При попытке выйти замуж

Глава 15 ВАСИЛИЙ

Рабочий день заканчивался, и опергруппа уже вполне по-домашнему попивала чаек и уже вполне нетерпеливо посматривала на часы.

— Звонила Ленка, — расслабленно сообщил Василий коллегам, имея в виду свою «старшую», то есть первую жену, капитана налоговой полиции. — У нее неприятности.

— Нашего профиля? — уточнил Леонид.

— Нет, конечно. У нее мать из ума выжила. — Вася горько вздохнул, намекая, что беды бывшей жены его по-человечески трогают.

— А ты тут при чем? — Леонид выразительно пожал плечами. — У тебя у самого такие же проблемы.

— Что?! — взревел Василий. — Да моя мама в полном порядке!

— Я не про маму твою, а про тебя самого. — Леонид постучал костяшками пальцев по голове. — У тебя-то с головой…

Договорить он не успел, потому что Василий запустил в него блокнотом. Леонид, в свою очередь, швырнул в старшего товарища свою записную книжку, Василий — папку с делом. Леонид уже потянулся к горшку с кактусом — главному украшению кабинета, но довести задуманное до конца ему помешал стук в дверь. На пороге появилась щуплая фигура следователя Малкина.

— Развлекаетесь? — строго спросил он. — Адела стоят.

— У Ленки мать сбрендила, — пожаловался Василий. — Что делать — непонятно.

— Что делать, что делать? Лечить, — посоветовал Гоша.

— Такое не лечится, — запечалился Василий еще больше.

— А что с ней? — Гоша умел сочувствовать и всегда давал друзьям возможность выговориться.

— Жалуется, что ее кусают скачки. Звонит Ленке по ночам, плачет, кричит, говорит — «вот опять скачок на меня нападает, грызет за пятку».

— Так это белая горячка! — радостно поставил диагноз Леонид. — Типичная! Перепила старушка.

— Она никогда не употребляла. Никогда. Даже на похоронах родного мужа — ни капли. — Василий возмущенно опроверг коллегу, причем было не совсем понятно, что его возмущает больше — клеветнический диагноз Леонида или патологическая трезвость тещи от первого брака.

— А кто это — скачки? — поинтересовался Гоша. — Может, сверчки?

— Сверчки не кусаются, — возразил Леонид. — Ты вообще-то знаешь, как сверчки выглядят? Это такие большие тараканы, живут за печкой и трещат.

— Я просто по созвучию, — начал оправдываться Гоша. — Скачки — сверчки.

— По созвучию еще сморчки годятся. Выросли на подоконнике, озверели под воздействием неблагоприятных экологических условий и теперь кидаются на старушку, кусают ее, — предположил Леонид.

— Не сморчки и не сверчки, а скачки! — заорал Василий. — И хватит издеваться над бабулькой.

— Да кто издевается? — обиделся Леонид. — Мы просто понять хотим, в чем там дело. Я, например, ни о каких скачках никогда не слышал и не знаю, кто они такие.

— Откуда тебе знать, ты в городе вырос, — резонно заметил Василий.

— А она в деревне живет? — спросил Гоша.

Василий раздраженно отмахнулся от следователя, но не тут-то было.

— Они какие, Вась? — допытывался Гоша. — Ну, расскажи.

— Вот такие, — Василий растопырил ладонь, — сантиметров десять, наверное.

— У-у, крупные, — с уважением протянул Леонид.

— И еще растут! — похвастался Василий.

— Этого не может быть! — возмутился Гоша. — Не морочь нам голову. Наши скачки — по три-четыре сантиметра. На юге — и то максимум сантиметров семь, в Абхазии, там…

— Но я не понял, они — кто? Насекомые? Или грызуны? — спросил Леонид.

— Что-то среднее, — растерянно сказал Василий. — Вроде насекомое, но уже почти мышь. В туалете живут, в бачке.

— Где?! — вскрикнули хором и следователь, и младший оперуполномоченный.

— В бачке. У них там банька, — пояснил старший оперуполномоченный. — Это теща так говорит.

— А у нее что — в бачке горячая вода? — удивился Гоша.

— Ага, — злорадно согласился Леонид. — И веники.

— Так они плавают? — уточнил Гоша.

— Крупным кролем, — уверенно сказал Леонид. — Туда-сюда, туда-сюда, нарезают круги в бачке — одно удовольствие посмотреть.

— С шерстью? — В Гоше проснулся азарт юного натуралиста. — Или лысые?

Василий затравленно молчал. Леонид же, мечтательно закатив глаза, приступил к описанию неизвестных тварей:

— Некоторые — с шерстью, некоторые — лысые. Все, как у людей. Те, которые лысеют, делают себе пробор над ухом, ну, как Лукашенко, и зачесывают остатки волос на лысину. Получается красиво.

— Вообще дело серьезное, — подытожил Гоша. — Тебе, Вась, придется вмешаться. Поезжай к теще и перелови этих гадов. Что такое, действительно, за безобразия: нарушают, хулиганят, обижают беззащитную женщину.

— На что ты его толкаешь, Георгий? — встревоженно спросил Леонид. — Они же и его покусают.

— Во-первых, Леня, не родился еще такой скачок, который может прокусить нашего капитана. У него же не кожа — броня! Насколько я знаю характер типичных московских скачков — они трусоваты. Во-вторых, все отечественные хулиганы, тем более такие мелкие, как скачки, при виде нашего Васи традиционно пытаются спастись бегством. И в-третьих, ничто не мешает ему взять на дело пистолет. Да, пусть возьмет, а то мало ли что.

Гоша заерзал и открыл рот, чтобы задать еще семь-девять вопросов относительно поведения скачков, но полковник Сергей Иванович Зайцев не дал ему такой возможности.

— Общий привет! — дружелюбно рявкнул он с порога. — Не пора ли, мальчики, на…

— Покой? — с надеждой перебил начальника Леонид.

— Не-ет, милый. Покой нам только снится. На выезд, родные. На, не побоюсь этого слова, квартирную кражу.

— С исчезновением? — с мольбой застонал Василий.

— С ним. — Зайцев виновато развел руками. — Только не надо на меня так смотреть. Я тут ни при чем. А вот вы, Коновалов, и вы, Зосимов, — пожалуйста, на выход.

Эксперт уже в машине, ждет вас, скучает. Вы, Малкин, ежели желаете, можете присоединиться.

— Кто ж откажется от такого заманчивого предложения! — истерически заорал Гоша. Василий со злостью пнул ногой корзину для бумаг и решительно вышел из кабинета. За ним печально поплелся Леонид.

Пострадавшая от налетчиков квартира располагалась на Кутузовском проспекте, ее хозяин — Гинзбург Илья Дмитриевич, гинеколог, владелец крупной клиники, ушел в отпуск четыре дня назад и, как все думали, отправился в круиз по Средиземному морю.

Сосед Гинзбурга — пожилой, но бодрый врач-окулист, которому было поручено поливать цветы в квартире Ильи Дмитриевича, зашел туда сегодня днем и увидел, что в квартире многого недостает. Воры покусились на антиквариат, картины и коллекцию минералов.

Как и в случае с Кузнецовыми, приехавший наряд милиции сразу обнаружил паспорта, билеты и прочие бумажки, необходимые для морского путешествия. Информация пошла по инстанциям и нашла адресата: полковника Зайцева.

А еще через сорок минут старший оперуполномоченный Коновалов допрашивал соседа-окулиста.

— Захожу сегодня с водичкой, то есть с бутылочкой, то есть с бутылочкой воды для цветов, а то четыре дня уже прошло после отъезда Ильи Дмитрича, пора цветы поливать, — рассказывал окулист Владимир Михайлович, — и вижу, что в квартире побывали непрошеные гости. Сразу стал вам звонить. Кстати, звонил от себя, из своей квартиры, — с гордостью понимающего в криминалистике человека заметил он, — а здесь ничего не трогал. Так что все цело — и отпечатки пальцев, и запахи, вам легко будет работать.

Василий застонал, но комментировать не стал. Хотя указание на наличие запахов в квартире, ограбленной, по всей видимости, несколько дней назад, его, безусловно, тронуло.

— Нюхать будет вот этот, — Коновалов ткнул пальцем в Леонида. — Он у нас большой спец по ароматам.

— Просто нюхать? — Леонид скептически пожал плечами. — Занюхивать готов, а так — увольте.

— И вот еще что, — продолжал окулист. — Жила тут одна. Такая… как вам сказать? Девушка, но такая… не то чтобы…

— Нельзя ли поточней? — сурово потребовал Василий.

— Да-да, конечно. Знаете, я думаю, она из этих… ну, легкого поведения. Точнее, я не просто так думаю, а, пожалуй, знаю. Мой сын имел с ней… ну, как сказать… ну, знаете, дело молодое, хотя я его предупреждал, что это небезопасно, ведь эти девушки — одна сплошная инфекция. Но они разве слушают нас?

— А где ваш сын? — Гоша вынул блокнот.

— Скоро будет. У них на работе вечеринка. По случаю приближающегося Нового года. Кстати, с наступающим вас.

Сын и вправду вскорости появился и сообщил опергруппе ряд ценных сведений. Да, девушка — проститутка, да, Дмитрия ее пригрел, да, седина в бороду и на молоденьких потянуло. Потом она же профессионалка, все умеет, а он — человек неискушенный, конечно, ему это все было интересно. Ну и удобно: она и ублажала его, и по дому все делала. Зовут Татьяна, светленькая, лет двадцать, высокая, худенькая, одевается агрессивно — такой стиль металлический.

— А вы где ее сняли? — уточнил Леонид.

— Не я, а мой товарищ. На Лубянке.

— Отлично! — Леонид подмигнул Гоше. — Там Вадик работает, так что мы ее быстро найдем.

С сутенером Вадиком по кличке Мелкий у Леонида были теплые, почти дружеские отношения, основанные на взаимовыручке и поддержке. Вадик Мелкий с готовностью информировал друзей из МУРа о жизни и деятельности криминальных элементов, попадающих в поле его зрения, а также в объятия подведомственных ему «девушек»; оперативники, в свою очередь, помогали Вадику справляться с «несправедливыми придирками и нападками» на него со стороны местного отделения милиции, сотрудники которого, по словам Вадика, — «вконец озверели, сами не знают, чего хотят и, главное, сколько».

— Время не ждет, — деловито заметил Леонид. — Вы уж тут сами, а я Мелкого навещу.

— Вот закончим, потом и навестишь, — попробовал приструнить младшего оперуполномоченного Василий. — Куда он денется?

— Конечно, — обиделся Леонид, — здесь собрались крупные специалисты по сутенерам (подразумевалось, что если кто и разбирается в этом непростом деле, то только сам Леонид). Но если я его не застану через два часа, а я его не застану, он уже смоется, я-то знаю, то свои претензии тогда засуньте себе…

— Ладно, — Василий махнул рукой, — вали. Передай от меня поцелуйчики.

— Само собой, — радостно пообещал Леонид и поспешно удалился, потому что у старшего оперуполномоченного Коновалова была дурная привычка скоропостижно менять свои правильные решения на неправильные.

Вадика Леонид застал на рабочем месте, то есть напротив магазина «Детский мир». Рядом в двух задрипанных «Москвичах» томился десяток девушек в открытых до дерзости нарядах. Зима не зима, а ноги должны быть видны сразу и шубки должны распахиваться по первому требованию, а под шубками тоже не должно быть ничего лишнего — клиент ждать не будет.

— Мама дорогая! — обрадовался Вадик. — Какие люди! По мою душу или… — он мотнул головой в сторону «Москвичей».

— Сдурел ты, что ли, Мелкий? — Леонид покрутил пальцем у виска. — Когда это я к тебе за девчонками приезжал?

— И зря, — с горечью вздохнул Вадик. — Есть неплохие. Тебе — со скидкой.

— Мне бы понадобилось — даром бы взял, — самоуверенно возразил Леонид.

— Так о чем и речь, — согласился Вадик. — Посмотришь?

— Если только одну, но конкретную. Высокая, светленькая, худая, молодая…

— О господи! — Вадик страдальчески воздел руки вверх. — Давно ли на малолеток потянуло? Да я и не беру их. — Помолчал и добавил: — Почти.

— Нет, не настолько молодая, лет двадцать.

— Тоже мне молодая! — Вадик смотрел на младшего оперуполномоченного, как на идиота. — Откуда у тебя такие странные представления о возрасте? Двадцать лет — это уже вполне подержанная мочалка. Работа-то вредная, тяжелая, на износ.

— Зовут Татьяна.

Вадик нахмурился.

— Ах, вот оно что. Я как чувствовал. И во что она вляпалась?

— Так ты знаешь, о ком речь? — спросил Леонид.

— Знаю. Но она сейчас не работает. Я ее сдал в аренду своему приятелю, Илюше, он у нас в институте преподавал, там и подружились. Святой человек, я тебе отвечаю. Он — женский доктор, клиника у него по этой части. Помогает мне девочек в форме держать, его врачи осмотры у меня проводят. И лечат, конечно, если надо, обязательно лечат.

— Так ты врач, Мелкий? — изумился Леонид. — По первоначальной специальности, я имею в виду.

— Был, был, был. Недолго, Лёня. Так-то работа хорошая, нужная, благородная, но не для меня. Дрянь то есть работа. Зарплаты просто, считай, нет, хлопот, наоборот, много, с больными людьми приходилось общаться.

— Кошмар! — согласился Леонид. — Не для того тебя учили на доктора, чтоб к больным и убогим приставить.

— Ага, ага. Грязная, Лёнь, работа.

— И ты нашел работу чистую, хотя и не такую благородную, — подытожил Леонид.

— Почему не такую? — Мелкий обиделся. — Мы нужное дело делаем. Тоже людям помогаем. Без нас, если подумать…

— Так что там про Илюшу твоего? — перебил младший оперуполномоченный. Мелкий с готовностью переключился на другую тему:

— Тоска, Лёнь, живет один, скучает. Скучал то есть. Я ему предложил — давай, возьми, будешь весь в шоколаде — она тебе и постирает, и приготовит, по магазинам походит, уберет, ну и если захочется чего — пожалуйста. Причем на профессиональном уровне, ты, Лёнь, знаешь — я дилетантизма не терплю. Я его еще и уговаривал: «такие есть сладенькие, такие вкусненькие». Так он, дурак, полгода упирался — нет и нет, не хочу, не буду.

— Но потом все-таки выбрал? — Леонид был догадливым сыщиком.

— Куда он денется! Взял Эльвиру. Ты представляешь, Лёнь?

— Подожди, подожди, — перебил Леонид. — Я тебя про Татьяну спрашивал, ты сосредоточься, не путайся.

— Лёнь, я тебе все по порядку, как дело было. Сначала он взял Эльвиру. Я уж не рад был, что втравил Илюшу в это.

— Что так?

— Ну, не лучшую взял. Я ведь хотел по-дружески ему порядочную предложить, а он вцепился в Эльвиру. Ну, что тут скажешь? — чувствовалось, что Вадика задел выбор приятеля, и оттого ему грустно.

— Непорядочная оказалась? — уточнил Леонид.

— Нет, порядочная-то она порядочная, но… как тебе сказать? Тварь законченная.

— Ну и?

— Прошло два месяца, и, ты представь, Лёнь, приезжает он ко мне и говорит: «Я сделал Элечке предложение». Лёня! Ну, ты понимаешь?! Я говорю: «Ты что, головой… это, ну как сказать… стукнулся? Она же проститутка». А он: «Между прочим, из проституток получаются самые лучшие жены». Это он мне говорит! Ну, Лёнь! Я сказал, конечно, что мог, но без толку. Проходит еще пару дней, приезжает Эльвира на работу и сразу: «Вадик, надо поговорить». Я уже чувствую неладное, но держусь интеллигентно, ну, ты меня знаешь. «Чего, — говорю, — надо?» А она спрашивает: правда ли, что у Ильи детей нет? Я говорю: «Боишься на памперсах разориться?» — ну в том смысле, что если и есть у него дети, то уж не маленькие, не грудные. Намекаю то есть на возраст Ильи. А она свое гнет. «Мне, — говорит, — по фигу, маленькие они или крупненькие; мне бы, — говорит, — было бы классно, если бы их вообще не было. Мне, — говорит она, представляешь, наглость какая? — важно знать, будет ли кто претендовать на квартиру, на имущество, если с ним что случится?» Въезжаешь, Лёнь? Замочить она его решила, вот что! Я к нему, к Илье то есть, и все рассказываю. А он, старый козел: «Нет, она не могла такого сказать, я тебе не верю». Ну, Лёнь! Тогда я ей наплел, что у него трое детей, и что квартира на одного из них записана, и ей мало что обломится, ну спас его, короче. Она быстренько от него свинтила. Через месяц он приезжает опять, давай, говорит, еще кого-нибудь возьму. Возьми, говорю. Выбрал Таньку.

— С порядочностью как? — уточнил Леонид.

— Порядочная, ничего не скажу. Но сука последняя. Тоже себе на уме. Она его называла Папик. «Па-пик-Папик, Папусик». И что ты думаешь? Через месяц он опять за свое: «Мы с Танюшей женимся». Ну, Лёнь?

— А сейчас она где? — спросил Леонид.

— А что случилось? — перебил его Вадик.

— Ограбили квартиру твоего Илюши. А сам он пропал.

— О боже! — Мелкий схватился за голову. — Я так и знал!

— Только без истерик, Валя. Давай спокойно вспоминай — с кем она была связана, кого могла навести?

— Лёня! Друг! Поверь — ни-ко-го! Три месяца назад приехала из Калуги, к нам сама подошла, попросилась. Серьезным людям я ее не предлагал, так — разовые поездочки. Верь мне, Лёнь, ты ж меня знаешь.

Леонид поверил, но радости ему это не прибавило.

Старший оперуполномоченный Коновалов отнесся к информации младшего оперуполномоченного Зосимова на удивление спокойно:

— Я и не надеялся на твоего Мелкого. Сутенер — он и в Африке сутенер. Не помню ни одного стоящего дела, в раскрытии которого мы могли бы опереться на людей этой славной профессии.

Леонид согласился, но внес одну поправку:

— Зато ты неоднократно опирался на подведомственных Мелкому девушек.

— Ну, не опирался, а так… в целях оперативной работы… — Василия охватили сладкие воспоминания…

— В целях оперативного отдыха, — уточнил Леонид. — Что делать-то будем?

— Надоели мне эти скрывающиеся бизнесмены, — признался Василий. — Устал я от них. Надо отдохнуть, переключиться.

— Позвонить Мелкому? — с готовностью предложил Леонид. — Он мне предлагал сегодня…

— Нет, — старший оперуполномоченный брезгливо отмахнулся. — Лучший отдых — это перемена рода деятельности. Вот что нужно.

— Пойдешь снег разгребать во дворе? — в голосе Леонида отчетливо прослушивалось недоверие.

— Нет. Займусь Саниными делами.

— Похвально. — Леонид хитро улыбнулся. — Атака номер два? Чем черт не шутит? Надежды юношей питают? Терпенье и труд все перетрут?

— Я сказал, что займусь ее делами, а не ею самой, — прервал младшего товарища Василий.

— Что так? — скорчил Леонид жалобную морду. — Думаешь, она тебя никогда не простит?

— Это никого не касается! — рявкнул старший оперуполномоченный. — И попрошу оставить ваши пошлые комментарии при себе!

— Ладно, ладно, ладно, — миролюбиво согласился Леонид. — Хотя…

— При себе!

Все в МУРе знали о трепетном отношении капитана Коновалова к Саше Митиной, но это бы ладно. Коллегам Василия был хорошо известен печальный случай, помешавший капитану довести свои ухаживания за Сашей до логического завершения.

Дело было так. После удачно проведенного расследования убийства бизнесмена Романа Гарцева (расследования, в котором Саша принимала более чем активное участие) Василий, в интересах ее безопасности, разумеется, уговорил Сашу перебраться к нему в квартиру и пожить там несколько дней. Как говорили в МУРе — совсем неплохая стартовая площадка для перевода формально-дружеских отношений в неформально-лирические. Саша с удовольствием приняла безапелляционное приглашение капитана, и на протяжении двух дней они мирно сосуществовали в холостяцкой квартире Василия, беспрерывно кокетничая друг с другом. Василий уже принимал поздравления от коллег.

Пошел третий день их почти семейного проживания, сотрудники МУРа умирали от любопытства и ожидания приятных новостей, в отделе по расследованию был организован мини-тотализатор — ставки в размере десяти рублей принимал Леонид, причем те, кто не верил в успех капитана, были в подавляющем меньшинстве. Они рисковали, но не зря. Все собранные в убойном отделе деньги достались скептикам, которые придерживались мнения, что Саша сбежит от Коновалова в самый неожиданный момент.

И этот момент настал. Саша готовила ужин, Василий млел и предвкушал, бутылка молдавского вина уже была откупорена и готова к опорожнению, и тут, совершенно неожиданно, на пороге кухни появилась Галя Сыскина, давнишняя подружка капитана Коновалова.

Против Гали как таковой Василий ничего не имел. Более того, бывали минуты, когда, томимый одиночеством, он приглашал ее к себе то «на кофе», то «послушать музыку», и она всегда любезно соглашалась. К числу ее несомненных достоинств нужно было отнести и то, что она ничего не требовала за краткосрочные, но полные страсти и огня командировки к Василию.

— Перестань, — томно говорила Галя, когда Василий предлагал ей награду за сговорчивость и безотказность. — Во-первых, для меня это не деньги, во-вторых, ты — мужчина моей мечты.

Остановившись в проеме двери, Галя придирчиво оглядела кухню, накрытый стол, Сашу. Василий, в свою очередь, мрачно уставился на гостью. «Кой черт тебя принес?» — подумал он.

— Что-то случилось? — спросил Василий вместо приветствия.

— Здравствуй, милый, — кровожадно улыбнулась Галя. — Мне передали, что ты звонил, что соскучился. И я, как всегда, готова упасть в твои объятья.

— Я не звонил, — обреченно возразил Василий. — Тебя обманули.

— Не страшно. — Галя вошла и села за стол. — Я и сама могу соскучиться. Я вижу, ты ждал меня: вино, фрукты, девушка вот ужин готовит. Хотя в прежние времена ты сам готовил для меня.

Василий скрипнул зубами, но только он открыл рот, чтобы поставить Галю на место, как та повернулась к Саше и развязным тоном поинтересовалась:

— Вы поужинаете с нами? Или сразу уйдете?

Саша замерла у плиты, и вид у нее был совершенно растерянный. Тогда Галя снова повернулась к Василию:

— Она не поужинает с нами? Алло, ты не в обмороке? Не будь хамом, пригласи девушку. Она же старалась.

Василий схватил Галю за локоть и поволок в коридор. Она упиралась и рта не закрывала:

— Милый, ты слишком нетерпелив. Так нельзя, у нас же гости…

Как только они оказались в достаточном отдалении от кухни, Василий яростно зашипел:

— Чего тебе надо?! Зачем ты приперлась? Что ты здесь устраиваешь? Зачем? Чего ты добиваешься?

— Не слишком ли много вопросов? — с видом оскорбленного достоинства прошипела в ответ Галя. — Ты приводишь в дом бабу, и ты же еще мне закатываешь истерики! Нет, милый, мы так не договаривались.

— Мы вообще никак не договаривались! И уж точно мы не договаривались, что ты будешь являться сюда без приглашения!

— Ой-ой-ой, как страшно. — Галя закатила глаза. — Я, может, все эти годы надеялась…

— Не ври! — заорал Василий. — Не ври! И уходи, не устраивай концертов.

— Фу, как грубо. — Галя поморщилась. — Приличные люди так с женщинами не разговаривают.

— Я — неприличный. Как хочу, так и разговариваю, поняла? — Василий потащил Галю к входной двери. Понимая, что сопротивляться стодесятикилограммовому натиску старшего оперуполномоченного бесполезно, она успела-таки крикнуть напоследок:

— Как скажешь, милый. Не волнуйся, завтра приду обязательно.

Хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась побелка, Василий ринулся на кухню. Саша сидела за столом и сосредоточенно резала лук для салата.

— Ты плачешь? — Василий сел рядом с ней на корточки и ткнулся носом в ее бок.

— Я режу лук, — сказала Саша. — Как тут не плакать? Ой, Вась, щекотно, — она отодвинулась от него вместе со стулом.

Василий поднялся, прошелся пару раз из конца в конец кухни и сел за стол.

— Да что, собственно, произошло?! — рявкнул он и шарахнул кулаком по столу. — Ну, пришла одна моя знакомая шлюха, ну, попыталась испортить нам настроение, ну, стервозность в ней сегодня разыгралась…

— А так-то она — добрейшей души человек, — улыбнулась Саша, — это сразу видно.

— Нет, она стерва, ты права, но я ее не для душевного общения использовал. Ты же понимаешь, что в промежутках между женитьбами мне нужны были… — Василий замялся.

— Конечно, я все понимаю, Вась, не волнуйся. Только я растерялась немножко. Я ничего такого не ожидала… — Саша вздохнула и добавила: — Сегодня.

— Так и я не ожидал! — опять заорал Василий. — Не ожидал, не хотел, в мыслях не держал!

— Не кричи, — попросила Саша. — Что ты разорался-то так?

— Потому что! — Василий опять вскочил и подошел к Саше. — Ну, пожалуйста, не думай ничего такого. Я ее выгнал. Пусть все будет так, как должно было быть. Давай ужинать, а?

— Давай. — Саша взяла с плиты сковородку и принялась раскладывать еду по тарелкам. На Василия она посматривала слегка испуганно, вымученно улыбалась и дальнейший разговор поддерживала вяло. Через полчаса она жалобно попросилась спать, а на следующий день уехала к маме «повидаться».

Василий воспринял ее отъезд как истерический демарш и обиделся. Он искренно полагал, что несвоевременное появление Гали — сущая ерунда и что он ничем перед Сашей не провинился. Между прочим, и в Сашиной прежней жизни существовали мужчины. Некоторых он имел удовольствие лично наблюдать. Ну что сказать о них? Уроды. А он терпел. И ни разу не устраивал Саше допросов с пристрастием, и ни разу не ругался на эту тему. А она… Короче, Василий обиделся. И когда вечером, опять без звонка и без предупреждения, к нему «заглянула на огонек» Галя, Василий не стал сопротивляться.

Саша, в свою очередь, погуляла, подумала и тоже пришла к выводу, что не права. Ну, Галя и Галя, с кем не бывает? И, накупив еды, поехала к Василию, твердо вознамерившись искупить свою глупость приготовлением обильного и вкусного ужина.

Но когда она тихонечко вошла в квартиру, вопрос о вечерней трапезе уже не был актуален. К этому моменту Галя успела не только приготовить ужин, но и скормить его Василию. Разомлевший после сытной еды старший оперуполномоченный лежал на диване, а его подружка, облачившись в старый халат Василия, сидела в кресле и красила ногти.

Сашино появление внесло определенный дискомфорт. Василий впал в ужасное смятение и не смог вымолвить ни единого слова. Галя, напротив, была очень любезна и предложила Саше «поесть чего-нибудь там, на кухне, кажется, от ужина еще что-то осталось». Саша вежливо отказалась, извинилась и заверила, что она «буквально на минуточку, за вещами».

Вот и все. Василий потом рвал на себе волосы, проклинал судьбу вообще и Галю в частности, а Саша на довольно продолжительный период пропала и временно переквалифицировалась на описание трудовых будней Управления по экономической преступности.

Надо ли говорить, что в МУРе все были очень разочарованы?

Леонид, надо отдать ему должное, пытался Сашу вразумить. Он неоднократно звонил ей и рассказывал о переживаниях вплоть до страданий «товарища капитана», убеждал ее, что всякие «Гали-Вали — это полная ерунда, атрибуты далекого холостого прошлого и у каждого одинокого мента есть одна такая, но это не мешает им надеяться на большое и чистое чувство»; намекал на ее прежних возлюбленных, наличие которых не отпугнуло Василия. Саша слушала, кивала, благодарила за науку — и на этом все заканчивалось.

В конце концов Василий расстроился настолько, что стал грубить Саше больше обычного. Она восприняла перемену в его поведении позитивно, почти обрадовалась, и все решили, что песенка старшего оперуполномоченного спета и что дело не в Галином дурацком приходе, а в том, что Василий не в Сашином вкусе. Должны же действительно быть на свете женщины, на которых не действуют чары капитана Коновалова? Должны. И они есть, одна как минимум.

— Я намерен заняться Саниными делами, — с нажимом повторил Василий, — для особо тупых поясняю: она, как всегда, собралась с треском вляпаться в препротивную историю, а я хочу ей помешать.

— Возьмите меня в долю, дяденька, — попросил Леонид. — Мне Саня тоже не чужая, и мне тоже надоело искать пропавших «новых русских».

— Если будет необходимость. За предложение — спасибо. Бог наградит вас, лейтенант, за доброту и заботу о ближнем.

Старший оперуполномоченный на минуту задумался, еще на пару минут углубился в изучение своей записной книжки и позвонил в прокуратуру. Искомый абонент оказался на месте.

— Морг беспокоит, — басом произнес Василий. — Вскрытие показало, что жить вы будете, если, конечно, не помрете.

— До патологоанатома дослужился? — ответил Юра Журавлев, бывший однокурсник Василия, а ныне — следователь прокуратуры. — Поздравляю. Я всегда в тебя верил. Как дела, Васек?

— Видишь ли, Юра… — Василий протяжно вздохнул, — меня беспокоит ностальгия.

— А ты ее не чеши, — посоветовал Журавлев. — Что конкретно?

— Конкретно — Огурцов.

— Тьфу ты, гадость какая! — Журавлев выругался. — Зачем тебе он?

— Боюсь, нарушает правила дорожного движения и коммунального общежития. Надо бы проверить, что и как, — сказал Василий.

— Не удивился бы, — сказал Журавлев. — С этого гада станется. Кстати, видел его недавно — на «Лексусе», сволочь, ездит, представляешь?

— Да что ты? — обрадовался Василий.

— Говорю тебе. Ну, подворовываешь — бог с тобой, но зачем же выпендриваться? Я ему так и сказал: «Скромнее надо быть, Петюня». Он, по-моему, не понял, слово незнакомое. У тебя-то какой транспорт?

— «Жигули», не волнуйся, — успокоил приятеля Василий. — А у тебя?

— А у меня — трамвай. Так что там на Огурцова у тебя?

Василий на секунду задумался, пытаясь сформулировать, чем же провинился перед ним и перед законом его бывший однокурсник:

— Да так… пока ничего конкретного, но предчувствие есть, что рыло у него в пуху.

— Удивил! — Журавлев присвистнул. — У меня такое предчувствие появилось еще на первом курсе. И что же ты от меня хочешь? Ордер на обыск? Или сразу на арест?

— Нет, это позже. Пока я хочу пообщаться с ним в неформальной обстановке.

— Так пообщайся! — Журавлев явно не понимал, чего от него хочет Василий.

— Уже. Но я случайно на него нарвался и засветился. Если буду проявлять активность и набиваться на встречу, я его окончательно напугаю. Понимаешь? Встретиться мне с ним надо, но только как-то так, чтобы не спугнуть.

Журавлев помолчал.

— Не знаю даже. Ну… Давай устроим вечер чудных встреч. Заодно и повидаемся. Соберем пять-семь наших однокурсников, и Петьку тоже. Как бы нечаянно. Я всех соберу, чтоб он тебя не испугался. Давай в бане все это устроим, идет? Только… Новый год завтра. Отложить нельзя?

Василий протестующе заскрипел.

— К чему тебе такая спешка? — стоял на своем Журавлев.

— Надо мне! — рявкнул Василий. — Надо!

— Хорошо, хорошо. — Журавлев задумался. — Ну, тогда только завтра. В предновогодний вечер, очень романтично. Как раз по телевизору будут показывать «Иронию судьбы».

— Отлично! — Василий обрадовался. — Жратву я обеспечу.

— Жратва — дело десятое. Ты выпить приноси, — посоветовал Журавлев.

Старший оперуполномоченный Коновалов был человеком конкретным и аккуратным. Поэтому он взял ручку, бумажку и уточнил:

— Чего? Сколько?

— Ну, если нас будет человек семь, то, — Журавлев задумался, — ты сколько выпьешь?

— Если пива — то бутылок восемь. Если водки — то одну.

— Вот и все мы такие. Так что свою дозу умножай на семь.

— Плакала моя квартальная премия, — застонал Василий, но спорить не стал. Сам же предложил. А инициатива наказуема.