При попытке выйти замуж

Глава 23 МОРОЗОВ

Саша Митина с детства знала, что мир тесен; более того, она знала, что он очень тесен, но чтобы настолько? Нет, она и подумать не могла, что теснота окружающего ее мира сгустилась до патологической давки, сравнимой по насыщенности только с воскресной вечерней электричкой, идущей по маршруту «Тверь — Москва».

…Утром шестого января Саша приехала в клинику к своему новоиспеченному воздыхателю Вениамину Гавриловичу, где в течение часа обсуждала с ним дерзкий план выслеживания и выведения на чистую воду мерзкого живодера Морозова. Секретный план (скрыть его надлежало от всех, но в первую очередь от капитана Коновалова, потому что он гадкий предатель) был составлен, и Саша, вдохновленная, окрыленная и предвкушающая, двинулась в сторону редакции «Вечернего курьера». Ей и в голову не могло прийти, что женщина, с которой она столкнулась в дверях клиники, — подружка, или, пользуясь юридическим языком, сожительница живодера Морозова.

Ильин, как радушный хозяин, проводил Сашу до самого выхода. Лялька, заметив их, спряталась за дверью и вошла внутрь только после того, как Вениамин Гаврилович отбыл в свой кабинет. Убедившись, что Саша ушла, Лялька отправилась к Ильину.

— А твоя девчушка ничего! — заявила она прямо с порога. — Даже очень. Мне нравятся такие востроно-сенькие, светленькие. Ты ее уже совсем охмурил?

— Тебя это совершенно не касается, — мрачно ответил Ильин. — Насколько я помню, мы уже обо всем договорились, и мне было бы очень приятно, если бы ты не вмешивалась в мою жизнь так же, как я не вмешиваюсь в твою. Я же не спрашиваю, с кем ты живешь и как, так что и ты будь любезна…

— A-а, так ты уже с ней живешь! — Лялька хлопнула в ладоши. — Быстро. Шустро.

Ильин поморщился:

— Ляль, чего тебе надо? Что я сделал не так? Понравилась мне девушка, и что с того? Ты бы хотела, чтобы я всю жизнь сидел и оплакивал тебя?

— Чего меня оплакивать? Я, слава богу, жива-здо-рова. — Лялька плюхнулась в кресло и достала сигареты. — Доктор, у вас здесь курят?

— Нет. У нас медицинское учреждение. — Ильин с каждой минутой злился все больше.

— Вижу, вижу. — Лялька выразительно посмотрела на пепельницу с окурками. — Нельзя курить, говорите? А я покурю.

Пока она закуривала, в кабинете висело тяжкое молчание.

— Веня, познакомь меня с ней, а? — Лялька была настроена на хулиганский лад. — Я с ней опытом поделюсь, ей, да и тебе легче будет.

— Мне по-прежнему не очень понятна суть твоих претензий. Я должен согласовывать кандидатуры своих девушек с тобой? — Ильин смотрел на Ляльку тяжелым взглядом, но она упорно этого не замечала, была бодра и весела.

— Хм, неплохая идея. Кстати, и риска никакого. ЭТУ я бы одобрила. Хочешь, я тебе своего сожителя покажу? — Она открыла свою сумку и принялась что-то искать в ней.

— Фотографию ищешь? — ехидно спросил Ильин. — Или самого сожителя?

Лялька отбросила сумку, и вдруг резко, безо всякого перехода, запечалилась:

— Ты груб со мной.

— А ты чего ожидала? — Ильин вылез из-за стола, подошел к окну и открыл форточку.

— Ожидала? — Лялька задумалась. — Я ожидала любви и нежности. Ожидала сострадания. Хотя бы интереса к себе минимального ожидала.

— С чего бы? — Ильин смотрел в окно, а Лялька ела глазами его спину.

— С того, что так было. Было! — она закричала и тут же заплакала. Ильин повернулся к ней, но не подошел, остался стоять у окна.

— Ляля, прошу тебя, перестань, — он говорил уже не агрессивно, а устало. — Я отдаю должное твоей памяти, но не слишком ли ты себя изнуряешь? Умение забывать — залог психического здоровья. Тебе ведь не приходит в голову разыскать мальчика, в которого ты была влюблена в первом классе, и учинить ему скандал за то, что спустя двадцать лет после вашего школьного романа он завел семью?

— Через двадцать лет после нашего с тобой романа, — всхлипывая, сказала Лялька, — я и тебе бы ничего не сказала.

— Вот спасибо. Мне осталось подождать всего ничего, каких-нибудь пару десятков лет, и тогда уж заниматься устройством своей личной жизни. Извини, дружок, я уже не в том возрасте.

— Ты меня даже не поцеловал, — уже вовсю рыдала Лялька. — Ведешь себя, как чужой.

— Что значит — «как чужой»? А какой я тебе?

Лялька перестала плакать и заговорила быстро и зло:

— Имей в виду, Веня, я не намерена тебя отпускать. Да! Я, если хочешь знать, буду за тебя бороться.

— Тогда и ты имей в виду, Ляля, я не переходящий приз, и бороться за меня бесполезно. Равно как и не отпустить меня ты не можешь по той простой причине, что я не твой заложник, да и вообще ничей. И предпочитаю самостоятельно решать, как мне жить и чем заниматься. Поняла?

— Кое-какие возможности у меня все же есть… — попыталась встрять Лялька.

— … только две. Записывай, дорогая. Первая — не ссориться со мной, и жить себе припеваючи. Вторая — ссориться, вредить и трепать мне нервы, и тогда я тебе очень не завидую. Я отдаю должное силе, но только тогда, когда она сопоставима с моей. Боюсь у тебя, Ляля, силенок поменьше будет.

— Посмотрим. — Лялька встала и вышла, хлопнув дверью.

— Посмотрим, — сказал Ильин тихо.

А утром следующего дня Вениамин Гаврилович, сидя в своем роскошном «Саабе», уже сигналил под окном Сашиной квартиры. На заднем сиденье машины, как водится, лежал букет красных роз, а на переднем пассажирском — маленькая плюшевая собачка. Защитник животных дарит игрушечную собаку девушке, за которой ухаживает, — и трогательно, и символично.

Но Саше и Вениамину Гавриловичу предстояло отнюдь не романтическое свидание; они собирались шпионить и выводить на чистую воду Морозова.

— «Наружка» подана, — сказал Ильин, открывая Саше дверь машины.

— Норушка — это такая мышь? — уточнила Саша.

— Нет, — Ильин засмеялся. — Это такое наружное наблюдение. Поехали?

Саша кивнула, и они двинулись в путь.

К дому Морозова они подъехали около девяти часов утра и успели вовремя. Валерий Юрьевич как раз выходил из подъезда. Притаившись за торговыми палатками, Саша и Вениамин Гаврилович стали свидетелями целых трех встреч подлого живодера с доверчивыми гражданами, отдавшими ему на растерзание двух щенков и одну взрослую беспородную собаку. Морозов погрузил живность в свою красную «девятку» и медленно двинулся в направлении так называемого заводского квартала. Саша и Ильин поехали за ним. Впереди показался массивный бетонный забор, за которым, судя по всему, располагались заводские цеха. «Девятка» доехала до железных ворот, посигналила, ворота открылись, и Морозов с собаками исчезли внутри.

Саша выскочила следом, подбежала к воротам и пару раз стукнула по ним кулаком. Ворота отозвались гулким утробным звуком: «у-у-ух», и чуть приоткрылись. В образовавшуюся щель выглянул мирного вида старичок:

— Чего тебе, девочка?

— А там у вас — что? — спросила Саша.

— Склады, — ответил старичок. — Был завод раньше, а теперь — склады.

— И вот сейчас мужчина проехал — он тоже на склад?

— Этот? Нет. Этот в приют. Собаки у него там, — старичок пожал плечами, демонстрируя, что никакого смысла в «собаках там» он не видит.

— Живодерня?! — ахнула Саша.

— Что ты, что ты! — замахал руками старичок. — Гостиница. Живут в тепле, в сытости, сам видел.

Саша вернулась к Ильину в глубоком недоумении.

За бетонным забором Морозов не задержатся, вскоре его «девятка» выехата из ворот, собак в ней уже не было.

— Не густо, — подвел итог Ильин, подвозя Сашу к редакции «Вечернего курьера». — Но ведь это только начато. Завтра начнем шпионить спозаранку. В восемь утра я у ваших ног.

— Спасибо. — Саша посмотрела на Вениамина Гавриловича с благодарностью. — Мои ноги будут в восемь утра стоять у подъезда.

Договоренности выполнили оба, и в половине девятого ильинский «Сааб» уже притаился неподалеку от морозовского дома.

Морозов тоже не заставил себя долго ждать. Не прошло и часа, как он объявился около своей машины, немного повозился под капотом и отправился туда же, где был вчера. Там, забрав вчерашних собак, он, как принято выражаться у гаишников, двинулся в сторону области. «Сааб» дисциплинированно висел у него на хвосте.

Дальнейшие события удивили как Сашу, так и Ильина. Морозов не только не причинил никакого вреда собакам, не только не зарезал их в ближайшей подворотне, но даже не выбросил их по пути. Более того, он проделал довольно длинный путь до подмосковного города Видное и там, у входа на городской рынок, водрузил огромный плакат с надписью: «Объединение по защите животных с благодарностью отдаст в добрые руки собак, потерявших хозяев». Желающих предложить свои добрые руки было немного, и Морозову пришлось торчать на морозе целых два часа, пока нашелся претендент на первого щенка. А последнего забрали и вовсе через три часа. После чего Морозов с видимым облегчением уселся в «Ладу» и укатил домой. Все.

Подобное поведение живодера настолько не вписывалось в придуманную Сашей схему, что она впала в настоящую тоску. К тому же она чувствовала себя чрезвычайно неловко перед Ильиным. Вениамин Гаврилович тоже был определенно смущен. Он, правда, говорил, что рад за собак и что любой результат полезен. Он говорил, что, чем бы они ни занимались и за кем бы ни следили, главное для него, что ему посчастливилось делать это вместе с Сашей, и так далее, и такой же галантный вздор. Но, подвезя Сашу к дому, он все ж, отводя глаза, спросил:

— Сашенька, а может быть, он и не живодер вовсе?

Сашенька растерянно пожала плечами и извинилась за причиненные беспокойства.

— Я его не выгораживаю, нет, — начал оправдываться Ильин, — я понимаю, вас смутила бумажка о том, что он руководитель спецподразделения по ликвидации бездомных животных. Но я вот что думаю — среди собак, которых ему привозят, могут быть больные, бешеные, просто неуправляемые. Если бы у него не было такой бумажки, он не мог бы законным путем от них избавляться. А?

— Все может быть, — согласилась Саша. — Простите меня, Вениамин Гаврилович.

— Сашенька! Да что вы! За что? Не расстраивайтесь так, а то я сейчас заплачу. И вот еще что — полностью мы с этого типа подозрения не снимаем, правда?

Саша молчала.

— Правда! — ответил сам себе Ильин. — Подумаешь, разок сделал что-то полезное. Мало ли — почему? Блажь такая нашла. Мы еще понаблюдаем за ним.

Саша кивала, но выражение ее лица свидетельствовало о том, что никакого смысла в дальнейших наблюдениях она не видит.

Разочарование обоих доморощенных сыщиков было столь глубоко, что и Ильин, и Саша совершенно не обращали внимания на внешнюю среду. А между тем за ними внимательнейшим образом наблюдали. За рулем старенького «Опеля», припарковавшегося в ста метрах от «Сааба», сидела Лялька, которая тоже провела насыщенный и полный впечатлениями день. Она случайно выглянула в окно после ухода Морозова и с удивлением обнаружила на улице недалеко от дома знакомую машину Ильина. Трех минут ей хватило, чтобы одеться, выскользнуть из подъезда и сесть за руль своего автомобиля, очень кстати подаренного ей Морозовым на Новый год. И то время, как Ильин с Сашей следили за Морозовым, Лялька трудолюбиво следила за ними: от подъезда морозовского дома до приюта, от приюта до Видного, от Видного до Сашиного дома. Ляльку душила злоба, но не только: она явно была удивлена, и даже очень.

Как только Ильин, попрощавшись с Сашей, отъехал, она пулей выскочила из машины, добежала до подъезда, в три прыжка преодолела пролет лестницы и, задрав голову вверх, попыталась определить, на каком этаже остановился лифт. Саша в это время гремела ключами у двери в свою квартиру.

— Пятый! — уверенно сказала Лялька. — Значит, пятый.

Прозвучали эти невинные, в общем, слова более чем зловеще.