Прячем лица в дыме

21. Тот мальчишка был чудовищем

Рена подала Лаэрту бокал шампанского, и тот взял его, смотря тяжёлым, испытывающим взглядом. Она знала, какие слова он ждёт, но не понимала, как лучше ответить, поэтому сделала вид, что залюбовалась красиво украшенным залом.

Они попали в настоящее лето, нет, скорее в прекрасный сад. Всё вокруг утопало в зелени, а под потолком пели яркие тропические птицы, сидящие в золочёных клетках. Стены зала были задрапированы легчайшей белой тканью, и по ней тянулись цветочные гирлянды. По краям стояли стеклянные столы с закусками, в центре, между растительными композициями, высились мраморные статуи. Немалую часть занимала сцена, на которой уже расположился оркестр и играл тихую, приветственную мелодию. Свет приглушили, и полумрак создавал таинственную, будоражащую атмосферу.

Рена с детским восторгом осматривала огромный зал и любовалась гостями. Это была уже не та пёстрая толпа, какой обычно выглядели кионцы, а общество достойных, утончённых людей. Девушка внезапно почувствовала себя самозванкой — хоть у неё и было приглашение, и появилось она во дворце вместе с остальными гостями, но пришла сюда совсем за другой историей.

— Кираз здесь? — Лаэрт задал свой вопрос вслух. Голос звучал уверенно, но по тому, как крепко он сжимал ножку бокала, было видно, сколько для него значит ответ.

И как же хотелось сказать: «Да», чтобы дать надежду. Но это слово могло погубить план. Как и «Нет».

— Лаэрт, дай мне немного времени, и ты всё узнаешь, — Рена постаралась улыбнуться как можно более мягко, понимающе.

— Берёшь ещё паузу? — он улыбнулся в ответ и пошёл по залу, изредка кивая то одному гостю, то другому.

Рена огляделась, выискивая взглядом Раза, но не увидела друга и двинулась за учёным следом.

— Да, — кивнула девушка. — Давай сделаем вид, что это просто вечер, а мы — обычные гости.

— Не могу, Рена. Я постоянно думаю о Киразе, о Дне прогресса, о магии — в моей голове слишком много мыслей, чтобы выкинуть их даже на один час.

— Тогда задай мне другой вопрос, может быть, я смогу хоть немного облегчить твой груз.

Лаэрт мелодично рассмеялся и поставил бокал на поднос проходящего мимо официанта. Рена уцепилась взглядом за бокал — сделал ли учёный хоть глоток? В нём была таблетка, блокирующая магию, и от неё мог зависеть исход всего дела.

— А не будет ли после него ещё одной паузы? Расскажи мне, кто стоит за вами? Кираз не мог ни с того, ни с сего прийти за мной. Кто вас нанял?

Вопрос прозвучал так буднично, точно он на самом деле ничего не значил. Рена посмотрела на профиль Лаэрта, но его лицо оставалось беспристрастным. Наверное, он правда по-настоящему не боялся за себя, ему был важен только брат.

Разу это тоже было важно. Рена до сих пор переживала насчёт того, как поступит друг, когда встретится с Лаэртом лицом к лицу. Решать только ему, и никакие миллионы не могли отнять у него это право. Но решение следовало строить на правде, а то, что Лаэрт знает что-то такое, что неизвестно Разу, нортийка не сомневалась.

— Я расскажу, но у меня есть ещё один вопрос к тебе. Мы можем остаться наедине?

Удивившись, Адван встал напротив Рены.

— Что ты задумала?

Узнать правду. Пусть братья не могли поговорить напрямую, но расчёт был на то, что Раз пойдёт следом и услышит слова, которые Лаэрт не сказал ему лично. Это был нечестный приём, но Рена чувствовала, что только так она даст им настоящее право выбора.

— Я правда хочу поговорить с тобой, — как можно честнее ответила девушка. — Наверное, я выбрала самый неподходящий момент, но это нужно.

Оркестр закончил играть мелодию. На сцене появился мужчина во фраке, готовый сказать торжественную речь. Гости замолкали и поворачивались к нему лицами.

— Хорошо, идём, — кивнул Лаэрт и первым направился к выходу в виде арки из тонкой золотой проволоки, украшенной цветами.

Приехали последние гости и заспешили через арку на голос мужчины во фраке. Рена осторожно взяла Лаэрта под руку, чтобы не потерять его в толпе, и вместе они вышли в коридор, устеленный толстыми коврами.

Девушка потянула учёного за поворот. Она помнила план дворца, и вся её надежда была на то, что нужные комнаты открыты, а Раз пойдёт следом.

Прячась за спинами гостей, цветочными композициями и мраморными статуями, Раз внимательно наблюдал за Реной и Лаэртом. Самый проклятый человек на земле, казалось, специально вставал так, чтобы не показывать лица. Раз видел его спину или профиль, но никак не мог поймать взгляд брата. Это не было нужным, не стоило раньше времени показывать себя, но до безумия хотелось посмотреть на Лаэрта — спустя столько лет, спустя столько ненависти и проклятий.

«Тысяча один, тысяча два, тысяча три…» — быстро пронеслось в голове.

Наверное, несмотря на самоуверенные слова, что дело закончится сегодня, у них был самый непродуманный план из всех. В первом, лёгком варианте Раз следил за Лаэртом, Найдер разведывал обстановку, затем они забирали учёного. Пока ничего не препятствовало такому развитию событий, да и прошло всего восемнадцать минут, но Раз уже не мог ждать и чувствовал, что что-то идёт не так.

«Тысяча двадцать пять, тысяча двадцать шесть, тысяча двадцать семь…» Он сжал футляр с таблетками, лежащий в кармане брюк. Мысли снова стали выстраиваться в холодной равнодушной последовательности.

Раз боком проскользнул между двумя группами разговаривающих и встал рядом со столом с шампанским, спиной к Лаэрту и Рене. Они были совсем близко, но недостаточно, чтобы услышать слова. Быстро обернувшись, Раз скользнул взглядом по фигуре брата и снова уставился на стол.

За прошедшие шесть лет Лаэрт вырос на сантиметр или два и по-прежнему оставался немного выше, хотя комплекцией братья походили друг на друга. Если им придётся столкнуться, физической силы учёному явно не хватит — едва ли жизнь в Арионте закаляла больше, чем Цай. Но что насчёт магии? После встречи с Кантором Ризаром Найдер подтвердил, что у брата есть сила, однако они так и не знали, на что тот был способен.

Заметив, что Рена и Лаэрт направились к выходу, Раз с хмурым видом скользнул следом. Девушка изменила план. Ей полагалось оставаться с учёным в окружении людей, чтобы к нему было легче подобраться.

«Восемь тысяч семьсот пятьдесят, восемь тысяч семьсот пятьдесят один…» Раз, таясь всё меньше, уставился в спины прожигающим взглядом. Рена держала Лаэрта под руку, и они, шагая под аркой из цветов, так гармонично смотрелись в окружении аристократов, на приёме в настоящем дворце, словно это была их жизнь, общая жизнь.

Раз достал из кармана игральные кости, посмотрел на грани — семёрка, которую считали числом удачи — и быстро убрал назад. Удача им не помешает. Дело надо выполнить любой ценой, а все эти глупые мысли — выбросить да побыстрее

Когда Раз вышел из зала, он едва успел увидеть, как пара свернула. Он прошёл до конца коридора и замер, осторожно поглядывая за угол. Оба скрылись за дверью одной из комнат. Раз вспомнил план дворца — Рена явно знала куда идти, но что она задумала?

Сначала соседняя дверь не открылась, но Раз толкнул её посильнее, и створка поддалась. Судя по запаху сигарет и вина, кто-то совсем недавно ушёл отсюда. Раз осмотрелся. Комнаты спланировали едиными, но затем их разделили двумя перегородками, между которыми появился узкий замкнутый коридор. Было это результатом ошибки или хитрости, но сейчас оно служило им на руку. Наверное.

Центр правой стены занимала большая картина, тянущаяся от пола почти до потолка. Раз осмотрел её и потянул за раму на себя — полотно оказалось потайной дверью и послушно открыло проход. Это было узкое пространство — не больше сорока сантиметров, но длинное — метра три, во всю ширину комнаты. Напротив — ещё одна дверь-картина. Раз коснулся обратной стороны, но не толкнул её, чтобы перейти в соседнее помещение. Он закрыл первую дверь, оставшись в темноте, и прислушался.

Должно быть, перегородки были совсем тонкими — голоса разговаривающих слышались так хорошо, словно они стояли прямо здесь, всего в нескольких сантиметрах.

— Опять вопросы, — Лаэрт ответил лениво-насмешливым тоном.

Его голос звучал старше, чем помнил Раз, но всё равно так знакомо.

— Да, — настойчиво сказала Рена. — Конечно, ты снова можешь взять паузу и не отвечать, но я прошу, расскажи мне правду. Что тогда произошло?

Хотелось заорать: «Нет!» Она что, хотела, чтобы Раз услышал Лаэрта? Услышал, как собственный брат врёт и ищет оправдания?

— Это слишком долгий рассказ. Я не хочу, чтобы после него ты стала хуже думать о Киразе или бояться его.

Хуже думать! Это Лаэрт сходу придумал или уже заранее знал, как будет сплетать ложь?

«Одиннадцать тысяч девятьсот один, одиннадцать тысяч девятьсот два…»

Раз хотел выломать стену и сейчас же выскочить в комнату с обличительным криком, но не чувствовал сил на это. Внутри шевелилось сомнение — а если не ложь? Может, у Лаэрта всё же были причины?

— Я знаю, какой он на самом деле.

— Кираз, он… — задумчиво протянул брат.

Отчаянно хотелось увидеть его лицо. Что было на нём: презрение, равнодушие или даже смущение? Что, что, что стало причиной всего, что? Кто был виноват на самом деле? Раз прислонился лбом к стене. Так и рвался тяжёлый вздох, но даже его нельзя было позволить — не здесь, не сейчас.

— Расскажи мне, — в ответ послышался заботливый голос Рены.

А она? Действительно хотела знать правду? Из-за кого из них двоих?

— Хорошо. Ты знаешь, что я изобрёл то, что может пробудить магию в любом. Вот оно — дело, которое начали ещё родители. После моего «Попробуй — узнаешь» в Киразе действительно проснулась магия, хотя он уже миновал возраст, в котором сила, если она есть, проявляет себя.

— Но ведь она есть в каждом, — заметила Рена. — Вокруг одних — много нитей, они способнее, вокруг других — меньше. Как можно дать магию каким-то лекарством?

— Так или иначе, я нашёл способ увеличить потенциал. Однако первая проба не удалась. В Киразе оказалось столько магии, что он не контролировал себя — и дело не в отсутствии учения. Он был сильнее, гораздо сильнее любых магов прошлого. И после того, как он… — Лаэрт сделал паузу. — Тогда это стало ядом. О моих опытах узнали. Я уничтожил всё, что было, и доказать ничего не смогли, но меня всё равно отчислили из университета и выгнали из гильдии. Я уехал из Киона, однако не оставил опытов — я хотел превратить яд в лекарство. Ради Кираза, чтобы хоть как-то исправить совершённое. И я смог. Рассчитал идеальные пропорции, нашёл правильную дозу — магия может просыпаться постепенно, и она подчиняется, а не разрушает. Это как… — брат снова замолчал. — Не приручить конкретную особь, а одомашить весь вид.

Раз так сильно прижался к стене, словно пытался увидеть Лаэрта через неё. Сумасшедший, просто сумасшедший!

— Это же неправильно! — воскликнула Рена. — Нельзя вмешиваться в естественный ход вещей.

— Магия — не зло и не добро. Это просто сила, и нам решать, на что её направить. Представь, какие перспективы открываются перед нами! Мы победим большинство болезней, а до какого уровня поднимем науку и технику!

— Ты правда в это веришь? — в голосе девушки послышалась горечь. — Что магия станет силой, которая пойдёт на благие дела?

Лаэрт ответил коротко и уверенно, будто отчеканил:

— Да.

Раз достал из кармана игральную кость. В темноте он мог только пощупать ответ — четыре точки на верхней грани.

Лаэрт — самая проклятая четвёрка на свете. Убрав кубик в карман, Раз сжал виски. Он же лгал, так открыто и нагло! Ради Кираза… Да, конечно, он изучал магию ради брата, не ради прорыва в науке, не от желания стать первым. И верил, что та сделает лучше. Будет доброй силой, которую люди используют во имя нового светлого мира. Конечно.

— Так не будет, — Раз не сомневался, что в этот момент Рена покачала головой. — Я знаю, что магия — не добрый и не злой бог, она служит человеку. Но в этом и дело! Начнётся борьба за твоё «лекарство». Люди не станут использовать его, чтобы сделать что-то хорошее — только чтобы отхватить кусок да побольше!

— Рена, я не мог оставить свои опыты. Я должен был продолжить их, чтобы исправить то, что произошло. Шесть — шесть! — лет я искал ответы и нашёл. Я не могу молчать — если есть шанс, что магия поможет, надо его использовать. Именно желание сделать лучше было первой целью учёной гильдии, пока она не начала торговать своими мозгами. Ты права, люди есть люди. Я не могу обещать, что не станет хуже. Но ведь так со всем. Даже кухонный нож не в тех руках способен стать оружием. Мы сами решаем, как использовать свою силу, и я верю, что мы сделаем правильный выбор.

Раз сел на пол, прижав колени к груди. Да, может, Лаэрт и был не лжецом — фанатиком. Он с силой, с огненной верой в дело доказывал правоту и был готов бороться за него. У таких, как он, всегда имелась своя правда. И, наверное, Лаэрт действительно верил, что старался ради младшего брата. Кричи-не кричи, смотри-не смотри — он не поймёт, как больно было Разу.

Но ему то что теперь делать? Он снова достал кубик из кармана и перекинул из руки в руку. Как мстить тому, кто даже не понимал своего преступления? Но он ведь заслуживал мести — абсолютно точно, без сомнений, без колебаний. Раз же не зря сделал столько ошибок, которые могли стоить друзьям жизни. Сегодня они увидятся, лицом к лицу. Но потом?.. Ответа на этот вопрос не было до сих пор. С губ всё-таки сорвался тяжёлый вздох.

— Лаэрт, что произошло с Киразом?

«Замолчи!» — хотелось прокричать Рене, а не прокричать, так зажать уши и не слышать ответа. Он не был готов к ещё одной фанатичной лжи. Не был готов слышать про мальчишку, который смотрел на мир таким открытым наивным взглядом и которого убил собственный брат.

— Ты ведь знаешь, что раньше маги относились к разным орденам, в зависимости от характера силы? Таких, как Кираз, называли делателями, они могли управлять самим составом веществ. Это как химики высшего уровня, — по голосу Лаэрта показалось, что он улыбается, но с грустью. — Однако его магия проявлялась стихийно — он то двигал предметы, то что-то менял и даже не замечал этого. Думал, научился закрывать двери, не вставая с дивана, и так радовался! — Лаэрт вздохнул тяжко, с надрывом. — Я тоже поверил, что он сумел подчинить магию, но… С нами по соседству жила семья Ольванов. У них была дочь — ровесница Кираза. Он влюбился в неё и однажды решил подложить записку с признанием. А потом застеснялся и побежал доставать послание — вытянул её из кармана девочки с помощью магии. Кираз, довольный, сразу пришёл рассказать мне, что у него получилось и что никто ничего не узнал. Только вот не получилось. Та девочка умерла. Родители думали, что её отравили, согласились на вскрытие, и врачи увидели, что все органы у неё смещены.

Игральная кость выпала из руки.

Раз помнил Аниту. Вся в веснушках и со смешной щербинкой между передними зубами. Летом сидела в саду и рисовала, зимой вместе с сёстрами играла в снежки. Однажды даже проходящего мимо Раза позвала. Он смотрел, как она бегает по двору, как смешно вскрикивает, когда в неё прилетает снежок, как хитро улыбается, занося руку для броска, и думал, что никогда не встречал подобной девчонки. Она была не как все в школе — сплошные зануды, помешанные на правилах, а такая светлая и весёлая.

Её не стало в тот же день, когда он подложил ей записку. Вся улица шепталась — отравили. А если нет?

Если это он убил её? Аниту. С веснушками и щербинкой. За которой столько подглядывал, о которой вздыхал, которой даже стихи написал. Узнав про неё, он был готов на стену лезть от горя. А сейчас? Узнав, что это он был виноват? На какую стену нужно влезть, чтобы боли хоть на миллилитр, сантиметр или грамм стало меньше?

Лаэрт мог врать.

Конечно, он мог врать.

Только зачем, сейчас-то? Сам себе придумал оправдание за предательство брата? Нет. Не могло так всё совпасть, не могло.

— А… А… — послышался растерянный голосок Рены. — А если это не из-за него?

— Я тоже верил в это — заставлял себя верить. Мы жили дальше. Раз хотел раньше поступить в университет и усиленно готовился к экзаменам. Только история повторилась. У нас жила Ночка — бродячая собака, которую подобрал Кираз. Ей было, наверное, уже лет десять, от неё постоянно воняло, а блохи никак не хотели уходить со шкуры, но брат так привязался к ней, что я разрешил ей поселиться прямо в доме. Ночка тоже умерла. Я сам нашёл её тело в саду, после того, как Раз с помощью магии управлял палкой, за которой бегала Ночка. Я должен был проверить, и я сам разрезал ей брюхо. Сердце, печень, лёгкие превратились в кашу, как будто их просто раздавили. Это не могло быть совпадением. И это я дал Киразу яд, который сделал его чудовищем.

Раз укусил себя за руку, чтобы не закричать, и сжимал зубы всё сильнее, пока не почувствовал привкус крови.

Ночка. Она правда была вонючей и блохастой. Повсюду таскалась следом, а однажды укусила за задницу Дирана, который постоянно задирал Раза, и это мигом сделало старую псину самым лучшим другом. А друзей ведь принимают любыми. Несмотря на запах и блох Ночка была преданной, более преданной, чем люди. Раз привязался к ней всем сердцем, она стала членом семьи.

И этого самого друга он тоже убил.

Он. Он.

Просто превратил органы в кашу.

— А потом? — тихо спросила Рена.

Лаэрт долго молчал и начал медленно, словно не говорил, а поднимал булыжник вместо каждого слова:

— Я не знал, как уничтожить магию, как научиться её контролировать. Я даже учителей попытался найти! Она ведь, несмотря на законы, по-прежнему существует. Но я не смог. Кираз большую часть времени проводил дома, но даже так он… А что было бы после поступления? Сколькие ещё?.. Это был я виноват, но я совсем не знал, как помочь. Тогда я передал Кираза в больницу. Думал, магию вылечат, он вернётся, но врачи говорили, становится только хуже — меня ни разу к нему не пустили. А я ведь приезжал в Кион ради этого, каждые три месяца! — послышался тяжёлый вздох, даже скорее стон. — Затем Кираз сбежал. Я же знаю, что это он пустил газ на кухне и взорвал больницу. И я боюсь не того, на что он способен, а того, что он думает обо мне. Я не сказал ему правды. Но как сказать собственному брату, что тот — убийца? И разве не я дал ему оружие?

Раз медленно и с усилием провёл ногтями по лицу, точно пытался содрать кожу. Тот мальчишка не был наивным и не был предан братом. Тот мальчишка был чудовищем и заслужил боль. Он думал, что не должен доверять людям, но оказалось, доверять не стоило самому себе.

Раз нащупал на полу кубик и ногтем провёл по верхней грани — три точки. Тройкой он считал себя: твёрдой — тем, каким стал, и в то же время немного податливой — от того мальчишки, что жил раньше. Это число называли числом правды. Но никакой правды у него не было. Да и тройкой он не был — нулём, бездарным и ничтожным.

— Лаэрт… — в голосе Рены послышалась настоящая жалость.

А что чувствовать ему к брату: жалеть или ненавидеть — Раз уже не знал. Понятно было лишь с самим собой — ненавидеть, самой жгучей ненавистью, и презирать. И можно ли что-то исправить, Раз тоже не знал. Наверное, уже нет. Он и правда сломан, но его не починить. То чудовище не выросло из-за таблеток и боли — оно появилось гораздо раньше.

Да нет же, нет, нет, нет. Не могло это быть правдой. Просто не могло и всё!

Но ведь было. Раз чувствовал это кожей, знал разумом, догадывался сердцем — всё и сразу. Его жизнь оказалась неправильной, искорёженной — из-за него самого. И понимать это было также больно, как пережить больницу.

«Биллион, биллиард, триллион, триллиард» — Раз никак не мог подобрать нужное число. Что шло дальше? Наверное, уже не было тех чисел, которые могли успокоить.

Он повертел кубик в руках, поднялся и на ощупь нашёл дверь. Нельзя сидеть здесь вечность. Не появятся новые числа, не появятся решения или ответы, но с каждой секундой он будет всё сильнее превращаться в того мальчишку, пугливого и глупого. Того, который не знает сам себя. А чтобы узнать, нужно выйти и встретиться лицом к лицу.

Раз открыл дверь и шагнул внутрь комнаты. На несколько секунд он зажмурился, а когда глаза привыкли, увидел Лаэрта. Они уставились друг на друга, и Разу казалось, он видит в зеркале самого себя — только более взрослого и темноволосого.

Вспомнилось: дальше шли квадриллион, квадриллиард и квинтиллион. Но их было мало. Он больше не мог положиться на числа — весь этот хаос оказался сильнее их, в какой бы системе они ни выстраивались.

Лаэрт, как будто, совсем не изменился. Да, стал старше, мужественнее, обзавёлся щетиной, но хмурился и поджимал губы с таким знакомым видом. Серые глаза по-прежнему напоминали северное небо, и даже волосы топорщились, как раньше. А на правой руке Раз увидел чернильное пятно — такое маленькое, что едва разглядишь. Но он разглядел. Он знал, что оно будет.

И всё внутри так предательски дрогнуло и запросилось шагнуть навстречу.

Но Раз знал, что делать шаг нельзя ни в коем случае. Сначала нужно узнать. Вдруг в слова брата всё же закралась ложь, вдруг он не… Вдруг Раз не… Но как бы то ни было, тот «яд» дал ему Лаэрт — проклял быть чудовищем и убивать. История началась из-за него, и этого тоже не отменить.

— Кираз, — едва слышно прошептал Лаэрт.

Тот, опустив руку в карман, крепко сжал игральный кубик и холодно произнёс:

— Ты пойдёшь со мной, брат.

Лаэрт шагнул вперёд, но Раз резко вскинул руку, чтобы не подпустить к себе, и тот отшатнулся:

— Не бойся, у меня нет магии, — на лице появилась грустная улыбка. — Я же лечусь, как ты и хотел.

— Хорошо, Кираз, — твёрдо ответил Лаэрт, смотря брату в глаза. — Я пойду с тобой.