При попытке выйти замуж

Глава 41 ВАСИЛИЙ

Саша не приехала ни в девять утра, как он ей приказал, ни позже, но Василий почему-то не удивился. Усталый и заторможенный после бессонной ночи, он вяло реагировал на окружающее, но спать не хотел. После убийства Морозова главной его надеждой стала ночная приятельница Ольга Викторовна Гузева, или, по-простому, Лялька.

— Сам поеду посмотрю за ней, — решил Василий.

И, разминая затекшие мышцы, пояснил коллегам: — Не доблести ради, а любопытства для.

— Зачем же самому-то мараться? — попробовал возразить Леонид. — Послать, что ли, некого?

— Поеду, — упрямо сказал Василий. — Да и здесь нечего высиживать, с тоски подохнешь.

— Не отговаривай его, — посоветовал Леониду Гоша. — Он же сам признался, что девица красивая, фигуристая, культура, образование, все дела. А товарищ капитан никогда таких фигурантов друзьям не отдает. Жадный. Все себе да себе.

Услышав злобный рык Василия, Гоша прикрылся папкой с «Делом» и тоненько заблеял:

— А мы что? А мы ничего. Дело-то молодое, оно и понятно.

Надо отдать должное терпению старшего оперуполномоченного Коновалова, Ольгу Викторовну он дожидался довольно долго, почти три часа. За это время его «Жигули» превратились в небольшой сугроб-чик, потому что снег шел не переставая. Впрочем, с точки зрения маскировки, осадки были только кстати.

Лялька вышла из дома, села в свою машину и рванула с места, как заправский гонщик. Василий висел у нее на хвосте и всю дорогу громко разговаривал сам с собой, возмущаясь и радуясь одновременно тому факту, что бдительность и осторожность девушке, судя по всему, неведомы — она даже не удосужилась проверить, следят ли за ней.

— Не чует она опасности, ежики зеленые, — радовался старший оперуполномоченный. — Молодая, необученная.

— Лялька привезла Василия к маленькому ресторанчику на западной окраине Москвы. Внутрь старший оперуполномоченный заходить не стал — помещение ресторана оказалось небольшим и спрятаться там было негде. Пришлось зажигалкой размораживать пятачок окна и подсматривать в образовавшийся глазок. Василий пережил немало неприятных минут, наблюдая, как сожительница Морозова ест горячий суп и выпивает водку. Что творилось в желудке промерзшего капитана Коновалова и в его бессмертной, но истосковавшейся по теплу душе, трудно описать словами. Правда, сам Василий, приникнув к заледеневшему окну, комментировал происходящее весьма красноречиво. Помимо настойчивых пожеланий обжечься и подавиться супом, Василий рекомендовал Ляльке «сдохнуть», причем немедленно.

Она вопреки пожеланиям вяло ела супчик, попивала водочку и вскоре разрумянилась и похорошела, что довело бедного старшего оперуполномоченного буквально до истерики.

— Гнида, — цедил сквозь зубы Василий, — только бы жрать!

Кульминация, как сказал бы бывший студент Школы-студии МХАТа Леонид Зосимов, наступила в тот момент, когда Ляльке принесли свиную отбивную. Капитан Коновалов был мужественным человеком, привыкшим легко и спокойно переносить тяготы жизни, но здесь и он дал слабину и чуть было не бросил наблюдательный пункт. Только чувство долга и страстное желание увидеть того, с кем Лялька назначила здесь встречу (а в том, что встреча-таки назначена, старший оперуполномоченный не сомневатся), удержало Василия на посту.

Каково же было ему, бедному, когда Лялька, доев и допив, преспокойно вышла из ресторана и уселась в свою машину.

— Что-о?! — заревел Василий. — Что происходит?!

Отчасти утешило его то, что после обеда Лялька поехала за город. Миновав две деревушки, расположенные прямо за Кольцевой дорогой, она въехала в коттеджный поселок и остановилась у большого красивого дома. Василий проехал дальше, оставил машину за поворотом и бегом вернулся назад. Ляльки уже видно не было. Василий прошелся вдоль забора и, убедившись, что улица пуста, легко, несмотря на солидный вес, перемахнул через двухметровое препятствие. Плюхнувшись в сугроб, он прислушался и аккуратно высунул голову из снега. То, что увидел капитан Коновалов, удивило его настолько, что он начисто забыл о конспирации и так и застыл в полусогнутом положении с торчащей из сугроба головой и с широко открытым ртом. А картина была следующая: у ворот стояла Лялька, прижав руки к лицу, будто защищаясь от удара, а на крыльце дома сидела Саня в накинутой на плечи пятнистой шубке и смотрела, как огромная кавказская овчарка поглощает что-то из миски, размером близкой к тазу. Ни Ляльку, ни Василия Саня не видела, вероятно, потому, что была всецело поглощена кормлением собаки, а Лялька, казалось, видела только Саню, никого и ничего больше.

— Все? — спросила Саня, когда собака, облизнувшись, просительно подняла голову. — Доел? Еще хочешь? Не знаю, не знаю, пойду спрошу у твоего хозяина.

Повернулась и ушла в дом.

Василий сел обратно в снег и обхватил голову руками.

«Ничего не понимаю, — сказал он себе. — Хоть убейте. Что она здесь делает? И почему эта сюда приперлась?»

Очнулся он от тяжких раздумий только тогда, когда створка ворот громко хлопнула — это Лялька выскочила за пределы участка и побежала к своей машине. Василий решил больше не лазать по заборам и последовал ее примеру. Крадучись, он добрался до ворот, вышел на улицу, надвинул шапку поглубже и медленно пошел в сторону Лялькиной машины. Ему удалось подойти достаточно близко, настолько, чтобы увидеть Ляльку, сидящую на водительском сиденье и бурно рыдающую.

— А веселенькая у них здесь жизнь, — заметил Василий, возвращаясь к своим «Жигулям».

Домой Василий вернулся, когда уже стемнело. Телефон разрывался, и звонил, разумеется, Леонид.

— У нас новости, — начал он, — сейчас расскажу, а лучше — подъезжай в контору.

— Плохие? — не столько спросил, сколько констатировал Василий.

— Нет.

— Хорошие? — Василий искренне удивился.

— Не знаю. Пришли распоряжения о переводе денег в прибалтийский банк «Полаза». От всех наших пропавших. И что делать теперь, не совсем понятно.

— Что значит «пришли»? Они с ногами или с колесами?

— Начальник, ты не о том думаешь. В один офис письмо принес мальчик, его наняли на улице за сто рублей. В другой офис — водитель такси. И так далее. Или ты надеялся, что сами злодеи явятся? — возмутился Леонид.

— Знаешь, я уже ни на что не надеюсь. Сейчас приеду.

В отделе народу было много. В центре комнаты, развалясь, восседал Сергей Иванович Зайцев, на подоконнике примостился Гоша, за столом Василия, прижавшись друг к другу боками, сидели два эксперта. Было шумно и накурено.

— О чем базар? — спросил Василий от дверей.

— О том, переводить деньги или нет, — пояснил Зайцев.

— Можно подумать, у нас есть возможность для маневра, — пожал плечами Василий. — Ясен пень — переводить. И караулить злодеев в банке. Арестовать счет, на который придут деньги, и все дела.

— А если их после этого — того? — крикнул Гоша с подоконника. — Они же уже будут не нужны. Злодеев-то мы повяжем, а людей можем утратить. У меня по этому поводу есть хорошее стихотворение: «Узелок завяжется, узелок развяжется, столько граждан пропадает, мало не покажется».

— Но и тянуть больше нельзя. Сроки их каникул практически истекли. Гинзбург должен вернуться на родину завтра, Тропины — тоже. А Максимовы послезавтра.

— Знаешь, мы что обсуждаем, — сказал Леонид. — Не перевести ли нам только часть денег. Мало ли — задержка при прохождении таких сумм весьма вероятна. Ну, не будут же они отстреливать людей по частям. Хотя я продолжаю надеяться, что таких планов у них вообще нет. Отпустят, думаю.

— Размечтался! — Василий жестом приказал экспертам освободить его рабочее место, и они послушно отправились к Гоше на подоконник. — Завтра утром переводим деньги, и спорить тут нечего. Фирмы готовы?

— Готовы, хотя и не в восторге, — сказал Гоша.

— Стоп! А Коля? Коля-то? — вдруг всполошился полковник Зайцев.

— Что Коля? — хором спросили все.

— За Колю-то мы денег перевести не можем! Старый я козел!

— Я не уверен, — мягко сказал Гоша, — но, в принципе, почему бы не попросить нашего приятеля Кунца сгонять денежки туда-сюда. Насколько я знаком с азами бухгалтерского искусства, фирма практически ничего не теряет от перевода средств со счета на счет.

— Теряет, — покачал головой Леонид. — И сумма слишком большая.

— Но делать-то нечего, — опять взялся за свое Василий. — Позвоню-ка я своему двойнику Фридману, навру, что, в крайнем случае, мы возместим им потери из бюджета.

Он набрал номер, извинился за поздний звонок и объяснил ситуацию. Фридман посочувствовал, пожалел бедного мальчика Колю Бабкина, но наотрез отказался принимать решение в отсутствие владельца фирмы и еще ряда лиц. Правда, пообещал завтра же утром обзвонить всех и тут же доложить.

— Если надо, я сам готов переговорить с каждым, — сказал Василий, — и Роберту позвоню в брянские леса, и Блюмберга вашего поуговариваю.

— Кого? — деловито уточнил Фридман.

— Блюмберга. Главного бухгалтера вашего автосалона, кого же еще?

— Не знаю, на что вы намекаете, — обиделся Фридман, — но нашего главного бухгалтера зовут Петр Петрович Иванов. До смешного наоборот.

— А кто такой Блюмберг? — задал Василий идиотский вопрос.

— Не знаю, — честно ответил Фридман. — У нас, во всяком случае, такого нет.

Василий растерянно посмотрел на коллег и, зажав мембрану ладонью, пояснил то, что и так всем было понятно:

— У них нет никакого Блюмберга. А Коля пишет…

— Мало ли? — пожал плечами полковник Зайцев. — Коля и тебя с Леонидом называет своими партнерами.

— Да? — Василий почесался, попрощался с Фридманом, пообещав перезвонить ему «в самое ближайшее время», на что Фридман ворчливо заметил, что в самое ближайшее время наступит глубокая ночь, а многие люди в это время суток имеют привычку спать. Василий пропустил справедливое замечание коммерческого директора мимо ушей.

— Сели, взяли тексты и тряхнули мозгами, — приказал полковник Зайцев. — Коля нам что-то хочет сообщить. Он, наивный мальчик, надеется, что не все здесь, — полковник выразительно посмотрел на Василия, — полные идиоты.

— Если мы, как вы выражаетесь, тряхнем мозгами, — обиженно возразил Василий, — то получим, соответственно, сотрясение мозга.

— Блюмберг, Блюмберг, Блюмберг… — Леонид принялся расхаживать из угла в угол. — У нас такого нет, факт. Книжек мальчик не читает, но любит американские боевики. Предлагаю заняться просмотром самых свежих шедевров.

— Ерунда! — Зайцев стукнул кулаком по столу. — На все готовы пойти, только бы не работать. Он не мог рассчитывать, что мы узнаем фамилию его любимого киногероя. Потому что он прекрасно знает — мы этих поганых фильмов не смотрим. Да? Это имя, которое должно быть нам известно!

— Но… — начал Василий.

— Никаких «но»! Думайте.

— Единственное, что приходит в голову, — Коля только что со студенческой скамьи. И Блюмбергом может оказаться его преподаватель, — предположил Гоша.

— Логично, — кивнул Зайцев. — Придется будить Петю.

Петя, или Петр Евгеньевич Дуров — заместитель декана Юридической академии, — был давним приятелем Сергея Ивановича Зайцева, но поздний телефонный звонок не вызвал у него никого воодушевления. Довольно злобно он сообщил, что «никаких Блюм-бергов нет и не предвидится», и посоветовал Зайцеву принимать на ночь снотворное: «И сам поспишь, и людям дашь возможность выспаться», — сказал Дуров и бросил трубку.

Приунывшие оперативники уже совсем было стали склоняться к тому, что Коля упомянул загадочного Блюмберга просто так, изображая свою осведомленность о служащих автосалона, но тут за стеной в кабинете полковника Зайцева зазвонил телефон.

— Двенадцатый час ночи, — с возмущением сам себе сказал полковник и, тяжело оторвав свое тело от кресла, пошел в кабинет. Все потянулись за ним — не столько потому, что возлагали на этот ночной звонок какие-то надежды, сколько потому, что хотелось размяться и сменить обстановку.

Полковник нажал кнопку громкой связи, и из динамика полилась квалифицированная брань в исполнении Петра Евгеньевича Дурова.

— Старый ты козел! — орал он. — Склеротик, каких мало!

Полковник быстро отключил громкую связь и снял трубку, однако вопреки ожиданиям подчиненных, не пресек сквернослова, не оборвал его и не ответил ему тем же, а, наоборот, расплылся в довольной улыбке и от души поблагодарил друга Петю за помощь.

— Так вот, — сказал он, повесив трубку. — Блюм-берг — это автор учебника по шифрованию. Поняли?

Всю ночь оперативники Коновалов и Зосимов, а также следователь Малкин провели за изучением пяти посланий, поступивших, как выразился Гоша, из мест лишения свободы. Василий, не спавший уже вторую ночь подряд, чувствовал себя отвратительно и утешал себя только тем, что не они одни провели эту ночь в бдениях: для расшифровки текстов сыщикам пришлось потревожить многих. Леонид звонил ближайшим коллегам Тропина, Зуба, Максимова, Кузнецова и Гинзбурга, зачитывал им послание шефа, спрашивал, нет ли в тексте какой-либо странности. То, что подсказки в основном спрятаны в фактах, противоречащих действительности, или в явно излишней информации, которую незачем было вставлять в распоряжение о переводе денег, сыщики уже не сомневались. Оставалось выяснить, где бизнесмены врут и где они слишком многословны. Сонные люди, которых Леонид поднимал с кровати, соображали вяло, но под натиском младшего оперуполномоченного кое-какие странности все же замечали. К утру был готов перечень подсказок.

Им удалось узнать, что никакого компаньона С.Т. Веселовского у Тропина не было. Ни о какой «деревенщине Заречном» в клинике Гинзбурга никто не знал. В послании Кузнецова сыщики выделили указание на пятнадцать километров от МКАД «по нашему направлению», а учитывая, что офис Кузнецова располагался на Рязанском шоссе, то направление поиска стало более-менее понятным: Ново-Рязанское шоссе и Казанская железная дорога. На эту же железнодорожную ветку указывала и выдумка Максимова, что он якобы родился в Казани. «Он не только не там родился, — возмущенно сказала секретарша Максимова, — но и ненавидит этот город всей душой. Его там крупно подставили». А вот из яркого письма Зуба они не поняли ничего. Дважды упомянутый в письме «покопанный примус» озадачил их более всего, но предположение Гоши, что под примусом Зуб подразумевает лидера «Отечества» Примакова, было решительно отвергнуто.

Станцию Веселовскую Казанской железной дороги Василий нашел на карте без труда. «Деревенщина Заречный» помог отыскать на той же карте деревню с аналогичным названием. Никаких указаний на расположение дома в посланиях бизнесменов сыщики так и не нашли. Оставалось надеяться только на то, что домов в указанном населенном пункте не так уж много — перспектива обыскивать все дома в большой деревне вселяла в сыщиков тревогу.

В седьмом часу утра «рафик» с омоновцами выехал из МУРа. Леонид, Василий и Гоша двинулись следом на «Жигулях».

— А за городом сейчас, наверное, рай, — сказал Гоша, залезая в насквозь промерзшие «Жигули» Василия. — Свежий воздух, прохлада.

— Да, — Леонид с хрустом потянулся, — давненько, ребятки, не выбирались мы на загородные прогулки.

— А ведь зря. — Гоша был странно весел. — Ведь как было бы хорошо пару раз в неделю в семь утра совершать вот такие романтические путешествия в окрестные деревни. Вот так, всем вместе, в дружеском, так сказать, кругу. Жалко только, что приходится путешествовать на этом раздолбанном керогазе. Я предпочитаю водный транспорт. Сели бы сейчас на речной трамвайчик, и с ветерком! Водная гладь так успокаивает.

— Это ты будешь рассказывать пассажирам «Титаника», — возразил Леонид. — К тому же я никогда не слышал, что по Москве-реке курсируют трамвайчики-ледоходы.

— Прекратите! — рявкнул Василий. — Рано веселитесь. Вот как обломится все опять…

На этот раз не обломилось. Деревня Заречное состояла всего из трех улиц, расходящихся тремя кривыми лучами от старого колодца с подъемным механизмом ведра типа «журавель».

Дом, украшенный выцветшей вывеской, сразу привлек их внимание, а навязшее за прошедшую ночь слово «примус» окрылило. Омоновцы ворвались внутрь с таким грохотом, как будто они штурмовали не небольшую дачку, а крепость с мятежниками. Когда они вышибли дверь, оба несчастных охранника предусмотрительно улеглись на пол лицом вниз, сцепив руки на спине. А заложники, сбившись в кучку в углу подвала, испуганно смотрели на дверь, не решаясь поверить в то, что кошмар уже позади.

А потом все было очень мило и трогательно. Женщины обнимали людей в масках, плакали у них на груди, мужчины жали всем руки, а Гинзбург все время приговаривал: «Жен своих, ребятки, ко мне в клинику в любое время. И рожать будем, и аборты делать, кто что любит. И без разговоров, только без разговоров, я вас прошу». Зуб, дабы не отстать от старшего товарища, пообещал залить всех водкой «по самые помидоры». Тропин не стал предлагать омоновцам по слитку цветных металлов, но заверил, что в долгу не останется и что давно уже подумывал об оказании спонсорской помощи родной милиции. Кузнецов с Максимовым горячо его поддержали.

Потом все принялись с нервным смехом обмениваться телефонами — оказалось, что за время заточения они не записали координаты друг друга.

— Даже жалко расставаться, — сказала Маша Зуб, целуя всех по очереди. — Просто не знаю, как я теперь без вас.

Наталья Тропина посмотрела на Машу, как на сумасшедшую, но улыбку на лице удержала.

— Извините, — расшаркивался Василий, открывая дверь «рафика», — не имеем технической возможности предложить вам иного транспортного средства, приличествующего вашему положению.

— Да о чем вы говорите?! — радостно воскликнул Кузнецов. — Мы сейчас с таким удовольствием!

На прощанье бывшим заложникам было предъявлено несколько фотографий. Огурцова они узнали сразу и стали наперебой рассказывать, что «вот этот, как раз этот приезжал к нам за письмами». Морозова тоже узнали, но с трудом: «Вроде похож на Психолога, только наш был с бородой, в очках…»

«Рафик» уехал, и Василий, Леонид, Гоша и Коля, а также пара омоновцев, которым предстояло остаться в доме в засаде, обосновались на кухне покурить и выпить по чашке кофе.

— Дело сделано, — вздохнул Василий. — Теперь, товарищи, остался сущий пустяк — поймать преступников.

— Преступники в наручниках валяются на полу автомобиля «РАФ», — сказал Гоша.

— На этом полу валяются два жалких наемника. А вот главные исполнители нам покуда неизвестны. — Василий вздохнул. — Ну, по коням. Сдадим Колю товарищу полковнику, пусть целуюгся-милуются, и спать!

…Доехав до дома, Василий как подкошенный упал на диван и сразу заснул. В это утро капитану Коновалову снились хорошие летние сны. Ему снилась Саша. Она сидела на заборе в коротком пестром сарафанчике и пускала солнечные зайчики, а Василий прикрывал глаза рукой и грозил ей пальцем. А она смеялась и все старалась попасть пойманным в зеркальце солнечным лучом ему в лицо. Хулиганка!