у меня появился шанс заполучить ее.

Поездка в больницу проходит как в тумане. Джио помогает мне усадить ее в машину и рассказывает, что Эдгар и еще несколько мужчин нашли Агнес, Альдо, Сеселию и Дэнни, укрывшихся в конюшне. Они в безопасности и остаются в большом кабинете, пока не уберут все, что натворили в доме.

Я держу Беллу на руках всю дорогу до больницы. Она больше не открывает глаза, не шевелится и не издает ни звука. Ее неглубокое дыхание — единственное, что точно говорит мне о том, что она еще жива.

Ее забирают в операционную, как только нас регистрируют. Я оказываюсь в приемной, борясь с нахлынувшими воспоминаниями о других больничных приемных, об ожидании новостей о Делайле, о том, чем все это закончилось. Я пытаюсь думать о более приятных воспоминаниях, об ожидании новостей о рождении моих детей, об огромной радости, которой заканчивались эти дни. Я пытаюсь думать о возможности счастья, о том, что все будет хорошо, но надеяться на это трудно. Трудно не думать о том, насколько хуже все это будет, если я позволю себе надеяться на лучшее, а худшее все равно случится.

В какой-то момент звонит Агнес, предлагая приехать и подождать со мной, но я говорю ей, чтобы она оставалась с Сесилией и Дэнни. Я не хочу, чтобы они были здесь, ждали и беспокоились о Белле. Лучше пусть они останутся в гостинице, куда их отвез Джио, в окружении охраны и комфорта.

Я сказал Джио, прежде чем он уехал, чтобы он разыскал Игоря любыми способами. Я хочу, чтобы он был мертв. Каковы бы ни были последствия этого, он первым нарушил перемирие. И я отказываюсь оставлять его в живых, чтобы он продолжал преследовать мою семью. Сегодня он ясно дал понять, что не остановится. Обещание, лист бумаги, рукопожатие во время перемирия ничего не значит. Он не настолько благородный человек, чтобы заключать с ним сделки.

Я положу этому конец, как только узнаю, что Белла в безопасности.

Проходят часы, прежде чем в пустой приемной появляется врач. Я поднимаюсь на ноги, как только вижу, что он идет ко мне, и он ободряюще улыбается мне, что мгновенно замедляет бешеный ритм моего пульса.

— Она будет жить, — спокойно говорит он. — Она перенесла операцию без проблем. Ее нога была сломана, но теперь она заживет без проблем, когда мы ее вправили и устранили небольшие внутренние повреждения, вызванные аварией. Она будет в полном порядке, когда отдохнет и поправится, и ребенок тоже будет в порядке.

Я чувствую, как кровь отхлынула от моего лица, и опускаюсь на сиденье, глядя на доктора.

— Вы… вы говорите о той пациентке? Белла Д'-Белла Эспозито?

Рот доктора слегка растягивается в забавной улыбке.

— Да, именно о ней. А вы — Габриэль Эспозито?

Я киваю, чувствуя, как на меня накатывает оцепеневшая волна шока.

— Да.

— Тогда поздравляю. — Улыбка доктора расплывается. — Ваша жена и ребенок в безопасности, и с ними все будет хорошо. — Он усмехается. — Я так понимаю, это стало для вас сюрпризом.

— Можно и так сказать. — Я провожу рукой по волосам. — Я могу ее увидеть?

— Утром. Она отдыхает и еще не проснулась. Она даже еще не вышла из палаты восстановления. Завтра вы можете вернуться и увидеть ее.

У меня возникает искушение сказать доктору, что я все равно ее увижу, что я подожду, пока она вернется в палату, и тогда я все равно увижу свою жену. Но как только я открываю рот, чтобы возразить, в кармане пищит телефон.

Я достаю его и вижу на экране имя Джио.

— Дайте мне секунду. — Я встаю, чувствуя себя немного не в своей тарелке, и иду к соседнему окну, чтобы доктор не услышал мой разговор.

— Игорь у нас — говорит Джио без предисловий. — Мы отследили его до ближайшего места, предположительно он ждал, когда к нему приведут Беллу. Мы уничтожили его оставшихся людей и надели на него наручники. Куда ты хочешь…

— Привезите его в поместье. В одно из зданий подальше от дома. — Моя челюсть сжимается. — Я скоро буду.

Я засовываю телефон в карман и иду обратно к доктору.

— Я вернусь утром. Если что-то изменится, позвоните мне.

— Конечно, мистер Эспозито. — Доктор слегка наклоняет голову и собирается уходить, а я удаляюсь в противоположном направлении.

Холодная ярость пылает в моем нутре, пока я еду обратно в поместье. Я никогда не был жестоким человеком. Я никогда никому не причинял вреда. Но я не сомневаюсь, что способен сделать то, что должно быть сделано, когда речь идет об Игоре Ласилове. Я не сомневаюсь, что не пожалею об этом и даже получу от этого удовольствие.

И после того, что он сделал с моей семьей, мне не будет стыдно.

В доме темно, когда я проезжаю мимо него, в поместье тихо. Всех сотрудников эвакуировали, а тех, кто не написал заявление и не вернулся домой, разместили в комнатах в городе. Поместье останется пустым, пока мы не сможем навести порядок и устранить повреждения.

Я вижу черный внедорожник, припаркованный у одной из хозяйственных построек в самом конце поместья, вдали от тех мест, где кто-то может увидеть или услышать что-то неладное. Я ставлю машину на стоянку, выхожу в ночь и направляюсь к двери.

Джио стоит снаружи и курит сигарету. Он поднимает бровь, когда я приближаюсь.

— Он очнулся, — хрипло говорит он, бросая сигарету и туша ее носком ботинка. — И он весь твой, босс. Делай с ним что хочешь. — Он ухмыляется. — Я могу подкинуть тебе несколько идей, если хочешь, чтобы все было медленно.

Я долго думаю об этом, стоя в темноте. Часть меня хочет разорвать его на части за то, что он мучает мою семью, пугает моих детей, угрожает моей жене непостижимыми ужасами. Но при всей боли, которую я мог бы причинить ему, у меня есть ощущение, что он получил бы от этого удовлетворение. Он получил бы удовольствие от того, что ему удалось превратить меня в того, кем я никогда не был до этого.

Я качаю головой.

— Я не думаю, что это должно быть медленно, — наконец говорю я. — Я просто думаю, что он должен знать, почему.

Один верхний светильник освещает пространство. Игорь стоит на коленях, его руки скованны наручниками за спиной, с одной стороны рта течет засохшая струйка крови. Он поднимает глаза, когда я вхожу, и сплевывает на пол, на его изрезанном лице появляется усмешка.

— У тебя нет яиц, сволочь, — выплевывает он. — Ничтожество, торговец из преступного мира, кусок дерьма. — Он снова плюет, на этот раз в ботинок одного из окружающих его мужчин. Тот не вздрагивает. — Кем ты себя возомнил?

— Человеком, который собирается тебя убить. — Я беру пистолет, который протягивает мне Джио, и держу его наготове, шагая прямо перед Игорем и глядя на него сверху вниз. — Не медленно, хотя мне рекомендовали обратное.

— Потому что у тебя не хватает смелости. — Игорь смотрит на меня с вызывающей усмешкой на лице.

Я стискиваю зубы, и ярость, которую я пытался подавить с той ночи, когда Белла рассказала мне, что с ней случилось, закипает в моей крови.

— Потому что я не думаю, что имеет значение, сколько времени это займет или как больно будет. Важно, что ты знаешь, почему.

Игорь мрачно усмехается.

— Итак, ты выстрелишь в старика, стоящего на коленях. Руки застегнуты за спиной. Как трус. Сукин сын. Сын шлюхи. — На его лице нет страха, только издевательский смех. — Боишься, что я могу сделать, если ты меня отпустишь, сволочь?

— Отлично. — Я выпускаю резкий, шипящий вздох. Я хочу покончить с этим. Я хочу вернуться в больницу, к Белле, чтобы знать, что все позади. Я хочу, чтобы этот человек перестал занимать место в нашей жизни. — Джио, отпусти его.

— Босс… — Джио бросает на меня взгляд, и я резко поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, смерив его мрачным взглядом.

— Не спорь, — процедил я сквозь зубы. — Отпусти его.

Джио грубо кивает, обходит остальных мужчин и идет позади Игоря. Он наклоняется, достает из-за пояса охотничий нож и резко перепиливает пластиковые молнии, удерживающие руки Игоря за спиной.

— Вот так, — рычит он, делая шаг назад.

Надо отдать Игорю должное, мужчина лет пятидесяти, с которым мои люди, скорее всего, не слишком бережно обращались по дороге сюда, оказался проворнее, чем я мог предположить. Он в мгновение ока оказывается на ногах, кулак размахивается прежде, чем я успеваю уйти с дороги.

Он попадает мне в челюсть — не самый сильный удар, который я когда-либо получал, но он на мгновение дезориентирует меня. Я слышу щелчок всех пистолетов в комнате, когда все мои люди одновременно целятся в Игоря, и качаю головой, потирая челюсть и мрачно глядя на другого мужчину.

— Не стреляйте — говорю я им категорически. — Отлично. Хочешь драки? — Я возвращаю пистолет Джио, держа его за рукоятку. — Мы разберемся с этим. Конец будет одинаковым.

— Ты будешь истекать кровью на полу, пока я пойду и найду твою жену? — Игорь усмехается, его лицо становится жестким и бесстрастным, когда он снимает пиджак, позволяя ему упасть на пол. Он тянется вниз, засучивая рукава рубашки, обнажая руки, которые все еще мускулисты, несмотря на возраст. — Или мне сначала поискать твою дочь? У меня есть покупатель на нее, да? Один человек за границей. Может, мне оставить тебя в живых, чтобы ты знал, что я их забрал. Или дать тебе истечь кровью, чтобы ты немного подумал об этом.

С каждым словом гнев, свернувшийся внутри меня, сжимается все сильнее, и я сужаю глаза, выпуская резкий вздох.

— У меня десять человек только в этой комнате. Ты не выйдешь отсюда живым, Игорь. Неважно, что ты со мной сделаешь.

Он тяжело вздыхает.

— Может, это и правда. Тогда я заберу тебя с собой.

На этот раз я готов к удару. Я уклоняюсь, годы практики активизировали мои мышцы без раздумий, мое тело автоматически двигается, чтобы избежать удара. Я делаю шаг в сторону, замахиваюсь, наношу сильный удар по почкам Игоря, обходя его.

Он стонет, спотыкаясь. Он ловкий и все еще сильный, но не быстрый, хотя он поворачивается и снова замахивается, попадая мне в плечо, так как я двигаюсь слишком медленно, и моя рука болит от удара.

Я слишком привык драться в спортзале, с обмотанными руками или в перчатках. Даже много лет назад, когда я иногда дрался с другими боксерами или тренировался с другими, я не дрался голыми руками. Рука болит, и Игорь, чувствуя это хихикает, снова кружась вокруг меня.

— Ты неженка, сволочь. Человек, которому не приходилось жить в условиях насилия, не знает, что делать, когда нужно по-настоящему драться. — Игорь снова замахивается, и я уклоняюсь, но несильно. Он придвигается, сокращая расстояние между нами, и наносит мне сильный удар по ребрам.

Я кашляю, делая шаг назад, а Игорь смеется.

— Ты слаб, думаешь, они смогут убить меня раньше, чем я убью тебя?

— Сейчас узнаем, не так ли? — Я вдыхаю и сосредотачиваюсь. Это бой, который я могу выиграть. Не то чтобы я вышел из него совсем невредимым, но я вполне способен победить. И я не позволю Игорю обмануть меня.

Я быстро приближаюсь к нему. Удар в бок, апперкот в челюсть, и он отшатывается. Он замахивается, снова нанося удары по ребрам, но теперь я прижимаю его к пресловутым канатам и не отпускаю. Я играл в его игру, но не собираюсь затягивать ее.

Еще один удар в челюсть, в боковую часть головы. Игорь шарахается в сторону, сильно ударяет меня в спину, и я поворачиваюсь, выбивая одну ногу, чтобы поймать его ногу и выбить ее у него из-под ног.

Он тяжело приземляется на спину, хрипя.

Когда он пытается подняться, я позволяю ему это сделать. Его лицо окровавлено, на нем синяки, и он выплевывает на пол полный рот крови.

— Еще разок, сволочь? — Говорит он, скалясь кровавой улыбкой, и я качаю головой.

— Умри с достоинством, Ласилов.

Он делает шаг вперед, выплевывая в мою сторону еще больше крови, и снова замахивается. Я хватаю его за кулак и отвожу руку назад, протягивая вторую руку, и, даже не глядя, ощущаю в ладони вес пистолета, который мне протягивает Джио.

Я поднимаю пистолет, прижимая его к виску Игоря, а другой рукой все еще сжимаю его кулак, выкручивая его за спину. Мы стоим близко, почти нос к носу, и я смотрю ему прямо в глаза, когда говорю:

— Ты здесь, потому что вошел в мой дом. Ты угрожал моим детям. Ты отнял у них часть невинности, чувство безопасности, которое они уже никогда не смогут вернуть. Ты травмировал Беллу, как будто того, что сделал с ней твой сын, было недостаточно. А потом ты забрал ее и угрозами хотел заставить лечь в твою постель, чтобы она родила тебя ребенка, и ты угрожал продать мою дочь людям, которые причинят ей немыслимый вред.

Я наклоняюсь вперед, вставляя пистолет чуть сильнее.

— Я пытался позволить дону разобраться с этим делом. Я пытался позволить тебе и тебе подобным прийти к мирному решению. Но я был прав, когда решил, что тебе нельзя доверять. Я был прав, когда решил, что ты всего лишь животное, эгоистичное и бешеное, думающее только о своих желаниях. А я знаю, что нужно делать с животным, которое попробовало крови и думает только о большей.

Игорь смеется, как будто не смотрит в лицо собственной смерти.

— И что же это, сволочь?

Мой палец крепко сжимает спусковой крючок.

— Ты сам знаешь.

От звука выстрела у меня звенит в ушах. Игорь дергается в сторону, кровь льется ему на голову, тело падает на пол, а из него уходит вся жизнь.

Я стою на месте, пистолет все еще в моей руке, и я смотрю на первого человека, которого убил. Мне всегда было интересно, что бы я чувствовал, если бы дело дошло до этого. Я много лет работал с мужчинами-убийцами, но сам никогда не был таковым, и всегда думал, буду ли я потом жалеть о содеянном.

Но я не жалею.

Все, что я чувствую, — это облегчение от того, что все закончилось. Что бы ни случилось дальше, Белла будет в безопасности. Мои дети будут в безопасности. За моей семьей больше не будет охотиться человек, который хотел забрать то, что никогда не должно было принадлежать ему.

Я передаю Джио пистолет, и на меня наваливается усталость.

— Проследи, чтобы тело было утилизировано, — отрывисто говорю я ему.

А затем я возвращаюсь к ожидающей меня машине, чтобы поехать в больницу к жене.