ПТУшник

Глава 11 РАЗГОВОР С РОДИТЕЛЯМИ

Мы рассаживаемся в большой комнате, спальне родителей, около журнального столика, на котором стоит какая-то фирменная швейная машинка, то ли польская, то ли венгерская.

Гордость мамушки, купленная совсем свободно в Ленинграде, в каком-то магазине на улице Рубинштейна, вместе со стиральной машинкой, теперь я могу рассмотреть название — Radom, значит, все-таки польская.

Много где побывал в Польше, но, вот там не был.

Вроде, за сто пятьдесят рублей ее купили, а «Свияга» обошлась уже в двести семьдесят, в принципе — месячную зарплату монтажника на стройке. Учитывая, с какими деньжищами родители приехали на новое место жительства, это еще очень скромно получилось.

Я пока не знаю, как начать серьезный разговор, поэтому сначала спрашиваю про жизнь в городе на Волге:

— Почему вы все же переехали оттуда, хотя, уже построили целый дом и меня родили?

Матушка не понимает моего интереса и говорит:

— Переехали и переехали, чего теперь вспоминать, — видно, что делиться подробностями она не собирается.

Однако, батя хитро улыбается и готов все подробно рассказать:

— Мать просто не хотела уезжать от родителей, для нее и этот город был огромным шагом вперед по сравнению с деревней. Так мне и заявила сначала, ни в какую никуда не собиралась ехать, пока одна умная родственница не объяснила ей, что она может потерять. Непьющий и работящий мужик среди наших деревенских знакомых — это как бриллиант в стоге навоза, — и отец весело смеется, вспоминая прошедшие деньки.

Матушка начинает сердиться:

— Ну, что ты врешь! Я уже и в Ленинграде пожила, училище на маляра-штукатура там закончила! Сам ты деревенский хохол-украинец!

Отец смеется и готов дальше продолжать разговор.

— Вы там что, совсем мало получали? На часовом заводе? — спрашиваю я.

— Да нет, получали хорошо. Я, как отучился полгода, стал работать на станке из Швейцарии, таких всего три штуки на заводе было, фирмы «Фриц Штудер». Их за золото купили, поэтому операторам платили хорошо, я через десять месяцев стал триста рублей получать. Пятьдесят — аванс, двести пятьдесят — получка. Мастер на этих станках приносил домой пятьсот рублей, а один такой мужик, который делал штампы почти невидимых глазом деталей для часов, тот целых семьсот рублей получал. Делал один штамп в месяц и никто ему ничего сказать не мог.

Ничего не скажешь, отличные деньги для середины шестидесятых годов, если не на Севере вкалываешь.

— Да сколько ты такие деньги получал, тебя же исполняющим обязанности инженера перевели в цеху, когда ты техникум закончил? — разоблачает отца мать.

— Ну, там свои хитрости были, — улыбается отец.

— А вы, мамуля, кем работали? — отвлекаю я внимание негодующей матери от отца.

— Я тоже четыре месяца училась сначала, потом в сборочном цеху работала, балансирный механизм в часы вставляла.

— А как по деньгам выходило?

— Сначала стипендию в пятьдесят рублей получала, потом, когда немного научилась, стала по сто сорок рублей зарабатывать.

— Ну, вместе хорошие деньги зарабатывали! — подвожу я итог, — Как же вы так сорвались с насиженного места, со своего дома, от мамулиных родителей с коровами и курицами, одних кролей пятьдесят штук у деда в клетках сидели, пустились за квартирой в неизвестность? Авантюра какая-то получается! У меня родители — авантюристы!

— Здесь то вы больше не получаете! — добавляю еще.

— Сынок, я захотел уехать. Не то, чтобы мне не нравился город на Волге, просто жить хотелось в своей квартире, которую не приходится топить. Я же котел на угле поставил, думал, что протопить дом просто будет. Только уголь в город привозили один подмосковный, он как пыль, сколько не кидаю, все без толку. До нашего антрацита донецкого ему как до луны, — и отец махнул рукой, — А с квартирами там все совсем плохо выходило, лет двадцать-двадцать пять бы ждали.

— Тебе же тоже лучше здесь живется, когда кружки и секции всякие поблизости, не нужно с левого берега в центр бежать через плотину. Да и Ленинград совсем рядом, такой город, сам понимаешь, — подводит итог отец и сам спрашивает меня:

— Давай, что ты нам хочешь сказать?

Тут я задумался и решил, что еще слишком мало времени живу в новом теле, еще до конца не разобрался в окружающей обстановке и все-таки рановато пугать родителей своим даром предвидения. Вот, пройдет два-три месяца, привыкнут немного ко мне новому, вживусь полностью в образ, тогда проще будет переговорить про предвидение и грядущее. Лучше покажу пока свои новые качества — решительность и продуманность.

Поэтому ответил не в стратегическом смысле, а в тактическом, именно про то, что на ближайшее время требуется:

— Я как-то сильно повзрослел за последнее время, — и ведь не соврал даже, — Много чего понял про себя и чем собираюсь заниматься. Поэтому хочу поговорить с вами о своих планах на будущее.

Родители с удивлением рассматривают мое лицо, когда это я успел повзрослеть — они еще не поняли, однако, сейчас я им это докажу.

Ведь, я не такой сильно спорящий с родителями парень, как тот же Стас. К нему как не зайдешь, все время по любой ерунде препирается с матерью. Я же ничего лишнего не требующий подросток, даже учился я сам всегда, безо всякого родительского контроля и помощи.

Однако, лучше уже начать приучать их к моей появившейся самостоятельности заранее, а не заявить внезапно в августе, что я не остаюсь в школе, а уезжаю в Питер. Тогда возможен слишком сильный взрыв эмоций, поэтому приучать к мысли, что я все решаю сам, а главное — и доказать это, лучше постепенно.

Может, я никогда так и не смогу рассказать про мое второе пришествие в тело себя молодого, что знаю про будущее и своей семьи, и всей страны. И мне гораздо виднее, что стоит делать самому, как и им тоже, а что совсем не стоит.

Пока, только проявлю появившийся характер и свои мысли о будущем, которое собираюсь построить сам себе.

— Я собираюсь, как только получу паспорт, начать работать. Учиться серьезно я никуда не пойду. Ни в институт, ни в военное училище, ни в техникум какой — мне все это не требуется, — ошарашиваю я родителей таким заявлением.

— В девятый класс тоже не пойду, нечего мне там делать, два лишних года за партой сидеть и у вас на шее тоже, я уже понимаю это. Скорее всего, сдам документы в какое-то ПТУ, поучусь там год или полгода, получу паспорт и тогда скажу вам, чего дальше делать надумал, — продолжаю я разговор.

Родители ошарашены и смыслом слов, и моим уверенным тоном, наверняка, не узнают своего послушного сына.

— Подожди, сынок. Ты, что же, хочешь, как и я, на стройке мантулить? Ты знаешь, какая это тяжелая работа? — говорит отец.

— Нет, не собираюсь, — спокойно отвечаю я.

— А куда ты пойдешь работать тогда? — отец начинает горячиться, поэтому я прошу его не нервничать, а со мной разговаривать, как со взрослым человеком.

— Пап, работа — это не только на стройке мантулить. Есть очень много мест, что не придется на морозе или жаре выматываться, так что ноги трясутся, а получать там можно не меньше, а то и больше. Просто вы не знакомы с такой стороной жизни, я пока тоже не очень в курсе, но, я так и не тороплюсь. Просто, чтобы вы знали, что с сентября я начну получать нормальную стипендию в училище, с койкой в общаге и питанием, потом начну работать, так что и вам полегче станет.

Вижу, что родители не знают даже, что мне и сказать, они еще не обдумывали, куда мне двигаться после десятого класса, восьмой еще не закончен, а тут такое заявление от всегда покладистого сына.

Я ведь знаю, что отец не угомонится, пока я не уеду в Ленинград, будет постоянно пытаться уговорить меня податься на военную службу. Чтобы он мог мной гордиться и я всегда в чистой форме ходил.

А вот тем, что сын отправился в путягу — таким точно не сможет похвастать своим знакомым, пусть я даже не собираюсь там долго засиживаться. Поэтому, просто мне не будет, как бы я рассудительно или по-взрослому не разговаривал с ним, впрочем, теперь я должен доказать, что слова мои — не детское упрямство, а обдуманный выбор повзрослевшего сына.

— Ну, этот вопрос еще не такой злободневный, решать придется через полгода или даже в августе, так что, есть время и мне, и вам хорошенько подумать, — успокаивающе я говорю матери с отцом, — На ближайшей повестке дня другой вопрос — мне потребуется немного побольше денег каждый месяц и сразу хорошая сумма, чтобы я моднее оделся.

Глаза у родителей округляются еще больше, этого предложения они точно не ожидали.

— Рублей двести-триста сначала и потом столько же. Начну зарабатывать, я вам отдам, если нужно будет.

— Что ты хочешь купить? У тебя же все есть? — тут уже матушка не понимает меня.

— Сейчас, зимой, наверно куртку какую-нибудь, шапку хорошую, обувь можно и советскую пока, — прикидываю я вслух.

Шапка у меня обычный петушок, связанный матушкой и выглядящий весьма непрезентабельно, куртка еще так и сяк пойдет, да и расту я быстро, нет смысла дорогие вещи покупать на полгода. В принципе, сменить шапку на что-то приличное, еще джинсы купить и хватит, на первый раз. Уже потом, по весне необходимо какие-нибудь фирменные кроссовки, пусть самые дешевые и хотя бы одну футболку хорошую найти.

— Сначала я с парнями съезжу и присмотрюсь, что там есть. Потом уже с тобой прокатимся в выходные.

— Куда прокатимся? — не понимает отец, я то забыл ему сказать про такое место, которое мне придется и самому изучить получше.

— Да есть такое место на пустыре, — Ульянка называется, около остановки электричек Ульянка, там рынок и народ торгует всякими интересными вещами.

— Ну, не знаю, — отец побаивается таких мест и таких не очень законных деяний, что я понимаю вполне.

На Гостинке таким как я, подросткам, лучше не светиться, а на пустыре, если компанией, что-то можно спокойно купить, не думаю, чтобы откровенное кидалово и ломщики там уже завелись.

Ухо, конечно, придется востро держать, товар проверять, что там в пакет положили и деньги не отдавать вперед.

Впрочем, уверен я, что после двух лет торговли на польских рынках, и после довольно частого в моей жизни обмена крупных сумм денег на автомобили на том же автовском авторынке, справлюсь спокойно с покупкой шмоток, пусть и за пару сотен рублей.

Тем более, присмотрю товар по мелочи, который можно там брать, продавать в школе и по знакомым, проще всего там покупать такое. Что-то типа Playboy или Men only, вряд ли Хастлер здесь попадется со своей порнографией неприкрытой.

Помню, что парни из нашего класса начали кататься в Ленинград и там покупать марки, журналы и еще что-то классе в девятом, ну, а мы их немного опередим.

— Мне бы еще пятерку в месяц получать на карманные расходы, все же, я уже взрослый парень, достаточно взрослый, чтобы с девчонками гулять.

Да, у родителей сегодня день широко раскрытых глаз, такие новости от сына про ПТУ и работу, про деньги и немалые при том, услышать за один раз.

Они обещают подумать и мы пока расходимся по комнатам, они размышлять, какая такая муха укусила сыночка.

Я же вспоминаю, на чем зарабатывали одноклассники в те времена и, кроме того, чтобы купить один Плейбой оптом и распродав его по отдельным картинкам, получить нормальный доход рублей в пятнадцать, ничего в голову не приходит. Журнал, как я смутно помню, стоит около двадцати пяти рублей из-под полы и приносит примерно сорок рублей грязными.

Опыт это не мой, а приятеля Стаса и относится, кажется, к девятому классу.

Сам я пару раз продал марки с блоком из филателистического кружка, за рубль двадцать вместо сорока копеек и все.

Собирал тогда космос и животных, насколько помню, так что, мои альбомы должны где-то дома храниться, могу их полностью распродать сейчас.

А на чем заработать — точно найду, в любом случае, освоиться на нелегальном рынке — вполне стоящее дело.

Ладно, первые удочки я закинул, теперь придется подождать, как родители на них отреагируют. Клюнут или нет, на мое такое взрослое поведение и умные слова.

Пока я дохаживаю последние дни каникул в зал бокса, нагружая свои руки и плечи битами через день, тренируясь в другие дни в перчатках, стоя в парах.

Народу на тренировки ходит мало, но, мой заступник бывает регулярно и радует меня своим присутствием, с Саней за спиной как-то спокойнее себя чувствуешь.

Мышцы не бросились стремительно расти на моем тощеньком теле, вес остается прежним, однако я не унываю, зная, что это очень не быстрый процесс. Если к июню удастся прибавить в весе несколько килограммов — я останусь очень доволен.

Вспомнил, что мне еще бы в учебники заглянуть не мешало и умеренно занимаюсь освоением школьной программы несколько дней. В принципе, ничего особо сложного там я не встретил, если относиться к учебе спустя рукава, как я и собираюсь.

В той жизни я закончил восьмой класс на все четверки, кроме пения, труда и физкультуры, которые принесли пятерки. Если в этот раз у меня добавится пара или более троек, я даже не обращу на это внимания, не то, чтобы начну расстраиваться сильно.

Но и сам ничего предрассудительного творить не стану, первым делом вступлю в комсомол, как мне уже давно предлагает класснуха. Не стану лишать себя лишней возможности устроиться в новой жизни и таким способом, хотя, сердце к карьере комсомольского лидера у меня не лежит совсем.

Впрочем, вступить туда легко, а потом выйти из передового отряда ленинской молодежи тоже не сложно, можно просто не сказать о своем членстве при устройстве на работу. А то еще начнут напрягать субботниками, да и два процента от зарплаты — совсем не лишние у молодого члена советского общества, целых два рубля от зарплаты начинающего пролетария или рубль от стипендии учащегося.

Хотя, в случае какого-либо небольшого залета — исключение из комсомола, это такой первый вариант наказания, но, это уже точно мелочь незначительная должна произойти, такое символическое наказание.

Пока разбирался опять с учебниками, позвонил Стас и предложил снова прогуляться в киношку. Жека, похоже, решил со мной какое-то время не встречаться, раз у меня такие серьезные проблемы намечаются.

Ну, мне есть, о чем рассказать приятелю, одна драка с парнем Юлечки чего стоит, можно целый час рассказывать, как я припугнул ее оборотнем и что из этого получилось. Заодно я решил позвать с собой приятеля как раз из четвертой школы, Олега, нашего ровесника, с ним мы вместе ходим на секцию бокса. Пока он не ходит тренироваться на каникулах, да и так часто пропускает тренировки из простой лени.

Расспрошу, что это за Юля и ее подруга, какая у них репутация в самой школе.

Родители через три дня все же что-то решили для себя и выдали мне пока трешку, чтобы с парой уже полученных рублей выйти на пять рублей в сумме за месяц. Эту сумму они мне одобрили, насчет более серьезных расходов пока молчат, я же их не тороплю, сначала сам прокачусь на Ульянку, посмотрю цены на заграничные шмотки.

За Олегом пришлось зайти самому, он с трудом собрался, как обычно, цепляясь за разные предлоги не спешить и только расспросы о симпатичных девчонках в своей школе зажгли интерес в его глазах.

— Юля, симпатичная и живет рядом со школой? Ходит в хорошем, приталенном пальто?

Он останавливается и пристально смотрит на меня:

— Да ты охренел! Это же первая красотка в школе, в восьмых классах точно! Я сам на нее слюни пускаю, каждый урок, когда ее вызывают к доске. У нее с женским делом все в полном порядке. А ты, Игорек, уже клинья к ней подбиваешь!

— Ну, я ее фигуру еще не рассмотрел. Увидел только большие и красивые глаза, за них и полюбил, — отвечаю я, — Давай собирайся, Олег, Стас уже нас заждался, денег еще возьми у мамы!

— А что за фильм идет в кинотеатре?

— Да какая разница, посмотрим еще раз про динозавров или Анжелику, да и румынский боевик вполне пойдет, — командую я ему и спрашиваю, — А какая фамилия у вашей красотки?

— Воронова ее фамилия, — отвечает приятель и уходит на кухню просить денег.

Я же удивленно трясу головой, такую девчонку я знаю, только уже давно забыл, а ее школьные фото вместе с классом, имеющиеся у приятеля, ничего не напомнили мне. Какой-то провал в памяти точно присутствует, иначе я бы ее вспомнил.

— Собрался, молодец, пошли к Стасу, я ему позвонил, он уже рвет и мечет, что мы опаздываем в кино.

По дороге я несколькими намеками на произошедшую драку довожу парней до состояния крайнего нетерпения, но, рассказывать сразу двоим на ходу — не солидно для такого бойца, как я сам. Поэтому я дожидаюсь момента, когда мы покупаем билеты снова на японского динозавра. Ажиотаж немного спал, однако, постоять пришлось минут двадцать на пощипывающем за щеки и нос морозе. На намеченный сеанс мы опоздали, «Русский чай» уже закрыт, поэтому торопимся в блинную при крепости святого Андерсена, где успеваем заскочить последними в уже закрывающееся кафе.

Покупаем, что осталось на витрине и дружно работаем челюстями, проголодавшись и замерзнув не на шутку.

Отогреться, конечно, не успеваем, нас выставляют на улицу работницы закрывающегося кафе, Стас уже выскочил первым, пока мы с Олегом посещаем напоследок туалет и гардероб. Зато, выйдя на улицу, сразу же вижу за углом Стаса, сердито разговаривающего с двумя парнями подозрительно знакомой внешности.

— Опа! Кто это тут у нас! — захожу я сзади к тем же самым птушникам, с которыми тогда столкнулся здесь же, в Андерсенграде.

Они оборачиваются, видят меня и молчат пока, теперь у нас серьезное преимущество в численности и уверенности.

— Денег просят, очень настойчиво! — говорит разозленный Стас.

— Место здесь такое, что ли, для дураков заманчивое? Придурки, вы специально ко мне под ноги лезете? — начинаю я общение, — Только бланш с рожи сошел, сразу же хочется новый получить? С гарантией?

В этот раз бить никого я не стал, одному врезал Стас, второму Олег, а моя моральная поддержка с заработанным уже авторитетом не позволила птушникам отбиваться. Они просто ушли без слов в сторону хабзая.

— Смотри, какие настойчивые! С первого раза не поняли, продолжают здесь же ошиваться!

— Понятно, что здесь самое рыбное место, часто школьники одни приходят, — подтверждает и Стас.

За перекусом я успел рассказать историю моей эпической битвы с ухажером Юлечки, даже почти ничего не приврал.

И Стас и Олег в полном ауте от моих подвигов, мы спешим в киношку, где в зале я сразу же наметанным взглядом выцепляю Юлю с той же подругой.

А вот парней, прежних ухажеров, что-то не видать. Впрочем, поздороваться я подошел бы и при них, раз уж теперь мы достаточно хорошо знакомы. Столько вместе пережили.