Продолжение бестселлера Маргарет Митчелл

ГЛАВА 40

…К половине пятого они подъехали к залу Гильмор-Гарден, где обычно проходили концерты Оффенбаха и где сегодня устраивался банкет в честь работников прессы. Это было огромное здание величиною с большущий дебаркадер железной дороги. На одной его стороне был расположен великолепный фонтан с искусственным водопадом, а три другие были заняты амфитеатром и аккуратными небольшими столиками для угощений, которые старательно заставляли винами и закусками молоденькие девушки в белых передниках. Повсюду были размещены большие напольные вазы с всевозможными цветами и высокие тропические деревья, поражающие присутствующих своей необычной красотой. Посреди зала возвышалась эстрада для музыкантов, довольно вместительная, рассчитанная на большое количество людей, правда, пока что на ней стояли одни только инструменты, настроенные для игры с нетерпением поджидая своих хозяев — виртуозных исполнителей.

Начало банкета было запланировано на пять часов вечера и приглашенные уже понемногу стали заполнять этот огромный зал, в котором свободно могла гулять, пить, есть, и слушать музыку не одна тысяча человек!

Лакей, стоящий на входе взглянул на приглашения, которые показал ему мистер Левингстон и пригласил их пройти в зал.

Мистер Левингстон был владельцем одного из самых крупных издательств Нью-Йорка, а посему и довольно известной личностью в городе. Как только он вместе со своими дамами вступил в зал, его тут же окружили вниманием.

— Мистер Левингстон, добрый вечер! — первым обратился к нему лысоватый пожилой мужчина, который прохаживался около фонтана под руку с молоденькой девушкой, лет восемнадцати.

— Позвольте представить Вам и Вашим дамам свою дочь Нели. — Сказал он, сияя гордой отцовской улыбкой.

А девушка и впрямь была хороша. Ее вьющиеся светло-русые волосы очень выгодно кантрастировали с крупными карими глазами и темными, широкими бровями. Осанка Нели была безукоризненной, а ее тонкая шея изящно держала на себе миниатюрную головку с пышным пучком волос, закрепленном на затылке.

— Очень приятно, мистер Лангстер. — Ответил мистер Левингстон и улыбнулся очаровательной дочке незнакомца. Нели, в свою очередь, тоже улыбнулась и поклонилась дамам.

— Позвольте и мне представить Вам своих дам. — Сказал дедушка Джулии.

— Это моя супруга, миссис Тресси Левингстон и внучка Джулия, а это миссис Скарлетт Ретт Батлер, — наша гостья, южанка из Атланты.

— А это, мои прелестнейшие дамы, — мистер Джон Лангстер, мой коллега, а если точнее, один из лучших оформителей нью-йоркских новостей.

Они прошлись возле фонтана, немного побеседовав с мистером Лангстером и его прелестной дочкой и тут же к ним подошли еще несколько мужчин, окруженных своими нарядными спутницами. Представления следовали одно за другим, и нетерпеливой Джулии вскоре это надоело.

— Дедушка, ты что, решил нас со всеми Нью — Йорцами перезнакомить? — Спросила она, наклонившись к самому уху мистера Левингстона, чтобы никто из окружающих не смог ее услышать.

— Я думаю, что тебе, Джулия, это не помешает, ведь если мы начинаем выводить тебя в свет, лишние несколько знакомств окажутся всегда кстати.

— Но я все равно не запомню всех с первого раза.

— Главное, чтобы они тебя запомнили. — Многозначительно сказала миссис Левингстон.

Вскоре в Гильмор-Гарден стали появляться не только представители печати, но и сами устроители банкета, знаменитые французские артисты, режиссеры, постановщики и другая театральная публика.

— Посмотрите, — воскликнула Джулия, — многие уже усаживаются в кресла и того гляди в амфитеатре не останется ни одного хорошего места. Пошли скорее туда, уже без пяти минут пять, и я думаю, что скоро на эстраде появится маэстро.

Джулия, не раздумывая, стремительно направилась к амфитеатру, увлекая за собой спутников.

Однако надежды молодой девушки не оправдались. Хоть через десять минут на эстраду стали выходить музыканты, занимая свои места, Оффенбаха среди них так и не появилось. Вместо него дирижировал оркестром чех Маречек, и надо сказать, дирижировал отменно. С эстрады звучала музыка Оффенбаха, перемежаемая короткими приветственными речами французского режиссера Марка Фурье, которому было поручено вести этот вечер, и в течение часа люди почти не вставали со своих мест и не подходили к столикам.

И вот, наконец, когда публика была уже порядком разогрета музыкой и приветственными речами, на эстраде появился Оффенбах. На маэстро был старомодный фрак с ленточкой почетного легиона и черные лаковые туфли на высоком каблуке. Взойдя на эстраду, он поприветствовал шумно встречающих его людей, слегка поклонившись, и тут же, небрежно опершись на пюпитр, повернулся спиной к публике, взмахнув своей дирижерской палочкой.

У Оффенбаха была внешность, которая оставляет неизгладимый след в памяти всякого зрителя. Он был небольшого роста, с крючковатым носом, изобличающим его еврейское происхождение, с живыми остроумными глазами неопределенного цвета, впалыми щеками и седеющими волосами. Ему было уже около шестидесяти лет, и он, страдая подагрой, ходил опираясь на палку и немного ссутулившись.

Маэстро порадовал публику несколько минут и снова удалился, уступив свое место Маречку. А потом в течение всего вечера вновь ненадолго появлялся на эстраде и дирижировал исполнением какой-нибудь 'оффенбахиады', - попурри из своих веселых мелодий.

Вскоре засидевшаяся публика начала вставать со своих мест и подходить к столикам с угощениями. И, мало помалу, среди гостей стали образовываться небольшие группы знакомых друг с другом людей, которые, оккупировав столики, пили и ели, перемежая это занятие веселыми разговорами. Одним словом, прием был в самом разгаре и Джулии уже не терпелось улизнуть куда-нибудь подальше от своих стариков, которые без особого восторга воспринимали все происходящее лениво пожевывая сэндвичи и запивая их великолепным французским шампанским. Но вот, на какой-то момент музыка в зале стихла и на эстраду снова вышел Марк Фурье, обратив на себя внимание развеселившейся публики.

— Уважаемые леди и джентльмены! — Громко произнес он с французским акцентом.

— Позвольте предложить Вашему вниманию несколько веселых сочинений, написанных нашим театральным поэтом Энтони Буэно, а поможет ему в этом несравненная Глен Дилон. — И он галантно подал руку восходящей на эстраду миловидной блондинке в блестящем голубом платье, следом за которой шагал худощавый поэт Энтони Буэно с пышной шевелюрой кудрявых рыжих волос.

Артисты поклонились публике, и Марк Фурье объявил название их первого поэтического повествования.

— Итак, леди и джентльмены, Вашему вниманию предлагается 'Парижский вор'.

И приняв артистические позы, стоящая на эстраде пара вдохновенно, по ролям, начала читать историю, происшедшую с вором и его любовницей, которая считала его богатым византийским купцом. Потом они прочитали еще несколько комических произведений Буэно, заставляя хохотать до упаду всех собравшихся в зале.

После выступления артистов, снова заиграла музыка, и люди собравшиеся возле эстрады, поспешили вернуться к своим столикам. И в этот самый момент Скарлетт заметила маэстро Оффенбаха, который в окружении нескольких солидных джентльменов направлялся к свободному столику с угощением.

— Джу, посмотри, — шепнула она на ухо девушке, обожающей своего кумира.

— О! Невольно воскликнула та, увидев, как маэстро вместе со своими четырьмя спутниками усаживается за свободный столик.

— Миссис Скарлетт! Давайте подойдем вон к тому столику, видите, там как раз сидит мистер Лангстер со своей Нели.

— Зачем?

— Оттуда мы сможем послушать, о чем будет разговаривать маэстро со своими друзьями.

— Джу, ну для чего тебе все это нужно?!

— Но, миссис Скарлетт, пожалуйста! Ведь интересно же! Да в Филадельфии все умрут от зависти, когда я расскажу о том, что мне удалось побывать не только на выступлении Оффенбаха, но и подслушать о чем он ведет беседы в кругу своих друзей!

Скарлетт покачала головой, подумав о том, какой Джулия в сущности, ребенок.

— Дедушка, мы с миссис Скарлетт подойдем пообщаться с мистером Лангстером и Нели. — Сказала она мистеру Левингстону, и не успев услышать разрешения, тут же повернулась, обхватив Скарлетт за талию, после чего поспешно повела ее в противоположную сторону.

— Мистер Лангстер! — любезно воскликнула Джулия и очаровательно улыбнулась.

— Позвольте присоединиться к Вам на несколько минут.

— Пожалуйста, мисс Левингстон, Вы с миссис Батлер как раз кстати, да и Нели уже начала скучать в моем обществе.

Джулия уселась рядом с Нели, откуда она лучше всего смогла бы подслушивать разговоры с соседнего столика, а Скарлетт пришлось занять место рядом с мистером Лангстером. Немного побеседовав друг с другом и обсудив веселое чтение только что выступавших артистов, они выпили по бокалу шампанского за приятный вечер, а потом как-то само собой, их совместная беседа прекратилась. Джулия, наблюдая за Нели, вскоре поняла, что и та частенько посматривает в сторону соседнего столика за которым сидел маэстро, и молодые леди, достаточно быстро обнаружив друг перед другом обоюдное желание пошпионить за мировой знаменитостью, стали вдвоем наблюдать за Оффенбахом, а мистер Лангстер завел беседу со Скарлетт.

— Похоже наших юных мисс кроме маэстро Оффенбаха ничего не интересует. — Сказал он, весело поглядывая на свою соседку.

— Похоже, что так. — кивнула Скарлетт.

— А вон и еще парочка желающих поглазеть на маэстро, словно на диковинного зверя. Взгляните-ка, миссис Батлер. — Мистер Лангстер движением глаз показал Скарлетт, куда следует взглянуть.

В это время, недалеко от столика за которым сидел маэстро, остановилась пара молодых людей, и делая вид, что они рассматривают репродукцию, висящую на стене, искоса поглядывали в сторону великого композитора.

— Да, нелегко быть знаменитым, — с сочувствием сказала Скарлетт. — Посмотрите, как откровенно они его рассматривают, а ведь им кажется, будто они делают это совсем незаметно. Надо быть великим слепцом, чтобы не заметить такого пристального внимания к себе. И я думаю, что маэстро давно уже их заприметил.

— Конечно, миссис Батлер, я нисколько в этом не сомневаюсь. Но маэстро, увенчанный славой, давно привык к такому вниманию, а потому, никак на это не реагирует. Я не первый раз нахожусь вместе с ним на подобных мероприятиях и он, всякий раз ведет себя так, словно совсем не замечает восторженных взглядов, летящих к нему со всех сторон. И окружи его сейчас толпа поклонников плотным кольцом, и начни показывать на него пальцем, он по-прежнему будет продолжать прикладываться к бокалу с шампанским и премило вести беседы, невзирая на этот факт. Известность, миссис, мировая известность, чего только она не способна сделать с людьми! А Вы знаете, сколько денег он запросил с устроителей за этот банкет, благодаря своей известности?

— Понятия не имею! — пожала плечами Скарлетт.

— Только не упадите в обморок! — Тысячу долларов за один вечер!

— О! Не может быть!

— Очень даже может!

В этот момент оркестр закончил играть свою очередную композицию и в образовавшейся тишине, нарушаемой приглушенными разговорами людей, до Скарлетт долетели слова маэстро Оффенбаха. В этот момент он как раз поругивал американцев со свойственной ему злой иронией, которая довольно характерно проявлялась и в некоторых его музыкальных произведениях.

— Да, Америка страна свободная, — говорил он, — если не считать того, что не имеешь права есть, когда хочешь, и что хочешь, и жить, как вздумается. А величайшей свободой здесь считается то, как американцы обращаются друг с другом, и особенно с иностранцами.

Джулия, полностью обращенная в слух, казалось, пыталась запомнить каждое слово своего кумира, и Скарлетт, снисходительно поглядывая на нее, подумала о том, что ей сейчас совсем не помешало бы перо и бумага.