Проект Тетис

Глава 6. Учебка

По прошествии двух недель Аммирин все еще осталась верна себе. Наряды на самую грязную работу я получала так часто, что складывалось впечатление, что я просто обслуживаю наш отряд.

Мои кости, мышцы и сухожилия пришли в норму, медицинский экзоскелет я больше не носила, и это расширило возможности моей эксплуатации. Сегодня под моей ответственностью была чистота вентиляционных отсеков общественного модуля. В гражданских секторах это доверялось бытовым дройдам. Но в секторах министерства обороны Дионы, видимо, были свои понятия о военном воспитании.

Подхватив промышленный очиститель, я открываю люк и втягиваюсь наверх, пытаясь рассмотреть фронт работ. Увиденное приводит меня в уныние. Заползаю на четвереньках в воздуховод и начинаю драить его стены, когда в помещение заходят двое.

— И помните, — говорит один из них, — вам доверена важная миссия. Мы ведь можем на вас рассчитывать, молодой человек?

— Безусловно, — отвечает второй, и я чуть не роняю очиститель вниз, потому что этот голос я узнаю из тысячи, — Я вас не подведу.

Подсматриваю в прорези вентиляционной решетки. Да, это Гастан! Он вернулся! Однако, памятуя о том, что говорил Гавидон, не спешу прерывать чужой разговор. Все-таки нам с Гастаном действительно лучше не выпячивать на всеобщее обозрение наши отношения.

Вместо этого запускаю очистительный механизм. Удивительно, что старенький полуавтоматический робот еще вполне исправно работает. Не успела я об этом, подумать, как он со скрежетом давится воздухом, а из фильтра проливается грязная вода. Весьма неудачно проливается — прямо на лысину человека, беседующего с Гастаном.

Они оба смотрят на открытый люк, наконец, замечают на дисплеях помещения надпись “Осторожно! Идет профилактическая чистка систем жизнеобеспечения”, выведенную мной прежде. А я замираю в недрах вентиляции. Мне конец.

— Гхм, — произносит собеседник Гастана, доставая платок и вытирая голову и шею, — безобразие.

— Наверное, дроид-очиститель сломался, — говорит Гастан, подавая ему еще один платок и заглядывая в люк, — я разберусь с этим.

— Что ж, разберитесь, пожалуйста, — недовольно ворчит испачканный человек и, потоптавшись на месте еще пару секунд, все же покидает помещение.

Я облегченно выдыхаю и спрыгиваю прямо на руки Гастану.

— Лови!!

— Тет?? — он так удивлен, что едва успевает поймать меня и придержать за талию.

— Наконец-то!

— Что ты здесь делаешь? — он смотрит то на меня, то в черноту люка.

— Отбываю наряд вне очереди по приказу моего нового командира. Ты будешь удивлен, узнав, какие успехи я в этом делаю, — кладу руки ему на плечи. Жду, когда же до него дойдет, что мы здесь одни.

— Эээ… Во что еще ты вляпалась? — Гастан, наконец, фокусирует взгляд на мне, но улыбка его получается вымученной. Меня это расстраивает. Не хочу, чтобы он считал меня неудачницей.

— Не во что. Все в порядке. Но, честно говоря, советы и мастер-классы от знатока автопехотной брони мне не помешают. Я могу рассчитывать на вас, молодой человек? — я шутливо изгибаю левую бровь, корча серьезную мину.

Гастан меняется в лице.

— Ты о чем?

— Потренируешь меня, балда? — говорю я уже обычным тоном, — А то сейчас на полигонах мне достается.

— А… Нет, боюсь, не смогу.

Он легким движением отставляет меня чуть в сторону. Неловкость нашей встречи озадачивает.

— Ой, ты наверное, куда-то спешишь. Я тебя задерживаю? — догадываюсь я. Холодность возлюбленного меня расстраивает, но я помню, что он только что получил какое-то важное задание. Все-таки я не должна отвлекать его от службы.

Отстраняюсь и теперь замечаю, что Гастан немного изменился. Что-то в манерах, выправке, и новая форма… Он ловит мой взгляд и поясняет:

— Я теперь при штабе. Тоже перевели, с повышением, — он снова улыбается, скромно, словно думает, что не заслуживает этого.

— Поздравляю… — я все еще не могу оторвать взгляда от блестящих декоративных пуговиц на его куртке и аккуратно прошитых золотом погонов, — Это… это же здорово! Я так рада за тебя.

— Да. Так что я уже отошел от этих всех дел с броней. Можно, конечно, с свободное время попробовать, но, сама понимаешь, со свободным временем сейчас не очень.

— Понимаю…

— Эй, ты чего? — он двумя пальцами подцепляет кончик моего подбородка, заставляет посмотреть ему в глаза, — Не вешай нос. Все по-прежнему. Надо просто немного потерпеть. Мы оба должны обустроиться на новых местах. Да ведь?

— Да, но…

— К тому же, ты склонна преувеличивать. Все у тебя отлично получается, я уверен.

— Мы не будем видеться?

— Будем, конечно, — усмехается он, в его глазах вспыхивает такая знакомая и родная искорка иронии, — Должна же ты, наконец, мне рассказать про свои приключения.

— Готовься слушать, — улыбаюсь я в ответ.

Гастан склоняется и нежно целует меня в губы, а я думаю, что все мои приключения стоили того, чтобы в итоге оказаться здесь и сейчас.

— Мне пора, — говорит он, — завтра найду тебя на твоем новом наряде.

Он отпускает меня, одергивает манжеты и, подмигнув, покидает помещение.

— Тогда мне не терпится его получить, — запоздало отвечаю ему вслед.

Когда двери за ним закрываются, я в гораздо более приподнятом настроении приступаю к исполнению своего наказания.

Но на следующий день мне не достается наряд и вообще не выпадает ни одной свободной минуты. Аммирин гоняет нас на стрелковом полигоне до потери пульса.

— С этого дня тренировки здесь и на трассе препятствий входят в ежедневную программу, — объявляет она, обходя строй, пока каждая из нас отстреливает виртуальные мишени, — и уважительная причина, по которой вы можете не явиться сюда только одна. Какая, Ви?

— Собственные похороны, — бодро рапортует та.

— Верно, — Амми подходит ко мне так близко, что я ощущаю ее дыхание на своем ухе. Смотрит пристально, — Понятно, Илина?

— Так точно, — отвечаю я, выпуская залп огня по мишени.

От напряжения уже рябит в глазах. Как только они отказываются видеть, нас отправляют на прохождения трассы.

И так изо дня в день. Каждый вечер я засыпаю без задних ног и, положа руку на сердце, в этой круговерти сама редко вспоминаю про Гастана. За минувший месяц мы встретились только раз, в обеденный перерыв. Вернее, обед мне пришлось пропустить. Гастан вызвал меня по комму в штабной сектор, мы прогулялись по его серым улицам, пересказывая друг другу все, что с нами случилось за прошедший месяц. Он был все таким же иронично-сдержанным, неохотно слушал мои восторги по поводу его нового назначения. Говорил, что не считает это своей заслугой, просто так получилось. Я же взахлеб рассказывала о событиях минувших своих дней. Он слушал и утешал. Но никакой речи о том, чтобы остаться наедине, конечно же и быть не могло. Гастан, как всегда был прав, вначале нам нужно освоиться на новых местах.

Сны мне тоже больше не снились. И я радовалась: даже в самой плохой ситуации есть свои плюсы.

Наряды я отбывала теперь по очередности. Последний, дежурство на кухне, заканчивался поздно. Мой напарник из соседнего взвода, Левх, весь день был в приподнятом расположении духа, несмотря на то, что любил врубить по транслятору новостной канал и наслаждаться нагнетающей атмосферой репортажей. Сегодня особенно часто мелькали сообщения про пограничные конфликты с Мимасом, способные любому испортить и аппетит, и настроение. Я старалась не слушать, заткнув уши музыкой.

После вечернего приема пищи, расставляя вымытую посуду в боксы, краем глаза замечаю, как Левх возится в дальнем углу кухни, намешивая что-то в только что отчищенной кастрюле.

Мне спину аж сводит от усталости, и потому на меня накатывает раздражение, что Левх добавил нам работы. Подхожу, чтобы высказать ему.

— Ты что это делаешь?

— Дембельский пирог, — невозмутимо отвечает напарник, ссыпая в кастрюлю все, что осталось в холодильниках. Уж на что, но на пирог эта смесь явно не походила, — Мик завтра все, домой к отцу и матери. Надо уважить старшого.

На этих словах Левх зачерпывает ложкой получившуюся жижу, пробует на вкус, остается недоволен и лезет искать что-то в бокс с провизией.

— А не жирно ему будет? — я скептически наблюдаю как Левх щедро засыпает в кастрюлю сахар.

— Не ворчи, а? — отмахивает тот, — Кстати, приходи после дежурства, если хочешь. Старшина свалил куда-то сегодня по срочному вызову, а мы отмечаем. Симпатичные девчонки нам не помешают, — он облизывает ложку, и меня передергивает, — Ты — симпатичная.

— Нет уж, спасибо, — фыркаю я, возвращая наушники в уши, и отворачиваюсь, чтобы не видеть кулинарные потуги Левха.

Однако, когда поздно вечером я возвращаюсь в свой блок, чтобы, едва коснувшись подушки, провалиться в сон, мое внимание привлекает шум в соседнем блоке. Слышны веселые голоса и смех, и я иду, словно насекомое, на свет.

Соседний взвод кутит не скрываясь. Двери в казарму едва прикрыты, из щелей клубиться сигаретный дым. Интересно, как им удалось провести противопожарную систему? Поднимаю голову и вижу, что какой-то умелец воткнул в датчик отвертку. Понятно, как.

Осторожно заглядываю внутрь. От дыма слезятся глаза. Солдаты сдвинули койки в стороны, сидят в круге и делят нехитрую снедь, а центр импровизированного “стола” венчают несколько фляг.

Среди набившегося в казарму народа я замечаю Лену и Ви из моего отряда. Первая по-свойски обнимает виновника торжества, которого выдают новенькая, расстегнутая не по уставу форма и самодовольная рожа. Вторая валяется на одной из коек, затягиваясь сигареткой.

Осмелев, захожу внутрь. Сидящие ближе к выходу бегло скользят по мне взглядом, но в целом никто не обращает на мое присутствие внимания. Не начальство — и ладно.

Я протискиваюсь дальше в поисках местечка посвободнее.

— О, Тетис! Падай сюда.

Гавидон тянет меня за руку, и я плюхаюсь на пол рядом с ним.

— Так, посмотрим, что у нас тут, — хмурится он, вертя в руках синту (музыкальный инструмент), — Где ты только достал эту развалюху, Мик…

— Ты умеешь играть? — удивляюсь я.

— Умел что-то когда-то, — уклончиво отвечает Гавидон, но по его лицу я понимаю, что он рад возможности показать себя, — а кабы не эта железяка, — он кивает на свою механическую руку, но искусственные пальцы уже пробуют перебирать струны.

— Гав, — свешивается с койки Ви, обволакивая руками солдата, — сыграй нашу, “броневую”, а?

Со всех сторон слышатся одобрительные выкрики, и Гав с усмешкой бьет по струнам. Нестройный хор голосов подхватывает его, веселье набирает новые обороты.

Сидящий по левую руку незнакомый мне солдат заставляет меня выпить содержимое колпачка одной из фляг, горло обжигает, я закашливаюсь.

— А где остальные из вашего отряда? Может, позовешь? — спрашивает он меня, — Но только не эту ваша Амми.

— Амми-шмамми, — ворчит Гавидон, не выпуская синт из рук.

— Кстати, странное имя, — замечаю я, делая еще один глоток из фляги и беззаботно облокотившись на кровать с Ви, — на название лекарства похоже.

— В честь тетки, — голос Аммирин врезается в пространство, словно ножницы, рвущие ткань. Сама она высится надо мной подобно скале, — Бабка с дедом прибыли с Япета пятьдесят лет назад, бежали от ужасов войны, язык еще не знали, а новое словечко, встретившееся им в пункте помощи беженцам, показалось красивым. Вот и назвали своего первенца.

Голоса людей вокруг, привлеченных представлением, постепенно затихают. Я отставляю флягу, подбираюсь, готовая встать, но Аммирин как будто нет дела, она перешагивает через меня.

— Не надоело глотку драть, а, Гавви? Дай сюда.

Амми отнимает синт у Гавидона, садится рядышком и сосредоточенно склоняется над инструментом, водя пальцами по струнам. Она затягивает песню, печальную, родную в общечеловеческой тоске и чуждую в япетенианских словах. У нее, оказывается, красивый голос. Она качает коротко стриженной головой в такт, прикрыв лисьи глаза, словно на веках начертаны ноты.

Никто в комнате не знает слов, но многие стараются подпевать, улавливая мотив, другие слушают, затаив дыхание. Я ловлю себя на мысли, что сейчас мы все действительно похожи на одну семью. На стаю.

Когда затихает последний аккорд, Амми хитро улыбается:

— Ну что замолкли? Давайте нашу “броневую”? Только теперь уж как надо, не в обиду, Гавви…

Через день становится понятно, где отсутствовало начальство. Высшее руководство решило провести серию учений в полях, а им предшествовали согласования со службой управления купольной системой.

Выступаем взводами — один против другого. Сначала разбиваем лагерь, разворачивая портативные энергостанции, ремонтный и хирургический блоки, выставляем часовых. Затем, в установленное время совершаем “нападение” на вражескую базу. Сражение идет до последнего выведенного из строя солдата. Солдаты выводятся “из строя” с помощью энерго-пушек, очень похожих на плазматоры, но действующих исключительно на электронику учебных броников. После трех выстрелов броня отключается, оставляя рабочими лишь базовые системы жизнеобеспечения и запуская маячок, сигнализирующий о необходимости транспортировки солдата с поля. Очередность нападения определяется жребием, бросаемым непосредственно перед началом атаки.

— У обороняющегося взвода есть около пятнадцати минут на подготовку, — еще раз проговаривает Амми, пока мы спускаемся в шахту, чтобы затем выйти на открытую поверхность, — В любой непонятной, спорной ситуации слушаем меня.

В подземном шлюзе закрепляем шлемы. Выходим наружу. Автоброня должна была защищать нас не хуже скафандров, но при одном только виде льдов Дионы, по коже пробегал морозец.

За пятнадцать минут достигаем назначенной нам точки на карте и спешно приступаем к обустройству лагеря. У каждого своя известная роль, каждый отряд должен действовать как единый отлаженный механизм.

Еще через двадцать известны результаты жеребьевки. Лейтенант Гаров объявляет его по общей связи: мы обороняемся. Амми отдает указания согласно приказам Гарова. От противника нас отделяет двухсотметровый хребет, если они решает преодолевать его, у нас будет больше времени на подготовку, но сложности с защитой. Также противник может пойти на преодоление южной впадины, тогда нам тяжелее будет обороняться, если мы не остановим его именно там. Наш отряд Гаров отправляет на южную впадину.

Мы двигаемся цепочкой вдоль хребта: Зетта и Нанэт впереди, Ви и Амми по центру, дальше я, Лена замыкает.

— Что там у тебя? — спрашивает Амми у разведки, когда наша база скрывается из поля видения приборов.

— Чисто. Чертовщина какая-то. По идее должны уже появиться.

— Всем стоять на месте, — велит Амми.

Мы замираем как вкопанные, сканируя местность, но она отвечает холодным молчанием, пока Амми не взрывает ее приказом:

— Все в укрытие! Рассредоточиться!

— Цель на восемьдесят и сто десять градусов к югу, — подтверждает Зетта.

— Шесть-ноль, прием. Они здесь. Ждите с юга. Мы задержим, — сообщает на общей частоте Амми.

Вот где в ход пошли полигонные тренировки. Мы заняли укрытия и готовимся к отстрелу нападающих. Противник тоже заметил нас. Его разведгруппа успевает занять противоположные позиции, у них значительный численный перевес. Нас покрывают сплошным огнем, пока основная масса противника просачивается через хребет к базе. Зетту выводят из строя первой.

— Ви, за меня здесь — говорит Амми, передавая позицию, — я в обход. Лена, Тет, оттяните их на себя, я зайду со спины.

С этими словами она перебежками скрывается из вида, пока мы при любой возможности отвечаем разрядом пушек в противника.

Система сигнализирует, что в меня попали уже два раза.

— Тет, Лена, какой остаток зарядов? — спрашивает Ви.

— Один, — отвечаю я.

— Два, — рапортует Лена.

— Тогда Лена сдвигается влево. Тет, ты следом, иначе не сможем обеспечить прикрытие.

Я жду когда Лена займет новую позицию. Под огнем противника это происходит не скоро, кажется, ее еще раз задели. Через пару минут пытаюсь пробраться за ней, но огонь противника усилился. Информационный дисплей рапортует, что Лена деактивирована, а ко мне приближается вражеский объект. Цифры 15-3 читаются в инфракрасном свете на его груди. Я стреляю, но он остается невредимым. Через секунду мы сцепляемся. Я бью по ногам, он — в голову. Я стреляю, но он отводит мои выстрелы бронированной рукой и разряжает залп мне в живот. Я падаю, мой маячок запускается.

Лежать в панцире посреди ледяной пустыни, не имея возможности пошевелиться, и наблюдать черное небо, половину которого занимает мрачно нависающий диск Сатурна — довольно тоскливо. Но какого черта этот говнюк меня сделал?! Долго ли еще я буду просто пушечным мясом??

Злость как кислота сжигает меня изнутри. Стараюсь все же дышать ровно, не отслеживать ежесекундно уровень кислорода, сатурацию и давление.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем меня забирают на транспортнике и отвозят на базу, где снимают блок с энергосистемы брони.

Учет уже проведен — мы победили. Амми принимает падших с транспортнике.

— А где Лена? — спрашивает она у оператора транспортника.

— Ничего не знаю, собрал всех, — отвечает тот.

— Ви?

— Ее уложили еще у хребта. Они были с Тетис.

— Тетис, срочно слей последние координаты! — кричит Амми, запрыгивая в транспортировщик и орет на оператора, — дави на газ, давай-давай!

Я выполняю приказ, отправляю Амми координаты, где “уничтожили” меня, и, как и все остальные, нервно жду результатов поиска.

— Такое уже бывало, — говорит Ви, но в ее голосе угадывается сильное волнение, — Маячок может отказать, ничего страшного, найдут без него.

Гаров раздает всем указания, чтобы не толпились без дела. Я помогаю разгрузить вражеский транспортировщик.

Через час привозят Лену, живую, но с последствиями продолжительной асфиксии — системы жизнеобеспечения, как и маячок, вышла из строя. Ее помещают в операционный блок до прибытия помощи.

Я провожаю взглядом, скрывающуяся в блоке капсулу с пострадавшей Леной.

Отворачиваюсь, и натыкаюсь на группу из троих солдат взвода противника. На одном из них красуется надпись 15-3. Уловив мое внимание, он выставляет вперед руку и делает вид, что стреляет в меня. Ему весело.

Гнев снова застилает глаза. Мои пальцы непроизвольно стискиваются в кулаки. В два шага преодолеваю расстояние до него и бью в голову.

— Эй, ты чего?? — кричит Морр, закрываясь.

— Получай, тварь! — ору я, добавляя пинков, пока меня оттаскивают его товарищи.

— Ополоумела что ли?

Мы привлекаем всеобщее внимание.

“Илина, возвращайся на базу”, - командует Амми.

— Ты должен был проверить маячок! Ты не проверил ее маячок! — не унимаюсь я.

— Отвали, — огрызается он, — откуда мне было знать.

“Илина, если сейчас же не вернешься на базу, мытье сортиров станет твоей пожизненной обязанностью”, - цедит Амми.

— Тет, идем, — ко мне подбегает Ви, оттаскивает от остальных и уводит в лагерь.

Лена выжила. А ко мне еще на месяц возвращаются наряды вне очереди.