При попытке выйти замуж

Глава 32 МОРОЗОВ

То, чего он так боялся в последнее время, все-таки случилось.

Вернувшись домой ни с чем, усталый и опустошенный, Морозов решил рассказать обо всем Ляльке. Зачем? Раньше он никогда не навязывался ей со своими переживаниями. Лялька предпочитала легкие разговоры, болтовню, но никак не копание в его темной душе.

Хотя бывали моменты, когда ему хотелось выговориться, хотелось излить душу, пожаловаться на обидчиков. Но, глядя в Лялькины холодные глаза, он замолкал на полуслове.

Сегодня все было не так.

— Мне бы поговорить с тобой, — несколько выспренно произнес он.

— Правильно, — кивнула она, — давно пора.

— Ты ведь представляешь, чем мы занимаемся?

— Собачьей смертью, — ответила Лялька, и он в который уже раз поразился точности ее определений. Действительно, можно долго объяснять, на чем он строил свой полукриминальный бизнес, но весь он легко подпадал под определение «собачья смерть».

— Рассказать как? — спросил он.

Лялька кивнула.

Начал Морозов издалека, с тех незапамятных времен, когда они с приятелем и сослуживцем Петей Огурцовым придумали чудную схему прикарманивания бюджетных денег. Огурцов предложил в качестве компаньона заместителя префекта Олега Зеленского — тот прозябал в своей Окружной префектуре при сильном префекте, взявшем всю власть в свои руки, и сильно страдал. Страдал он, по словам Огурцоза, как от вто-ростепенности своего положения, так и от недостатка обыкновенных дензнаков.

Схема была проста и гениальна: при префектуре создается предприятие, своего рода «Рога и копыта», но не совсем. Предприятие обслуживает округ и получает бюджетные деньги. Реально «на нужды территорий», как выражались московские чиновники, оно тратит десятую часть этих денег, а остальные честно делятся на троих.

Зеленский пробил статью в бюджете «на охрану животных», в которую входило: «отлов», «создание пунктов передержки», «стерилизация бездомных животных», «уничтожение больных и опасных животных», «утилизация трупов больных животных».

Прибыль делилась поровну: треть заказчику Зеленскому, который добыл деньги и нанял исполнителя благородной миссии — Союз по защите животных; треть автору идеи и «крыше» Союза Огурцову и треть исполнителю — директору Союза Морозову. Сам исполнитель считал, что на его долю выпадает несоизмеримо больше работы: он создал предприятие, нашел людей, оборудовал офис и показательный приют, куда всегда можно было привести любую комиссию; купил ловцам животных машины, снял за городом брошенную ферму для передержки собак, которая располагалась рядом с зоокрематорием Академии наук. В прежние времена там сжигали лабораторных животных, преимущественно крыс и мышей. Сейчас немногие институты могли позволить себе опыты над животными, и печь простаивала. Морозов нашел ее, заключил договор с хозяйственным управлением Академии наук, и его команда принялась создавать видимость бурной деятельности. Машины с красивыми надписями на боках «Зоопомощь» курсировали по территории округа, сонные ловцы иногда совершали набеги на окрестности гаражных кооперативов, где скапливалось много собак и возникала опасность образования стаи, собаки вывозились на ферму, где благополучно умирали и подвергались утилизации.

Дело приносило приличный доход и, как всякое успешное начинание, требовало расширения. Окружная префектура была пройденным этапом — впереди призывно сияли огни большого столичного города.

Однако стоило Огурцову дернуться в поисках подхода к префектуре соседнего округа, как ему вежливо, но твердо дали понять: место занято. А через неделю позвонили и предложили встретиться с неким серьезным человеком для обсуждения, как было сказано, «ваших благотворительных дел».

Огурцов, еще не потерявший надежду на расширение своего бизнеса за пределы одного округа, попытался изобразить крутизну, заявив, что в ближайшие три дня он, увы, никак не может, на что ему коротко ответили: «Вас ждут завтра там-то и там-то во столько-то» — и повесили трубку. Было в голосе звонившего нечто такое, что Огурцов не рискнул ослушаться и на встречу не явиться.

О состоявшемся разговоре Огурцов рассказывал другу Морозову сбивчиво и невнятно. Морозов понял только, что новый знакомый Огурцова — «не так прост», и даже «совсем не прост», и что «имеет концы повсюду». Морозов понял также, что этот загадочный тип уже прибрал к рукам не один округ и «охраняет там животных», подобно огурцовско-морозовско-зеленсковской шайке.

Стороны договорились о нейтралитете и непро-никновении на территорию друг друга, чему Огурцов был несказанно рад и на что, честно говоря, не рассчитывал. Казалось, все решено и волноваться не о чем. Но однажды в офис Союза по защите животных, где Морозов как раз в тот момент проверял липовую бухгалтерию, ворвался гневный гражданин и потребовал немедленного возвращения трех собак, проживавших на их автомобильной стоянке. Гражданин настойчиво порывался сначала «набить Морозову морду», а затем «задушить его своими руками».

В течение последующей бурной и нервной беседы, насыщенной взаимными обвинениями и оскорблениями, выяснилось, что собаки были любимы всеми автовладельцами, хранившими свои транспортные средства на той самой автостоянке. Более того, собаки охраняли этот объект и не вызывали никаких нареканий ни с чьей стороны. Но вчера откуда ни возьмись появился фургон «Зоопомощь», принадлежащий, как вскоре выяснилось, Союзу по защите животных, оттуда вывалились три запойных негодяя, поймали собак и увезли.

Автолюбители встали на уши и разыскали офис проклятого Союза. Представитель автостоянки обещал дойти до суда, если псы не будут немедленно возвращены на место прежнего жительства.

Морозов пообещал разобраться, намекнув, что придется ехать за собаками черт знает куда. Гражданин без разговоров выложил на стол деньги и ушел, хлопнув дверью.

Собак вернули. Морозов собрал всех ловцов, провел с ними совещание, и… собаки с автостоянок, гаражных кооперативов и просто из дворов стали пропадать в десятки раз чаще. Правда, на половине принадлежащих Союзу фургонов надпись «Зоопомощь» была старательно закрашена, а в газете бесплатных объявлений, в телефонных справочниках и в базе данных «09» появился телефон новой фирмы «Бюро поиска потерявшихся животных». А еще через некоторое время — телефон фирмы «Ищу хозяина», которая за деньги бралась пристроить щенка, взрослую собаку или кошку в «хорошие руки». Что интересно, организации были разные, а номер телефона у всех один и тот же.

Клиентов было много, особенно весной. Собаки в большом городе терялись часто, а обезумевшие от горя хозяева не жалели денег: «Только найдите!»

Морозов находил. Иногда тех, которых сам похищал; иногда тех, которые потерялись без его участия.

Таинственный незнакомец, так запавший в душу Огурцову, объявился через два месяца, и на этот раз пожелал встретиться с Морозовым.

Он оказался почти таким, каким Морозов его себе представлял: холеным, наглым, умным и жестким.

— Валерий, — представился ему Морозов.

Тот в ответ кивнул.

— Как мне вас называть? — спросил Морозов.

— Зовите меня просто — шеф, — ответил тот.

— Как? — растерялся Морозов.

— А так: здравствуйте, шеф, как себя чувствуете, шеф, не хотите ли чего, шеф? — Морозов, понимая, что над ним смеются, озверел, но виду не подал, наоборот, ласково улыбнулся и ответил:

— Понятно, шеф.

— Молодец, — было сказано ему. — Похоже, сработаемся.

Морозов кивнул, но про себя подумал, что при первой возможности, при малейшем проколе этого пижона он его достанет. А пока… сработаемся, конечно. Куда деваться.

Шеф наложил лапу на обе фирмы Морозова, и половина прибыли и от поиска потерявшихся зверей, и от их пристраивания уходила шефу.

На очередную гениальную идею Морозова опять натолкнул случай. Позвонила девица с просьбой пристроить «чудного песика», которого она нашла под дверью своей квартиры. Морозов сказал: «Привозите, только это будет стоить…» «Ах, оставьте, — томно сказала девица, — деньги значения не имеют. Только вот приехать я не могу, приезжайте вы».

Он приехал. Квартира, под дверью которой был найден песик, поразила его своим великолепием: картины, антиквариат, серебряная посуда. Золотые украшения хозяйки были набросаны повсюду, деньги за щенка она на его глазах вынула из верхнего ящика комода, где они, вероятно, и хранились.

— Красиво у вас, — искренне восхитился Морозов. — Ценностей много.

— Да, — согласилась девица, — вот думаю, не поставить ли квартиру на охрану. А то мало ли…

Накаркала! Через день все самое ценное было из квартиры вывезено. Идею подал Морозов, руководил операцией Огурцов, благо богатая девица проживала на подведомственной ему территории. Он же, кстати, прибыл потом на место кражи и возглавил расследование. Не халтурил, заметьте, не отлынивал — всех соседей опросил, все отпечатки снял, но никого так и не нашел.

Шеф и об этом узнал и страшно разгневался. Он кричал, что не допустит уголовщины, что не позволит дискриминировать благородное звание защитников животных и ставить под удар налаженное дело. Он говорил, что вычислить наводчика, на роль которого претендовал Морозов, — проще простого. Один раз выяснится, что незадолго до кражи в квартире побывал Морозов; второй раз выяснится, а на третий раз даже самые тупые менты сделают правильные выводы.

Огурцов выслушал все, согласился и пообещал, что это было в первый и последний раз. Но не прошло и недели, как в сети Морозова попался фантастически богатый человек, такса которого сбежала с кобелем неизвестной породы.

— Но вот что характерно, — рассказывал Морозов Огурцову, — сам мужик богат, как шах, а квартирка скромненькая, брать особо нечего.

— Почему ты думаешь, что он так уж богат? — спросил Огурцов.

— Потому что он собирается покупать загородный дом за пол-«лимона» баксов, — ответил Морозов. — Он сам мне сказал. Говорит: «Затянул я со сделкой. Вот если бы оформили все неделю назад, мы бы уже там жили, и Фуня бы не пропала. Такса то есть».

А через два дня шеф поинтересовался, не замыслил ли Морозов очередной кражи. Огурцов горячо заверил, что нет, ни в коем случае. И рассказал про таксу Фуню и ее хозяина — вот, попался, мол, богатый человек, а Морозов гордо и законопослушно прошел мимо. Шеф прореагировал странно. Он долго молчал, а потом похвалил Огурцова «за идею» и велел им с Морозовым прибыть к нему завтра.

Новый план шефа был прост и гениален: они дают объявления в газеты о продаже дорогих домов и ловят на эту удочку нуворишей. Из всех потенциальных кандидатов на похищение выделяют тех, кто собрался уехать куда-нибудь на Рождество.

— Сейчас это модно, редкий «новый русский» сидит во время рождественских каникул в Москве, — говорил шеф. — Так что исчезновения их, бог даст, никто не заметит. Если правильно проведем переговоры, они предпочтут отдать деньги, жизнь-то дороже. Позвонят, велят перевести на наш счет, мы деньги снимем — и заживем широко без собачьей помощи. Можете уехать, если захотите. Возьмете деньги, — и прощай страна огромная…

— Я вообще-то не собирался эмигрировать, — вслух подумал Морозов.

— Дело твое, — пожал плечами шеф. — Купишь себе домик за городом, живи, радуйся, забот не зная.

— А с этими? Которых мы растрясем?..

— Да пусть идут на все четыре стороны, — великодушно разрешил шеф. — Кто мы — им сроду не узнать. Что у них на нас? Номер телефона, по которому они будут с нами связываться? Да квартиру снимем у алкаша какого, или что-то в этом роде. А найти человека по лицу почти невозможно. В конце концов, тот из нас, кто будет вести с ними переговоры, может загримироваться — паричок там, очечки, бородка, все дела.

— А как мы узнаем, что они собираются уезжать на рождественские каникулы? — спросил Морозов.

— Тоже проблема, — фыркнул шеф. — Из разговора может стать ясно. Ты спрашиваешь, когда вам, дорогой товарищ, удобно посмотреть загородную виллу: завтра, через три дня или в конце недели? А тот отвечает: через три дня не могу, уезжаю. Или берешь у покупателя рабочий телефон и наводишь справки в офисе.

…Лялька слушала Морозова с каким-то болезненным вниманием, подавшись вперед и закусив губу. И когда он вдруг прервал рассказ, замолчал и опустошенно откинулся назад, она чуть не бросилась на него с кулаками:

— А потом?! Что потом?!

— Потом, — Морозов произнес это так, как будто ему было больно говорить и каждый звук доставлял ему физические мучения, — потом я все испортил.

— Как?

— Жадность фраера сгубила. А еще… знаешь, я все время боялся, что они меня кинут. Огурцов он… в общем, дерьмо он. А шеф… с ним тоже все понятно. Им ничего не стоило. Я все организовал, мои люди похищали, охраняли, а они возьмут деньги со своего счета где-то в Прибалтике — и адью.

— И что ты сделал?

— Я, чтоб добру не пропадать, грабанул квартиры всех похищенных.

Лялька не поняла:

— Ну и что?

— Может, и ничего. А может, кто-нибудь заметил. Но самое неприятное, что шеф, похоже, про это знает.

— Ты уверен? — Лялька покрутила головой, как будто у нее затекла шея. — Откуда ему знать?

— Без понятия. Но он сегодня со мной странно разговаривал. Он был злой, как собака, и пригрозил, что если я все испорчу, то плохо будет. Мне.

— А он… кто? — спросила Лялька.

— Не знаю, — Морозов пожал плечами. — Огурцов, по-моему, тоже не знает. Он возник ниоткуда и собирается исчезнуть в никуда.

— Я все равно не понимаю, что такого страшного ты сделал. Ну, вынес из пустых квартир имущество, и что?

— А то, что шеф строго-настрого велел ни к чему там не прикасаться.

— Ладно, — Лялька махнула рукой. — Не паникуй. Откуда ему знать? Так, для профилактики пугает.

— Надеюсь. — Морозов посмотрел на нее с благодарностью. — Но, видишь ли, сегодня я привел «хвост» к базе, где спрятаны наши надежды на лучшую жизнь.