Моас медленно шагала по выкопанному туннелю.
Бедствие чувствовало себя раздраженно. Она не планировала атаковать сейчас, по плану нападение на город должно случиться через пару дней, когда армия Кошмаров стала бы больше, но люди посмели огрызаться. Не было ничего плохого в том, что они атаковали со стен армию, это было в пределах ожидаемого. Но они осмелились пускать стрелы с древними семенами, за выстрел уничтожая несколько трудолюбиво собранных тварей. Более того — орсы с силой ее детей собирал один надоедливый человечек, планируя использовать против нее же.
Сегодня бедствие было в своей первоначальной форме — двуногой, с тонкими руками и ногами. Она напоминала бы человека, если бы не крылья за спиной и не рой насекомых, ползущих по лицу. Именно такой она запомнила себя, очнувшись несколько сотен лет назад.
Высоко над Моас, за толщей камня, земли и гнилого дерева перемещались люди — она чувствовала и видела их глазами муравьев, пауков и мошек. Они носились по городу, суетливо бегали от одной постройки к другой, не смирившись со своей участью, не осознав, что сегодня вся их суета бессмысленна. Она могла отследить каждого человека, могла просчитать и подслушать любого, но не сочла это нужным. Единственное, что она сделала — следила за каждым человеком в городе.
Три тысячи пятнадцать человек.
Это, конечно, не новый мир, где можно найти десятки тысяч, но тоже неплохо.
Люди реагировали до милого медленно. Неделю назад Кошмары вырезали грибников, охотников и наблюдателей в окрестностях. Ветрокрылы успели подлететь к внешней крепости на километр, прежде чем впервые раздался рев боевого горна. Но и это всполошило разве что воинов — привыкшие к безопасности, разомлевшие жители выглядывали из домов на улицу, пытались разобраться, кто и зачем шумит, но никто из города не бежал, как когда-то в прошлом.
А потом было поздно.
Сейчас люди стояли на стенах, атакуя ее армию, но Кошмаров было слишком много — крепко скованных ее волей.
Люди по инерции торговали бесполезными на ее взгляд вещами, готовили еду, не зная, что им уже незачем есть. Людишки чистили канализацию, полировали броню и ковали оружие. Кто-то рассказывал анекдоты и натужно смеялся, пытаясь отвлечься от того, что совсем скоро утопит город в крови.
Из города выходили вооруженные группы — некто решил прорваться через оцепление и попасть в соседний город. Они уже никуда не дойдут — в окрестностях хватало детей Моас, и на виду была лишь половина.
Город строился в качестве временного места, чтобы можно было сорваться и разом покинуть его, убегая от опасности. Широкие улицы, ко которым удобно бежать и везти скарб, нахлестывая скотину. Деревянные постройки, которых не жаль бросить или сжечь, заодно уничтожая и Кошмаров. Люди помнили, как Моас и ее братья резвились на поверхности в прошлый раз. Никто не знал, когда они снова решат пройтись под тучами.
Только вот Бедствия дремали слишком долго. За это время в городе сменилось не одно поколение, и жители забыли, что им нужно прятаться, чтобы выживать. Решили, что истории своих пра-пра-прадедов — это всего лишь сказки.
Они построили стены наверху, укрепили пещеру, в которой поселились, и даже посмели добывать руду в глубине гор. Они вырубили лес в округе — осмелевшие донельзя человечишки, посмевшие поднять головы и перестать забиваться в самые глубокие норы. И она пришла чтобы напомнить им место в этом мире.
Сегодня все изменится.
Снова.
Мысленно она передала инструкции и приказы каждому в своей армии. Объяснила, какие цели уничтожить в первую очередь, какие можно отпустить. В голове Моас выстраивался грандиозный план разгрома этого захудалого городишки. Кого-то она уничтожила задолго до этого дня, кого-то приготовила на сегодня и ждет момента, когда человечка бросят перед ней на колени, и она выпьет из него жизнь… а кто-то посмел выжить.
У людей не было возможности остановить ее, когда она планировала захватить добычу. Люди были слабы и не могли достойно сопротивляться бедствиям, веками жившим и копившим силу и веру. Их потуги напоминали усилия ребенка, пытающегося построить замок из сухого песка. Бедствия посылали Кошмаров, твари атаковали людей со всех сторон, люди выбивались из сил и гибли. Даже если люди были сильны, монстры просто продолжали прибывать, как прилив, уничтожая все, что смеет сопротивляться. Выдергивали людей из строя, атаковали толпой нурсов, пока те не рассыпались от повреждений. Даже если поначалу людям казалось, что они могут выстоять, то через день, через неделю, через месяц непрекращающейся битвы еда либо умирала, либо покидала стойбище и бежала, а оставшиеся в живых воины прикрывали отход. И тогда уже на сцену выходили сами Бедствия: сломать тех, кого не сломали Кошмары.
Побег — единственное, что спасало людей. Бедствия любили человеческую плоть, любили чувство страха, источаемого людьми, но никогда не вырезали свою кормовую базу под корень.
Наесться достаточно, чтобы заснуть на века и дождаться, пока люди расплодятся — вот цель бедствий. Таков был мир, когда Моас впервые пришла в него. Таким он был задолго до ее прихода и останется точно таким.
Она отдала приказ об атаке, но не остановилась в безопасности, а продолжила шагать. В этот раз (впервые за всю ее жизнь) она выйдет против человека, который продемонстрировал свою силу задолго до запланированной битвы и посмел не умереть от рук ее слуги. Раньше она удостаивала чести битвы с собой тех, кто не умирал и сражался неделями, но в этот раз сделает исключение для маленькой мягкокожей мрази, которая уничтожила кладку ее детей под городом.
Моас тем временем дошла до ворот, закрывающих шахту. Ворота были прикрыты, но на них не было даже жалкого засова — стоило только надавить ладонью на дерево, и створка со скрипом отворилась.
— Что⁈ — испуганно оглянулись молодые солдаты.
Им не потребовалось много времени, чтобы опознать в ней врага. Крылья, которые Моас подняла за спиной, выделяли ее издалека. Да и остальные части ее тела наверняка вызывали в людях тревогу, как только они уделяли ей больше внимания. Клубящая и жужжащая чернота на месте лица. Алебастровая кожа, без единого клочка одежды. Ощущение давящего на плечи превосходства.
Усатый десятник, бородатый, с полосами шрамов на роже, выругался и сплюнул, с ненавистью глядя на Моас. Его татуировка потекла черным дымом и между ней и молодыми стражами встал огромный тигр. Остальным стражам, чтобы призвать своих нурсов, потребовалось на два удара сердца больше.
— Не бежать, крысы! — взревел десятник, глядя за спину, на сгрудившихся там стражей, и пинками погнал вперед, заставляя призвать питомцев. Он единственный сохранял серьезность, внимательно наблюдая за окружением. Крупные руки, с неровными желтыми ногтями, лежали на рукояти клинка.
— Чего ты хочешь? — осведомился десятник, поглядывая на тигра. Глаза крупной кошки были выпучены, крупные усы встопорщены. Тигр припал к земле и хлестал по бокам хвостом. Стреноженный, лишенный настоящего тела и настоящей силы нурс видел существо в многие бездны глубже и сильнее всего, с чем пересекался раньше. Крохотное сознание не могло даже объять всю суть Моас. Все, что мог нурс — дрожать и бояться.
— Я заберу ваши жизни во имя мое, — пропела Моас. Ее голос был похож на миловидную речь человеческой женщины и одновременно на жужжание насекомых.
Как и ожидалось, голос произвел на человечков особенное впечатление. Пара человек замерли, будто загипнотизированные.
— Во имя мое… — прошелестела Моас. — Ваши жизни — это ключи к моему величию.
Десятник зыркнул по сторонам.
Дорога была пуста. Подкрепления не было видно. Более того — из города доносились истошные крики и лязг мечей.
— Этого не произойдет, — хрипло говорит командир, собирая в кулак всю уверенность. — В городе хватает тех, кто даст тебе просраться.
— Я пришла не для того, чтобы дискутировать или сражаться. Я пришла убивать. Бросайте оружие, преклоняйте колени, и может, все обойдется переломами. А может, и не обойдется. Но если мечи останутся в ваших руках, вы точно умрете.
Вызванные нурсы кружились вокруг нее. Ни один из прирученных Кошмаров не желал наносить удар первым. Ни один из стражи не стремился первым сдаться.
— Десять стражников — не та сила, которая побежит от одной твари, — сплюнул в ее сторону десятник. — Ты не сможешь уклониться от всех атак. Давайте, ребята.
— Командир, она выглядит, как страшила из легенд, — торопливо забормотал молодой страж. — Я готов убивать Кошмаров, хоть на голема с мечом выйти, но это…
— Заткнулся! — зарычал бородач.
— А то что? — дерзко ответил юноша дрожащим голосом. — Если ты так уверен в себе, почему бы тебе не выйти вперед и не нанести ей первый удар?
Десятник зарычал, нагнетая ярость:
— Я не чертов трус! Сдадимся — нас всех сожрут!
Он бросился в атаку, сжимая меч, и тигр кинулся следом за ним.
Бедствие лениво шагнуло в сторону, избегая тигриного прыжка. Легким движением руки дотянулось до бока питомца и вспорола крепкую шкуру, будто водную гладь.
Хлынула кровь. Зверь упал, разбрасывая кишки, но и требуха, и кровь превращались в черный дым.
Люди успели моргнуть, а зверь уже таял и втягивался в татуировку бородача.
Моас потянулась всем телом, выгнулась в спине, растягивая мышцы, и спокойно пошла вперед.
Бегущий стражник, успевший пробежать лишь пару шагов, взревел, как обезумевший варвар. Сжав рукоять клинка, выстрелил собой вперед, стремясь вонзить сталь в плоть.
Бедствие с невозможной ловкостью обогнуло стремительный клинок и ударила тыльной стороной ладони по лицу бородача.
Тускло вспыхнул разом разрядившийся защитный артефакт. Стража приподняло и швырнуло над головами бойцов: мужчина пролетел десяток метров, врезался спиной в камень пещеры и затих. Удар был столь силен и быстр, что меч, который выпустил из рук здоровяк, упал на землю в шаге от Моас. Если бы ремни на его ботинках были бы чуть менее тугими, обувь тоже осталась бы на земле.
Моас нагнулась, подхватила оружие. Легкое движение кисти, и клинок последовал за здоровяком: острие пробило железную броню и вонзилось под ключицу.
Один из мальчиков-стражей решил последовать за командиром и попытался нанести ей ответный удар: от питомца, ледяного дракона, прошла волна жуткого холода.
Храбро, сильно, но глупо. Мощная, слишком прямая атака, от которой Моас без труда увернулась.
И ударила в ответ.
Когти вспыхнули черным. Бедствие без труда преодолело пять метров: ладонь пробила металл и вонзилась в грудь человека. А потом — выдернуло из груди человека бьющееся сердце.
Бедствие окатило фонтаном крови, раскрасив алебастровую кожу. Растянувшийся в отчаянном прыжке дракон рассыпался в прах.
Человечек явно был не простым, и носил с собой целительский артефакт, который бешено сжигал ману, пытаясь совершить невозможное и заменить сердце. Паренек сделал шаг назад, опустил голову, чтобы посмотреть на свою рану. Увидел, как кровь течет из развороченной груди, окрашивая металл. Спустя секунду безжизненное тело рухнуло на колени, а затем с глухим стуком повалилось вбок.
Среди оставшихся девяти стражей воцарилось смятение. Многие из них сделали шаг назад. Моас упивалась их страхом и не спешила убивать их. Старые привычки взяли верх, она снова играет с едой.
— Когда я отнимаю жизни, чувствую себя такой… могущественной, — заговорило бедствие. — Чтобы вы знали, это ощущение не угасает десятилетиями. Возможно, именно поэтому я продолжаю вас убивать?.. Сдавайтесь. Или умрите.
Лицо ближайшего стража скривилось от короткой судороги.
— Братья… — выдохнул он. — Если мы хотя бы на минуту задержим ее… Если наши жизни выиграют всего лишь минуту, за которую кто-то успеет наладить оборону… я пойму что жил не зря.
Через шестерых людей словно прошла волна воодушевления. А затем они вместе с нурсами, будто по какой-то невысказанной команде, бросились вперед. Нурсы не сидели без дела: перед людьми мчались пламенные копья, сотканные из света сети, а ноги Моас оплели лозы.
Бедствие довольно захохотало и слегка сгорбилось, чувствуя, как внутри оживает трепет. Бой, бой против толпы людей. То, для чего она создана.
Ее руки рассекали воздух и тела питомцев. Ее прыжки были безупречны. Она каждое мгновение контролировала пространство, иногда маневрируя крыльями.
Они пытались следовать за ней, слишком слабые, чтобы даже заметить и успеть что-то предпринять. Не способные достичь и половины того, что может она. Их удел — есть грязь, а ее — парить над миром.
Стражи быстро осознали свою ошибку. Третьего она убила броском вырванного сердца в голову — хруст шеи прозвучал музыкой. Прежде, чем его тело упало, ее лапа разорвала летучую змею и вырвала из теней нурса-скрытника. Подхваченный меч полетел смертоносным снарядом и пробил четвертого насквозь. Остались еще шесть, два из которых тут же выронили мечи из потных ладоней.
Бедствие раскрутилось вокруг своей оси, расставив в стороны чудовищно острые крылья. В стороны полетел дым от развеянных нурсов, брызги крови и чья-то отсеченная кисть.
— Сдавайтесь или умрите.
Они атаковали снова, безумные в своей отчаянной и безнадежной храбрости. Они бессвязно кричали, из глаз текла влага, они прыгали выше головы, отчаянно пытаясь нанести ей хоть какой-то урон.
Бедствие было быстрее. Моас без напряжения читала картину боя и картину общей битвы, ежесекундно отдавала сотни приказов. Она видела слабость людишек и использовала ее.
Их школа боя прежде не была знакома Моас, но за несколько секунд схватки бедствие просчитало их, дополнило недостающее в этой школе и поняла ее. Размашистые движения, созданные для борьбы с Кошмарами и совершенно неэффективные против такого врага, как она.
Пятого она убила, когда он схватил ее за запястье и пытался выкрутить руку. Дурачок не понял, что это она позволила ему коснуться себя.
Очередное сердце летит в грязь, где ему место.
Шестой был убит через мгновение. Он, плача и вопя, бросил в нее нож, и мгновение спустя рукоять этого ножа выросла из его глазницы.
Седьмой запаниковал, растерялся и шагнул навстречу удару.
Восьмому она оторвала руку. Технически он был еще жив.
И потом замерла, смотря на коленопреклонённых стражей, которые могли только рыдать, бояться и дрожать.
— Может, стоило выбрать себе в противники кого-нибудь своего ранга? — мрачно сказал кто-то.
Хотя почему «кто-то»? Тот самый нахал, отказавшийся сбежать из города и от стражи, а потом — посмевший не умереть и разгромить одну из ее пещер.
— Ты долго, — кивнула ему Моас. — Будь ты чуть растороп…
Бедствие не закончило фразу — мир вокруг нее полыхнул энергией. Сдавшаяся парочка попросту обратилась кровавой пеной, и даже Моас пришлось слегка ускориться, чтобы увернуться от удара. Бедствие не использовало и половины своей силы, но раньше ей хватало гораздо меньшего. Она не помнила, когда в последний раз она уворачивалась от удара, который действительно мог ей навредить.
— Продолжай, — попросил человек. — Прости, что перебил.