ПТУшник

Глава 17 Г. ШАХТЫ, ВОСПОМИНАНИЯ И ПЕРВЫЙ ОПЫТ

Пока мы с приятелем, вяло переругиваясь, бредем домой, в городе Шахты мои анонимки привели к первому ощутимому результату по своему воздействию.

В кабинете второго секретаря горкома города Шахты вечером, после рабочего дня собираются важные люди на запланированное сегодня же днем совещание.

Сам 2-й Секретарь, Прокурор и Полковник, глава местного МВД, больше никого пока не требуется добавлять в компанию, чтобы обсудить те несколько анонимок, полученных в горкоме, обкоме и смежных ведомствах.

Дело при ближайшем рассмотрении оказалось довольно деликатным, поэтому информацию собирали не так быстро, как хотелось бы, чтобы лишнего не нашуметь и внимание общественности не привлекать.

— Товарищи, мне еще раз звонили из обкома, — начинает разговор 2-й Секретарь, после того, как все поздоровались и обменялись последними шутками и новостями между собой, — Напомнили про полученный ими тоже сигнал, завтра ждут от нас окончательного ответа. Поэтому, придется сегодня решить вопрос полностью и побыстрее.

Он разворачивает перед собой сложенный вдвое лист из тетради, на нем детским почерком написан текст анонимки и заново перечитывает его, освежая в памяти.

Собравшиеся согласны со словами Секретаря, всем хочется домой, хорошо поужинать и выпить пару рюмок хорошего коньяка на сон грядущий.

— Начнем с вас, полковник. Что есть по делу?

— Чикатило, подходящего по всем параметрам мы нашли, и он кое в чем похожем замешан, — тяжело вздохнув, говорит глава МВД, разбирая донесения своих подчиненных, написанных так же на листах мятой бумаги.

— Интересно, продолжайте.

— Чикатило Андрей Романович, 1936 года рождения. Уроженец… — начинает бубнить Полковник.

— Это не важно, где он родился. Давайте по существу, что по нему есть важного?

— Закончил школу на все пятерки, кроме немецкого.

— В 1957 году был призван и по 1960 год проходил службу в Погранвойсках КГБ СССР в Средней Азии, затем связистом в Берлине в составе Группы советских войск.

— Значит, к государственным секретам допущен и комитетом хорошо проверен, — подчеркивает для себя 2-й Секретарь.

— После службы устроился работать инженером на телефонной станции, там же вступил в партию, был внештатным корреспондентом в районной газете «Знамя». Женился в 1963 году. Сразу после свадьбы поступил в Ростовский государственный университет заочно и закончил его в 1970 году. В 1965 году родилась дочь, в 1969 году — сын. В 1970 году закончил университет по специальности «русский язык и литература». В 1970 году так же закончил заочно Университет марксизма-ленинизма, — продолжает полковник и Секретарь переглядывается с Прокурором.

— Член партии с 1960 года и еще Университет марксизма-ленинизма закончил… — вписывает на лист бумаги 2-й Секретарь самую важную информацию, — Есть дочь и сын.

— С 1970 года работал завучем в школе-интернате № 32 города Новошахтинска, исполнял обязанности директора этой школы. По некоторым слухам, домогался до учениц, в связи с чем уволился в 1974 году по собственному желанию.

— Откуда такие сведения? Насколько достоверны? — живо спрашивает 2-й Секретарь.

— По рассказам некоторых учителей этой школы. Официально ничего не было, — отвечает Полковник и продолжает:

— Работал в ГПТУ № 39 мастером производственного обучения, откуда уволен по сокращению штатов. В 1979 году переехал в наш город, работает воспитателем в ГПТУ № 33. Жена — устроилась комендантом общежития. По ночам, по некоторым сведениям, приходил в общежитие и пытался домогаться к воспитанникам, — замолчал полковник.

— Это все?

— Нет. Был подозреваемым в убийстве 9-летней девочки, Елены Закотновой, 22 декабря 1978 года. По показаниям свидетельницы, видевшей девочку на улице с мужчиной, составлен фоторобот, в котором директор ГПТУ № 33 уверенно опознал своего подчиненного. Через несколько часов был задержан основной подозреваемый, Чикатило в итоге так и не допросили. Ранее отбывший десятилетний срок за изнасилование и убийство 10-летней девочки, Александр Кравченко. В феврале 1979 года он признался в убийстве Елены Закотновой и приговорен к 15 годам тюрьмы, однако, родственники погибшей девочки подают уже третий раз на пересмотр дела, требуют от суда высшую меру наказания. У меня все, — заканчивает доклад Полковник.

— Так, что у прокуратуры есть по этому делу?

— Есть небольшие огрехи в материалах дела, однако, чистосердечное признание Кравченко своей вины не оставляет другого варианта. Он уже приговорен и вопрос только в мере вины, назначенной судом, — сухо отвечает Прокурор города.

— Спасибо. Что же мы имеем? С одной стороны — есть чистосердечное признание и приговор за второе изнасилование с убийством несовершеннолетней девочки ранее судимому преступнику, именно за такое же преступление. С другой стороны — член партии с 1960 года, закончил Институт марксизма-ленинизма в 1970 году. Есть разговоры о приставания, однако, нет ничего официально зафиксированного. Был подозреваемым и его опознали, что видели рядом с убитой девочкой, что ничего не доказывает. Однако, не допросили сразу, теперь нет смысла что-то предпринимать, так как есть осужденный по этому делу. Женат. Двое детей, — вслух размышляет 2-й Секретарь.

— Что сказали криминалисты по поводу анонимки? — вопрос к Полковнику.

— Зацепок никаких, почерк похож на детский, буквы написаны против обычного стиля правописания, отправлено, как вы и сами знаете, из Ленинграда, из почтовых ящиков на улице Союза Связи. Обнаружить отправителя пока невозможно.

— Кому бы это потребовалось попытаться скомпроментировать гражданина Чикатило? И помочь избежать уже вынесенного приговора убийце и насильнику Кравченко? — направление размышлений начальства всем ясно.

— Возможно, его бывшей жене, которая сначала поддержала алиби Кравченко, потом отказалась от него. Однако, теперь может быть, передумала и пытается ему помочь. Возможно, его родителям, каким-то знакомым. В этом направлении мои люди не работали, сами понимаете, это уже другой совсем уровень, — отвечает Полковник.

После этого все расходятся, уже понятно, что завтра доложит первому секретарю горкома и в обком Ростова-на — Дону 2-й Секретарь.

Сурово я со Стасом поступаю, однако, зная, до чего могут довести его глупые понты, мягче вести себя не стану. Должен он уже понять, что я серьезно умнее и гораздо больше его по жизни знаю, хотя, приятель у меня крайне амбициозный и признавать мое превосходство не очень захочет, есть у него такая фишечка в голове.

Нарушил уговор омерты — получи суровое наказание рублем.

Я знаю, что рынок на Ульянке образовался, скорее всего, из-за того, что два из ближайших к нему домов заселены семьями моряков. Они привозят импортные вещи из загранки и могут продавать их прямо около дома с максимальной прибылью. Поэтому такую возможность, что теперешний сожитель Стасовой тетки может кому-то из знакомых моряков рассказать эту историю, считаю вполне допустимой.

И так же допускаю, что старый краснолицый спекулянт узнает про нас, правда, особенно этого не опасаюсь, тем более, этот шанс не больше одного процента из ста, по-моему.

За свою веселую и разнообразную жизнь перестал бояться многих вещей, особенно в отличии от того прежнего восьмиклассника средней школы № 3.

Правда, сейчас я уже не такой обладатель широкой рожи и внушающего почтение девяностокилограммового тела, теперь — обычный мелкий подросток по внешнему виду. Ничего, на это немалое упущение можно сделать соответствующую скидку и вести правильно для себя, настоящего сейчас.

Так мы и не вернулись на Ульянку, сначала колебались, потом заболели, дальше уже я пришел к выводу, что это возможное сотрудничество с дядькой-спекулянтом не стоит тех денег, которые мы выручим за книги.

Про сотрудничество вообще на воде вилами писано, после нашей просьбы, смахивающей больше на вымогательство.

Тем более, если он хоть немного догадывается о нашем участии в пропаже денег из канавы, лучше навсегда забыть дорогу на Ульянку.

Однако, в голову к нему не залезть и я оставляю за спиной всякие мысли о том, что думает барыга о случившемся и о чем он даже не догадывается.

— Пойми, Стас, книги — это не только возможность получить хорошие деньги. Это — самое надежное средство вписаться в торгующую тусовку, стать там своим. Если ты продаешь наравне с другими людьми, рискуешь так же, как они — это совсем другое дело. А если еще не дашь себя обмануть по малолетке и нормально себя поставишь — тогда вообще отлично. Нам то книги совсем бесплатно обошлись, может продавать даже по совсем невысокой, интересующей других спекулянтов цене, вообще без риска для нас.

— Так они скоро закончатся, эти сорок книг, — возражает приятель.

— Не так и скоро, однако, уже дадут возможность разговаривать, спрашивать и узнать что-то новое для нас. На самом деле, большинство всяких торговых схем совсем не сложные, требуется завести пару знакомств в магазинах или на базах, не жадничая делиться деньгами, тогда не трудно окажется крутиться в этой теме и дальше.

Сам я пока собираюсь перейти в путягу и, осмотревшись по сторонам в большом городе, тоже мне достаточно незнакомом по прошлой жизни именно с этой стороны, дальше решать, куда двигаться в новой жизни.

Стас все же не верит про трамплин в большой город, да и сам он собирается заканчивать десятилетку и получать вышку.

Я же, хорошо зная про его бесшабашный и противоречивый характер, даже не уговариваю его идти со мной в ПТУ, пусть поживет при родителях, особенно при строгой матери, которую побаивается.

Его впоследствии даже учеба в Комаровке, быстрое продвижение по служебной курсантской лестнице не облагоразумили надолго, через несколько месяцев он превратился из помощника командира роты в постоянного залетчика и головную боль начальства.

Впрочем, мой другой приятель Олег тоже оказался в Комаровке, пошел по стопам своего очень правильного отца и оказался такой же головной болью для своих командиров уже с самого первого дня. Вот что значит — передуть очень поздно и трудно родившемуся сынишке в попу безо всякой меры, разбаловать его до крайности, из-за этого приобрести не проходящий геморрой на всю оставшуюся жизнь, плюс весьма печальную старость. Да и ему откровенно испортить жизнь.

Поэтому, для долгой работы вместе Стас явно не подходит, слишком он увлекающийся и азартный, не умеет останавливаться вовремя.

Вот и в той жизни не успел остановиться…

Впрочем, я попробую ему помочь теперь своим знанием…

А про то, как сближает общее дело, знаю не понаслышке.

Сколько бы ты не оставил денег в баре, как бы не сдружился с барменами и охраной, всегда окажешься пониже на ступень в отношении даже по сравнению с новым вышибалой, отработавшим первый день на воротах — такой закон бизнеса.

Свой — это свой!

А все остальные — просто клиенты и не больше!

Наглядно в этом убедился, когда отработал пару лет на начинающей тогда набирать обороты именно, как барная улица, Думской.

Не зря основные бандитские авторитеты, тогда еще советского Ленинграда семидесятых годов, начинали именно со стояния на воротах баров и ресторанов, отгоняли гопников и держали места для своих.

Есть в этом деле что-то, сплачивающее всерьез, с постоянными проверками на смелость и вшивость против превосходящего количеством буйного народа, которому говоришь:

— Вы не проходите!

Когда в бар для интеллигентной публики, симпатичных девчонок и всяких прочих иностранцев ломятся, например, четверо настойчивых рослых жлобов, говорящих со странной гордостью первым делом:

— Мы из Магадана!

Тут приходится, невольно давясь смехом, отвечать:

— Сразу не проходите!

Вот такая вот дискриминация по месту жительства и вполне понятному образу мышления, тем более, все четверо в кожаных куртках. А в таких предметах одежды к нам пускают только некоторых рокеров или байкеров, которых можно узнать издалека.

Как-то мой напарник не пустил в «Фидель» даже Дональда Сазерленда, известного канадского актера, отца Кифера Сазерлэнда. Потом все же разобрались, однако, знаменитость обиделась и отказалась снова заходить в бар, только разрешила угостить себя хорошим виски около входа.

Жлобы из Магадана начинают настаивать, убедительно доказывая своим видом, что их четверо против нас двоих и они точно пройдут в бар, пусть даже по нашим бесчувственным телам.

Тебе же приходится не менее убедительно объяснять, что стоишь здесь именно для того, чтобы они не прошли в тот же «Фидель» или «Белград», с тогда еще вполне интеллигентной публикой за спиной и, значит, способен на такой подвиг.

Про бейсбольные биты под рукой и десяток приятелей-вышибал из соседних баров, уже с интересом осторожно посматривающих в вашу сторону, говорить сразу же не принято, положено вывозить тему на своих плечах.

До начала самой драки, во всяком случае.

Да, были времена, приятно вспомнить теперь, через мгновенно пролетевшие пятнадцать лет. Впрочем, открыть свой бар там же, на Думской, теперь еще можно успеть. Самым первым в этой новой жизни, зримо еще раз вернуться в свою молодость, как я сделал когда-то.

Так же работает распознавание «свой-чужой» и на автомобильном рынке, серьезном месте, где тоже много всего разного сплетено и закручено, где всегда есть опасность нарваться на мутную машину или левые документы.

Был у меня одно время молодой помощник, хорошо и профессионально водящий машину, не внушающий никакого почтения внешним видом, зато умеющий ловко разговаривать с покупателями и неплохо продающий машины. Помог мне перегнать пару машин из Швеции и продать их, потом устроился работать на большой бензовоз и пропал на несколько месяцев.

Как-то появляется весь убитый, прямо уже до последней степени и рассказывает печальную историю, что не может уже месяц получить деньги здесь же, на рынке, за свою машину. Был у него старенький Сааб 9–5, в хорошем состоянии, со стандартным двухлитровым атмосферником, а на одной из местных стоянок он приметил такой же 9–5, только, более свежего поколения и с совершенно чумовым турбомотором. Загорелся парень, назовем его Вовка, например, на эту тачку, сдал на эту же стоянку свою машину в надежде успеть ее продать и купить более новую. Его лошадка оказалась в отличном состоянии и довольно быстро продалась, тысяч вроде за двести шестьдесят ему на руки.

Однако, глядя на его не впечатляющую фигуру и слишком вежливую манеру разговора, хозяин стоянки начал его динамить откровенно с выдачей денег, и эта тема растянулась уже на три недели. Новый Сааб уже продался тоже, да и не до него теперь несчастному парню.

— Попахивает тем, что тебя совсем кинут, Вова, — говорю я ему, натирая тряпкой с полиролью одну из своих машин.

Вова, конечно, соглашается с такой перспективой, шмыгая носом, до крайности расстроенный.

— Какого черта ты полез на ту сторону рынка? Ты же с нами тут постоял немного времени, чего-то должен уже понимать в местной движухе. Отдал бы мне свою машинку, я бы ее тебе продал еще быстрее и дороже, — спрашиваю я дальше, не понимая такого глупого поведения от своего бывшего помощника, — Уж на десятку больше точно продал бы за выходные и себе взял бы всего чирик за работу.

Ну, тут идет рассказ, как ему приглянулась та конфета и как он опрометчиво думал…надеялся…ошибался.

Все понятно, в общем-то, обычная глупость человеческая.

Не сказать, чтобы тема с откровенным кидаловом так распространена здесь, да еще на постоянных по месту стоянках, однако, тут много разных вариантов имеется.

Может его наглые рыночные рожи за совсем такого лошка приняли по внешнему виду и манере разговора, может, стоянка скоро переоформится на новое ООО и нового хозяина, после чего все претензии неудачников принимаются только через небесный суд, то есть, в никуда.

— Ладно, попробую тебе помочь, — говорю парню, — Жди меня здесь.

Прыгаю в блестящую от полировки БМВ и заезжаю на эту стоянку. Вылезаю и ищу взглядом хозяина, тут же плотный крепыш появляется из будки и спрашивает, что мне угодно.

Видно, что машина у меня блестит, как котовы яйца, как положено продающейся на рынке, сам я такой сильно загорелый от постоянных солнечных ванн на открытом воздухе уверенный в себе мужчина, в общем — местный человек, однозначно.

Хозяин смотрит настороженно, мы с ним лично не знакомы, хотя рожу эту я уже видел, как и он меня, вероятно, здороваюсь с ним и доверительно так говорю:

— Тут паренек мой машинку сдал на комиссию, Сааб 9–5. Хотелось бы деньги увидеть.

Спокойно так и дружелюбно говорю, даже не уточняю, чью машинку паренек сдал, мою или свою, неважно это на самом деле, важно вопрос правильно решить. Хозяин все понимает, сразу же обещает отдать часть через три дня и остальное через неделю. Что-то там про задержку с выдачей в банке наличности и все такое рассказывает.

— Заеду через три дня, лады, — я жму руку мужику и уезжаю обратно на свое место.

— Обещал отдать часть через три дня. Ты там больше не мелькай с претензиями, — так отвечаю я Вове на невысказанный вопрос.

Через три дня я получаю на руки сто пятьдесят тысяч, даже без Вовы рядом, настоящего хозяина. Просто ставлю закорючку в ведомости и звоню парню, чтобы заехал за деньгами.

Счастливый Володя чуть не плачет от счастья и обещает круто проставиться.

Через неделю я получаю оставшиеся сто десять тысяч, тут на прощание хозяин стоянки все же спрашивает меня, с кем я работаю на рынке. Уже отдал все деньги и только теперь интересуется, вот что значит опознавание «свой-чужой» в этом случае.

Я называю прозвище одного из хозяев рынка и прощаюсь с мужиком.

Вова очень счастлив, снова обещает накрыть поляну в кабаке, однако, слово свое не сдержал, разродился только сразу канистрой бензина, которого у него при работе на бензовозе, как грязи и исчез надолго.

Я на него не в обиде, у парня свадьба намечается, и я даже немного виновник этого торжества. Долго он пытался познакомиться с одной симпатичной девчонкой, долго получал отказы за свою не выдающуюся внешность, поэтому попросил у меня на вечер как-то только что пригнанную под заказ Ауди ТТ, ярко-красного цвета. Наполировали мне ее парни в гаражах перед отдачей заказчику так, что люди постоянно подходят и просят разрешения рядом с ней сфотографироваться, горит машина на солнце, как кусок раскаленного металла.

Пригнал ее тогда из Германии, из славного города Левенсбурга только с третьей поездки, да еще от приличных албанцев, забирающих хорошие машины в немецких банках. Оказалось, что и такие имеются в этом мире.

Сказал, что девчонка согласна с ним встретиться, если он заберет ее с работы на такой крутой машине, как эта.

Машину я ему доверил, девчонка оказалась очень довольна, да так и вышла за него замуж, быстро родила сына.

Я тоже на пароме Стокгольм-Хельсинки познакомился с москвичками, возвращавшимися из турпоездки по Европе, именно, когда уже плыл в Финку, даже загулял с одной немного, в столицу к ней даже ездил, так что, машина однозначно счастливая попалась. Потом еще с продажей этой красной Ауди интересная история вышла, это уже в другой раз можно вспомнить.

Стасу я, конечно, ни одной из таких историй рассказать не могу, не те времена на дворе, однако, настаиваю на своем с ним договоре, теперь ему причитается только четверть от нашей добычи за длинный язык.

Жизнь идет своим чередом, скоро уже восьмое марта и тут мне вполне заслуженно везет в личной жизни.

Не зря я хожу теперь по городу мимо подъезда той самой Юлечки, вскоре встречаю ее рядом с домом. Еще более уверенный в себя, в новой фирменной шапке, она тоже смотрит вполне приветливо в мою сторону в нашу четвертую встречу.

Понятно, что это не такая уж и большая перемена в моей внешности, однако, серьезный шаг вперед по тем временам. Когда одна фирменная вещь много говорит о своем владельце остальным советским людям.

Договариваюсь о встрече на завтра и понимаю, что тренировку придется пропустить, чтобы проводить девушку по каким-то ее делам и встретить тоже вечером. Со своим старым парнем она, похоже, рассталась и пока никто не мешает мне приударить за ней как следует.

Мы встречаемся, гуляем, перекусываем в кафе в «Таллине», все идет нормально, приближается женский праздник и я собираюсь серьезно раскупорить кубышку перед этим днем, чтобы еще больше произвести впечатление на девушку.

Так что, с личным что-то наклевывается, еще и постоянная работа с битами через два месяца как-то намекает мне, что руки стали ощутимо сильнее, на секции соперники по спаррингам жалуются, что я слишком прикладываюсь к ним.

Мы выезжаем на обычную встречу между городами в Кронштадт, тренер выдаем всем положенные рубль восемьдесят на дневное питание, а я неожиданно легко перебиваю своего соперника в силовом боксе, которым славятся именно кронштадтские парни. Сам не ожидал такого успеха, честно говоря, уже выступаю в весе сорок восемь килограммов и немного расцветил свою тощую фигуру зачатками мышц.

Что не может не радовать — это три набранных килограмма за пару месяцев тренировок, учитывая еще две недели отдыха по болезни.

Однако мой успех в команде быстро перебивает один из наших парней, уже десятиклассник, очень красивый и эффектный парень, потом в московские бандиты подастся. Против него выходит настоящая горилла, похожий по фигуре на это животное местный парень, впрочем, и по низкоскошенному лбу тоже очень похожий на тролля. Контраст просто разительный, изящный красавчик принц из мультика про Шрека и сам Швек против него. Наш боец в конце первого раунда классно укладывает противника на ринг ударом навстречу и бежит тут же знакомиться с какими-то местными девчонками, которые, образно говоря, выпрыгивают из лифчиков от охватившего их души восторга.

В начале марта, в субботнее утро, прихватив в свою черно-белую спортивную сумку четыре самых дешевых книги, я приезжаю на Балтийский вокзал, где переставляю третью сумку в новую камеру и из нее так же беру пару похожих книг.

Стас уже успел потратить деньги куда-то, помимо журналов, поэтому ноет уже понемногу, что пора бы реализовать часть книг. Я тоже понимаю, что пора начинать осваиваться в большом городе, да и после облавы на Ульянке прошло больше месяца, можно рискнуть немного.

Сначала дохожу до знакомого мне еще с советских времен прошлой жизни магазина «Старая книга» на Рижском проспекте. Захожу внутрь и намеками сообщая продавцу, уже почти старику, что хотел бы реализовать интересующимся таким делом несколько книг по договорным ценам.

— Мне придется позвонить кое-кому, — из-за моей молодости старик не ожидает подставы, что меня прислали местные опера. Хорошо, что здесь работает такой опытный человек, оказалась бы за прилавком молодая девчонка безо всяких связей с нужными мне людьми, чтобы я с ней делал.

— Книги откуда? — интересуется старик, выслушивает уверенный мой ответ с честным лицом, что из семейной библиотеки и говорит подойти через пару часов. Это время я провожу, гуляя по Коломне, разглядывая обветшалые старые здания, даже дохожу до синагоги и католического храма на улице Союза Печатников, только до лютеранско-эстонского не успеваю добраться.

Здесь со многими домами у меня что-то связано по прошлой жизни, здесь я покупал фототовары в нелегальной конторе, здесь живут двое парней с авторынка. А в ДК имени Первой Пятилетки, на месте которого построят новый зал Мариинки, я ходил танцевать в училище и разок подрался с каким-то мажором в модном тогда пусере.

Вон там, через канал, в красивом гранитном доме купит квартиру Шнур со своей Матильдой, которая просто Лена.

До кафе «Белые ночи» на Майорова не дошел, тоже очень памятное место, там сыграли мою первую свадьбу на пятом курсе училища, причем, по очень большой любви, без разрешения родителей.

На Большой Подьяческой живут наши родственники, заслуженные художники РСФСР, сделанные их руками куклы знакомы всем детям и взрослым Советского Союза.

Странное это ощущение — вспоминать будущее, самому находясь в глубоком прошлом.

— Теперь оно таким не будет, это будущее, — понимаю я, — Хотя, на своей первой жене снова женюсь с удовольствием, даже помню день в мае восемьдесят восьмого, когда стоит зайти в школьную библиотеку и встретить ее там одну.

Около магазина на Рижском меня уже ждет взрослый такой дядька, быстро просматривает книги, режет мою цену с восьми рублей до всего шести, зато, обещает забрать три книги сразу. Торгуемся мы на улице, рассчитываемся в магазине, на входе, я получаю восемнадцать рублей, он — книги. После этого, поблагодарив всех присутствующих за нормальную сделку, я возвращаюсь к вокзалу. Одна связь на будущее отработана, слава богу.

Избегаю соблазна набрать еще книг с собой, спускаюсь в метро и еду на Маяковскую, откуда дохожу до Литейного, перехожу на другую сторону, где углубляюсь во двор во второй подворотне от Невского.

Уже не помню, что там такое. Просто книжный магазин, та же «Старая книга», букинистический или просто прикормленное место, заходил несколько раз в девяностом году продать книги и сразу уходил.

До магазина снова не дохожу, какой-то там имеется, похоже, что книжный, есть и четверо мужчин, которые стоят перед входом, двое рядом, двое по отдельности.

Скоро уходит электричка домой, я на подъеме от первой продажи, вечером прогулка с Юлей, поэтому тороплюсь закончить и здесь поскорее, чтобы вернуться в город.

Останавливаюсь сам, смотрю на них, они на меня, достаю из сумки через плечо кого-то из Мориса нашего Дрюона и жду реакции, ясно же, что мужики тут не просто так стоят. Должны обозначиться сами, если есть интерес.

Подходят двое мужчин, те, которые по отдельности, пара негромко переговаривающихся остается на месте.

— Продаете? — спрашивает первый, в очках, разглядывая книгу у меня в руках.

— Конечно.

— Почем? — спрашивает очкарик, второй смотрит мне в лицо, а не на книгу почему-то.

— Восемьдесят копеек, — говорю я, вспоминая про птичий язык Ульянки.

— Сколько? — удивлен парень.

— Восемь, — отвечаю я непонятливому человеку, внимательно смотрю на его соседа, который мне чем-то не нравится, потом перевожу взгляд на двоих, стоящих в стороне и их лица мне тоже не нравятся.

Кажется, смотрят они в нашу сторону с плохо скрываемой насмешкой, однако, очкарик сразу же достает деньги и отсчитывает мне восемь рублей без торга.

Я на автомате забираю деньги, отдаю ему книгу, он, счастливо улыбаясь, говорит мне:

— Сегодня у моей девушки день рождения, она как раз такую просила меня достать.

Предчувствие чего-то нехорошего не подводит меня, второй, невысокий парень в обычном советском пальто говорит нам обоим:

— Оперуполномоченный… Куйбышевского района лейтенант Игорь…. Вы оба задержаны за продажу и покупку книги с рук.

Он достает из внутреннего кармана корочку красного цвета, не открывая ее, просто машет перед нашими потрясенными лицами.