Я снова оказываюсь здесь, в этом безумном сне, который в последнее время мне часто видится.
Меня окружила неистово ликующая толпа. Они источают ненависть. Они хотят моей крови. Всё происходящее не имеет для меня смысла. Все странно одеты, и я в том числе. Какое-то тряпье. Хотя это неважно. Важно то, что меня сейчас привяжут к столбу и разожгут огонь. Пламя охватывает мои ноги, толпа ревет в экстазе. Я их не понимаю. Среди сотни глаз я нахожу особенные. Это взгляд человека, которого совсем не знаю, но чутье подсказывает мне, что он и есть мой палач. Ветер развивает, путает пряди его длинных черных волос. Он бросает на меня последний взгляд, накидывает на голову капюшон и скрывается в толпе. А еще через секунду мое сердце остановится…
— Аааа!! — я хватаю ртом воздух, резко поднимаюсь с постели.
— Тет! Эй, позовите врача! Как хорошо, что ты очнулась. Все в порядке, все хорошо, ты дома.
Меня укладывают назад. Предо мной возникает озабоченное лицо Мины. Из-под белой повязки у нее на лбу выбилось и свисают, щекотя мне нос, несколько золотистых локонов. Я звонко чихаю и расплачиваюсь за это волной боли, разливающейся по спине.
Входит доктор, проверяет показания медицинских приборов, стаскивает одеяло, водит сканером и холодными пальцами, сжимая мое запястье.
Я отворачиваюсь в сторону, перекатывая голову по подушке. Мина опускается в кресло рядом. Озабоченность не сходит с ее лица.
Мина… Моя подруга детства. Мы росли в ней в одном секторе, учились в одной школе, смешно сказать, влюблялись в одних и тех же мальчишек. Как давно это было. Словно в прошлой жизни.
Она красавица. В самом деле красавица, с рождения, а не как это делают сейчас, заменяя внешность. Карамельная кожа и миндальные глаза. Чтобы остальные девчонки ей меньше завидовали, она постоянно жалуется, что не может принимать солнечные ванны.
Но за идеальной наружностью скрывается внутренняя рассудительность. Ей не так много лет, как и мне, но она уже образцовый гражданин. У нее прекрасный муж на хорошей гос. должности и двое детей.
Согласно законам Союза Рут, совершеннолетние девушки могут поступить в высшую школу только сперва отдав долг Родине, то есть либо подарив двух новых граждан колонии, либо отслужив два года в министерстве обороны. Мина выбрала первый путь, а я, очевидно, второй. Иногда думаю, что напрасно.
— Что ж, все показатели в норме. Вы стремительно идете на поправку, моя дорогая, — заключил доктор, немолодой мужчина с сединой в волосах и глубокими морщинами на переносице, — Вам неслыханно повезло. Но радоваться пока рано, все-таки задет позвоночник, и ваше восстановление зависит только…
Голос врача уходит куда-то вдаль, в ушах нарастает шум, словно помехи связи, и я снова проваливаюсь в небытие.
Не знаю через сколько времени я снова прихожу в себя.
В палате темно. Я медленно оглядываюсь. Мина спит в кресле. Бедная, сколько времени она здесь уже провела?
Пытаюсь склеить разрозненные кусочки из памяти, понять, как я здесь оказалась.
Хотя, чтобы понять, как я здесь оказалась вообще, а не в частности, стоило бы начать сначала.
Меня зовут Тет, Тетис, в честь бабушки. Несколько старомодное имя, но шестьдесят лет назад так называли каждую вторую девочку. Это были годы начала освоения Тетии, футуристы предвещали быструю экспансию по Солнечной системе, а на волне развития технологий и успеха колонизации новой малой планеты главы союза объявили начало второй Космической эры.
Я родилась в государстве под названием Союз Рут на базе Рея, семь единиц сидерического года назад в эпоху второй цивилизации Сатурн. Отец, гравимеханик сектора, и мать, воспитатель государственного интерната для новых граждан, по-прежнему живут на базе.
Я второй ребенок в семье. У меня есть старший брат, Деко, и он ученый. Я безмерно горжусь им и жутко завидую.
Еще у меня есть Гастан.
Гастан. Мы вместе учились в школе и дружили с самого детства. Он, я и Мина. Я всегда думала, что он выберет ее, но получилось иначе. На последней ступени школы он предложил мне свое сердце. Мина же получила предложение руки от Гектора, своего нынешнего мужа. Они быстро скрепили свой новый союз и получили статус граждан.
Мы же вдвоем с Гастаном мечтали поступить в Высшую Школу Ботаники. Вместе полтора года назад приняли решение пойти на службу в министерство обороны: Гастан хотел заработать денег на будущее, а мне нужно было отдать «прекрасный» долг. И я согласилась стать солдатом вместо внесения вклада в численность колонии. У моей бабушки, например, никакого выбора не было, поэтому в каком-то смысле это хороший вариант.
Кто-то может возразить, что с инкубаторами стало проще. Но они потребляют ресурсы, их аренда стоит денег, которых у меня нет. А гарантия результата только восемьдесят процентов при прохождении полного цикла выращивания. Поэтому обычно женщины предпочитают первый триместр вынашивать плод самостоятельно, затем переселять в инкубатор, а после забирать ребенка в семью, потому что едва ли кто сочтет детство, проведенное в стенах интерната для новых граждан, счастливым.
В любом случае, мой выбор давно сделан. Еще немного, и мы с Гастаном могли бы стать гражданами, получить выездные карты, поступить в высшую школу и отправиться на практику в колонию Пространство Гипериона на Титане, где гиперионцы весьма преуспели в терраформации этой малой планеты системы Сатурн.
Эта терраформация — весьма любопытное явление. Честно говоря, я считаю, что даже гиперионцы плохо представляют себе желаемый результат. Идеальный, я имею в виду. Точь-в-точь как когда то наша родная планета. Еще бы, прошли тысячи лет, утрачено много технологий, а сведения о изначальной биосфере весьма обрывочны.
То есть, согласно современной теории, человечество зародилось на третьей планете системы Солнце. Есть противники теории, конечно, но у современных ученых много доказательств в виде частично восстановленной и расшифрованной информации со старых носителей данных, хотя они и обрывочны.
К тому же люди всех колоний негласно живут по суткам подозрительно близким к периоду вращения третьей планеты, несмотря на то что общепринятое времяисчисление идет согласно сатурнианского году. Забавный факт.
Так что здесь сомнений быть не может. Но вот насчет причин деградации планеты есть много версий. Наиболее популярна версия о супер-оружии, применяемом в глобальную войну, развернувшуюся, по разным оценкам, от тысячи до полутора тысяч лет назад, во время последней цивилизации Земля или первой цивилизации Сатурн.
Войны — двигатель прогресса. Что ж, видимо наши предки довоевались до того, что смогли построить межзвездный корабль и прилететь сюда, на Сатурн. И сейчас мы, их потомки, заключаем научно-исследовательские союзы, организуем экспедиции, отправляем зонды к планете, поверхность которой, по данным с зондов сотрясают множественные взрывы с тяжелыми выбросами в атмосферу, плотность которой сделала ее непригодной к существованию.
Звучит невероятно.
И все же, эта история меня всегда вдохновляла. Всегда было интересно, какой она была, эта Земля, до того, как ее покинуло человечество. Как бы я хотела увидеть мир с тем биологическим разнообразием, которое рассчитали и которое предсказывают гиперионцы! Как бы я хотела внести свой вклад в развитие этой ветви науки!
К сожалению, в Союзе Рут уделяется гораздо большее внимание экспансиционным технологиям, так как наше государство не имеет в распоряжении собственной малой планеты, пригодной для терраформации.
Вот поэтому мне так важно получить выездную карту и поступить в высшую школу. Вот почему я здесь.
Разлепляю сухие губы. Хочу пить.
Ощупываю свои ладони, но не обнаруживаю на пальцах коммуникатора, чтобы связаться с внутренней системой помещения и подключиться к доступным мне устройствам. Шарю руками по одеялу.
Моя возня будет Мину. Она удивительным образом понимает меня без слов, вставляет мне в рот трубку, по которой поступает вода. Утолив жажду, я отпускаю ее и фокусируюсь на лице подруги, взирающей на меня с жалостью и озабоченностью. На глазах наворачиваются слезы.
— Родная! — Мина кидается ко мне и обнимает, бережно, но ощутимо, — Как же тебя угораздило! Ох, мы все думали, что ты окажешься в корпусе снабжения, а тебя, оказывается, записали в штурмовики! С ума сойти!
— Ну, так распорядилась распределительная шляпа, — тихо ворчу я.
Мина хмурится.
— Иногда ты говоришь такое, что сложно понять, о чем речь. Какая еще шляпа?
Я сама иногда не могла толком объяснить некоторые выражения, которые я любила ввернуть в своей речи. В самом деле, какая шляпа.
— На учениях тренеры сделали выводы, что я неплохо управляюсь с гравистанцией, — пояснила я.
— Понятно, — примирительно заключила подруга, помогая мне сесть, — Есть хочешь?
— Сколько я пробыла без сознания? — спохватилась я, — Включи транслятор, я что-то не могу найти свой ком.
— Ладно, но учти, врач запретил тебе смотреть новости.
Мина через собственный ком включает транслятор и переключает каналы.
— Что, все настолько плохо?
— Ты здесь, а значит, не все, — подруга говорит так, словно пытается заразить меня своим оптимизмом. Она останавливается на каком-то развлекательном канале и возвращается в кресло.
— Давно ты здесь?
— Почти с самого твоего прибытия, — Мина закусывает губу, — три дня. Мы с семьей как раз прилетели на Тетию. Гектору нужно пробыть здесь какое-то время по службе.
— А Гастан?
— Он был на дежурстве. Я связывалась с ним, сказал прибудет первым же рейсом, как только выбьет увольнительную, — Мина усмехается, — Он злой как черт, рвет и мечет. Говорит, что так и знал, и не надо было пускать тебя на службу.
Я невольно улыбаюсь. Кто бы его спрашивал. Но его взволнованность греет мне душу.
— Еще связалась с твоими родителями, успокоила их, сказала, что с тобой все в порядке. Убедила не прилетать. В их возрасте такие путешествия ни к чему. К тому же, к их прилету ты скорее всего уже будешь на ногах.
Я благодарно взглянула на подругу.
— Спасибо.
Она пожала плечами, мол, ничего особенного. Но я знаю, что ей тоже тяжело дались три бессонные ночи.
На дисплее транслятора разноцветные кадры детской игры сменяются заставкой псевдонаучной передачи «Кто и что» в духе мистицизма. Первые же кадры продемонстрировали Энцелад, а голос диктора начал вкрадчивой, пробирающей до костей интонацией рассказывать про планету и нашу миссию, снабжая общеизвестные факты многочисленными предположениями и домыслами. Я завороженно уставилась на мелькающие изображения.
— Что-нибудь известно про остальных? Что вообще говорят?
— Нет, правительство засекретило информацию. На основных каналах сообщают лишь краткие сведения. Основная версия — авария на танкере, несчастный случай, вызванный аномальными физическими условиями и стечением обстоятельств. Но поговаривают, не обошлось без мимасцев. Ну то есть гиперионцев на самом-то деле.
— Как же тебя пустили ко мне?
— Я пригрозила им сама знаешь кем. К тому же ты на обычной станции, Тет. Правда, ее совсем недавно отстроили и открыли, — Мина скорчила гримасу на очередную реплику, прозвучавшую из транслятора, — Слушай, давай я переключу, а?
Я поморщилась. Я на гражданской станции. Меня уволили?
— И что, оборонники даже не приходили?
— Ты знаешь, что я не люблю, когда ты их так называешь.
— Это еще почему? Из нас двоих если кому и обижаться на «оборонника» — так это мне. А ты просто становишься ханжой, как Гектор.
— Я не ханжа, — кажется, я задела подругу за живое, — Мне просто не нравится это неуважение и все. Просто это мое мнение.
Я знаю, что веду себя несправедливо по отношению к ней, но извиняться вроде тоже глупо.
— Так что, уважаемые господа из оборонки уже посещали меня?
— Нет, — бурчит Мина что-то разглядывая на своем коме, — при мне — нет.
— Понятно.
Понятно, думаю я. Значит, еще предстоит.
— Ты лучше скажи, что хочешь на завтрак, — меняет тему подруга, — а то ты уже три дня на катеторном питании. Давай что-нибудь закажем, я жутко голодна.
Она делится со мной поступившим по кому меню. Я заказываю кашу с белковым сублиматом и картофельный напиток. Мина — овощи на пару и минерализованную воду. Через несколько минут нам доставляют нашу еду. Первая ложка каши идет неохотно. Но затем аппетит разыгрывается, и я поглощаю еду с куда большим энтузиазмом.
Меж тем в трансляторе голос репортера продолжает нагнетать.
— В нашей студии оказалась уникальная запись интервью с профессором Домичем, сделанная несколько лет назад. Давайте посмотрим вновь эти кадры, которые, возможно, некоторые сегодня сочтут пророческими.
На дисплее появляется лицо мужчины лет сорока пяти. Он начинает запальчиво рассказывать свою теорию живых планет. О том что каждое космическое тело обладает своим собственным самосознанием, которое человечеству просто невозможно постичь.
Вообще-то, профессор Домич когда-то был одним из самых перспективных, продуктивных и уважаемых ученых в союзе. Это он открыл планетно-матричное излучение, объясняющее явление быстрого старения по мере приближения колоний к Сатурну. На базе его теории запустили разработку защитных механизмов для баз и кораблей. А потом он вдруг заговорил про Живой Космос и попал в опалу. Кстати, давно его не было видно. Ходили слухи, что у него обнаружилась деменция, и сейчас он живет на попечении своей семьи.
— Может посмотрим что-нибудь другое? — спросила Мина.
Я пожала плечами. Меня одинаково утомляло все. Она снова стала выбирать каналы.
— Ты в это веришь?
— Во что в «это»?
— В сознание космических объектов.
Я изобразила скучающий тон и прихлебнула из стакана, будто это тема меня не сильно-то и волнует. Но подруга, кажется, не заметила напряжения.
— Я об этом как-то не задумывалась. Это вроде сфера твоих интересов, биосферы, астросферы и все такое. Тебе лучше знать.
— Я интересуюсь космо экологией. Это другое.
Мина остановила свой выбор на интерактивном спектакле и вернулась к еде.
— Знаешь, я думаю, тебе уже не надо со мной сидеть сутки на пролет, я хорошо себя чувствую.
Мина остается невозмутимой. Я думаю, она действительно сильно утомлена и скучает по детям.
— Посмотрим. Возможно, завтра меня уже сменит Гастан.
Она забирает мою пустую тарелку, помогает уложиться назад в постель и бережно накрывает одеялом.
— Я очень тебя люблю, Тет. То, что случилось…, - ей тоже трудно подобрать слова, — Я очень перепугалась, когда узнала, — она тяжело вздыхает, — Какая же ты храбрая. Ты всегда была храброй.
Я усмехаюсь. Мне правда смешно, что она так думает. Будучи уже подстреленным, несложно быть героем.
Мне и приятно от ее слов, и досадно одновременно, потому что это неправда. Потому что я помню свой страх, ужас тупого и беспомощного животного. Но я не могу сосредоточиться на этой мысли. Я слышу щелчок медицинского прибора, чувствую, как в кровь поступают медикаменты, и снова засыпаю.