Последний идальго

Глава 10

10. Диего

Грубая нить, обвитая вокруг ладони, впилась в кожу. Пальцы сжимали крестик. Рука едва заметно покачивалась: верх, вниз, влево, вправо. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Диего открыл глаза и отыскал в толпе удаляющийся силуэт Муту. Поток людей уносил его, словно бурное море бутылку с призывом о помощи. Через мгновение африканец исчез вдали, оставив Диего наедине с зыбкими надеждами.

Пальцы разжались, крестик выскользнул и повис, раскачиваясь на нитке. Свет отражался от полированных граней, делая почти не различимой надпись на перекрестии. Единственная материальная вещь, связывающая Диего с Хозяевами.

Он смотрел на крестик, вспоминая, как впервые получил такой сувенир. Точно такой-же, вплоть до грубой нитки, завязанной шкотовым узлом. В неподписанном конверте из серой бумаги кроме него лежало письмо: «Индульгенция творит благо и дарует спасение от кар земных. Но знай, в день грядущий и в тот же час, она покинет бренный мир, и Небесный дым возвестит об этом». Он не стал гадать, что означает смысл этих слов, а просто надел крестик и носил, не снимая. Тогда он и вообразить не мог, что оказалось в его руках. А затем Диего провалил задание в Силезии. Он думал, что это конец, но судьба распорядилась иначе.

***

В неприметное здание тайного сыска на окраине Бреслау, Диего привезли ночью. Обессиленный от кровопотери, с двумя дырками от пуль в животе, он даже не пытался сопротивляться. Четверо жандармов затащили его в жарко натопленное помещение и бросили на каменный пол. Яростно бранясь, они содрали с него одежду и расступились. В повисшей тишине раздались тяжелые шаги кованых ботинок. Свет заслонила долговязая фигура. Человек в офицерском кителе наклонил голову и впился взглядом в Диего. Сжатые в тонкую полоску губы побелели, старательно расчесанная бородка и напомаженные усы нервно подрагивали.

– Господин бургомистр очень хочет поговорить с тобой, если ты, конечно, до завтра не сдохнешь! – он надавил тростью на кровоточащую рану, и Диего, не выдержав, застонал. На лице офицера проступила улыбка, – В клетку его! И господа, будьте с ним понежнее!

–Послать за доктором, герр комиссар?

–Лютер, ты совсем идиот? – офицер выпрямился, – доктора? Знаешь, скольких он угробил?

Двое жандармов схватили Диего за ноги и, не церемонясь, поволокли.

Голова лишилась опоры, затылок ударился о каменную ступень. Еще раз, еще. В ушах зазвенело. Его тащили вниз по лестнице, перед глазами все плыло. Он едва различал силуэты в форменных шинелях. Последнее, что осталось в памяти, был лязг запираемой решетки и ускользающая в багровом тумане мысль: «Поскорее бы умереть».

Забытье не принесло покоя. Одно кошмарное видение сменялось другим, не менее жутким. То боевое копье закованного в латы рыцаря с хрустом пробивало ему грудь. То стальной клинок невидимого противника вгрызался в задубевшую кожу нагрудника, пока не добирался до плоти и костей. Наконец, он увидел себя со стороны, стоящим перед расстрельной командой. Солдаты держали ружья на изготовку, от запальных фитилей тянуло едким запахом керосина. Монахи в черных рясах водили вокруг него хоровод, распевая псалмы и изгибаясь в диком танце на манер африканских колдунов. Трое совсем юных пастухов, усевшись в сторонке на пожухлой траве, вторили им на дудочках заунывную мелодию. А все тот-же рыцарь, в шлеме с опущенным забралом, взмахнув мечом, скомандовал солдатам: «Огонь!» Грянул залп ружей.

Диего непроизвольно вздрогнул и очнулся. Голое тело бил озноб, кожа покрылась мурашками. Неровный каменный пол врезался в спину. Опершись о локти, Диего приподнял голову и огляделся. Коптящие на стене масляные фонари разгоняли мрак, освещая похожее на туннель помещение, начало и конец которого терялись во тьме. Сырой подвал был тюрьмой. Частокол железных прутьев тянулся вдоль всего подземелья, оставляя для стражников узкий проход у освещенной стены. Узникам были уготованы клетушки шириной в пару метров, отгороженные между собой такими же поржавевшими от времени прутьями, вмурованными в пол и потолок.

Диего поморщился, припоминая события последних дней.

Похожий на крепость особняк графа Алессандро. Тело хозяина, привязанное к стулу за беспалые руки. В луже крови у его ног, словно косточки от черешни, белели отрубленные пальцы. На массивном письменном столе лежала Франческа. Диего смотрел на истерзанное тело в окровавленной ночной рубашке, не в силах оторвать взгляд. Он не справился с единственной задачей, которую ему поручили. Люди, о безопасности которых нужно было позаботился, были мертвы. За холодные зимние месяцы они стали его семьей, а теперь он смотрел на остывающие тела и ничего не мог исправить. Ему следовало уйти, отступить. Правило, которое Хозяева вбивали ему в голову долгие годы. И Диего клялся его соблюдать. Но сейчас смириться с тем, что произошло, он не мог.

Из-за портьеры, скрывающей потайную дверь, он наблюдал, как четверо агентов копаются в бумагах покойного графа. Зеленые глаза Франчески, словно осколки битого стекла, блестели, отражая свет ламп. Диего взглянул на девушку в последний раз и шагнул в комнату из-за портьеры.

Агенты тайной полиции удивленно уставились на него, бросив рыться в бумагах. Их лица стали сосредоточенными, стоило им заметить клинок в его руке. С узкого лезвия на ворсистый ковер капала кровь шпика, охранявшего калитку в сад.

Диего смотрел в лица людей, которых собирался убить. Привыкшие к полной безнаказанности, соглядатаи его не боялись. Пухлый коротышка отступил назад и притворил большие двустворчатые двери, ведущие в коридор. Остальные, самонадеянно улыбаясь, двинулись на Диего. Он не упустил момент, когда в их руках появились стилеты. Тонкие зачерненные лезвия были едва различимы в тускло освещенной комнате. Излюбленное оружие городских убийц. Его противникам оставалось жить один шаг и один вздох. Клинок в руке Диего пропел мелодию в три молниеносных такта и противники, захлебываясь кровью, повалились на пол.

Самым проворным оказался толстый коротышка. Увидев, что стало с его друзьями, он выскочил за дверь, взывая о помощи. Диего подобрал стилет и вышел следом. Узкий коридор был идеальным местом для бойни. «Раз мне позволено только защищать собственную жизнь, значит так тому и быть. Клятву я сдержу!» И он защищался, убивая всех на своем пути, пока не грянули ружья подоспевших стрелков.

Диего медленно сел, облокотившись о кирпичную стену. Ощущения были, как после попойки. Невыносимая жажда, гудящая голова, затекшие мышцы. Но волновало его не это. Он оглядел себя, пытаясь понять, почему до сих пор жив? От груди до ног его словно облили дегтем. Провел ладонью по животу, размазывая густую слизь, в которую превратилась кровь в сыром подземелье. Пальцы нащупали затянувшиеся раны. «Этого не может быть!» Диего вспомнил кошмарные видения, от которых до сих пор ломило грудь. Отодрал прилипший к телу крестик и удивился, каким непривычно легким тот показался. Что за чертовщина?

Встал, поражаясь, что не почувствовал боли. За спиной раздался шорох, заставивший его резко обернуться. В дальний угол соседней клетки забился узник в грязных обносках.

–Господи Иисусе, – пробормотал пленник, глядя на Диего обезумевшими глазами. Он принялся истово креститься, зажимая рот свободной рукой. На полу его камеры рядом с грудой тряпья стояла глиняная кружка. Больше не обращая внимания на оборванца, Диего протянул руку между прутьями и схватил ее. «Только бы не моча!» – мелькнула мысль, и он, задержав дыхание, жадно выпил все до дна.

Вода воняла тиной, но в тот момент она показалась вкуснейшим напитком, что ему довелось пробовать в жизни. Он еще не успел отдышаться, как в глубине темного подземелья заскрипели несмазанные петли. В возникшей полоске света Диего различил силуэт. Дверь с лязгом закрылась, и в наступившей тишине послышалась мерная поступь.

–Он здесь! – истошно завопил из соседней камеры перепуганный узник, указывая на Диего.

Фонарь в руках надзирателя закачался, шаги зазвучали чаще. Стараясь не шуметь, Диего сунул кружку между прутьев и лег на пол камеры в лужу собственной крови.

–Здесь! Сюда! – оборванец кричал все громче, – Дьявол забрал его тело! Я видел!

–Чего ты орешь, пес! Заткнись! – отдуваясь, рявкнул надзиратель низким, простуженным голосом.

–Это Дьявол! Я видел! – оборванец не умолкал.

–Заткнись! Иначе я с тебя шкуру сдеру!

Надзиратель топтался перед камерой, видимо раздумывая, войти внутрь или нет. Диего лежал с закрытыми глазами, готовый оказаться на ногах в мгновение ока.

–Мы все умрем! – оборванец не мог успокоиться.

–Угу, конечно. Сдохнешь прямо сейчас, если не заткнёшься! Уж я об этом позабочусь! – угрожающе прорычал надзиратель.

Диего ловил каждый шорох, боясь упустить подходящий момент. Он ждал, что вот-вот раздастся скрип замка. Но его камеру так никто и не открыл. Ботинки застучали по каменному полу. Надзиратель двинулся по коридору обратно, раздраженно ворча себе под нос:

–Останусь голодным – придушу засранца! Сожрут же все без меня и не подавятся!

Бормотание становилось едва различимым, эхо разносило его шаркающие шаги, пока они окончательно не стихли вдали. Хлопнула дверь, и в подземелье вновь воцарилась тишина. Диего открыл глаза и уставился в потолок. Надежда на побег испарилась. Видно, охрану предупредили быть с ним осторожней. «Сгноят здесь заживо, и никто не узнает», – подумал Диего. Непроизвольно провел рукой по затянувшимся ранам. Две тяжелые пули из штуцера в живот. Он побывал во многих передрягах, но не встречал человека, выжившего после такого ранения. А он жив! Сколько он провалялся в камере? Ночь? День? Лишь пара шрамов напоминала о смертельном ранении. Диего потянулся за крестиком. «Неужели все благодаря тебе?»

Крестик в руках завибрировал, пальцы, касающиеся холодного металла, стали неметь. Диего перехватился за нить и с опаской поднес его к глазам. Очертания граней размывались все сильнее и сильнее. Диего часто заморгал, думая, что ему померещилось, и тут от креста повалил густой белый дым.

Диего вскочил, сорвал его с шеи и отшвырнул подальше от себя. Крестик пролетел между прутьями решетки и упал в проходе, оставив за собой клубящийся след. Дым быстро расползался по подземелью. «В день грядущий и в тот же час Индульгенция покинет бренный мир, и белый дым возвестит об этом», – вспомнил он строчку из письма. Густая пелена поглотила свет фонарей. Подвал окутал белесый мрак.

–Это конец! Мы все умрем! – закричал оборванец из соседней камеры и принялся громко молиться.

Узники нестройно подхватили молитву. Протяжно заскрипела дверь, послышался топот ног. Диего представил, как рожок трубит сигнал «К бою!». Звуки многократно усилились, стал слышен малейший шорох. Охранники негромко переругивались. Идти вглубь подземелья никто не хотел.

–Ульрих, пойдешь ты!

Один из них, чертыхаясь, двинулся по коридору. Диего слышал, как пальцы скользят по прутьям решетки, как шуршат по грязному полу подошвы казенных башмаков. Он осторожно приближался. Диего терпеливо ждал. Стражник поравнялся с камерой, взялся за решетку двери и дернул ее. Лязгнул металл, замок был надежно заперт. Диего схватил его за руку и рвануть на себя. Хриплый вопль слился со звоном железа. Спасший охранника шлем с грохотом покатился по полу.

–Ульрих!? – позвали из далека.

Пока стражник не успел опомниться, Диего ухватил его голову и, что было сил, приложил о железные прутья. Череп жалобно хрустнул, что-то вязкое брызнуло в лицо. Диего едва успел удержать обмякшее тело. Кольцо с ключами от камер он отыскал на поясе, как и ожидал. А вот из оружия нашлась лишь деревянная дубинка.

Диего перебрал пальцами ключи на связке. По меньшей мере пара десятков! Сердце учащенно билось, точно старалось его поторопить. Диего вздохнул, успокаивая дрожь в руках. Нащупал замочную скважину и вставил первый ключ. Замок скрипнул, но не поддался.

–Ульрих! – раздался голос уже ближе.

Диего сунул второй ключ, цепко держа связку, чтобы не запутаться. Опять лишь натужный скрип и ничего.

–Кто-то открывает камеру! – кричали совсем близко, – Побег!

Третий, четвертый.

По проходу гремели, приближаясь, ботинки охранников. Следующий ключ, за ним еще один. Завоняло горелым керосином, но сквозь плотный дым ничего не было видно. Кто-то споткнулся о тело стражника и тяжело грохнулся на пол перед камерой. Диего вставил очередной ключ и он с щелчком провернулся. Дверь распахнулась.

–Сюда! – завопил поднимающийся с пола стражник.

Диего рубанул дубинкой на звук, и та с хрустом переломилась. Стражник затих. Диего застыл на месте, вслушиваясь. Он насчитал шесть пар ног, нерешительно переминающихся в проходе. Медлить было нельзя, дым начинал редеть…

Объявление по вокзалу прервало его воспоминания. В опустевшем проходе на посадку скучали две женщины в форменных жилетах. Свет, струящийся сквозь прозрачный потолок, разогнал мрачные воспоминания. «А ведь я мог просто уйти, ускользнуть незаметно в суматохе, – подумал он и сам себе возразил, – Не был бы напыщенным идиотом – ушел бы. Но нужно было доказать всем негодяям, кто в доме хозяин! И что, мир стал лучше от того, что передушил этих недотеп, как слепых котят?» Диего брезгливо поморщился, словно наступил в кучу дерьма и поспешил к выходу.

Его путь лежал через центральный вестибюль станции Аточа. Три десятка лет назад один умник, которому доверили реконструкцию старого вокзала, превратил полуразрушенное здание в ботанический сад. Верхушки экзотических деревьев терялись под сводами двадцати семи метрового потолка. В искусственных прудах, как кролики, размножались черные черепахи. И на все это приезжали смотреть тысячи туристов. Ошалевшие пассажиры, покрывшись испариной, пробирались сквозь толпы зевак. Лавируя в этом хаосе, Диего наконец выбрался из здания.

Водителем такси оказался средних лет латиноамериканец, все еще не избавившийся от акцента. Он запустил счетчик и, не спеша, тронулся. Через пару минут машина выехала на широкую улицу.

«Проспект Прадо! Этот болван поехал через центр!» Диего с раздражением глянул на часы. Времени в обрез, а они только миновали парк Ретиро. Машина ненадолго ускорилась и снова уперлась в пробку. Через пешеходный переход сплошным потоком шли люди. Скользнув по ним взглядом, Диего увидел петляющую змейкой длинную очередь в музей Прадо. «Сколько же мы будем тащиться по пробкам?»

Все выходило не так быстро, как он рассчитывал. Впереди показался фонтан Сибелес, такой же уродливый, как и все построенное Бурбонами. Вызывающая роскошь, помпезный французский стиль, ничего испанского. Диего отвернулся от окна и откинулся на спинку сиденья.

Когда машина затормозила у северных ворот Старого парка, было без пяти минут восемь. Водитель включил заднюю передачу и припарковался у тротуара. Налетающий порывами ветер срывал желтеющую листву и гонял облака пыли по широкой аллее. Вдали от разогретого бетона улиц воздух казался по осеннему холодным. Диего застегнул молнию на куртке и зашагал в глубь парка.

Под старым эвкалиптом он оказался вовремя. Не желая садиться на пыльную скамейку, Диего принялся нервно расхаживать. «Все, что от меня зависело, я сделал. Господи Иисусе, я так отчаянно цепляюсь за жизнь, что нарушил все клятвы. Только за то, что выпустил из рук Индульгенцию, меня ждет забвение. А сколько раз приходилось переступать черту раньше? А я все не могу принять, что это конец. Никто не придет. Через пару недель минует двадцать лет, и действие инъекции закончится. И я закончу свои дни как Весельчак Густаво. Ну уж нет, лучше яд или пуля!» Он замедлил шаг, раздумывая, какой путь ухода из жизни выбрать. Его воображение подстегивали картины из далекого прошлого. Он видел, что происходит с тем, кто не получил в срок новую порцию дьявольского препарата.

Тогда их было еще четверо. Волею Хозяев собранные вместе умирающие калеки с темным прошлым. На пороге смерти они дали клятву верности таинственным спасителям. И те сделали их орудием в своих руках, наделив медвежьей силой и ловкостью пантер. Им редко доводилось работать вместе. От того для Диего было полной неожиданностью встретить Филиппе и Француза в затрапезной гостинице в порту Генуи. Не хватало только Густаво. Его то и предстояло немедленно разыскать. Густаво не объявился в условленное время, как поведал им Немой Доктор. Этот сукин сын умеет объясняться жестами так, что лишних вопросов не возникает. И хотя им крепко вбили в голову, что никто и никогда не будет их спасать, весельчак Густаво зачем-то понадобился Хозяевам.

Несмотря на позднее время, они разделились и обшарили притоны, ночлежки, опиумные курильни. Предстояло обойти лепрозории и чумные хосписы, рискуя подхватить заразу. Именно тогда Немой Доктор раздал им простенькие крестики, как две капли воды похожие друг на друга. Воспоминания вызвали у Диего горькую усмешку. Он был единственный, кто на своей шкуре уже испытал его действие.

Обойдя всё и уже потеряв надежду, они нашли Густаво в крохотном приюте для умалишенных на самой окраине. На него наткнулся Филиппе ранним утром. Итальянец вытряхнул все монеты, что у него были, уличным мальчишкам, и те сбились с ног, разыскивая по городу трех чужестранцев. Когда Диего вбежал в приют следом за босоногим мальцом, чертов Француз уже был там. Доминик, его звали Доминик. Диего никак не мог заставить себя называть его по имени. Даже в мыслях.

В дальнем углу ночлежки у единственного незаколоченного окна он увидел Густаво. Тот сидел на измазанном нечистотами соломенном топчане. Единственной одеждой на нем была грязная рубаха. Пропитанная кровью повязка сползла с бедра, оголив затянувшийся багровый рубец, пересекающий артерию. Он держал в руке заплесневелый сухарь. Кружившие вокруг полчища мух, ползали по его лицу, объедая прилипшие к губам крошки. Щурясь от утреннего солнца, Густаво обвел пустым взглядом своих друзей. Неожиданно его лицо озарила улыбка:

–Вы мои дети!? – он часто заморгал и наморщил лоб, – а я вас не помню.

Густаво замолчал и ткнул себя в лицо заплесневелым сухарем. Француз резко обернулся, и Диего машинально последовал его примеру. Пригибаясь под низким сводчатым потолком, к ним приближалась рослая фигура в черном балахоне, похожем на рясу церковника. Немой Доктор перешагивал через лежащих на тюфяках бедолаг, придерживая эфес длинной шпаги. Массивные ножны задели ночной горшок, и тот раскололся, выпуская содержимое наружу. Несчастные, обомлев, смотрели ему вслед, не издавая ни малейшего звука. Подойдя к Густаво, он остановился. В воздухе повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь гудением мух. Доктор повернулся и точно ножом, рубанул пальцами воздух, говоря жестом: «Конец, опоздали!»

Но Диего, как и остальные, все еще ждал чуда. Доктор поднял правую руку к виску и обвел их взглядом. Затем свел кулаки вместе и повернул их, словно закручивая винт: «Запомните!» И Диего запомнил. Да так, что ему до сих пор мерещилось в темноте лицо Густаво.

Диего остановился и тряхнул головой, отгоняя мрачные воспоминания. Внезапно плечо обожгла резкая боль. Что-то с глухим звуком ударило в ствол могучего дерева. Он рухнул на землю, откатился в сторону и отыскал взглядом место, куда угодила пуля. Табличка на старом эвкалипте раскололась на части. Диего перекатился еще раз и оказался лицом к тому месту, откуда прилетела пуля. Там, над кронами деревьев, в вечернем сумраке светились окна высотки.

Он вскочил и, не разбирая дороги, рванул вперед. Перемахнул через живую изгородь, пересек лужайку. Он бежал прямо, не виляя, молясь всем богам, чтобы услышать еще один выстрел. Тогда стрелку точно не уйти. Ветер свистел в ушах, губы пересохли от возбуждения. Быстрее, уйдет же. Впереди показалась железная ограда и Диего, не сбавляя темпа, вскарабкался на нее, обдирая ладони об ржавые прутья. Спрыгнул вниз, приземлившись на четвереньки, как кошка. Путь ему преградила дорога, оживленная, несмотря на позднее время. Загудели клаксоны, взвизгнули тормоза, вслед понеслись проклятия. Не обращал на них внимания, Диего уже подбегал к зданию. Он оказался в недосягаемой зоне для стрелка, а второго выстрела так и не прозвучало.

Тяжело дыша, Диего прикрыл глаза. В голове трубил одинокий горн. Мир вокруг наполнился звуками. «Давай, сукин сын, сделай что-нибудь!» Лязг затвора, щелчок предохранителя, скрип отсоединяемого прицела – это звуки он не спутает ни с чем. «Разбери винтовку, дай мне шанс!» Его мозг, словно сито, лихорадочно просеивал окружающие звуки. Через пятнадцать минут Диего сдался. Он устало опустился на тротуар и обхватил голову руками. Барабаны ударили «Отбой».

Ближайшая фирма по прокату автомобилей, работающая круглосуточно, оказалась в центре города. Полусонный клерк раздраженно пояснил, что как бы уважаемый сеньор не торопился, бумаги надо оформить должным образом. Спорить было бесполезно, и Диего опустился на твердый стул, предназначенный для клиентов. Крестик в заднем кармане брюк брякнул о жесткую поверхность.

«Нужно избавиться от индульгенции. Еще не хватало слететь с трассы, когда дым заполнит машину!» – спохватился Диего.

Он поспешно вышел из прокатного бюро, дав клерку возможность спокойно заполнить документы. Полез в карман за крестиком и обнаружил свернутый листок бумаги. Это был счет за операцию Муту.

«Оплатить до 21 сентября» – прочитал Диего внизу под суммой.

Операция через пять дней, но это уже не имело никакого значения, раз он сам взялся за дело. Диего смял лист и выбросил в урну вместе с уже бесполезным крестиком.

Через полчаса Диего выруливал с парковки на неприметном сером «фиате». Еще предстояло заехать в одно место и уложить в багажник походный набор, а затем шестнадцать часов провести за рулем. Не лучший выбор, но другого не было. С тем багажом, который он повезет с собой, в самолет его точно не пустят.