При попытке выйти замуж

Глава 5 АЛЕКСАНДРА

Утром следующего дня мы с Дашкой, сидя у меня на кухне и попивая кофе, вернулись к начатому накануне разговору.

— Позвони в «09» и спроси телефон общества по защите животных. Наверняка есть какая-то служба, которая занимается поисками хозяев для щенков, — предположила я, по-моему, вполне резонно.

— Ага! — Дашкиному возмущению не было предела. — Откуда у вас такие прекраснодушные мечты? Службу им прям приготовили!

— Ты что, развалишься, что ли, если позвонишь?

Дашка, злобно сопя, все-таки позвонила в «09», и, что характерно, ей дали номер телефона Союза по защите животных.

— Теперь — ты. — Дашка была поборником справедливости. Она звонила в справочную, значит, мне надо звонить в Союз — все по-честному.

В Союзе нам ответил автоответчик, велевший оставить наш телефон и обещавший перезвонить в самое ближайшее время. Мы оставили и уселись ждать. Ближайшее время наступило через полтора часа, но нас, увы, ждало разочарование. Мужской голос уведомил нас, что работа организации временно приостановлена и нам, к сожалению, в данный момент помочь не могут. Поскольку помощь нам нужна была немедленно, мне пришлось прибегнуть к испытанному средству, а именно — к запугиванию свободой слова.

— Видите ли, я журналист и мне совершенно непонятна ваша позиция, — холодно начала я. — Либо ваша организация существует, либо ее следует закрыть. Ваша помощь и вообще ваша деятельность может считаться продуктивной, если вы готовы помогать людям всегда, а не от случая к случаю. Если бы я готовила материал о вашей организации, что, кстати, вполне возможно, я бы…

— Ладно, понял, — перебил меня мой собеседник. — Пристроим вашего щенка. Стоит это 400 рублей. Привозите.

— Сегодня — можно? — уточнила я.

— Можно и сегодня.

— А где находится ваш приют?

— Вы не найдете, это сложно. Я встречу вас у метро. Только я сейчас очень занят, и встретиться с вами смогу только вечером.

— Отлично. В десять не поздно вам будет?

— Нормально. Номер и марку вашего автомобиля не подскажете? — спросил он.

— «Москвич-2141», серый. На заднем стекле на присосках висит игрушечная обезьянка.

Мужик расхохотался:

— Хороший номер у вашей машины! Думаю, по такой примете я вас легко найду.

Дашка наотрез отказалась ликовать вместе со мной.

— 400 рублей? Очень подозрительно. Такие организации всю жизнь были благотворительными, они существуют на добровольные пожертвования. Что-то здесь не чисто.

— Пять минут назад ты утверждала, что таких организаций вообще не существует.

— Я утверждала, что не существует служб по пристраиванию щенков. Улавливаешь разницу? Не нравится мне все это.

Я тоже начала злиться.

— Предложи что-нибудь другое.

Дашка, придав своему лицу выражение мученика, позвонила в платную справочную. Там дали тот же самый телефон, по которому я недавно звонила и откуда мне только что перезванивали. Однако мою подозрительную сестру это не успокоило.

— Поедем вместе, — порадовала она меня. — Хочу взглянуть на этого благодетеля.

И мы поехали вдвоем. Точнее — втроем. Пока Георгин спал на заднем сиденье, мы с Дашкой непрерывно ругались. Однако стоило появиться защитнику животных, который представился нам как Валерий Юрьевич, Дашка превратилась в саму любезность.

— Милый Валерий Юрьевич, расскажите нам, пожалуйста, куда же вы намерены деть нашего воспитанника? — Дашка улыбалась и строила глазки.

— Воспитанника? — Я не собиралась ей подыгрывать. — Когда это ты успела заняться его воспитанием?

Не обратив на мою реплику никакого внимания, Дашка продолжала подлизываться к защитнику.

— У вас, наверное, есть картотека животных?

— Есть. — Мужчина кивнул. — Но таких вот мы вывозим на рынки Подмосковья и продаем. Понимаете, в Москве непородистые собаки никому не нужны.

— Ты слышишь? — Дашка повернулась ко мне. — Что я говорила!

— Валерий Юрьевич, — мне надоело отсиживаться молча. — Не могли бы вы показать нам приют, в котором держите животных. Ну, чтобы убедиться, что условия там хорошие.

— Что вы, какой приют! — он снисходительно улыбнулся. — Я заберу его к себе домой, а завтра утром отвезу на рынок. Да, вот, — он протянул Даше листок бумаги, на котором сверху было типографским способом написано «Расписка». — Заполните.

— Мы? Расписку? — Дашка растерялась. — В чем?

— В том, что вы доверяете мне вашего щенка, и в том, что не востребуете его назад.

— А как же мы можем его востребовать, если вы нам никаких расписок не даете?

— Все бывает. Я давно занимаюсь этой работой, и, поверьте мне, разные попадаются люди.

Дашка пожала плечами:

— Пожалуйста. Диктуйте, что писать.

— Пишите. — Мужчина уселся поудобнее. — Я, такая-то и такая-то, проживающая там-то и там-то, прошу пристроить щенка такого-то…

— Какого-то? — Дашка мрачно уставилась на защитника. — Что я про щенка-то могу написать? Я его вчера впервые увидела.

— Пишите — «щенка, примерно полуторамесячного возраста, окраса рыжего».

— Вот. — Дашка протянула ему расписку. — Все правильно?

И, повернувшись ко мне, ехидно сообщила:

— Адрес я твой написала. Он ведь у тебя проживал.

— Да, — мужчина довольно кивнул. — Веревки у вас нет?

— Веревки?! — Защитник не почувствовал опасности, но я-то свою сестру хорошо знаю. И мне было совершенно ясно, что еще минута-другая, и разразится скандал. Впрочем, Дашка не стала ждать минуту, тем более другую.

— Что-то я ничего не понимаю, дорогой мой Валерий Юрьевич, — сказала Даша ледяным тоном. — Вы профессионально занимаетесь собаками; вы пришли за щенком и завтра собираетесь везти его за пределы города. И у вас нет ни поводка, ни ошейника, ни сумки. Вы что, на веревке его на рынок потащите?

— Давайте мы вас подвезем, мы же на машине, — вмешалась я, боясь, как бы Дашка не вошла в раж.

— Нет-нет, — он благодарственно кивнул, — у меня еще дела.

Дашка демонстративно посмотрела на часы — действительно, вечер был уже поздний.

— Со щенком на веревке? В одиннадцать вечера? Не смешите меня.

— Знаете что, — мужик залез себе за пазуху и откуда-то из глубин куртки достал папку, — я вижу, вы сомневаетесь в моих полномочиях. Вот, чтоб вам было спокойнее.

Дашка взяла папку. Обычная пластиковая папка, прозрачная, видно, что бумаг в ней много, но вот что интересно — папка со всех сторон запаяна, поэтому доступа к содержимому нет, виден только первый, он же верхний, лист. На нем сверху крупным шрифтом было напечатано «Доверенность», которая, как явствовало из текста, была выдана Морозову Валерию Юрьевичу, президенту Союза по защите животных. Морозову доверялось помогать бездомным животным и так и сяк, и любить их ему доверялось, и холить, и лелеять. Дашка углубилась в чтение «доверенности», но не на ту напал наивный Валерий Юрьевич, ох не на ту.

— Дайте мне пару минут, я должна внимательно ознакомиться с текстом. — Дашка мило улыбнулась защитнику. — Вы не будете столь любезны и не кушите мне вот в этом киоске пачку сигарет. «Мальборо-лайтс», пожалуйста. Деньги я верну! — заверила она Морозова.

Он слегка замялся — казалось, ему не хочется оставлять нас наедине с папкой, но потом все же пошел за сигаретами. Дашка с немыслимой скоростью прогрызла дырку в утлу папки, надорвала ее по шву и стала одну за другой вытаскивать оттуда бумаги.

— Быстро. Ты читай это, я это. Скорей. Когда он пойдет обратно, отвлеки его как-нибудь!

— Как?

— Да как угодно! Сделай вид, что тебя тошнит, и попроси проводить тебя в кусты. — Дашка всегда придумывала самые элегантные способы поддержания дружеских отношений между мужчиной и женщиной. К счастью, мне не пришлось ничего изображать, потому что уже третья по счету бумага оказалась ксерокопией удостоверения, выданного нашему новому знакомому как руководителю спецподразделения по ликвидации бездомных животных.

— Мама дорогая! — Дашка схватилась за голову. — Он живодер! Заводи машину!

Отъехав километра на полтора от места встречи, я в ужасе сообразила, что у любезного нашего Валерия Юрьевича осталась Дашина расписка с моим адресом. И ему ничего не стоит явиться и потребовать назад свою папочку.

— Ну, потребует так потребует, — беспечно сказала Дашка. — Но к тому времени мы успеем все бумажки изучить.

Бумажки мы изучили быстро, и я со всей неизбежностью поняла, что придется звонить Васе. Не хочется, а придется.

…В последнее время Василий Коновалов, старший оперуполномоченный отдела по расследованию убийств МУРа, был ко мне пристрастен. А точнее — вел себя как последняя свинья. А еще точнее — как сварливая тупая тетка с бигудями на остатках волос, со сковородкой в правой руке и скалкой — в левой, ведомая стремлением нанести своему затюканному мужу множественные тяжкие телесные повреждения. Я имею в виду не внешнее сходство Васи с домохозяйкой, а родство характеров. То, что Вася не пользовался бигудями, предпочитал сковородке пистолет и в данный период времени был холост, не снимало с него ответственности за склочность, базарность, визгливость и предвзятость. Его раздражали все, но я, бесспорно, могла претендовать на первенство. Стоило мне появиться в дверях любимого мною второго отдела МУРа, деятельность которого я освещала регулярно в «Вечернем курьере», как Вася страдальчески закатывал глаза, нервно закуривал и разражался страстной речью, основанной преимущественно на ненормативной лексике. Причем если остальные сотрудники отдела по расследованию убийств употребляли бранные слова главным образом для связи слов в предложении, то Вася использовал их по назначению, то есть в качестве характеристики предметов, людей и событий.

Лично я перед МУРом и перед отделом по расследованию убийств ни в чем не провинилась и все мои материалы, написанные о деятельности уголовного розыска, были до предела лояльными по отношению к милиции.

Но Вася, когда его несло, на такие мелочи внимания не обращал. Его глобальная обида на «продажную, тупую и лживую» российскую прессу, которая крайне нелицеприятно освещала героические будни сотрудников МУРа, фокусировалась на единственном хорошо знакомом ему журналисте, то есть на мне.

Страстно обожаемый мною следователь прокуратуры Гоша Малкин утешал меня тем, что Васино свинство — это оборотная сторона его же любви. В том смысле, что старший оперуполномоченный Василий Коновалов ко мне неравнодушен и потому злобен. Собственно, и сам Вася неоднократно пугал меня тем, что рано или поздно наши служебные отношения «перерастут во что-то большее». На прямой вопрос: «когда?» — Вася зловеще отвечал: «скоро, вот только с делами разберусь», и это успокаивало, потому что все знали — с делами Вася не разберется никогда. Так что угроза перерастания была чисто гипотетической. Пока же, при нынешнем раскладе, мне оставалось терпеть Васины выходки.

Я несла звание Главной Твари Современности без гордости, но и без стыда. Все знали, что Васин гнев подобен стихии — ни усмирить, ни вразумить его невозможно, нужно просто переждать, когда все само собой уляжется.

Здравый смысл гласит — когда у мужчины неприятности на работе, не стоит подходить к нему близко. Поэтому я приняла единственно верное решение — вступить с Васей в контакт, но с безопасного расстояния. От редакции «Вечернего курьера» до МУРа, по моим подсчетам, было километров семь-восемь, то есть достаточно далеко. И все же, когда я набирала номер Васиного телефона, руки у меня немного дрожали. Для полной безопасности лучше было бы накинуть еще километров пятнадцать, то есть отъехать куда-нибудь в район Бирюлево или Выхино, но времени у меня на это не было.

Я абсолютно убеждена, что телефон был изобретен не для того, чтобы наслаждаться приятными беседами с приятными же людьми, а как средство безопасного общения с людьми не столь приятными.

Предчувствия меня не обманули — Вася был в кровожадном настроении. Услышав мое нежное «здравствуй, Васенька», он застонал так, как будто я укусила его за любимую мозоль. После чего, для закрепления эффекта, он гаркнул так, как будто я разговаривала с ним не по телефону, а перекрикивалась через десятки километров в живую:

— Мне некогда!

Все-таки до чего же наивны современные сыщики! И до чего же они самонадеянны!

Делюсь бесценным опытом: если Некто, в особенности какой-нибудь припадочный капитан милиции, позволяет себе подобное хамство, ни в коем случае нельзя этому потворствовать. Честь и достоинство еще никто не отменял. И каждому, кто вздумает на них покуситься, надо давать решительный отпор. Поэтому (вывод парадоксальный, но правильный), если вам хамят, не проявляйте ответной агрессии, не злите собеседника, не провоцируйте. Наоборот, работайте на контрасте. Чем вы ближе к идеалу, чем вы терпимее и добрее, тем отвратнее будет выглядеть ваш грубый собеседник в своих же собственных глазах. Стоит сказать: «Что за тон?!» или «Почему ты со мной так разговариваешь?!» — и вся педагогика пойдет прахом. Нет, нет и нет. На всякую грубость у нас найдется убийственное смирение. Вот так, например:

— Ой, прости ради бога, Васенька. До свидания.

Результат не замедлил сказаться. Вася занервничал, устыдился и ловко вклинился в маленькую паузу между моим «до свидания» и бросанием трубки на рычаг:

— Ну ладно, что там у тебя?

— Тебе же некогда…

— Что у тебя, я спрашиваю?

— Вася, у меня тут проблема одна возникла. Я, кажется, напоролась на живодера.

— Плохие новости. — Вася плотоядно зачмокал. — Бедный живодер! Он успел убежать?

— Нет.

— А что же ты с ним сделала? — Вася любил приукрашивать мои способности.

— Я бы его удавила на месте, но это был довольно крупный живодер. Поэтому мы убежали. Но смогли захватить его документы.

— Кто это «мы»? — уточнил Вася.

— Мы с Дашкой. Мы возили ему собачку, но он нам показался подозрительным, и обманным путем забрав у него папку с документами, мы смылись.

— С каких это пор ты начала сдавать собак на живодерню? Я как-то упустил момент твоего окончательного озверения. Подожди, — Вася вдруг заволновался, — ты хочешь сказать, что вы напали на человека и ограбили его? Ежики зеленые!

— Не на человека. На живодера. И не ограбили, а просто забрали документы. Вась, не будь идиотом, слушай меня внимательно.

— Саня, ты с ума сошла. «Просто забрали документы» — это статья 162 Уголовного кодекса. Грабеж, то есть открытое хищение чужого имущества. Наказывается исправительными работами на срок от одного года до двух лет. Вы были с Дашкой? Значит, дела значительно хуже. Грабеж, совершенный группой лиц, наказывается лишением свободы на срок от трех до семи лет. Сто раз говорил тебе — не убий, Александра, потому что от убийства один шаг до воровства, а там уже недолго и солгать.

— Ничего не выйдет, гражданин начальник, — мерзким голосом возразила я, — не шейте мне дело! По статье 61 того же кодекса у меня есть смягчающие обстоятельства: «Противоправность или аморальность поведения потерпевшего, явившегося поводом для преступления».

— Аморальность? Он тебе язык показал? Или слово нецензурное употребил? Так я тоже собираюсь его тебе сказать.

— Вася! — Я закричала громко, но жалобно. — Ну, пожалуйста!

— Что ты хочешь? Чтобы я тебя отмазал? А этот аморал уже заявил на тебя?

— В том-то и дело, что нет. Не успел еще, наверное. Ты не позвонишь в его отделение милиции, чтоб они его проверили? Я лично думаю, что он еще и мошенник, не только живодер.

— Я в твое отделение милиции сейчас позвоню. Им даже проверять ничего не придется. Ладно, как зовут твоего живодера? Да, записываю, да, хорошо. Пока. Не бандитствуй больше.

Плохо, что Вася меня не выслушал. Но я утешалась тем, что рано или поздно ему придется вникнуть в проблему и примкнуть к нам с Дашкой. Как бы он ни был занят на своей дурацкой работе.