Понедельник, 02:51, Манхэттен
Уиллу помогло то, что к моменту ареста он буквально валился с ног от усталости. В противном случае он испугался бы так, что сердце выпрыгнуло бы из груди. Изнеможение притупило все реакции, в том числе и страх, поэтому то, что произошло, Уилл воспринял чуть ли не равнодушно.
Он сидел на заднем сиденье патрульной машины. В наручниках. Стиснутый по бокам двумя крепкими парнями. И тупо смотрел вперед. У того, кто сидел впереди, рядом с шофером, безостановочно шипела и пищала рация. Кто-то куда-то ехал, кто-то кого-то вызывал, кто-то «принял» какого-то «клиента». В какой-то момент человек, сидевший впереди, и сам что-то буркнул в рацию. И из его слов Уиллу стало понятно, что он подозревается в убийстве и сейчас его везут «колоть».
В машине стоял густой, знакомый Уиллу с детства запах — запах пота и возбуждения. Так пахло в их раздевалке после каждого выигранного в регби матча. Он украдкой бросил взгляд на тех, кто сидел справа и слева от него. Да, эти ребята тоже сегодня потрудились на славу. И их кубок — это он, Уилл. Подозреваемый в убийстве, застигнутый на месте преступления при попытке уничтожить важные улики.
«Сержант, как ты думаешь, оставил ли он на старике свои „пальчики“?» — «А как же, старина, он облапал ему всю шею и лоб!..»
Эти трое — или даже четверо, включая шофера, — очевидно, уже мысленно примеряли на свои парадные мундиры заветные медали.
— Я его не убивал, — тупо пробормотал Уилл.
Он словно услышал свой собственный голос со стороны. Мама любила слушать воскресными вечерами всякие детективные постановки по Би-би-си. Уилл будто говорил сейчас голосом одного из актеров, причем не очень талантливого.
— Я знаю, как это выглядит со стороны… Но уверяю вас, все было на самом деле не так… — все так же ненатурально пробормотал Уилл. А потом вдруг на него снизошло озарение. — Но я могу показать вам человека, который это сделал! Клянусь! Я выследил его полчаса назад! Я знаю, где он сейчас прячется! И даже могу описать вам его внешность во всех подробностях!
Офицер полиции, сидевший впереди, повернул к нему лицо, на котором играла ироничная улыбка. Словно говорил: «Опиши, опиши! Только сначала я хочу рассказать тебе, что вчера побывал в Белом доме и там ко мне приставала первая леди! Кстати, она очень даже ничего! Рекомендую!»
Когда они приехали в седьмой участок, Уилл продолжал настаивать на своем.
— Я всего лишь первым обнаружил тело! — горячился он, пока его, придерживая за локти, вели куда-то наверх. — Но я точно видел убийцу! Я видел, как он выходил из дома. Я решил проследить за ним, а потом вернулся к дому. Он вел себя так подозрительно, что я нисколько не сомневался — этот человек тут что-то натворил. И я оказался прав!
Уилл прислушивался к себе и с горечью констатировал, что его слова звучали весьма жалко. В какой-то момент офицер, доставивший его в участок, вновь обернулся к нему и беззлобно попросил:
— Слушай, может, ты наконец заткнешься?
И только в этот момент Уилл по-настоящему понял, что влип. Его охватила паника. Господи, что он тут делает?! Он же должен быть совсем в другом месте и заниматься совсем другими вещами!.. Бет по-прежнему в руках похитителей, она по-прежнему нуждается в его помощи! А он торчит здесь, в полиции, и ему вот-вот предъявят обвинение в убийстве! Впрочем, последнее волновало Уилла сейчас лишь потому, что он терял драгоценное время! Он не раз слышал, какая это неповоротливая бюрократическая машина — Управление полиции Нью-Йорка. И чем серьезнее дело, тем медленнее она шевелится.
И в конце концов, если верить хасидам, до светопреставления остались считанные часы. Еще сутки — и ничего не будет. Вообще ничего. Ни Управления полиции… Ни ветхого дома в Нижнем Ист-Сайде… Ни его… Ни Бет…
Наверху в коридоре поджидал человек, взявший его в квартире. Его тут все называли господином сержантом. Очевидно, он добрался до участка своим ходом. Когда Уилла сажали в патрульную машину, он еще осматривал место происшествия.
«Как же ему удалось оказаться здесь раньше нас?» — мелькнула в голове Уилла неуместная мысль.
— Зарегистрируй нового клиента, — обратился сержант к миловидной девушке в полицейской форме, которая стояла за высокой конторкой.
Сержанту на вид было чуть за тридцать. Небось восходящая звезда отдела по расследованию тяжких преступлений.
— Давай глянь, что у него есть за душой, — приказал сержант полицейскому, который играл роль конвоира. Тот выложил на конторку все, что изъял у Уилла еще при задержании, включая мобильный телефон и карманный компьютер.
— Пакуй, — продолжал отдавать лаконичные распоряжения сержант.
Девушка запечатывала каждый предмет, будь то ключи, деньги или блокнот, в целлофановый пакет на молнии. А сержант методично описывал вещи в своем журнале.
Когда речь дошла до бумажника и в глаза Уиллу бросилось его редакционное удостоверение, он не выдержал и совершил ошибку.
— Хорошо, ребята, я признаюсь. Я был в том доме по заданию «Нью-Йорк таймс». Надеюсь, это не преступление? Я пишу криминальную сводку, и у меня есть свои источники информации. Поэтому я оказался там раньше вас.
Сержант впервые посмотрел на него с интересом.
— Вы репортер?
— Да, да, — нетерпеливо подтвердил Уилл, уже терзаясь смутными предчувствиями.
Его подвели к низенькому столику и попросили приложить указательный палец левой руки к специальной подушечке электронного устройства для снятия отпечатков пальцев. Ту же процедуру проделали с его большим пальцем, а потом с указательным и большим на правой руке. Каждый раз, когда Уилл прикладывал палец к подушечке, та издавала тонкий писк, словно Уилл был пакетом молока на кассе в супермаркете.
Затем его провели коротким коридором к комнатке, на двери которой красовалась лаконичная надпись: «Допросы». По пути сержант передал девушке-служащей дактилоскопическую распечатку и попросил:
— Джини, крошка, пробей-ка этого парня по нашей картотеке.
Из мебели в комнате не было ничего, кроме письменного стола и двух стульев по одну и по другую его сторону. На столе стоял телефон. На одной из стен висел бумажный календарь с изображением самого знаменитого нью-йоркского небоскреба — Эмпайр-Стейт-билдинг.
— Итак, меня зовут Ларри Фицуолтер, и я буду вести следствие по вашему делу. Начнем мы вот с чего… — Он вынул из ящика стола какую-то бумажку, подвинул ее к Уиллу и положил на нее сверху шариковую ручку. — У вас есть право хранить молчание и не отвечать на мои вопросы. Вам это ясно?
— Ясно, но я просто хотел бы сначала объяснить…
— Хорошо, значит, вам это ясно. Пожалуйста, распишитесь вот здесь.
— Послушайте, сержант, причина, которая привела меня в ту злосчастную квартиру…
— Я прошу вас расписаться. Подпись будет означать, что до вашего сведения довели, что вы можете хранить молчание и не отвечать на мои вопросы. Вот здесь… Отлично. Поехали дальше. Все, что вы скажете, может быть — и непременно будет — использовано против вас в суде. Вам это ясно?
— Господи, это какое-то дикое недоразумение…
— Повторяю: вам это ясно? Вы слышали, что я сказал вам? Вы это поняли? Если поняли, пожалуйста, распишитесь вот здесь. Ваша подпись будет означать, что до вашего сведения было четко доведено, что все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде. Расписывайтесь.
Уилл больше не пытался перебить сержанта и выполнял все его инструкции, пока тот зачитывал ему его права и пока они не добрались до самого конца длинной анкеты. Наконец сержант отодвинул ее на край стола.
— Теперь, когда вы знаете свои права, ответьте на следующий вопрос: вы будете давать показания?
— Разве я не могу сначала сделать звонок?
— Посмотрите на часы — все нормальные люди спят. Кому вы собираетесь звонить?
— Я обязан отвечать?
— Нет, — тут же уступил следователь и подвинул к себе телефонный аппарат. — Но вы обязаны назвать мне номер, а я помогу вам его набрать.
В такой ситуации Уилл мог позвонить только одному-единственному человеку, но делать это ему было мучительно стыдно. Что он скажет? Что дает показания в полиции как подозреваемый в убийстве? Посреди ночи?
Фицуолтер легонько постукивал костяшками пальцев по краю стола, всем своим видом демонстрируя нетерпение. Уилл мрачно посмотрел на него и продиктовал номер. Тот быстро набрал его и передал Уиллу трубку. Было совершенно очевидно, что следователь весь превратился в слух и приготовился подслушать разговор до последнего слова.
В трубке долго раздавались длинные гудки, наконец что-то щелкнуло, и Уилл услышал голос, который так боялся сейчас услышать:
— Да?
— Привет, пап… Извини, что разбудил.