Прости, мне придется убить тебя

10. На лезвии ножа

Хантер совершенно не привык ухаживать за девушками, да и не было раньше такой необходимости. Превратить свою холостяцкую берлогу во что-то более романтичное на этот раз требовалось особо, ведь Гвен далеко не так проста, как казалось, и уж точно не будет в восторге от предстоящего разговора. Но вывести её на чистую воду, убедиться, что догадки или истинны, или ложны — вопрос жизни и смерти. Возможно, пара бокалов вина и тихая музыка помогут ей потерять бдительность.

Так и оставшись в одних домашних спортивных штанах после душа, Хантер скептичным взглядом обвёл своё жилище. Вздохнув, кинул в раковину кружку из-под кофе и очистил забитую окурками пепельницу.

На этом наведение порядка закончилось. Если выключить свет и зажечь свечи: будет ли это перебор для совсем не ванильной натуры Гвен? Представив её сморщившееся личико, Хантер оставил эту глупую идею.

Чего греха таить, само согласие на встречу, да ещё и на его территории, уже удивляло. Тем лучше, это возможность всё прояснить. Он лениво пощёлкал по ссылкам на экране компьютера, выбирая плейлист, но все эти отвратительные сопли раздражали.

И тут по квартире разлилась трель дверного звонка.

Хантер обеспокоенно посмотрел на время, однако ещё слишком рано: Гвен должна была прийти только через час, который как раз нужен, чтобы окончательно определиться с обстановкой, сортом алкоголя и линией поведения. И, как минимум, надеть майку и приличные джинсы.

Наверное, просто престарелая соседка опять будет просить помочь с настройками на телевизоре. Как не вовремя. Закатив глаза, Хантер прошёл к выходу и не глядя распахнул дверь:

— Миссис Льюис, мне сейчас немного…

Он замер на полуслове, забыв закрыть рот. На пороге стояла его ночная гостья, и такой Гвен предстала перед ним впервые. Яркий макияж насыщенных тёмных тонов, подчёркивающий блеск малахитовых глаз. Помада винного цвета, превратившая губы в манящие лепестки. Высокие тонкие каблуки и чёрный немного влажный от дождя плащ до середины бедра, к пуговицам которого уже тянулись её пальцы.

— Соскучился, Райт? — соблазнительно протянула Гвен, встряхнув светлыми прядками, освобождёнными из-под капюшона.

Закрыв все возможные эмоции в непроницаемый ящик, она надеялась сегодня быть на шаг впереди. Но просчиталась, ведь стоящий напротив мужчина неизбежно будил все самые неправильные желания своим голым торсом с напрягшимися мышцами.

— Тебя вообще часами пользоваться учили, Андерсон? — решил он не показывать своего потрясения так явно, делая вид, что его нисколько не трогало то, как быстро закончились пуговицы.

Похоже, Гвен была настроена решительно: что ж, поговорить можно и потом. Так даже лучше. Хантер невольно облизнул пересохшие губы, потому как она, ни на секунду не прерывая зрительного контакта, небрежным жестом распахнула плащ, открывая просто невозможно шикарный вид.

Тугой чёрный корсет, сексуально подчеркнувший грудь, дополнялся чулками и кружевными подвязками. Девочка знала, зачем пришла.

— Я ещё долго буду стоять на пороге?

Договорить Гвен не успела. Сильные руки обхватили талию и одним чётким рывком притянули к ещё влажному телу. Он моментально нашёл её губы, жадно припадая к ним с поцелуем. Она права, потому что какие бы мысли не роились в голове, каких бы планов не строил: Хантер скучал по ней. По медовой терпкости и запаху лаванды. Размазывая вульгарную помаду, он углубился в плен её рта, попутно затаскивая дьяволицу в квартиру.

Зная нетерпеливую натуру Гвен, можно было легко предположить, что как раз после того, как с криком кончит в его объятиях, разговорить её станет проще.

Хотя короткая искра в голове всё же пролетела: чёрный плащ с капюшоном до боли знаком. Неужели этот день настал, и сегодня его посетила сама Миледи?

Гвен отвечала с каким-то отчаянным рвением, словно хотела насытиться им, утолить свой голод теперь уже до конца. Ведь другой возможности не будет. Вплетаясь пальцами в его влажные волосы, наслаждаясь мягкостью прядей, она упивалась каждым мгновением. Безумие накрывало предельно быстро, гораздо быстрей, чем раньше. Теперь не было никаких попыток сопротивления или отрицания, напротив.

Она позволяла ему. Сжать ладонями ягодицы, украшенные подвязками. Сорвать с её плеч мешающий плащ и беспрепятственно опуститься влажными поцелуями к шее. От каждого касания тело прошибала дрожь, и невозможно было этому помешать. Как бы ни старалась, как бы ни заглушала все эмоции, пытаясь думать лишь головой, Гвен хотела его даже так, даже сейчас. Отзывалась, выгибаясь ему навстречу и прикрывая глаза, когда Хантер требовательно прикусил мочку уха.

Можжевельник и имбирь, щекочущие в горле, опускались всё ниже, до тугого тянущего комка в животе. Нельзя, нужно быть предельно собранной!

С трудом заставив себя смести мысли в кучу, она прошлась ногтями по его торсу, уходя к поясу штанов. Отчётливо ощутила его реакцию: сдавленное шипение в шею, ещё крепче, до первой слабой боли сжавшиеся пальцы на бёдрах. Так не должно быть, но по коже прошел искрящийся электрический импульс, не давая сосредоточиться.

Нет, так она проиграет. Нельзя этого допустить, потому что на кону собственная жизнь. И только вспомнив увиденное днём в чертовом гараже, Гвен смогла включить инстинкт самосохранения. Неизбежно подталкивая Хантера всё глубже в квартиру, нетерпеливо прижималась к его паху, крича о своих желаниях.

Не обманывала. Только лукавила и торопилась, боясь, что дрогнет в самый ответственный момент. Не имела права.

Хантер совершенно не собирался уступать пальму первенства. Напор Гвен удивлял, ведь обычно она быстро сдавалась и таяла в его руках. Сейчас же что-то изменилось, в воздухе висело напряжение, душило его всё сильней. Но в следующий момент он уже коснулся пятками кровати и сел на неё, тут же притягивая к себе словно свихнувшуюся гостью. Она уверенно оседлала его бёдра, и Хантер с упоением продолжил наслаждаться её телом, покусывая ключицы и спускаясь к ложбинке груди.

Лаская упругие ягодицы, он не мог остановиться: эта фурия его пленяла, кружила голову. Сразу забывались все мотивы, что привели сюда, на эту постель. Главное она с ним, тихо постанывала, когда очередной поцелуй стал острым укусом, и этого достаточно. Возбуждение искрило в крови, превращая её в кипяток. Нежная бледная кожа под его губами очень быстро покраснела.

Гвен хотела протянуть подольше. Чтобы запомнить навсегда, каково это: быть с ним. Но знала, что ещё минута, и решимость больше не собрать по осколкам, она уже трещала от каждого касания горячих рук.

Она толкнула Хантера в грудь, и он упал на матрац, ловя её взгляд, как будто ждал объяснений. Пришлось быстро усыплять его бдительность, хитро улыбнувшись и припадая к нему в поцелуе.

Отвлекающем. Долгом. Посасывая язык и пытаясь кричать без слов: «Беги!».

Поздно. Он слишком увлёкся, изучая каждый уголок её рта. Делился с ней вкусом табака и имбиря, и это сочетание сегодня было горьким. В горле запершило, а сердце рвалось на части, раня острыми краями. Сейчас или никогда, потому что больше терпеть невозможно. Пальцы Гвен ушли назад, осторожно вытягивая из специального узкого кармашка в корсете тонкий изящный нож. Рукоять безукоризненно чётко легла в лаадонь, обжигая холодом.

Никаких вариантов. Это вопрос выживания, не больше. Ничего личного. Она просто хотела жить.

Не произносит вслух ни слова, всё также занимая жертву поцелуем, впитывая в себя его последние мгновения, словно наркоман слишком большую дозу, которую не вынести. Не глядя быть меткой так непросто, и только бешеный пульс Хантера дал ориентир.

Размах, и стальное лезвие вгрызлось в плоть, прямо под рёбра, резко прерывая тяжёлое дыхание.

— Что… — он смог лишь сдавленно прохрипеть, жмурясь от неожиданной, острой боли.

Лёгкие скрутило, воздух моментально пропал, оставляя Хантера в попытках хватать его ртом. Непроизвольно зажимать рану, нащупывая оставленный внутри себя нож. Даже удивиться не успел: мир рябил, стремительно уплывая в темноту.

— Прости, Хантер, — прошептала Гвен едва слышно, покидая очень быстро заливаемую кровью постель.

Глаза предательски защипало, когда увидела во всей красе дело своих рук: издающий предсмертные хрипы, стискивающий зубы, уже не способный на слова. Да и вряд ли он мог бы сказать что-то лучшее, чем назвать её тварью.

Именно таковой себя и ощущала. И надо бы забрать оружие, быть профи, но дрожь била так, что колени подгибались. Бездумно она отступала от кровати всё дальше, пятясь, как от чумы. Судорожно прижала ладонь ко рту, наконец, осознавая: сделала.

Победила.

И когда Хантер затих, перестав биться в судорогах и обмякнув, она больше не смогла выносить эту тошноту, сдавившую живот, отвращение к самой себе. И нарастающую подобно цунами волну боли, поднимающуюся от кончиков пальцев выше, выше — до самого сердца, трепыхнувшегося в последний раз и застывшего коркой льда.

Всхлипнув, Гвен метнулась к двери, подхватив по пути свой плащ. Бежать. Как можно дальше, чтобы не видеть, как раскинулось безжизненное тело, как красной жижей утекла из него жизнь.

И если раньше это приносило кайф, то от сделанного сейчас только воротило. Поздно. Ничего не изменишь.

Хантер Райт труп. Двадцать первый труп. Она уже не видела ступенек лестницы, по которой буквально выкатилась под проливной дождь, наплевав на капюшон. Почти не запомнила, как тыкала трясущимися пальцами в плохо отвечающий из-за влаги экран смартфона, набирая нужный номер.

— Девять-один-один, слушаю вас, — безэмоционально раздалось на том конце трубки.

— Литтл-драйв, восемнадцать. Квартира пять. Прошу, быстрей, ножевое ранение у мужчины, — протараторила она и тут же отключилась.

Спешно швырнула гаджет через дорогу в ближайшие кусты, с каким-то остервенением. Благо, это один из десятка аппаратиков «для дела».

Дождь, бесконечный, шумный, лил с неба непрерывным водопадом, словно сами небеса хотели смыть Гвен в канализацию. Именно так она и ощущала себя — проклятой. Ругалась последними словами, что избавилась от телефона и теперь не могла вызвать такси.

Когда уже начнёт соображать голова, обычно всегда предельно ясная?! Столько ляпов, словно это её первое дело!

Но главное — она оставила нож в его теле, оставила свои отпечатки. Ноги сами несли подальше от чёртового дома на Литтл-драйв, почти не задевая луж. Вода текла по лицу, превращая косметику в грязные чёрные подтеки, а волосы в слипшиеся сосульки. Ужасный холод пробирал откуда-то изнутри, в туфлях хлюпало, а плащ на почти голом теле не дарил и капли тепла.

Не разбирая дороги, Гвен летела домой с такой скоростью, что пару раз подвернула ногу на тонком каблуке, едва не сломав лодыжку. Она бежала от себя, но тень собственной слабости неизбежно нагоняла, дыша в затылок. Шепча, какая же она дура, что продолжала надеяться, ведь сам звонок за помощью — символ её поражения.

Она не хотела его убивать. Пора признать это, хотя бы сейчас, хотя бы себе. Не имела ни малейшего понятия: почему, когда все это началось? Ведь совсем недавно Гвен стреляла по его фотографиям, чувствуя только ненависть. Мечтала об этом дне, когда его кровь наполнит воздух своим ароматом.

Так где же удовольствие, где хотя бы удовлетворение проделанной работой? Почему во рту привкус табака и имбиря, как будто оставшийся несмываемой печатью? Какое могло быть сожаление, если всё сделала почти правильно — устранила угрозу, а вместе с тем и завершила заказ…

Чёрт, даже фото не сделала. Придётся ждать утра, когда о новой жертве Леди в чёрном будет гудеть весь Раутвилль, и уже тогда оповещать заказчика.

О чём она вообще думала… Хантер мёртв, и это она воткнула нож. Больше ничего не имело значения.

Домой Гвен ввалилась, отчаянно хлопнув дверью и шмыгнув носом. Трясло всё сильней, пальцы онемели, согреться было единственным желанием. Гостиная встретила тишиной и тихо тикающими часами на стене, стремительно приближавшими стрелки к полуночи. Зубы стучали от холода, на полу тут же накапала с плаща живописная лужа.

Плевать на обычную безопасность: учитывая фатальную ошибку, скорее всего это последние сутки на свободе. Бессмысленно убирать арсенал в хранилище, а бежать просто не осталось сил. Срывая с себя промокшие тряпки и бельё, забыв про обычную аккуратность, Гвен на ватных ногах устремилась в ванную. Со стуком откинула каблуки куда-то в сторону дивана, а чулки улетели на журнальный столик.

Похрен. Тепла. Ей жизненно необходимо тепло, ведь холод она совершенно не выносила с ночи в подвале. Казалось, словно в желудке огромный комок льда, который срочно нужно растопить.

Горячий душ не помогал. Гвен всё увеличивала температуру, и кожу кололо сотней игл, но становилось лишь ещё гаже. Трясти перестало, вот только тошнота усиливалась. Скручивала внутренности спазмом, уничтожала кислород. С раздражением перекрыв воду, Гвен прислонилась спиной к стене, прикрывая глаза.

Что это с ней? Разве убийство не стало привычным… Но нет, дело не в факте вновь окровавленных рук. Дело в том, чья это кровь. В голове прочно засела картинка, как стоп-кадр из фильма: распростертое на постели тело, хрипящие звуки и боль, которую она причинила. Торчащая из глубокой раны железная рукоять. Как хорошо, что не видела его взгляда, иначе бы серо-голубое небо, омрачённое тучами, преследовало ещё сильней. И без того хватало откуда-то взявшихся самобичеваний.

«Ты не должна была этого делать».

«Ты предала его».

«Ты могла все истолковать неверно».

— Хватит! — зло прошипела Гвен себе под нос, пытаясь утихомирить шепчущих всё это демонов.

Но они не унимались, и когда она вышла из душевой кабины и провела ладонью по запотевшему зеркалу над раковиной, ловя свой затравленный взгляд, то увидела лишь отчётливые, уже наливающиеся синевой засосы на шее. Последние. Прощальные.

Сжав кулаки до боли, с трудом преодолела порыв разбить чёртову стекляшку на бриллиантовую пыль. Отражение насмехалось над ней, когда губы шевельнулись в беззвучной фразе:

— Ты просто жалкая, Гвен.

Сцепив зубы, она отвернулась: выносить саму себя стало невозможно. Намотав на тело большое махровое полотенце, вышла из ванной, шлёпая по коридору босыми мокрыми ногами. Согрелась снаружи, но вот внутри стало ещё холодней.

Что ж, и это можно поправить. Достаточно. Что сделано, то сделано. Так и не потрудившись включить свет, Гвен без труда сориентировалась в темноте, впрочем, не кромешной: фонари с улицы озаряли и кухню, и гостиную. Вытащив из холодильника пузатую бутыль «Дэниэлса», с хрустом свернула пробку и сделала щедрый глоток. Алкоголь ухнул внутрь, не принеся никакого вкуса, не смыв аромата можжевельника из рецепторов.

Чёрт побери.

Вздохнув, Гвен достала из шкафчика пепельницу и сигареты. Прошла к телевизору, но вместо дивана устало села прямо на пол, расставляя свое нехитрое богатство.

Включить новости было страшно. Впервые не хотелось видеть репортаж о квартире, в которой нашли труп. Пощёлкав неслушающейся зажигалкой, она затянулась привычным вишневым дымом, закрывая глаза.

Влажные. Нет, правда, что это скопилось в уголках, неужели слёзы?

— Конченая дура, — вновь отчитала она себя и влила в сжатое тисками горло горький виски, заставляя себя глотать.

Комок льда так и не растаял. Становился больше с каждой секундой, тяжестью в груди, инеем на трескающихся от мороза венах. Снова сигарета, снова глоток, а толку никакого.

Всё равно больно. Всё равно страшно.

И лишь крохотный, робкий огонёк в самом дальнем уголочке души ещё пытался теплиться. Что-то странное, почти невидимое. Глупое. То, что умрёт, едва она включит новости. Надежда. Только сейчас, залпом выпивая почти полбутылки крепкого алкоголя, Гвен воспроизвела всё случившееся и поняла: а ведь дала ему шанс. Им обоим…

Мысли стали бессвязными, липкими. Отставив виски, зажгла вторую сигарету и легла на ковёр, рассматривая поблёскивающую в темноте люстру. Глубокий вдох, пропитываясь никотином до каждого нерва, успокаивая ритм пульса.

Просто дышать. У него была возможность. Удар не в сердце, не контрольный.

— Продолжай себя оправдывать, тварь, — горькая усмешка, тут же заглушаемая сигаретой.

Сразу до фильтра. Пора решаться. Протянула руку к пульту и включила местный канал, снова устремляя взгляд в потолок. Просто слушать. Не смотреть, не сможет.

— … В преддверии выборов мэр… Музей Пикассо будет открыт уже на следующей неделе…

Почти не улавливая фраз, Гвен ждала, глубоко дыша от волнения. Опять начали трястись пальцы.

— … На этом всё, жители Раутвилля, с вами была Мишель Уильямс, и доброй ночи!

Гвен резко села, наблюдая, как на экране передача сменилась рекламой.

Невозможно. Искра внутри разгорелась ярче, требуя внимания. Может, пропустила репортаж, или просто Хантер не такая шишка, как тот же Томми, и новость будет в утреннем выпуске?

Или… Нет, бред, сон, она просто пьяна!

Зарычав от бессилия, от вспыхнувшей злости, она схватила недопитую бутыль и швырнула в чёртов мерцающий голубой экран. Осколки тёмно-коричневого стекла с оглушительным грохотом разлетелись по ковру, из груди вырвался отчаянный всхлип, а на слабо мигнувшем телевизоре осталась вмятина, как причудливая паутина.

Вновь темнота и тишина, прерываемая только сбившимся тяжёлым дыханием. Гвен пошарила негнущимися пальцами по полу в поисках сигарет, но не нашла их, и это оказалась последняя капля.

«Грёбанный Райт, даже нормально сдохнуть не может!».

Шипя под нос ругательства, смешанные в причудливом коктейле со слабой надеждой, она встала с пола, буквально собрав себя по кусочкам. Протопав босиком в подвал, Гвен с неожиданным трудом отодвинула шкаф, чтобы попасть в хранилище. В крайней коробке на стеллаже — десяток дешёвых аппаратиков, и взяв первый попавшийся, со встроенной программой, изменяющей голос, она сделала короткий звонок.

— Центральный госпиталь Раутвилля, слушаю вас.

— Здравствуйте, меня зовут Трейси Райт, я не могу дозвониться до брата. Скажите, пожалуйста, к вам не поступал никто с такой фамилией? — как можно быстрей протараторила Гвен, мечтая, чтобы язык не заплетался, а на ресепшене сидела какая-нибудь недалёкая медсестричка.

Повезло.

— Минуту… Да, мисс, несколько часов назад привезли некого Хантера Райта с ножевым ранением. Это он?

— О, боже, да, — волнение даже не пришлось изображать, оно клокотало под кожей. — Как он?

— Вам лучше приехать лично, мисс, и предъявить документы, — строго отчитала женщина. — У него довольно тяжёлое состояние, большая кровопотеря.

— Он жив? — вышел какой-то жалкий, слабый писк, и Гвен зажмурилась, потому что уход от прямого ответа значил только одно.

— Конечно, жив. Как только переведут в палату, можно бу…

Быстро сбросив вызов, она не стала слушать дальше. Облегчение разливалось по телу, наконец-то согревая конечности и растапливая лёд, а искорка стала стойким, уверенным огоньком.

Жив. Главное — живой, сукин сын. Предательская слезинка оставила мокрую дорожку на щеке и тут же была стёрта кулаком.

Впервые Гвен была рада провалу и не могла сдержать улыбки.

Хантер понял всё моментально. Как только лезвие вошло под рёбра, а Гвен спешно вскочила с кровати. Вот она, Леди в чёрном, во всей своей красе. Если сейчас же она не убедится, что жертва мертва, то не стоило исключать вероятности: вытащит нож и нанесёт ещё пару ударов, и тогда ему точно не выжить.

Поэтому всё, что ему оставалось: убедительно сыграть свою смерть. Он не шевелился, пока не услышал хлопок закрывающейся двери. И только тогда позволил себе глухо простонать от боли.

— Долбанная сука…

Зажимая рану, Хантер заставил себя сползти на пол. Профессионалка, мать её! Оставила лезвие со своими пальчиками, за решётку захотела?!

Мысленно чертыхаясь, он жмурился от противного ледяного железа в теле и пытался подползти к окну.

Чуть-чуть. Совсем немного. Умом понимал: гораздо безопасней, когда нож внутри, так меньше кровотечение. Неужели это не случайная ошибка, а оставленный ему шанс? Как и место удара, как и не такое уж большое оружие.

Думать получалось плохо, когда боль туманила рассудок. Но это не первый подобный случай. Он привык выживать в трущобах, когда добраться со школы домой и ни с кем не подраться по дороге — чудо. У него был десяток полос на теле от таких стычек. Хотя, конечно, стоило отдать Миледи должное: она отлично постаралась.

Лживая стерва.

Злясь в первую очередь на себя за глупость, Хантер ухватился за подоконник и поднялся. Жгло всё сильней, пришлось сцепить зубы, чтобы не закричать. Нет, не из-за боли — от досады. Раунд проигран, да ещё с таким треском.

Но позволить Гвен сесть в тюрьму, где до неё будет не добраться?

Ну уж нет, она его, его добыча, его Миледи.

Хрип, прикрывая глаза и вытаскивая нож. Из раны тут же потоком хлынула кровь, и последнее, что удалось сделать — влажными окрашенными алым пальцами распахнуть окно и выбросить чёртову улику под проливной дождь, в грязный проулок.

Готово.

Силы покидали с каждой пролитой каплей, и Хантер опять сполз на пол, пытаясь зажимать рану. Перевязать бы, заткнуть… Но сознание упрямо уносилось во тьму, и даже злость не помогала снова встать. Мышцы слабели, и последнее, что пронослось вспышкой в голове вместе с далёким писком сирены неотложки:

«Отличный удар, детка».