Прячем лица в дыме

12. Много чувств — мало дела

Поезд отошёл от станции всего пару минут назад, но дома уже сменились бесконечным белым лесом. Люди побросали сумки и чемоданы на сетки, задвинули их под сиденья и зашумели, торопливо доставая сильно пахнущие курицу, яйца и хлеб. Раз сморщился. С обеих сторон его зажали две толстые женщины, и он даже не мог отвернуться от них.

Мужчина напротив смачно плюнул в плевательницу. Раз поднялся с лавки и, придерживаясь за спинки, добрался до конца вагона. Чемодан, взятый для достоверности, он оставил под сиденьем — от уже не понадобится.

Парень быстро прошёл вагоны третьего класса, затем второго — почище, потеплее, потише, но столь же пропахшие сигаретами, едой и копотью.

Он остановился в переходе, уперев руки в дребезжащие части поезда, и простоял так с минуту. Пока ему не встретились ни смазчики, ни тормозильщики, ни кондуктора — весь состав точно расслабился, привыкший к длинному спокойному переезду. Это было на руку. Но в первом классе будет не так: два вагона — два старших кондуктора. И один из них нужен для дела.

Раз стянул грубую рабочую куртку — под стать третьему классу, чтобы его пустили без подозрений — и остался в жилете поверх рубашки.

«Один, два, три…» — он добрался до десяти и зашёл в вагон. Тот встретил тишиной: одни уже спали, другие читали или смотрели в окно. Пахло дорогими сигаретами и духами, и даже сам вагон напоминал настоящую комнату на колёсах, а не трущобы, как третий класс.

Раз замер. Все кресла стояли к нему спиной, и ни один пассажир не повернулся. Он решительным шагом прошёл через вагон, но уже перед переходом из кондукторской комнаты вынырнул усатый мужчина в мундире и преградил дорогу.

— Ваш билет, дан.

— Я не из этого вагона, — процедил Раз сквозь зубы, всем видом стараясь показать презрение.

— Я вас понимаю, дан, однако по кодексу билет может быть запрошен на любом участке пути и у любого человека.

Раз достал из кармана красно-коричневую бумажку и буквально швырнул кондуктору.

— У вас место в третьем классе, дан, — медленно проговорил усач. На лице проступила ухмылка — да, так к простым людям и относились.

— И что? — рявкнул Раз, с угрожающим видом делая шаг к мужчине. — Какой был билет, тот и взял! Сидеть в третьем классе я не собираюсь, я иду в ресторан, и вы не имеете права препятствовать мне!

— Места там рассчитаны на первый класс, дан.

Раз навис над кондуктором так, что между их лицами осталось всего несколько сантиметров.

— Я бы весь ваш первый класс мог купить, если бы он только назвал цену. Я иду в ресторан, и вы не смеете перечить мне. Перечитайте ваш кодекс!

Раз плечом толкнул кондуктора и, задрав голову повыше, миновал переход, оказавшись в следующем вагоне первого класса. Там, где должен был ехать Лаэрт.

Вагон имел длину двенадцать метров, ширину — чуть больше трёх. На боковых сторонах — по шесть окон, кресла в ряд друг за другом. Из двенадцати мест половина пустовала.

Раз нашёл взглядом девятое место — пусто — и издал протяжный вздох. Это ещё ничего не значит. Наверное, брат перешёл в вагон-ресторан. Может, ему помешал шум, или запах табака, или захотелось выпить… Он должен быть здесь!

Пятое место тоже пустовало. Если Рена ушла, значит, Лаэрт наверняка в ресторане, и девушка отправилась следом.

Раз достал из кармана жилета часы — стрелка уверенно ползла к восьми, когда поезд должен был въехать в тоннель под горой.

Всё в точности повторилось: он прошёл до конца вагона, как из кондукторской вышел мужчина и попросил показать билет.

— Да, конечно, — ответил Раз, стараясь держаться с самым скромным видом. — Дан, у меня есть одно щекотливое дело. Может ли мы пройти к вам и поговорить?

— Да, дан, заходите, — удивлённо откликнулся мужчина и первым пропустил Раза внутрь.

Деревянная скамья, стол, на котором лежали список пассажиров вагона и расписание поезда — вот и всё.

— Что у вас случилось, дан?

— Пожалуйста, закройте дверь, мои слова никто не должен услышать, — Раз проговорил ещё более взволнованно и метнул на проход нервный взгляд.

Кондуктор повернулся к двери. Достав из-под жилета револьвер, Раз рукоятью ударил мужчину по голове и подхватил обмякшее тело. Эта туша весила, наверное, килограмм на двадцать больше, и Раз с пыхтением затащил его на скамью, стараясь делать как можно меньше шума.

Он стянул с мужчины мундир, с себя — жилет и торопливо надел поверх рубашки. Форма неопрятно повисла. Раз нацепил сверху портупею, кое-как подогнав размер кителя под себя, и поправил нож железнодорожника. Их, видимо, так и не научили пользоваться оружием, а ему пригодится.

Раз достал из кармана короткую эластичную верёвку, привязал кондуктора за руки к ножке стола. Тот слабо замотал головой и замычал. Раз запихнул ему в рот край жилета.

«Десять, одиннадцать, двенадцать…»

Готово. Он вот-вот встретится с братом, загонит его в угол, чтобы отобрать «дело всей жизни», потом… Что потом, Раз до сих пор не знал. Убьёт? Заберёт, чтобы пытать, как пытали в больнице? Разные варианты сменялись, постоянно вырывая место друг у друга и убеждая, что именно они должны стать реальностью.

Раз скользнул взглядом по расписанию — ровные ряды часов и минут успокоили разгорячённые мысли. Семь тридцать, Киал — эту точку они миновали. К часу сорока ночи поезд прибудет в Кион, но их на этом поезде уже быть не должно.

Одну руку держа в кармане и перебирая игральные кости, Раз перешёл в ресторан. Шесть столов по одну сторону, четыре по другую и ещё несколько мест у стойки. Рена сидела с каким-то мужчиной, и оба молчаливо отвернулись к окну.

Раз повыше поднял ворот мундира, чтобы как-то прикрыть лицо, хотя на него никто не обратил внимание — работники были заняты напитками и капризами гостей. Он сделал шаг вперёд и встретился взглядом с Фебом. Парень округлил зелёные глаза и стал активно шевелить бровями.

Но разве это требовалось? Как мог Раз не узнать брата, даже если тот сидел спиной, даже если с их последней встречи прошло целых шесть лет?

Тёмные волосы, казалось, стали ещё темнее, превратившись в смоль. На Лаэрте был строгий серый пиджак, который подчёркивал его высокую, худощавую фигуру. «Обернись!» — Раз едва не закричал.

Он, не мигая, до боли, до рези в глазах вглядывался в темноволосую макушку, а рука в кармане всё крепче сжимала кости, так что ногти впились в ладони, а кисть свело от боли.

Между ними всего десяток метров. Всего каких-то десять проклятых метров отделяло его от брата, которого он так страстно, до исступления мечтал увидеть и отомстить за предательство. Раз долго лелеял эту мысль, пока таблетки не дали ей забыться, но чувства вернулись — с новой силой, с новым огнём, который отчаянно просился вырваться наружу. Сжечь этого ублюдка, задушить, разорвать, разложить на молекулы… Рука сама потянулась к револьверу. Один выстрел — и в голове зияет дыра. Льётся кровь, а эти проклятые мозги, такие умные, такие находчивые, размазаны по стенке.

«Сто миллионов девятьсот восемьдесят три тысячи четыреста шестьдесят семь, сто миллионов девятьсот восемьдесят три тысячи четыреста шестьдесят восемь…»

Но Лаэрт сидел не у стены. Да и от выстрела из такого револьвера голова не разлеталась ошмётками, так пусть подождёт своего часа. Тем более, до него осталось всего несколько минут. На лице появилась кривая ухмылка, верхняя губа приподнялась, обнажая зубы, как скалился зверь — плотоядным, но счастливым оскалом.

«Миллион один, миллион два, миллион три…» — мысли, описав кривой круг, вернулись в родной спокойный угол. Расправив плечи, Раз подошёл к Рене и проговорил:

— Вы обронили, дана.

Взгляд девушки остался беспристрастным: она ждала его и на самом деле вздохнула с облегчением или жалела, что всё идёт по плану, и ей придётся использовать магию?

Раз наклонился к полу и шевельнул бедром так, что часы выпали из кармана ему в руку. Он положил их на стол перед Реной, и она рассмеялась красивым мелодичным смехом.

«Надо проверить», — парень мысленно повторил её ответ. Так. Рена была четвёркой — строгой, устойчивой, любящей порядок. Каждое её слово было сказано не просто так и даже каждый жест нёс свой смысл. Особенно в такой ситуации.

Чемодан, значит. Чемодан Лаэрта? Но брат ни за что не проявил бы такую безалаберность. Он настолько верил в свою неуязвимость? Или все важные бумаги носил с собой? А может, оставил их в Кионе? Что же, если так, то они готовы даже к похищению человека. Но чемодан найти нужно.

— Хорошо, дана, я проверю ваши вещи.

Раз снова посмотрел на макушку Лаэрта, склонившегося над книгой, и вернулся в вагон первого класса. Он приложил ухо к двери кондукторской комнаты — тишина.

Заложив руки за спину, парень медленно пошёл вперёд, равнодушным взглядом осматриваясь по сторонам, будто проверяя спокойствие пассажиров. Он дошёл до конца, развернулся и направился в обратную сторону. У девятого места Раз медленным движением, словно всё так, как и должно быть, взял с сетки чёрный кожаный чемодан и скрылся с ним в кондукторской.

Мужчина уже очнулся и, увидев напавшего, бешено замотал головой и замычал. Раз со вздохом достал револьвер и плашмя ударил по щеке. Голова кондуктора мотнулась, как у болванчика, и он снова затих. Парень затолкал край жилета поглубже ему в рот и, сев рядом, провёл рукой по серебряным застёжкам.

По краю верхней части чемодана шёл ряд кнопок с цифрами. Он уже не раз видел такие — они срабатывали с помощью специального механизма. Замок открывался по нажатию одной из них, но неверная попытка стоило того, что тот блокировался, и открыть его мог только мастер.

Раз ласково провёл кончиками пальцев по цифровому ряду. Итак, какое из десяти чисел мог выбрать Лаэрт? Многие ставили дату своего дня рождения, но Лаэрт родился четырнадцатого. Единица? Он ведь хотел быть первым. Но нет, это не его число. Брат был твёрдым и упрямым, как люди-единицы, но только в одной области.

Может, четвёрка? Да, это похоже на правду. Лаэрт — такой же упорядоченный, структурированный, не человек — число с острыми гранями. Но четвёрку называли справедливой, а он таким не был.

Раз положил палец на двойку. Лаэрт как раз родился в феврале, последнем, двенадцатом месяце года. В нём было немало от двойки — гибкой, изменчивой, даже двуличной в чём-то. Да уж, двуличность — это про него.

Или всё же четвёрка? Раз потёр виски. А может, Лаэрт, как все дурачки, выбрал ноль, думая, что это бестолковое число никто никогда не нажмёт? Нет, всё-таки дураком он не был. Ублюдком, предателей, эгоистом — как угодно, но не дураком. Брат слишком любил порядок — в доме, в делах, в мозгах.

Раз нажал четвёрку, и застёжки с тихим щелчком открылись, показывая аккуратно сложенную одежду. Он приподнял ряд рубашек — под ними лежала кожаная папка. Внутри оказались листы бумаги, исписанные мелким убористым почерком — идеально ровные строки, каждые хвост и петля — одной длины.

До тошноты. Хотелось разорвать эти листы, сжечь, затолкать Лаэрту прямо в глотку. «Сто миллионов сто тысяч один, сто миллионов сто тысяч два…»

Раз пробежался взглядом по тексту, но ни к чему магическому содержание не имело отношения — брат с педантичной точностью описывал симптомы белой чумы. Может, с себя списывал? Хорошо бы.

Раз переворошил одежду, но не нашёл ничего. Видимо, Кантор Ризар прав — или Лаэрт носит все бумаги при себе, или хранит в более надёжном месте. Может, даже только в своей голове. Ничего, и не к таким ключ подбирается.

Раз посмотрел на часы — у каждого был хронометр, который они синхронизировали перед началом дела, — вышел из кондукторской и прижался к окну. Поезд замедлил ход и въехал в тоннель. Лампы на стенах разгоняли мрак внутри вагона, но многие отвернулись, словно тьма снаружи могла добраться и до них.

Итак, тоннель проходил на двухсотметровой высоте и тянулся вдаль на два километра восемьсот метров. С такой скоростью поезд пройдёт его примерно за четыре минуты. Раз поднёс часы поближе к носу, чтобы в сумерках разглядеть обе стрелки.

Впереди снова показались ровное, без единого облака, синее небо и суровый северный лес. Раз усиленно вглядывался в циферблат, и когда от момента, как они миновали тоннель, прошло три с половиной минуты, уверенным шагом зашёл в вагон-ресторан и воскликнул:

— Даны, на поезд напали грабители, скорее, все в первый вагон!

Внутри было по-прежнему темно, как если бы тоннель ещё не закончился. Сидящие, почувствовав неладное, уже были напряжены, и слова Раза стали для них настоящей искрой. Феб, играя свою роль, с испуганным воплем заторопил людей в первый вагон.

Поезд начал замедлять ход, и крики, стоны, будто уже кого-то грабили, били, убивали, заполнили ресторан, превратив его в хаос. Пассажиры ломанулись вперёд. Раз вытянул шею, пытаясь разглядеть Лаэрта, но толпа скрыла его. Мелькнули золотые волосы Рены и быстро спрятались за спиной её попутчика.

Подгоняя толпу, подобно пастуху, Раз зашёл в первый, почтовый вагон, заваленный мешками. В тесноте друг к другу жались два стола со множеством шкафчиков и отделений, откуда торчали тонкие и пухлые конверты, посылки, бандероли. Двое мужчин в тёмно-зелёной форме почтовых служащих встретили людей молчаливыми растерянными взглядами. Даже не обратив на них внимания, толпа мощной волной рванулась внутрь и забилась по углам.

— Кто напал? — заголосила женщина с шалью.

— Где охрана?

— А мы, если сюда ворвутся?

— Надо остановиться!

Десятки криков сливались в единый хор, который легко перебило громкое протяжное: «Ааа», больше похожее на истеричный крик. Поезд остановился, качнувшись, люди похватались друг за друга, за стены, полки.

Раз посмотрел на часы. Овцы в загоне, сейчас поезд поедет вновь. Но стрелка сдвинулась, а состав остался на месте.

Найдер, сидя на холодном каменном выступе, напряжённо вглядывался в тоннель. Джо кругами ходила по площадке, крутилась из стороны в стороны, на семафор разве что не лезла.

— Не мельтеши, — буркнул оша.

— Вот точно, — так же ворчливо сказал Мирас — один из нанятых парней.

В трущобах Норта Найдер нашёл компанию отбросов — казалось, они отбитые на голову, но только такие могли согласиться за сутки организовать нападение на поезд.

На самом деле, план был очень, очень непродуманный — одни сплошные «но». Он состоял из надежд, и это было всё, на что они сейчас могли положиться. Адван буквально не оставил за собой ни одного следа — выследить его в Норте не удалось, тогда Найдер решил уцепиться за идею с поездом.

Но если не получится, этот чертяка всё равно не уйдёт. Оша чувствовал себя готовы хоть сутки напролёт вынюхивать кионскую землю, но найти аристократа и забрать свои миллионы.

Джо, скривив лицо, села на выступ площадки рядом с Найдером. Двое железнодорожных рабочих лежали связанными в своей сторожке — на сегодня их служба закончилась, и командование дорогой перешло в новые руки.

— Най, а мы не перестарались? — спросила сестра, достав из кармана яблоко и откусив от него со смачным хрустом. — Почему нельзя было дождаться, пока Адван будет в Кионе?

— А если там его уже поджидают?

— Ну а напасть в пути до дома?

Найдер бросил взгляд на парней, сидящих по другую сторону площадки, и заговорил тише:

— Джо, мы не знаем ничего — ни сколько людей с Адваном, ни есть ли у него оружие или защитники. Поэтому я сделал как можно больше. К тому же нам нужно прикрытие. Ограбить одного или всех — что понятнее? Это условие Ризара. Если мы подставимся и хоть кого-то из нас начнут подозревать, мы не получим свои деньги. Он не просто так требовал имена тех, кто будет участвовать в деле.

— Най, тебе не кажется, что это слишком? Он знает так много про нас, а мы про него — ничего. Ты проверял, кто такой, этот Кантор Ризар? Где гарантия, что он заплатит?

Чертовы гарантии — хотел бы Найдер их получить! Они ввязались в авантюру, он сам это прекрасно понимал, но любой риск был оправдан, когда речь шла о такой сумме. Не заплатят? Что же, тогда за Адвана можно будет получить выкуп. Оша не сомневался в успехе — вопрос заключался в том, как он к нему придёт и когда.

Ладно, противный червь сомнений всё равно иногда подтачивал уверенность. Найдеру не нравилось нарушать собственные правила, работать на человека без настоящего имени, без открыто названных целей, даже без чёткого понимания, что нужно — то ли бумаги, то ли разработки, то ли сам Адван. Но… Чёрт возьми, разве миллионы не стоили небольших условностей? Речь ведь шла не просто о деньгах — о защите дома, о свободе от предрассудков. С купюрами весь Цай, весь Кион увидят в нём не грязного оша, а равного себе. Всё ведь в этом проклятом городе покупалось, в том числе уважение.

— Нигде, Джо, нигде. Но В Цае договоры не подписывают. Ради своих миллионов я готов рискнуть.

— А Раз? Ты знаешь, почему он так бесится, когда слышит об Адване?

Найдер поморщился.

— Догадываюсь. Но разве этот чёрт сам что-то скажет?

— Я боюсь, он совсем слетит с катушек, — призналась Джо, но слова из-за пережёвывания прозвучали невнятно. — Ты видел, как изменился его взгляд? Мы должны помочь. Ему не стоит принимать таблетки.

Найдер, нахмурившись ещё посильнее, положил трость себе на колени и провёл рукой по гладкому дереву. Да, он знал, что такое слететь с катушек: трость, подобранная не рядом с трупом — с кашей из крови и мяса, в которую он превратил соперника, была тому доказательством. Но даже самые громкие слова не могли пробраться внутрь человека, если тот не хотел. Лучше слов объясняли поступки, скорее потери, горькие и щемящие. И пусть хоть каждый из них будет говорить с Разом, тот не услышит никого. Всё, что они должны были сделать, это остаться рядом с другом, чтобы помочь, когда придёт время.

Найдер громко фыркнул:

— Отстань от Раза, Джо. Он каждый день делает свой выбор. Если мы начнём спорить, да хоть запрячем его таблетки, он не скажет «спасибо», только возненавидит. Он должен сам понять. И поймёт рано или поздно. Ну а если нет, хладнокровный ублюдок в команде мне не помешает, — оша ухмыльнулся.

Джо кинула ему на колени огрызок со словами:

— Ты кислое яблоко, Най.

— Да-да, я помню, — он смахнул остатки огрызка на снег. — А ты-то кто у нас?

Сестра широко улыбнулась:

— Самая вкусная булочка на свете.

Дирк, проходя мимо, ухмыльнулся:

— Съел бы я такую булочку.

Найдер подскочил с места и, схватив трость, ударил парня поперёк груди так, что тот сразу выпучил глаза и согнулся. Резкое движение отозвалось болью в ноге, хотелось также согнуться, потирая её, и простонать от боли. Вместо этого он громко сказал:

— Ещё раз подобное услышу, отымею этой же тростью, ясно?

Оша с невозмутимым видом вернулся на место и снова уставился на тоннель.

— Ты когда превратился в грозного брата? — Джо удивилась. — Раньше моя личная жизнь тебя не волновала.

— Раньше ты не подбирала тупых бродяг. Выбирай из оша кого-то. Или Раза.

Найдер многозначительно посмотрел на сестру, девушка сразу отвела взгляд. Он хотел шутливо уколоть её, дав понять, что знает о ней с рыжим, но это смущение ему не понравилось. Такое чувство было чуждо оша, тем более Джо. Что она, впервые влюбилась по-настоящему? Или, наоборот, сожалела? Надо присмотреться к этой парочке. Много чувств — мало дела. Найдер верил, что сможет контролировать Раза, если тот окончательно отдастся своей ненависти, но если к делу добавлялась ещё и Джо, это могло стоить слишком многого в задуманном.

— Ладно, пора, — скомандовал Найдер, взглянув на часы. — Ползи-ка, другие поезда уже не поедут, а наш скоро прибудет.

— Наконец-то! — нетерпеливо воскликнула Джо, скинула куртку и легко, по-кошачьи, поползла по железным скобам, вделанным в столб.

Вообще-то, семафор менял сигнал с помощью приводных ремней, но один из нортийских придурков успел сломать механизм.

Джо забралась наверх и так потянулась к крылу, что казалось, она удерживается на скобе только одним пальцем. Девушка без труда балансировала, убирая белое и поднимая вместо него красное крыло.

— Если она такая гибкая… — Найдер услышал голос Дирка и тут же метнул на парня яростный взгляд, снова сжав трость.

Парень поднял руки, точно сдавался, и отвернулся от девушки в сторону тоннеля.

Джо быстро слезла и встала рядом с Найдером.

— А если не все перейдут в почтовый вагон? — спросила она.

— В первом классе едут одни аристократы — это же трусливые курицы. Без света, под крики Раза да с примером Феба они мигом перепугаются и побегут куда угодно.

Найдер снова посмотрел на часы.

— Эй, по местам, — крикнул он.

Мирас застегнул форму железнодорожника и встал на краю площадки, готовый дать сигнал машинисту. Диан вскочил на лошадь и, подгоняя ещё трёх коней без всадников, помчался вперёд. Остальные спрятались по обе стороны дороги.

Найдер переглянулся с Джо, подхватил инструмент и пошёл по рельсам, усыпанным шлаком. Нога предательски подгибалась, но оша держал голову как можно выше. Он остановился метрах в тридцати от площадки и спрятался между деревьями.

Послышался сигнал. Поезд, заметив красное крыло и стоящего железнодорожника, начал замедлять ход. Когда состав поравнялся с площадкой, на землю соскочил помощник машиниста и крикнул:

— Эй, что случилось?

Найдер уже не слышал ответа — он бросился к вагонам и нырнул между ними, руками схватившись за винтовые стяжки. Это чертово слово он выучил вчера, когда сначала читал учебник, а затем слушал рассказы старого железнодорожника.

Оша осмотрел эти стяжки: они представлялись собой литую конструкцию из двух частей, которые цеплялись друг за друга пластинами и фиксировались специальными замками. Чертовы кионцы. Это они в последний десяток лет придумали новый способ сцепки вагонов. Как сказал тот железнодорожник, раньше разъединить их было проще. Но хрен всем, а не шаг назад, бессонная ночь не пройдёт даром.

Найдер выдернул заслонку на стяжках, и воздух со свистом вышел из. Инструментом он поддел специальную удерживающую замки петлю. Щёлкнула пружина. Оша потянул вверх железный брусок, который соединял тормозные колодки. Ни щелчка, ни свиста, ни движения — ничего не выдавало, что дело сделано. Найдер на несколько секунд замер, с недоверием уставившись на стяжки. И это всё?

Он помчался к началу поезда. Ноги проваливались в снег, сустав горел от боли, но Найдер старался не сбавлять темп. Даже издалека он понял, что что-то не так.

Рена должна была держать тьму, чтобы люди испугались, а Раз, крича про нападение, согнать их в почтовый вагон. Найден — отцепить его от основной части. В «голову» вместо машиниста сел бы свой человек, и они отогнали вагон вместе с Адваном на безопасное расстояние, за это время изобразив ограбление аристократов. Но… Чёрт возьми, кто и что сделал?

Джо, заметив Найдера, растерянно посмотрела на него — наверное, такой растерянности он не видел у сестры никогда.

— Нет, я передумал, — голосил жирный Джин, который должен был сесть во главе состава. — Мы зря это затеяли, зря, зря, зря!

Машинист лежал на снегу с окровавленной головой, рядом с ним — помощник. И это тоже было не по плану. Грудь первого вздымалась, но побелевшее лицо говорило только о плохом. Второй был мёртв.

Найдер выхватил трость из рук Джо и кончиком ударил Джина под подбородок.

— Ты сядешь в чертов поезд и поедешь до развязки, как мы договаривались.

— Нет, нет, нет, — мужчина визжал, точно свинья перед закланьем. — Я не хочу! Я не с вами! Не с вами!

Найдер рванул его за грудь и приблизил к своему лицо, прошипев:

— Ты сядешь в чертов поезд, иначе я тебе сейчас же голову размозжу.

— Это лучше, чем тюрьма! Я не подписывался на убийство! Пустите!

Найдер заехал Джину кулаком по уху, и тот, воя, упал на снег, затем пополз в сторону.

— Все по местам, — скомандовал оша, рывком поднимая со снега машиниста.

Мужчина с трудом разлепил глаза, ставшие мутными, и застонал. «Нужен Феб!» — с отчаянием подумал Найдер. Но времени искать парня не было. Джо снегом потёрла щёки раненого.

— Ну же, Великий Отец, помоги, — взмолилась она.

Мужчина посмотрел уже более осмысленно и схватился за затылок.

— Живой, — буркнул Найдер, заталкивая его в «голову».

— Най, аккуратнее! — крикнула Джо.

Оша приставил револьвер к виску железнодорожника.

— А теперь ты поведёшь поезд.

— Я… Я… — прокуренным голосом начал тот, гордо вскинул голову и сразу поник, покорно садясь на место.

Машинист задвигал рычаги, нажал на кнопки. Поезд зашипел, заклокотал и тронулся. Мужчина дёрнул свисающий трос, из труб вырвался серо-белый дым. Найдер отвернулся. Внутри воняло гарью, керосином и смазкой, и от сильного запаха кружило голову.

Сколько они так проедут, пока машинист не помрёт? А кочегар? Ликс должен был справиться, но он сам говорил, что это искусство, надо уметь чувствовать уголь. А что, чёрт возьми, умели чувствовать нортийские отбросы, которые даже не могли придерживаться плана?

Оша провёл рукой по лицу. Нет, винить стоило только себя. Это он не уделил достаточно времени поиску людей. Это он набрал убийц и трусов. Это из-за него миллионы ускользали.

— Левый путь, левый! — закричал Дирк, выхватив револьвер и наставив на машиниста.

Поезд повернул не направо, к Киону, не налево, к западным городам, вдоль горы, а пошёл посередине, по недостроенным путям.

Машинист с размаху ударил по кнопке, и за его спиной с тихим лязгом выдвинулись железные прутья, образовавшие подобие клетки. Состав набирал скорость, а мужчина смеялся безумным смехом и кричал:

— Нет, нет, нет, я не дамся!

Он продолжал держать руки на рычагах и кнопках, но стал раскачиваться взад-вперёд, как болванчик.

— Мой поезд, мой, мой, мой…

Найдер с отчаянием посмотрел вперёд на рельсы. Вокруг высились строительные домики, лежал поваленный лес, и всё это припорошило снегом — строительство давно забросили. Дорогу проложили километров на пять, может, шесть…

— Остановись! — закричал Найдер, но машинист рассмеялся ещё громче.

— Мой, мой, мой поезд! Мой, мой, мой…

Если убить машиниста, состав не остановится, а сойдёт с рельсов. Если не убить, то дорога закончится крушением. Поезд мчался с шумом, с пыхтением, будто из последних сил пробирался вперёд, но пробирался быстро, и с каждой секундой скорость лишь увеличивалась.

— Ликс! — закричал Найдер.

Парень сразу откликнулся:

— С этой стороны до управления не добраться! Мы разобьёмся!

Найдер не успел дать команду прыгать, как донёсся скрежет, словно кто-то голыми руками корёжил металл.

Если поезд не двигается, то плевать на проклятый план. Так или иначе они получат своё.

Раз шагнул вперёд и впился глазами в лицо первого, второго, третьего… Не видно. Грубо расталкивая людей, он пошёл по вагону.

«Шестьсот шестьдесят девять тысяч девятьсот восемьдесят четыре…»

И цифры пусть будут прокляты вместе с планом.

Лаэрта не было. Этот ублюдок сбежал. Лицо, которое он вспоминал днями, месяцами, годами, лёжа связанным, избитым или пускающим слюни, он не увидит. Тот человек, который преследовал его во снах, снова и снова обманывая наивного мальчишку, ушёл. И всё, всё, всё было напрасным.

— Где он? — заорал Раз, уставившись на Феба.

От этого крика, полного ярости, тот вжал голову в плечи. Он высился над окружающими и мощной фигурой заметно выделялся на их фоне, но сейчас стал казаться не просто маленьким — жалким.

— Он шёл передо мной!

Ладони ужасно зачесались. Хотелось содрать всю кожу, лишь бы добраться до внутренней части, до того, что вызывало нестерпимый зуд.

«Семьсот тысяч…»

Раз с силой сжал футляр с таблетками. Он знал этот зуд — это магия напоминала о себе. Она просилась наружу, подступала и грозила вот-вот преодолеть запретную черту. Всё то, о чём Раз забыл на три года, вернулось: воспоминания, чувства, а вместе с ними — магия. Нет уж, нет. Лаэрт не стоил новой боли. «Семьсот тысяч пятнадцать, семьсот тысяч шестнадцать…»

— Так это с тобой мне поговорить? — послышался жёсткий голос.

Попутчик Рены шагнул из толпы, толкнув её перед собой и наставив на затылок револьвер. Она скривила губы, что-то прошептав. Прости? Спаси? Оставь? Зуд в руках стал нестерпимым, хотелось выпрыгнуть из вагона, засунуть их в снег, а лучше — в ледяную прорубь, лишь бы на миг унять жар.

Раз рванул на себя девушку, стоящую ближе всех, и аналогичным жестом наставил на неё оружие.

— Во имя Лаара! — кто-то слабо простонал.

Люди вжались в стены, присели, прячась за столами, и остекленевшими взглядами следили за противниками.

— Ну давай поговорим, — холодным голосом ответил Раз. — Хочешь, чтобы у нас был один-один по убийствам?

Поезд тронулся. Люди качнулись и ещё сильнее вжались в стены. Казалось, одно слово — они разразятся стонами, криками, плачем.

— У тебя чужой мне человек, а у меня твоя подруга. Полбалла я себе вырвал.

Незнакомец говорил с явным кирийским акцентом. Чужак, значит. Впрочем, откуда бы он не был, это его не спасло бы.

— Ну и что, думаешь запугать меня? — Раз ухмыльнулся.

Ладоням стало так горячо, что рука задрожала. Это не укрылось от кирийца:

— Кажется, получилось.

Он толкнул Рену перед собой и сделал шаг к Разу. Девушка закусила нижнюю губу — от страха, от боли?

— Сколько вас? — настойчиво спросил чужак.

Ловким движением мужчина прижал к горлу Рены кинжал, а револьвер направил на Феба.

— Со вторым ясно, а ещё?

«Двенадцать миллионов…» — начал Раз и не смог продолжить.

Весь стройный ряд чисел распался на сотню огней, мелькавших перед глазами, и каждый из них причинял боль. Она засела внутри, и казалось, что её уже не утолить никакими таблетками, только вырезать, подобно опухоли.

Тусклый вагон окрасился в золото. Раз не умел по-настоящему видеть магические нити, но инстинктивно их чувствовал. В воздухе плавала золотая пыль и оседала на руках, этим принося секундное облегчение.

Надо просто сдаться. Впустить магию. Она поможет.

Нет, нельзя. Ни магии, ни чувств, ни боли.

— Ну? — поторопил кириец и так надавил кинжалом на горло, что проступила кровь.

Закрыв глаза, Раз толкнул свою заложницу в сторону и бросил оружие на пол.

Он так и не знал, как управлять магией. Он просто чувствовал. А она отвечала взаимностью, повинуясь сильному желанию. Что же. Некоторые стоили любой боли.

Раз резко вскинул руки. Револьвер кирийца смяло в лепёшку, а нож потёк, словно став жидкостью. Тот выпустил их, толкнул Рену и скакнул назад, прячась за перегородку.

Мир был сплошным золотом — сияние застило глаза, давило на них, заставляя щуриться и отводить взгляд. Руки не просто жгло — они превратились в горящие факелы. Боль выжигала и пробиралась всё дальше: от ладоней — к плечам, затем к груди и спине, пояснице, ногам. Раз был натянутой струной, звеневшей от боли. Он хотел сжаться в комок, забиться в угол, но что-то заставляло стоять прямо и крепко упираться ногами в пол. Руки сами складывались в причудливых жестах. Пыль превратилась в сияющие нити, и Раз видел, как пальцы против его воли касались этих нитей, проводили вперёд, назад, подцепляли, натягивали. И каждое движение отзывалось болью, будто он голыми руками водил по лезвию.

— Раз, — закричала Рена.

Указательный и средний пальцы на правой руке выставились сами собой, он повёл их вниз, и девушка отлетела в сторону, как слабый лист, поднятый ветром.

«Нет, нет, нет», — хотелось прошептать, но даже губы не слушались.

Прозвучали выстрелы один за другим, но прежде чем они прогремели, нити отозвались дрожью, и Раз нырнул к полу — нет, не он, это его дёрнул невидимый кукловод. Парень распрямил левую ладонь и упёрся в основание правым кулаком, точно пытаясь вогнать нить в руку. Потолок и стены вагона начали со скрежетом сжиматься, опускаясь всё ниже к людям.

Стены словно превратились в тонкую ткань, которую кто-то закатывал, опуская потолок на людей.

— Все прыгаем! — закричал Найдер, распахивая дверь.

Поезд не сбавил ход. Земля проносилась мимо с убийственной скоростью, деревья мелькали так быстро, что казались единой тёмной стеной.

Но скрежет не исчезал, вагон сжимался, подобно игрушке в злых руках, и грозил вот-вот стать грудой искорёженного металла. Найдер схватил трость, схватил Джо и, оттолкнувшись что было сил, прыгнул. Земля перемешалась с небом, и снег накрыл с головой.

Рена на ощупь поднялась на четвереньки, затем на ноги. Люди испуганно голосили, вжимаясь друг в друга. Раз со стеклянным взглядом быстро складывал руки в разных жестах и касался нитей, а лицо так и кривилось от боли. Он был бледен, растрёпан и, казалось, вот-вот упадёт. Но магия не давала. Магия брала своё за годы одиночества.

Заскрежетал металл, стены и потолок начали сминаться, подступая к людям всё ближе, сантиметр за сантиметром. Кто-то пополз к выходу, вцепился в дверной засов, но тот не поддавался.

Рена выпрямилась и сделала глубокий вдох. Прирученный зверь, может, и не мог быть сильнее дикого, но и он умел кусаться. Девушка переплела руки перед собой. Вспышка света пронеслась по вагону обжигающей волной и вынесла дверь.

— Прыгайте! — закричала нортийка.

Раз словно не видел, не слышал этого. Держась у стены, Рена пробралась к другому краю, встала позади друга и снова скрестила пальцы. С нитей сорвалась золотая пыль, и мир превратился в сплошное пятно света.

Раскинув руки, Раз от мощного удара в спину вылетел из вагона. Рена прыгнула следом, покатилась по снегу, кое-как сгруппировалась и врезалась в дерево. Всё внутри, казалось, достали, потрясли и вернули в неправильном порядке. Она не понимала, где небо, где земля, уже не знала, чувствует под собой снег или утопает в чём-то мягком, вязком — болоте, наверное.

— Раз, — с губ сорвался стон.

Рыжая голова, как яркая искра была видна даже сквозь метель — метель вокруг одного человека. Парень оставался неподвижен, но руки сами поднимались и опускались, будто он изображал дирижёра. Целые комья снега взлетали и хаотично носились по сторонам, превратившись в крутящийся столб, подобный смерчу.

Рена поползла сначала на руках, затем на четвереньках, оттолкнулась от снега, провалилась, выбралась, но, даже утопая по пояс, делала шаг за шагом к Разу.

В отдалении послышался взрыв, и над лесом взметнулось огненное зарево. Поезд?..

Щурясь и ёжась от снега, забивавшегося в сапоги, рукава, корсет, Рена упала на парня и руками зашарила по телу. Пальцы сжали металлический футляр. Ничего не видя в этом снежном хаосе, на ощупь, она открыла крышку и высыпала на руку горсть таблеток.

Реной с силой разжала челюсти Раза, затолкала несколько ему в рот, сжала нос. По горлу прошла дрожь, и он сглотнул.

Девушка повалилась рядом, но через секунду сильные руки подхватили её, прижимая к себе.

— Чёрт возьми! — Найдер повторял это, не замолкая. Он стянул куртку и кое-как надел на Рену. Она хотела ему помочь, но замёрзшие руки не слушались.

— Диан, лошади!

Ответом было тихое ржание. Рена встрепенулась и сразу почувствовала себя сильнее. Всё кончено. Они возвращаются. С поражением.

Метель стихла, оставив после себя мягкую пелену снегу.