Прячем лица в дыме

24. Наверное, и правда пора прощаться

Распахнув дверь, Раз уставился на Лаэрта, а тот на него.

Найдер запер пленника в маленькой комнатушке, которая прежде служила кладовой, пока её не атаковали крысы. Здесь совсем не было мебели, только железная палка, сделанная невесть для чего. Оша привязал к ней Лаэрта за руки и за ноги и оставил, чтобы Раз поговорил с ним. Но тот не смог зайти сразу — ни в первый час, ни во второй. Он ходил под дверью, прислушивался и никак не мог заставить себя встретиться с братом лицом к лицу. Нет, не просто с ним — с прошлым и собственными преступлениями.

Но сделать это стоило. Досчитав до тысячи, Раз зашёл в комнату и столкнулся с Лаэртом взглядом, и так и стоял, в молчании уставившись на брата, пока тот не произнёс:

— Спасибо, что пришёл. Как твоя рука?

Верёвка, удерживающая запястья, тянула плечи вниз, и он горбился. На них виднелась краснота, и отчаянно захотелось помочь, освободить, но Раз ещё помнил, что это могло быть ловушкой. Что бы там ни было сказано.

Он опустился прямо на дощатый пол.

— Почему ты не рассказал мне тогда? — спросил, не отвечая на вопрос брата.

— Если бы один из твоих друзей, сам не зная того, стал виновником смерти другого человека, ты мог бы хладнокровно взглянуть ему в глаза и сказать об этом? А если бы этим виновником был четырнадцатилетний мальчишка, который мог сломать себе всю жизнь?

— И ты решил сломать её сам.

— Кираз! — Лаэрт скривился, то ли от злости, то ли от отчаяния.

— Что Кираз? — воскликнул Раз, схватившись за футляр с таблетками в кармане. — Ну давай, скажи опять, что те слова были случайностью! Что ты верил, мне нужно лечение! И что годами хотел исправить ошибку. Так, да? Почему ты не сказал? Разве сейчас услышать это легче?

Перед глазами маячил образ весёлого рыжего мальчишки. Он оказался сильнее того, кем Раз пытался стать, и легко прорвался наружу, сорвав все замки. Он был готов кричать и плакать, и часами рассказывать о боли, о страхе, о чувстве бессилия, как даже из больницы звал брата и молил, чтобы тот пришёл и забрал. И как отчаянно, до слёз и рези в глазах вглядывался в окно, смотря на отнятый у него мир — когда было окно, а не мягкие стены вокруг.

— Я не смог тогда. Ты мой брат…

Раз прервал его громким:

— Заткнись! Как ты решил, что промолчать — не по-братски, а сдать в больницу — очень даже? Я бы сам туда пошёл, если бы узнал! Лучше так, чем три года думать о том, что ты просто сдал меня, как сломанную вещь. Я всё гадал, что я сделал не так? До последнего ведь так думал и искал оправдание тебе. И оно было. Но когда я его узнал, стало поздно. Мне оно уже не нужно. Да и обвинения уже не нужны.

Хотелось взять за шкирку Кираза, Раза, встряхнуть и запереть на все возможные замки, чтобы теперь по-настоящему оставить прошлое и зажить другой, нормальной жизнью. Он верил, что это получится — всего шаг сделать. Он почти освободился. Надо только довести дело до конца.

Но будет ли это правильно? Раз чётко знал, что не сможет убить Лаэрта или засадить в больницу, как хотел прежде — пусть сейчас он кричал на брата, винил, но вина того была лишь на половину, остальное Раз сделал сам. Отдать Ризару, и пусть тот разбирается с учёным сам? Да, наверное, ведь это дело — миллионы, равные исполнению мечты. Шажок к новой жизни. Друзья стоили того, чтобы сдержать обещание. Но чего теперь для него стоил Лаэрт?

— Что дальше, Кираз?

— Днём мы передадим тебя тому, кто нанял нас. Всё, — парень положил руки на колени и посмотрел куда-то в сторону.

— Я не об этом, — Лаэрт дёрнул плечом, точно отмахивался. — Как мы с тобой будем общаться?

Раз с удивлённо покосился на брата. Что, его совсем не беспокоила собственная судьба? Или это была такая хитрая игра? Ради чего?

Общаться, конечно! Вместе отмечать праздники, ходить в гости, или того больше, вернуться в родительский дом! Нет уж. Просто уйти — это всё, что хотелось сделать.

— Лаэрт, — впервые за долгое время Раз назвал брата по имени, глядя прямо на него, и этот момент показался таким чужим. — Родственниками нас сделала кровь, но мы не стали семьёй. А может, просто перестали быть. Давай не будем хвататься за падающие осколки — поранят же.

— Тогда скажи мне, Кираз, что я виноват перед тобой и ты не простишь. Что не считаешь меня братом. Скажи, а затем делай что угодно.

С тяжёлым вздохом Раз провёл пальцами вперёд по полу. Нащупав восемь линий половиц, рука сама остановилась. Ну да, восьмёрка же считалась семейным числом. Сейчас он был готов возненавидеть всю систему цифр и отказаться от неё вовек. Не те она знаки давала, не те!

Вместо ответа Раз достал из кармана часы и, бросив беглый взгляд на стрелки, открыл футляр.

— Что это? — брат проследил за рукой с таблеткой.

— Один из твоих даров, Лаэрт. Ты дал мне магию, с которой я должен бороться.

Раз пихнул таблетку в рот и с усилием проглотил. Лицо учёного исказилось мукой.

— Кираз…

Он прошептал имя брата с отчаянием, со страхом. Такой шепот Раз слышал от него всего однажды — на могиле матери.

— Не говори мне ничего про это. И не называй меня так.

Дальше стоило сказать, что Раз никогда не простит Лаэрта, они уже не станут братьями. И эти самые слова никак не шли. Они встали в горле комом, и он только смотрел на учёного и больше ничего не мог сказать.

— Прости, что стал обузой, — выдавил Раз. — Я знаю, тебе было нелегко тянуть на себе учёбу, работу, дом, меня. И что так глупо полез к лекарству, и что не смог контролировать силу, и что переложил всю ответственность. Я не понимал, каково тебе пришлось, — губы тронула печальная улыбка.

Он с надеждой посмотрел на Лаэрта. Если брат сейчас скажет ответное «прости», если прозвучит это простое и глупое слово, может что-то ещё изменится. Раз не был в этом уверен, но часть от того наивного мальчишки шептала, что нужно сделать такой крошечный шажок и хотя бы сказать своё «прости».

Но в ответ прозвучало совсем другое:

— То, что я создал, способно стать лекарством от всех наших проблем. Я хочу показать тебе, что могу.

— Ты… Можешь? — выдавил Раз.

Да, Найдер узнал от Ризара, что Лаэрт владеет магией, догадка Рены подтвердилась, но тот не проявил её. Во имя всех богов, неужели он правда пошёл на это?

— Да. Я не хотел отказываться от исследований, но у меня не было денег, чтобы оплатить работу добряков, и тогда я испытал образец на себе. Кираз, теперь я знаю, как научиться контролировать магию, поверь мне.

— И какой силой обладаешь ты?

Лаэрт выпрямился, насколько позволяла верёвка, и заговорил любимым учительским тоном, так хорошо знакомым Разу:

— Возможно, ты уже знаешь, что прежде существовало три больших ордена, объединённых по характеру силы. И тебя, и меня отнесли бы к делателям — тем, кто может что-то делать с окружающими предметами или своим телом. Это не только магия, которая строится на основе прикосновений к нитям, но и просто сила, буквально-таки идущая изнутри, будь то необычные способности вроде изменения облика, дыхания под водой, телепатии и прочее.

— К делу, Лаэрт, — как можно холоднее сказал Раз. — Что ты можешь?

Голос брата хотелось слушать — он был тихим, мелодичным, и Раз чувствовал себя змеёй, заворожённой звуками дудочки. Он опять превращался в мальчишку, готового бесконечно слушать брата, но с этим наваждением стоило бороться.

— У меня нет магии как таковой, только способность. Мои органы чувств обострены, всего-то.

Раз вздохнул. Всего! Так вот какой была причина того, что Лаэрт мгновенно скрылся на поезде, что он мог свободно ходить, не опасаясь похищения или нападения, что он безошибочно предсказал появление стриженых — он чувствовал всё раньше и сильнее других.

— Так ты знал, что я за стеной? — воскликнул Раз.

— Да. Я должен был рассказать, но ты бы не стал меня слушать, глядя глаза в глаза.

— А ты бы смог рассказать, глядя глаза в глаза?

Повисло молчание. Оба знали, что ответ будет отрицательным.

— А цена твоей магии, Лаэрт? — выдавил Раз.

Брат фыркнул:

— Ты веришь, что она действительно берёт плату?

— Я сам её отдал — и здоровьем, и судьбой.

Лаэрт помолчал немного и ответил, глядя в сторону:

— Мне всего мало. Я не могу радоваться вкусному ужину или тёплой погоде, приятному разговору, удачной мысли. Мне больше не живётся спокойно, я не умею отдыхать и скорее буду не спать днями и доводить себя до исступления, но сделаю что-то большее.

Раз медленно провёл рукой по лицу. Вот и встретились две сломанные машины! И обоих уже не починить — по вине одного.

— Ты превратил меня в чудовище, себя, и сколько ещё таких чудовищ хочешь создать? Зачем, что тебе нужно на самом деле?

Лаэрт тяжело вздохнул и прикрыл глаза.

— Я знаю, что виноват перед тобой, но я попытался всё исправить. Да, ты не сможешь забыть годы в больнице и вряд ли простишь меня. Я не буду просить прощения, ведь никакие слова не исправят сделанного. Но я прошу, поверь в моё открытие и представь мир, каким он может стать.

— Ха, — громко, с чувством произнёс Раз.

Он совсем, совсем не понимал брата. Тот вроде бы раскаивался, но… Но что это были за слова? Раз хотел услышать проклятое «прости», однако Лаэрт не знал этого слова. Зато мог часами говорить о своём открытии. Да, он продолжил работу ради брата, а не собственной гордыни и честолюбия, да, да…

— Я уже ничего не хочу решать, Лаэрт. Мне хватило того, что сделал я и что сделал ты. Знаешь, я ведь так долго лелеял мысль о том, как рассказываю, что со мной делали в больнице, глядя тебе в глаза. И сколько же раз представлял, как твои мозги разлетаются ошмётками!

Лаэрт даже не пошевелился. Он слушал молча, внимательно, как студент на лекции — не записывал разве что.

— Но я не знал, что мстить мне стоило самому себе. Я ничего не сделаю. Мы передадим тебя завтра, и пусть другой распоряжается твоей судьбой. Мне уже просто плевать на всё, по-настоящему плевать. Я не хочу прикасаться ни к чему, что было в прошлом. Кто был, — Раз поднялся. — У меня давно другая семья.

— Я всё равно скажу, Кираз, даже если ты уже принял окончательное решение. Я не смог сказать тебе «прости» ни тогда, дома, ни сейчас. Когда я понял, что ты жив, я сразу знал, что это слово станет первым сказанным тебе. Не стало, как видишь. Может быть, я просто трус, который прячется за своими колбами да книжками, поэтому не могу сказать, не спорю. Но я правда пытался исправить ошибку, как мог. Наш выбор уже не отменить, но я хочу попытаться создать мир, в котором мы все будем чуточку свободнее и счастливее. Пытался, во всяком случае. Может, меня завтра убьют — что же, ты имеешь право отдать меня на убой. Я не буду просить снисхождения. Просто знай, для меня ты всё равно останешься семьёй. Да, я самый ужасный старший брат, и ты заслуживаешь кого-то настоящего, не меня. Но я по-прежнему готов защищать тебя.

— Но ведь защищать меня стоило от твоих экспериментов.

Раз вышел — медленно, так медленно, как только мог. То проклятое «прости» так и не прозвучало вслед.

Закрыв дверь, он взглянул на часы. До счастливых и спокойных семи тридцати ещё оставалось время, таблетки пока не подействовали — Раз по-прежнему чувствовал и смятение, и грусть, и злобу. Он снова посмотрел на часы. Сколько же ещё он так и будет высчитывать минуты, отмеряя, когда нужно принять новую дозу, а когда её действие подходит к концу?

Наверное, и правда пора прощаться со всем — с братом, с таблетками, с воспоминаниями о больнице. Было и было. Нужно ехать дальше.

Первым делом Раз зашёл в комнату Найдера. Он даже не мог вспомнить, а заходил ли туда прежде? Оша не любил, когда к нему вторгались, и предпочитал встречаться в зале или в кабинете.

Это оказалась совсем маленькая комната, в которой не было ничего лишнего: узкая кровать, письменный стол — вернее, школьная парта на одного — и раскрытая тумба с торчавшей одеждой. Раз представил, как Найдер провёл в этой комнате детство, и даже вместо школы у него только парта, и ему стало жаль оша. Он заслуживал большего. Если всё сложится хорошо, к вечеру у них появится возможность обрести любое «большее».

Найдер спал на кровати поверх одеяла, не раздевшись. Раз тронул его за плечо, и тот мгновенно вскочил, точно даже не дремал. На одной щеке остался след от руки, на которую он положил голову, на другой — ожог с остатками мази Феба. Губы распухли. В таком виде Раз ещё не видел Найдера — обычно он сам доводил людей до такого.

Несколько секунд оша смотрел на друга непонимающим взглядом, зачем процедил сквозь зубы:

— Чёрт возьми, Раз, что случилось, что ты здесь делаешь? Лаэрт сбежал?

Трость стояла в углу, и несмотря на грозный тон, без неё Найдер казался беззащитным.

— Нет, — торопливо ответил Раз, присаживаясь на край кровати. — Я просто хотел сказать, что поговорил с Лаэртом.

— И кому из вас мне посочувствовать? Или порадоваться воссоединению братьев?

— Най, — Раз вздохнул. — Не переживай, наше дело в силе.

— Ещё бы, — оша ухмыльнулся. — Кто тебе позволит отступить? — выпрямившись, он продолжил более серьёзным тоном. — Правильно, что ты поговорил с ним. Это стоило сделать. Хотя бы попытаться. Может, так тебе будет легче принять решение, что делать с таблетками.

— Я принял, думаю. Най, у Лаэрта ведь были причины. Из-за моей силы погибли двое. Он не смог сказать мне это, но отдал на лечение.

Оша вздохнул:

— Раз, ты ждёшь, чтобы я посочувствовал тебе или оправдал Адвана? Я не хочу ничего отвечать, потому что это будет выбор за тебя. Не мне решать кого судить и в какой степени. Просто, если что, я поддержу любое твоё решение. Если вдруг Ризар когда-то отпустит Лаэрта, и ты захочешь прийти к нему на воскресный ужин, я готов пойти с тобой. А если ты потом захочешь убить его, я помогу закопать тело. Но лучше сжечь, конечно.

Раз не ответил, и на минуту повисла тишина. Прислонившись к голой каменной стене, Найдер спросил:

— Ты же понимаешь, что если мы отдадим Лаэрта, мы можем погубить весь город?

Голос оша звучал непривычно тихо. Несколько дней назад он виделся с Ризаром, но едва рассказал о встрече — может, на самом деле сказать следовало о большем?

— Что ты знаешь, Най? — обеспокоенно спросил Раз.

— Просто предполагаю, — оша пожал плечами. — Ты не передумал? Я не понял, у тебя же не проснулись совесть или братские чувства?

— Ты хочешь меня переубедить?

— Просто пытаюсь понять.

— Если я попрошу отпустить его, ты согласишься со мной?

На секунду Найдер задумался. Лицо оставалось непроницаемым, но в карих глазах мелькнуло что-то необычное, то ли сомнение, то ли даже страх.

— Нет, — голос прозвучал как всегда уверенно. — Только посмей подумать об этом. Сегодня я заберу свои миллионы, чего бы это ни стоило, ясно?

Наверное, не следовало задавать этого вопроса, но Раз не сдержался:

— Най, если серьёзно, как ты поступишь? Что если я скажу, что не хочу отдавать Лаэрта Ризару?

— Не ставь меня перед таким выбором, Раз. Никому лучше не знать, что я выберу, даже мне.

— Скажи.

Оша ответил чётко, не помедлив ни на секунду:

— Я не позволю тебе предать дело. Речь идёт не только обо мне, но и о Джо, Рене, Фебе. Не лишай нас мечты. Если тебе нужен брат, стоило подумать о нём раньше, а не когда ты так хотел убить его, что подверг нас опасности.

— Это ведь не из-за него было.

— Да знаю я! Дай мне поугрожать, а то передумаешь ещё. Я тебя совсем не понимаю уже. Ты изменился. Или скажи-ка, ты всегда был таким и просто прятался? — оша ухмыльнулся.

— Не знаю, Най. Но надеюсь, я делаю шаг к себе.

— Отлично. Всё, давай без таких вычурных фраз — оставь их Фебу. Вали уже, дай мне поспать, пока я совсем не развалился, — Найдер рухнул на подушку. — И помни — пятьдесят миллионов линиров. Это шанс для всех нас.

— Я помню, — Раз вышел.

Едва он прикрыл дверь, из комнаты послышалось громкое сопение. Раз снова посмотрел на часы — стрелки уже близко подобрались к семи тридцати, но пока он так и не почувствовал привычного холода внутри.

Медленным шагом парень прошёл по коридору. За дверью Феба раздавался громкий храп, который то и дело прерывался беспокойными вздохами. Джо тоже была у себя и играла на гитаре, скорее даже тихонько подёргивала струны — так она всегда делала, чтобы успокоиться.

Поравнявшись с дверью Рены, Раз трижды постучал. Хотелось ехидно оскалиться самому себе — устроил круг жалоб! Но не стоит упускать это странное мгновение, когда таблетки ещё не подействовали — поговорить бы просто, как раньше, как нормальный человек.

Услышав голос Рены, Раз зашёл в комнату. Девушка сидела на кровати с книгой в руках. Рядом на маленьком деревянном столике стоял опустевший кофейник. Несмотря на ночные приключения, на лице не было ни следа усталости, наоборот, она выглядела посвежевшей и решительной.

— Как ты? Вы поговорили? — Рена перевернула книгу обложкой вниз, и Раз не успел увидеть, что она читала.

Сев на самый край кровати, он ответил:

— Поговорили. Даже не знаю, что тебе сказать. Ты сама слышала, кто я и на что способен.

«Тысяча двадцать один, тысяча двадцать два…» Раз вздохнул. Оказалось, что ненависть к брату отпустить легче, чем ненависть к себе — за глупость, за бессилие и одновременно за чрезмерную силу.

Опять вспомнились милые веснушки Аниты, и как Ночка спала, смешно раскинув лапы в разные стороны. «Тысяча двадцать девять, тысяча тридцать…»

— Слышала, но у меня своё мнение, какой ты.

Раз сел на кровати подальше, немного ближе к Рене. Он молчал — а что тут сказать? Поблагодарить, что так верно, годами верила в него? Или поспорить, заявив, что он — убийца и не заслуживает оправдания?

— Я теперь ещё больше боюсь своей магии. Раньше я просто не умел ею управлять, а сейчас не умею и к тому же её накопилось столько, что я способен, наверное, весь город разнести. А если бы на месте твой девчонки оказалась ты?

— А Найдер — на месте старого блохастого пса?

Сначала Раз непонимающе уставился на Рену, затем рассмеялся.

— Этот пёс был моим лучшим другом!

— Ну, всё сходится. Я знаю, что такое бояться своей силы. Меня сдали в больницу, когда я не смогла контролировать её.

Раз ждал, что Рена продолжит, но девушка больше не сказала ни слова. Она всегда обходила эту тему сторону, никто толком не знал, как она оказалась в Кионе и почему попала в больницу, ведь её магию закон позволял использовать. Разу только было известно, что что-то случилось в одной из городских таверн, поэтому она так не любила «Вольный ветер» — он был постоянным напоминанием о прошлом.

— Наверное, после окончания дела я откажусь от таблеток. Если когда-то они закончатся, я уничтожу всё, а пока у меня ещё есть шанс — и у всего города, — Раз слегка улыбнулся.

— Дело же не в магии, да, Раз?

Подавшись вперёд, девушка внимательно посмотрела ему в глаза. Конечно, она знала, что вопрос всегда был в боли, в воспоминаниях, а в магии — меньше всего. Знала ещё до того, как понял сам Раз.

— Не в магии, — согласился он.

Проклятый Лаэрт. С момента, как они взялись за дело, не прошло даже трёх недель, но это время принесло столько мыслей и чувств, сколько не было за последние годы. Дело начиналось с ненависти, а заканчивалось опустошением внутри, постепенно переходящим в лёгкость и свободу. В конце концов, даже самоё мрачное прошлое — это просто прошлое. И отказываться из-за него от настоящего точно не стоит.

— Через несколько часов мы отдадим Лаэрта, и на этом всё, — Раз выделил голосом последнее слово.

Для каждого «всё» было своим. Найдер, наверное, попытается приумножить капитал и провернёт ещё одну авантюру, а затем всполошит весь город. Джо может поступить в университет или вернуться к племени, больше не боясь даже самых голодных зим. Феб… Кто-нибудь вообще спрашивал, о чём он мечтает? А Рена отправится в путешествие. И для всего этого цена — свобода Лаэрта.

Раз, скривив губы, почесал макушку. Да, это, наверное, правильное решение. Они не были настоящими братьями — давно перестали ими быть. Оба натворили достаточно ошибок, и чтобы оставить их в прошлом, лучше им разойтись вновь.

— Тебе не жаль его? Он ведь правда заботился как мог, — Рена будто угадала по лицу сомнения. — Он верит, что идёт к лучшему для Киона будущему.

— Лучшее будущее… — протянул Раз. — Не нам решать, какое оно и для кого должно наступить. Мы просто закончим дело, вот и всё. Не мы, так другие — Лаэрт бы всё равно попал в руки Кантора. Я знаю, что он старался ради меня. Я это помню, но… После было слишком много другого. Я отпустил как мог, а на большее не способен.

Рена улыбнулась:

— Это уже хороший шаг вперёд. Не верится, что осталось всего несколько часов до конца.

Помолчав немного, она добавила:

— Когда мы так уверены в победе, всегда что-то происходит.

— Думаешь, Кантор нас обманет и не заплатит?

— Не знаю. Но я видела взгляд Найдера, когда он вернулся. Он нервничал. Мне кажется, он уже сам не верит, что всё закончится хорошо. Вопрос лишь, из-за кого или из-за чего.

Раз медленно кивнул и уставился на окно. Светало, и солнце, заглядывая через узорчатую штору, повторяло на стене тот же узор. Сколько Раз помнил, эта штора всегда висела в комнате, и когда-то давно, когда он ещё ночевал здесь, ему нравилось по утрам разглядывать причудливые тени на стене. Но как-то постепенно он перебрался в другую комнату, где штор не было вовсе, и только сейчас захотелось, чтобы снова и занавески были, и такие вот тени по утрам, и всё остальное.

— Мы попробуем. Я правда хочу закончить это дело и уже идти дальше.

— И я хочу, — откликнулась девушка.

Наступила пауза, и лишь бы не уходить, Раз сказал:

— Здесь красивый свет, не как внизу.

— Да, это самая светлая комната, я выбирала, — протянула Рена, о чём-то задумавшись. Ещё немного помолчав, она сказала: — Знаешь, в тавернах свой особенный свет. Он недостаточно яркий, недостаточно тусклый и весь какой-то обманчивый. Меня это пугает, я чувствую себя слабой. Как тогда. Не люблю я такие места.

Раз внимательно посмотрел на девушку. Она снова затронула тему прошлого — могло ли быть так, что теперь нортийка не хотела слушать, но хотела поделиться? И правда, странное это дело: вскрыло затаившиеся чувства, вытащило на свет нерассказанные истории и каждому дало выбор.

— Я могу спросить, что произошло? Ты ведь мне так и не рассказала.

— А ты нечасто и спрашивал.

— Тебя ещё и поуговаривать надо? — Раз улыбнулся, но Рена не ответила на шутку даже взглядом, и он смутился.

Вздохнув, девушка начала:

— На самом деле это обычная история, нередкая для Киона, хоть и приехали мы из другого города. Перед экзаменом несколько преподавателей с выпускниками ездят по западной Арлии. Считается, что так они набираются опыта, но на самом деле нас таскали по приёмам, чтобы мы нашли себе первых покровителей. Орден готов даже торговать учениками, лишь бы получить финансирование. Кион был последним городом. Мы остановились в гостинице, но обедать и ужинать, если были свободны, ходили в соседнюю таверну — денег выделили немного, а еда там стоила меньше. И вот во время ужина один из учителей сказал, что я не сдам экзамены, если не поднимусь к нему в комнату.

Раз резко выпрямился, точно в спину вставили палку, и немигающим взглядом уставился на Рену.

— Я стала придумывать какие-то отговорки, поспешила вернуться к себе, но он всё не отпускал мою руку и говорил, что я слабая, что не сдам экзамены без его помощи. А я ведь была лучшей на курсе, но он так говорил, что я поверила, мне правда не хватит сил. Мне стало страшно, и я решила доказать, я не слабая. Но… — Рена испустила тяжёлый вздох. — Многие думают, что можно владеть только одним видом магии — это не так. Принято развивать себя в одном направлении, но порой они так тесно переплетены друг с другом. Свет, например, бывает неотличим от огня. Я не смогла контролировать силу и выжгла все его внутренности. Я до сих пор не могу есть мясо — мне кажется, я чувствую запах обгоревшего человека. И это не всё — ещё я случайно ослепила всех, кто оказался рядом: нескольких учеников, посетителей таверны, другого учителя. Да, Раз, я понимаю, что это такое — не уметь контролировать магию и мечтать избавиться от неё, — он попытался взять руку Рены в свою ладонь, но девушка отодвинулась от него. — Меня сразу сдали в больницу, не став слушать, не дав забрать вещи из школы, не позволив увидеться с семьёй. Но, наверное, это было правильно. Я заслужила.

Раз всё равно дотянулся до Рены и взял её за руку. Девушка прикрыла глаза.

— Ты сказала, что у тебя своё мнение насчёт меня. Вот и у меня также. Я ни за что не соглашусь, что ты заслужила всё это. Что бы там ни случилось раньше, для меня ты всегда будешь светом. Тебе правда не место в таких тавернах. Ты заслуживаешь лучшего.

Рена вытянулась на кровати — то ли устала, то ли не хотела смотреть на Раза. Он мельком взглянул на часы — большая стрелка уже миновала шестёрку, но с таблетками точно что-то было не так. Они не успокоили, а только раззадорили мысли, и слова начали говориться ещё раньше, чем Раз успевал подумать, что хочет и что должен сказать.

— Я такой идиот, что ни стал даже пытаться услышать тебя. Я знал, как тяжело приходится новичкам в больнице, особенно после таких историй, но я только носился со своим «Меня предали», «Меня мучают», «Я такое пережил». Наверное, тогда мы стали общаться, потому что ты была готова слушать, а я нуждался в этом, но сам ни разу не послушал. Да и потом. Ты оставалась здесь, со мной, а ведь я знал, что тебе тяжело в тавернах, но всё равно ничего не сказал.

— Раз, это уже не важно.

Равнодушно ответила Рена, и её голос так напомнил Разу его собственный, когда действовали таблетки. И все эти слова звучали так похоже на то, о чём он только что говорил с Лаэртом, но сейчас он сам оказался на месте брата. И, кажется, стало ясным, почему тот не смог сказать глупейшее «прости».

— Для меня важно. Теперь важно, снова.

— А снова ли?

Рена подняла руку, и на стене появилась длинная тень. Раз вспомнил, что в детстве умел показывать кролика и краба, а сейчас уже и не помнил как. Давно это было, так давно, что казалось неправдой. Правдой стало другое.

Раз тоже лёг на кровать и поднял руку. Между ними было не меньше метра, но тени на стене слились, словно они держались ладонями.

— Сколько же таких недомолвок между нами, Раз?

— Слишком много. Я не хочу, чтобы они оставались. Дашь мне ещё немного времени?

— Его уже не осталось. Если ты не хочешь недомолвок, то тебе первым я скажу, что это моё последнее дело. Мы передадим Лаэрта, я куплю билет и уеду.

Резко опустив руку, Раз сел. Не о таких недомолвках он говорил, совсем не о таких.

— Куда?

— Не знаю. Возьму билет на ближайший поезд, а может, корабль и уеду. Неважно куда, главное начать.

Раз медленно, с каким-то даже трудом, будто открывал давно проржавевшую дверь, сказал:

— Я не хочу, чтобы ты уезжала.

Рена тоже поднялась и села напротив.

— Что, будешь просить меня остаться? А ты сам готов остаться — таким вот, как сейчас? Человеком? Вряд ли. А я ведь не железная, я не хочу так больше. Теперь я выбираю свободу.

«Миллион семьдесят один, миллион семьдесят два…» Проклятые числа ни на каплю не успокоили мысли.

— Это правильное решение, — медленно сказал Раз. — Я рад за тебя, ты давно мечтала о путешествии. Пора тебе отдохнуть от нас, — он натянуто улыбнулся.

«Правильное…» — Раз едва сдержал тяжёлый вздох. Будь здесь Найдер, он бы ехидно оскалился, сказал: «Раньше стоило думать» и оказался бесконечно прав. Нельзя привязывать к себе человека, которому не смог дать ничего хорошего. Рена делала правильный выбор, да. Он сам должен справиться и с таблетками, и с магией, и со всей жизнью. А ей и правда лучше оставить его.

— Мне пора идти, — улыбка стала ещё более натянутой. — Надо подготовиться к встрече с Кантором.

Рена ответила внимательным изучающим взглядом, но не сказала ни слова.

Да уж, проклятое дело! Оно не просто давало выбор — оно помогало разорвать нити с грузом прошлого, и для каждого это было самое верное прощание.

Сделав несколько шагов, Раз обернулся:

— Как ты смогла принять магию?

— Это ведь не она виновата, а я. Что магия? Просто инструмент. Принять магию — это то, что снаружи. А принимать в первую очередь нужно то, что внутри.

— Я понял, — Раз сделал шаг и снова остановился. — Отдохни. И спасибо за Лаэрта. Я должен был узнать. И что поделилась своей историей.

Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, затем достал из кармана игральный кубик и спустился, перекидывая его из руки в руку. Разум потихоньку обретал привычную холодность, но даже с ней недавно появившаяся мысль казалась по-настоящему правильной.

Наверное, сломанные части ещё можно починить. Просто не нужно думать, что кто-то придёт с инструментом и сделает это, надо взяться за него самому. И первый шаг сегодня был сделан. А может, даже ещё раньше, когда он согласился на дело — чтобы всё сломать и не просто починить, а построить заново.