Отец, наконец, пришел в себя после моих откровений, дождался, когда я оправлюсь совсем от болезни к воскресенью и с утра пошел на меня в атаку, убеждая ни в коем случае не бросать школу и уже потом поступать, куда я захочу.
— Подумай, сынок, тебя же заберут в армию, ты можешь попасть в Афганистан, — достаточно серьезный аргумент и в свое время я к нему прислушался.
Отец подсел поближе ко мне и говорит очень душевным таким тоном, добра мне желает по-настоящему, его можно понять.
Моего ровесника забрали именно в Афган, к счастью, он вернулся живым и невредимым оттуда. Стал потом станочником и котлетчиком, из нашего города на работу в Питер ездил целый вагон таких лихих ребят, потом устроился в таможню и зажил совсем хорошо.
Котлету прямо на ногу мне дважды кидали даже в нашем городе молодые придурки, тренируясь перед околпачиванием Питера. Клиентов для развода они ищут, толкаясь по магазинам в ожидании, когда лох засветит кошелек, набитый купюрами и выйдет из магазина.
После этого его обгоняет парень, обычно с курткой на плече и почти точно на ногу жертве падает толстый лопатник. Человек поднимает кошелек и успевает рассмотреть, что он набит долларами и крупными купюрами в рублях. На самом деле доллары сложены в пачку купюрами по одному-два и крупные рубли часто поддельные. Ибо, как себя поведет счастливчик — никто не знает и вполне возможно, что просто сурово пошлет всех на хрен. Не испугается драки, а доказывать потом милиции, что это именно твои деньги в кошельке — никому не сдалось. Тем более, если гражданину нанесены серьезные побои в ходе дискуссии о кошельке и дело пахнет реальным сроком за хулиганку, с отягощающими обстоятельствами, группой и по предварительному сговору.
Если он очень настойчиво зовет быстро исчезающего за горизонтом жулика, задумка срывается, если же нет или не очень, к нему сразу подскакивает не крупный и не опасный с виду паренек, заявляя, что видел поднятый кошелек, предлагает сразу же поделить деньги в ближайшей подворотне. В подворотне их и находит хозяин кошелька, уже с парой солидных по виду друзей, после чего они настойчиво убеждают обоих, по их мнению, нехороших товарищей, польстившихся на чужое добро, что денег в кошельке было гораздо больше. Просят посмотреть деньги клюнувших на халяву граждан, подставной сразу же без разговоров отдает свои, их осматривают и возвращают без проблем обратно, сбитый с толку гражданин так же отдает пачку из своего кошелька, их ломают и возвращают малую часть хозяину. После чего все мгновенно исчезают, а лох остается в подворотне с небольшой пачкой самых маленьких купюр в руке.
Такой вот стандартный путь для тех переломных времен; воин-интернационалист — жулик — ответственный работник таможни.
Именно так многие мои знакомые катались по всему Союзу, даже в Киеве, Риге и Минске успели отметиться, как следует.
Единственно, что странно, приятели с секции, которые хорошие боксеры, этим промыслом не занимались, редко кого из них я встречал во втором или четвертом вагонах вечерней электрички.
Наверно, сразу переходили в более серьезную организованную преступность и занимались опасными делами. Хотя, большинство котлетчиков за применяемое насилие к несговорчивым клиентам тоже получили срока, настоящие или условные, со временем.
Поэтому насчет Афгана я отвечаю отцу уклончиво, идти служить в советскую армию я вообще не собираюсь. Однако, знать, как я этого избегу — отцу совсем не требуется, пусть спокойно спит и думает, что сын по-прежнему послушный, очень среднестатистический советский подросток, только, с непонятным закидоном насчет своего будущего.
— Сынок! После десятого класса — иди куда захочешь! Сейчас ты еще так мало знаешь о жизни за пределами нашего города! Кругом — опасные опасности и подозрительные незнакомцы!
Это у папки основная тема, как опасен мир и раньше его слова точно правильно относились бы ко мне, однако, теперь я знаю про опасную жизнь в несколько десятков раз больше его самого, поэтому отцовы уверения пропадают втуне.
— Папа, вопрос с армией возникнет через три года, тогда и придется решать его. Сидеть два года, как тепличный овощ в десятом классе я точно не стану, даже и не мечтай. Привыкни к тому, что я осенью уеду в Ленинград.
— Ну как, как ты его можешь решить? — не может успокоиться отец и приходится немного обрезать наш диалог.
— Через три года, папа, поговорим. Чего воду в ступе толочь?
И тут отец выдает свое сокровенное, прямо из души:
— А в военном училище и форма красивая и кормят отлично! И девушки хотят за военного замуж выйти все поголовно!
Проговорился все-таки, что с детства моего имеет такую надежду, упрятать меня в военную бурсу. Чтобы еще пять лет за меня государство отвечало и кормило кое-как, а самому в сторонке гордиться бравым сыном-курсантом, отличником БП и ПП.
В то самое время, как сынок уже одного жулика хорошо так ограбил и теперь может красиво банковать на всю добычу.
Форма то ничего, особенно наша, военно-морская, черная и симпатичная. На зеленых собратьев мы с понятной жалостью и пренебрежением посматривали, как они в плюс двадцать пять бывало в длинных шинелях непонятного мышино-болотного цвета разгуливают по улицам.
У нас переход с шинели на бушлат давно уже произведен, да и смотрится все гораздо симпатичнее, золотые пуговицы с якорями блестят на весеннем солнышке, единственно, только бескозырка уступает фуражке сухопутных братьев по удобству ношения.
Зато и на ней видны золотые буквы училища, славного своими традициями, героями Советского Союза и нашим общим делом вместе с товарищем Маринеску.
Очень гордился я своею системой, даже ее высокими процентами в статистике правонарушений и венерических заболеваний по всей Ленинградской военно-морской базе.
Смотрел с восторгом со своего этажа, как в обеденный перерыв такие уже бравые третьекурсники, собрав денежные взносы с товарищей и похватав на камбузе металлические чайники, перепрыгивают через метровой высоты заборчик на заднем дворе училища и разбегаются по окрестным пивнушкам за ячменным напитком.
В начале улицы имени старого большевика Шкапина, на берегу Обводного канала, стоят два ларька по разливу пива и еще на углу училища имеется пивной зал под условным названием «Три пескаря». Напротив него, в доме бывшего садовника царя, находится единственный в огромном городе женский вытрезвитель. Наши минеры и штурмана постоянно наслаждаются тихими летними вечерами весельем, доносящимся оттуда, слышат развеселые крики и площадную ругань доставляемых насильно на протрезвление женщин, жестоко лишенных праздника и разлученных с любимыми алкашами..
Завсегдатаи этих пивных заведений уже твердо выучили, что сильно торопящихся борзоватых парней в военно-морских робах положено пропускать к выдаче пива без очереди, чтобы не опозориться прилюдно, совсем напрасно пытаясь доказать, что их тут не стояло.
— Торопятся ребята, пусть покупают без очереди, защитнички наши!
К моменту возвращения нагруженных добычей парней на заднем дворе появляется фигура дежурного по училищу, пожилого капитана первого ранга. Он честно пытается перехватить доставщиков контрабандного продукта, курсанты ловко и вежливо оббегают его неповоротливую фигуру, перепоясанную портупеей и скрываются на том же камбузе вместе с чайниками.
Да, все было очень прекрасно, пока вместо пожилого вице-адмирала Неволина не появился строгий прообраз белорусского батьки, так же из белорусских крестьян, новый начальник училища и не принялся с небывалым энтузиазмом закручивать гайки прямо по человеческим судьбам привыкших к постоянному разгулу курсантов.
Жизнь сразу стала серой, как тюремная стена, как пел классик.
Теперь уже постоянно стучали барабаны на строевых смотрах, неуставные клеши и ушитые бески с мицами-грибанами изымались и беспощадно рвались на месте. Навязчиво запахло какой-то аракчеевщиной, расстрелом восставших на Сенатской площади, свистом шпицрутенов над нашими грешными головами вместе с цитируемым строевым уставом, шагистикой плутонгами и уставными бирками даже на перчатках.
Как-то, уже в Москве на параде, суровый сухопутный патруль докопался до парня из нашей роты по просвищу Ганс. Проверили все, что можно, старлей, начальник патруля, уже загрустил, однако, вспомнил что-то из своей уставной молодости и крайне язвительно спросил того:
— Может, товарищ курсант, у вас и на перчатках бирки имеются?
— А как же. Конечно, имеются, все обирчено, — ответил тот и вывернул требуемое наружу.
Начальник патруля оказался поражен в самое свое уставное сердце и даже отдал честь, отпуская Ганса восвояси.
Отчисленные из системы залетчики десятками поворачивались по команде направо, уходили в роту срочной службы, чтобы вскоре оказаться на Северном флоте и продолжить службу матросами.
Загрустил я тогда серьезно, однако, потом снова повеселел. К спортсменам новый адмирал относился почтительно и прикрывать нашу боксерскую синекуру с выходами, как бы на тренировки в город, не стал, не смотря на все наши опасения.
Сказать откровенно, на тренировке в городе я побывал всего один раз, где-то на Петроградке, не помню в каком спортзале. Один раз за четыре года постоянных выходов в город — это серьезное достижение!
Всегда находились более интересные дела, чем потеть в спортзале, повторяя давно выученные движения.
Обычно выходили за ворота и разбегались каждый в свою сторону, для чего было положено иметь левую увольнительную записку. Моя обошлась мне в четыре рубля, полтора за вкладыш, полтора за корочки и рубль за правильную гербовую печать из канцелярии. Покупать пришлось все строго по отдельности.
Эх, воспоминания о боевой молодости снова невольно забрались в голову, а ведь отец продолжает терпеливо ждать ответа.
Не стану его пока совсем разочаровывать, пусть питает надежду мной гордиться и дальше, все же у него своя сложившаяся в голове система ценностей и координат советского человека эпохи товарищей Сталина-Маленкова-Хрущева-Брежнева.
Что офицер стоит выше, чем все, что отец может себе зримо представить.
Поэтому не стану его обижать, однако, руководствоваться его наставлениями и мечтами не собираюсь.
Эта жизнь — полностью моя!
Еще неделю я отходил от болезни, даже не тренировался полноценно, однако, взвесившись после тренировки, увидел, что мой вес добрался до сорока семи кило и, значит, я стою на правильном пути.
Вскоре мне пришлось вспомнить еще один случай из прошлой жизни в школе. Когда после какой-то перемены ко мне подошел Стас и сказал, что он сегодня дерется с нашим одноклассником по прозвищу Татарин из-за моей сумки-портфеля. Тот пнул ее ногой, Стас это заметил и предъявил парню.
— А, точно. Было такое происшествие, — теперь я и сам это вспомнил.
Дело то ерундовое, почти обычная детская шалость, однако, если присмотреться повнимательнее — говорит о неуважении в мою лично сторону.
Я не знаю, почему так охотно вписался в этот процесс приятель, однако, хорошо помню, что на его слова я просто пожал плечами. Мелькнула тогда мысль в голове, что стоило бы мне выйти вместо приятеля, однако, все это произошло не на моих глазах и я подумал, что Стас зачем-то сам хочет подраться.
Повод точно ерундовый, зато, потом в туалете они долго били друг друга по очереди по лицу и оба отделались юшкой из носа. Стас побольше, это вообще его слабое место, полгода, которые он проходил на бокс, почти каждый спарринг этим дело заканчивалось.
— Подожди-ка, портфель пнули мой, поэтому именно я и спрошу с Татарина, — решаю я мгновенно.
Есть повод показать себя во всей красе одноклассникам, выпустить зверя, так сказать. Давно уже пора, чтобы не пользовались моей бесконфликтностью и добротой внутренней. Я-то по очереди с провинившимся обмениваться плюхами не собираюсь. Знаю точно, что в момент начала стычки бью очередями по три удара в секунду, как из пулемета и с этим ураганом мало кто может справиться.
Поэтому я немного размялся, дожидаясь, пока все соберутся в туалете и появился как раз вовремя, чтобы остановить поединок из-за моего личного портфеля.
— Стас, давай я сам постою за свое имущество!
Стас нехотя отошел в сторону, я встал перед одноклассником, посмотрел ему в глаза внимательно и говорю достаточно доверительно так:
— Вопрос, по-моему, выеденного яйца не стоит. Просто признай, что поступил неправильно и мы разойдемся мирно.
Татарин поздоровее меня парень и не трус, поэтому, довольно нагло улыбается, расходиться и что-то признавать не согласен, да и группа поддержки солидная за него болеет. Всем, конечно, интересно, чем кончится противостояние.
— Ладно, тогда не обижайся за учебу, — и я сразу начинаю драку без дальнейших разговоров, отправив в голову парня первую троечку прямых ударов.
С ног Татарин не свалился, однако, отлетел, немало ошарашенный скоростью получаемых зуботычин к стене. Места вокруг совсем мало в маленьком туалете, парни столпились еще вокруг плотной толпой, а я не оставляю времени прийти в себя противнику. Пробиваю, как на тренировке по груше еще одну за другой две тройки зуботычин. Последнюю хорошо так потяжелее, уже с акцентом в ударах, не так быстро, ведь противник ошеломлен и не понимает, что происходит.
Костяшки ударной поверхности кулаков сразу же заныли от жестких столкновений, однако, вполне терпимо для меня.
После этого отхожу назад от прижатого к стене Татарина и с интересом смотрю на насупившиеся лица однокашников. Похоже, не ожидали от скромного парня такой злой манеры драться. Хотя я и боксер давно, просто никогда этим не выпячивал себя и с юмором переносил разные шутки на свой счет, когда можно было и ответить жестко.
Однако, именно в этом случае столкнулись необходимость показать свои новый характер и умение с тем обстоятельством, что задел меня Татарин совсем не по теме.
Я даже не требовал извинений от него, простая констатация факта неприятного поступка, раз уж Стас зачем-то поднял вопрос на самый высокий уровень, когда уже не с темы съехать без драки или тогда остаться в трусишках надолго.
Кровь у парня течет из носа, как и в тот раз, однако он не сдается еще и снова сжимает кулаки, готовясь тоже достать меня. Правда, все же небольшой разрыв появился около носа и выглядит противник серьезно пострадавшим, судя по его взгляду.
Поэтому я предлагаю признать ничью и считать поединок завершенным, тем более, звенит звонок и нам пора в класс заходить. На полной своей победе настаивать не стану, и так все зрители поняли, что произошло.
Больше драться ни к чему, если сам Татарин не предложит продолжить после уроков, встретиться где-нибудь за теплицей. По нему пока так и не понять, что у него на уме и к чему его приведет полученная трепка, только на лице начинают быстро расползаться красные пятна в местах ударов.
Притихшие товарищи с сочувствием уводят парня в класс, я со своими двумя приятелями заходим последними и готовимся к уроку истории. Весь урок пострадавший посматривает на свое лицо в зеркало, которое попросил один из его друзей у девчонок. Потом встает и просит отпустить его с урока учительницу, которая сразу же ему разрешает выйти из класса. Все учебники и тетради остаются лежать на столе, портфель соберут друзья и занесут к нему домой, благо, что он, как и я, живет прямо около школы.
Что же, победа за явным преимуществом, что довольно здорово, сам то я Татарину уступаю в росте десяток сантиметров и в весе столько же килограммов.
Правда, теперь меня, как уже пострадавшего в прежней жизни за то, что я распускал руки, реально волнует, не получил ли парень какие-нибудь серьезные повреждения. В принципе, я не бил его по носу, только по скулам вокруг, там ничего такого опасного нет, да и по силе ударов сильного сотрясения не должно случиться.
Поэтому мы расходимся после уроков, Жека посматривает на меня с удивлением, Стас, уже успевший понять по прошлым событиям, что я сильно изменился, по-дружески поддерживает меня морально, как и некоторые одноклассники.
В смысле, что Татарин сам напросился на хорошую трепку.
Это то я и сам понимаю, поэтому решаю не переживать о случившемся, пока не узнаю что-то тревожное о здоровье одноклассника.
В школу на следующий день парень не пришел, однако, наша классная уже полностью в курсе, что случилось в туалете, сразу же оставляет меня на разговор после уроков. Парни, как положено, поделились увиденным с девчонками, девчонки напели класснухе всю историю на ушко, так что, я особо с ней не спорю, но и не соглашаюсь ни с чем. Молча выслушиваю взрыв негодования и ухожу, не сказав ни слова, чем привожу в полный восторг моих приятелей, подслушивавших наш разговор у приоткрытой двери.
Оправдываться, что он первый пнул мой портфель и я просто вышел вместо собравшегося драться Стаса — нет никакого смысла.
Класснуха во всем обвиняет только меня, чему я не удивлен совсем и даже откровенно грозит мне пролетом мимо комсомола, на что мне вообще наплевать теперь.
Вот так молодые упертые бойцы начинают строить свою хулиганскую историю с первой серьезной победы, наивно думая, что пара тяжелых ударов решает все проблемы, однако, я уверен в обратном. Что распускание рук решит тебя самого.
С другой стороны, теперь ни у меня, ни у того же Жеки больше не будет проблем в классе или с другими восьмиклассниками. Все скоро узнают о том, что Татарин не ходил в школу почти неделю именно после моих ударов, а подзуживаемые постоянно вредным Клисиным двоечники не захотят попасть на место Татарина.
Драться у нас принято один на один, так что шансов у них нет.