ПТУшник

Глава 21 ПРОДОЛЖЕНИЕ РАЗГОВОРА

На прием к Инне Александровне мы попали быстро, она осмотрела больной зуб и предложила рвать сразу.

До этого я успел потихоньку презентовать приятно удивленному доктору толстый томик Вальтера Скотта, поэтому принимают матушку по высшему разряду.

Я же попросил подождать до завтра, чтобы сделать сначала рентген, все же побаиваюсь я за корни зуба, может, они какие-то особенные у мамули.

И на старуху бывает проруха, лучше не рисковать совсем, если есть такая возможность и жизнь не под угрозой находится.

Поэтому я договорился на визит завтра и направление на рентген с утра понедельника перед приемом.

Мамуля оказалась недовольной, что придется еще день мучиться с зубом, только, что делать, если рентген в поликлинике в воскресенье не работает.

— Посидите на обезболивающем до утра, матушка, — решаю я.

— Они же вредные, эти таблетки, — что-то мама уже знает о негативных последствиях болгарского темпалгина и прочих обезболивающих средств.

— Придется принимать, гнойный менингит гораздо страшнее и три года последующих мучений того не стоят.

Мы возвращаемся домой, купив таблеток в аптеке, там меня очень активно берет в оборот отец.

Он уже обдумал, как следует, все услышанное от меня и хочет все-таки добиться своего, рассчитывая поймать меня на опрометчивых словах, которые все кажутся ему просто сотрясанием воздуха.

На самом деле, не хочет верить в мои рассказы, считает их просто выдумкой и юношеской блажью. Поэтому думает, как добиться своего, чтобы я для начала пошел в девятый класс и выбросил из головы идею о поступлении в ПТУ.

Хочет гордиться сыном перед знакомыми, а не стесняться того, что я не смог подняться выше в жизни, чем он сам. Такие вот непоколебимые понятия у его поколения, что служить офицером гораздо престижнее, чем где-то разливать пиво или хорошо ремонтировать обувь.

Зарабатывая при этом в разы больше, чем он сам, то есть, именно, что «делая» деньги, а не мантуля в промзоне на дядю.

Из пятидесятых-шестидесятых-семидесятых годов эти понятия, принесенные в теперешние восьмидесятые, воспитанные развитой пропагандой одного очень интересного теперь для историков социального строя.

Только, времена на дворе другие и понятие «сделать» стало гораздо престижнее, чем «заработать» или «заслужить». Однако, мои родители от такой жизни очень далеко, у них нет никаких знакомых в магазинах и КБО, никакого доступа к дефицитам, что выкинут в каком-то магазине или на что придет очередь — тому и рады. Просто и честно трудятся на своих производствах, как подавляющее большинство остальных советских людей.

Удалось все же большевикам воспитать такую общность — советский народ, правда, понятие это — оно больше именно к славянским народам относится.

У других народов все же немного не так, хотя, в игры с коммунизмом и его понятиями они играют гораздо изобретательнее, однако, всерьез его не воспринимают.

— Ну, хорошо, давай поговорим, сын. Раз уж ты стал такой большой и споришь с отцом, — начинает разговор отец.

— Подожди-ка, папуля. Позвонить мне нужно, — вспоминаю я, что после вчерашнего вечера щедрых поцелуев не стоит надолго оставлять Юлечку без присмотра, обязательно нужно подогревать отношения.

Девушка должна получать все, что положено такой известной в четвертой школе красавице от влюбленного не на шутку подростка, все эти признания и ласковые слова. С таким обхождением проблем не будет, намурлычу все, что ей требуется. Да и деньги завелись у меня нормальные, и на раскрутку хватит, и побаловать подругу можно.

Разговариваю пять минут, все сказал, как она хочет слышать, никаких мальчишеских глупостей и дерзостей, заодно договорился на прогулку в три часа дня. Еще намекнул на подарок к восьмому марта, погуляем по магазинам, возможно, ей что-то понравится. Если же такого не найдется, тогда можно вспомнить популярный лозунг:

— Книга — лучший подарок!

Книг у меня со Стасом много, спасибо попавшемуся очень вовремя под руку спекулянту. Есть возможность для маневра, тем более, он пока на распространении эротических материалов среди школьников плотно работает, насчет целевой реализации книг еще ничего не придумал.

Потом я сажусь напротив отца и слушаю его:

— Сын, мне кажется неправильной твоя идея уехать в Ленинград. Ты еще такой юный и неопытный, — ну и все в таком духе.

То, что именно я, наоборот, очень такой опытный, пока не стоит доводить до отца, не понятно, как он отнесется к тому, что в теле сына засел взрослый мужик, непонятно как туда забравшийся.

Да и опытный я, откровенно говоря, для своего времени больше, про жизнь в эти годы серьезно позабыл, тем более, доучился в комфортной атмосфере небольшого города до десятого класса, после чего так же легко перешел на государственное содержание в закрытую военную структуру.

Да, жизнь на улицах большого города для меня в новинку теперь окажется.

И, конечно, в ПТУ придется ставить себя пожестче, чем в той же военной системе. Там то курсанты и люди гораздо более приличные по жизни, особенно доминировать над кем-то не принято. А вот в общаге профессионально-технического училища или в нем самом все не так мягко окажется, впрочем, я готов к такому.

Приятель из Пушкинского строительного рассказывал, что у них за колбасу на КМБ поначалу дрались, у нас такое точно бы не прокатило. Все-таки уровень самосознания повыше будет, такие колбасные разборки только привлекут к тебе общее презрение.

Попался у нас как-то на воровстве из-за укладок парень из соседнего взвода. Впрочем, давно за ним это подозревали, однако, поймали с поличным только на третьем курсе. Сразу же отчислили из системы, хотя, он тоже был спортсменом, целый мастер спорта международного класса по подводному плаванию.

Постоянно первые места на всех соревнованиях занимал для училища.

Он еще потом попробовал восстановиться в училище и доучиться, начальство решило бывшую роту спросить, что мы думает о таком варианте. Мнение оказалось единогласное — воровство не прощается никогда, с такими товарищами офицерам не по пути.

Так что, посмотрю, как с этим делом в ПТУ окажется.

Однако, пора ответить отцу на его слова, раз уж его совсем не убедили мои рассказы о смерти Брежнева и недолгом правлении остальных. Это все начнет реализовываться только в ноябре, а сейчас еще начало марта, поэтому требуется что-то более близкое по временному промежутку.

Придется доставать что-то из семейных секретов и рассказывать отцу, что я такие сны увидел недавно. Наши разговоры с ним до этих времен я давно позабыл, да и не рассказывал мне отец ничего из того, что я знаю теперь.

Ничего про историю семьи, ее украинской ветви, где немало такого трагичного случилось по жизни.

— А давай, отец, я расскажу тебе еще один сон, а ты сам сможешь оценить, насколько сны мне показывают правду.

— Давай. Расскажи. Потом я тебе расскажу, как у тебя жизнь после ПТУ пойдет, — не сдается отец, однако, он не подозревает, что я сейчас выложу ему самому.

— Приснился мне сон, как вы с дедом Романом провожаете тебя на поезд в Ленинград, времени еще несколько часов до его отправления, вы на станции Ржевусской взяли бутылочку и закуску в буфете на вокзале.

Отец смотрит на меня с немалым удивлением, и я продолжаю рассказ:

— Вот тогда дед тебе и расскажет, как он избежал лагерей после войны.

— Почему, будучи сыном расстрелянного врага народа, попав в окружение под Киевом, когда он смог добраться до своей деревни и семьи живым, прожив в оккупации почти три года, был снова призван нашими в армию зимой сорок четвертого года, однако, умудрился контуженным еще и в плен попасть к немцам, почему он не был отправлен в лагеря? При том, что работал он у фермера в Шварцвальде и освободили его американцы, когда из двухсот человек в СССР захотели вернуться только пятеро, по его рассказу.

— Почему его не осудили, хотя, обычно хватало для приговора только одного плена? А у него и ЧСВН, и окружение, и два с половиной года оккупации, потом в плен попал, да еще американцы освободили?

— Не знаешь о таком? — интересуюсь я у отца, но, он удивленно молчит.

Похоже, поражен в самое сердце моим рассказом и даже не знает, как реагировать на такие тайны семьи, которые оказались в открытом доступе теперь.

Людей, чье детство пришлось на правление товарища Сталина, на кривой козе не объедешь и тайны из груди не вырвешь, даже на смертном одре, как у моего отца.

Тем более, его родного деда расстреляли в Умани в тридцать седьмом году, по доносу, возможно, спасающих свои жизнь бригадира и председателя колхоза. Дед работал простым конюхом по профессии, правда, поляком по происхождению, а заявление на него написали украинец с евреем.

Когда на Украине открыли архивы КГБ, дед не поленился и съездил в Киев, где получил возможность ознакомиться с делом своего отца и точно узнал, кто же из односельчан написал донос.

Не знаю, пришла ли тогда жесткая разнарядка на поиск врагов народа или то, что одна из лошадей случайно сломала ногу в ничем не огороженной яме послужило поводом доноса, но, такова историческая правда. Самих доносчиков к тому времени в селе уже не проживало, как и их потомков, так что мстить оказалось некому. Но, прокатившаяся волна поджогов и даже убийств заставила новые киевские власти быстро прикрыть свободный доступ к архивам, насколько я слышал от отца.

Все свои знания я выкладываю отцу под видом приснившихся мне в одну из ночей, все из них, которые он сам расскажет мне через примерно тридцать пять лет, которые сейчас и сам еще полностью не знает.

— Так почему же деда Романа не посадили, когда он вернулся из Германии? — только один вопрос задает мне отец.

Похоже, что теперь он поверил в вещую силу моих сновидений сразу и окончательно, что мне и требуется.

— Собирались, только и у него нашелся свой аргумент. Он достал из обмотки на ноге сохраненный в плену комсомольский билет, ну то, что от него осталось. Поэтому обвинение сняли.

Отец, похоже, встревожен тем, что я знаю столько всякого из истории семьи. Сам то он мне рассказал про расстрелянного деда только через тридцать лет после крушения социализма, а сейчас просто не понимает, откуда у меня такая опасная информация взялась.

Придется ему поверить в мои вещие сны, деваться некуда.

Поэтому он пока перестает меня уговаривать остаться в школе и уходит обдумать мой рассказ.

Я же даю ему прийти в себя и очень хочу посмотреть, что отец сможет придумать для дальнейших уговоров.

Пока же ухожу гулять с Юлечкой, день на улице такой весенний, солнышко светит, хорошенькая девчонка смеется над моими шутками — что еще требуется молодому парнишке для счастья. Да и моему пожилому сознанию тоже нравится продолжать жить, даже в новом-старом теле, когда еще все впереди и никакая совесть о неправильных поступках не напоминает по ночам.

Походили по магазинам, выбор, конечно, скромненький такой везде, мало что просится взять себя в руки. Пока не добрались до магазина канцелярских товаров, там девушку привлекла солидная готовальня в красивой коробке.

— Мне такая в школу нужна, — закусила губу подруга.

Стоит солидная коробка восемь рублей, прямо такое произведение искусства, что глазам страшно. Сколько в ней разных приспособлений для работы с чертежами, я даже ни одного названия теперь вспомнить не могу, кроме пары циркулей.

— Будешь носить такую тяжесть в школу? — спросил я и тут же расплатился за готовальню с большим облегчением.

Подарок найден, можно больше не ломать голову насчет его поисков, а просто и безмятежно целоваться в укромном месте. Потом еще цветочки в сам праздник, какие попадутся в городе, для Юлечки, и моей мамули, и все.

Удивил, кстати, подругу свою тем, что так легко достал деньги и расплатился. Теперь может задаться вопросом, откуда у меня лишняя десятка на кармане, на сына сильно обеспеченных родителей я не похож.

Так и вышло при следующей встрече, вопрос мне был задан, наверняка, родители Юлии тоже поинтересовались таким подарком, как я понял.

Хотелось с важным видом сказать, что дела всякие делаю, однако, взрослые мозги предупреждают меня, что этого делать не стоит. Родители подруги точно от таких слов забеспокоятся, как и мои предки сразу же начали бы переживать.

Где восьмиклассник может заработать легально посреди учебного года даже такую небольшую сумму — даже не знаю, а вот признание про сделанные деньги — это уже что-то такое немного противозаконное, пусть и просто не очень легальное.

— Конечно, у родителей взял, — объяснил я девушке, а самому стало немного смешно от такого объяснения.

У матери все прошло отлично, зуб вырвали, изучив внимательно рентген и заметив, что случай на самом деле весьма сложный. Потом еще один рентген, на всякий случай, хотя, современная аппаратура еще не может разглядеть оставшиеся корни, это года через два-три появится такая техника в самых крутых больницах Ленинграда.

Главное, что ничего не болит у матушки и она предупреждена о том, что у нее могут оказаться последствия от этого зуба.

Отец пока молчит, переваривает информацию и соображает, как понять то, о чем я ему рассказал. Я его не тороплю, пусть освоится с тем, что сын стал сильно взрослым и знает много из того, что знать не должен.

Во время прогулок на улице встретился нам и мой приятель Стас, которого мне пока нечем порадовать.

Подруга Юли все так же занята, так что, никак с ней ему не зазнакомиться.

В Ленинград я пока не езжу, сейчас сильно похолодало, метель часто вьюжит все две недели после восьмого марта и одно дело, гуляя по городу, заскочить в теплый подъезд, где всегда можно заняться сладкими поцелуями. Совсем другое — бегать в такую погоду по Ленинграду с тяжелой сумкой, кататься на перекладных, знакомясь с магазинами «Старая книга», пытаясь с помощью намеков и непростых взглядов договориться о продаже дефицитной продукции.

Можно сказать, что морально отдыхаю от прошлой неудачи. Хотя, это еще как посмотреть, такая школа жизни не будет лишней, однако, больше так подставляться я не собираюсь нашим органам.

Пока хожу на тренировки каждый день, когда со своими, так стою в парах, если с другой группой попадаю, тогда работаю на железе, усердно раскачиваюсь. Парни заметили, что удар у меня серьезно потяжелел, техника всегда имелась хорошая, так что я понемногу становлюсь более серьезным бойцом, чем раньше.

Из той группы в сорок новичков теперь, через три года занятий, осталось всего трое человек, поэтому мы занимаемся с более молодыми ребятами и обладаем среди них определенным авторитетом.

Среди них есть паренек моложе меня на два года, у него пока все плохо получается, однако, он просит его не жалеть и учить серьезно. Так и лезет на кулаки со словами:

— Я научусь! Бейте меня больше!

Я хорошо помню, что он все же научился и стал хорошим боксером, начал часто бои выигрывать нокдаунами, как и его некоторые товарищи. Однако, помню я и про его судьбу, теперь вот теряюсь в раздумьях, чем могу помочь парню в будущем.

Фамилия у него такая же, как у моего приятеля по прошлой жизни, фронтмена группы «Ля минор», Славы Ш. Он работал когда-то диджеем в «Фиделе», я там же стоял на воротах, так что, давно общаемся, тем более, я часто ходил на концерты его группы. Это в прошлой жизни, конечно.

Так вот, мой младший товарищ по секции, очень хороший и стойкий парень попадет служить в родной мне ВМФ на срочную. Естественно, в учебке поспорит с годками и приземлит несколько из них, когда же его зажмут толпой, вылезет в подоконник и пригрозит спрыгнуть вниз.

Годки тогда отвяжутся от него, однако, на лодке, куда он дальше попадет служить, запретят его сверстникам общаться с парнем и пока не уйдут последние из них, Володя так и проведет в трюмах лодки в полном одиночестве полтора года. Немного, конечно, перекинуться парой слов получалось, когда оставался со своими наедине, только это не назвать полноценным общением. А вернувшись домой, он вскоре выйдет в окно со своего девятого этажа.

Что-то я должен сделать для него. Проще всего, закрепившись в Питере, позвать его к себе работать и уже там немного промыть мозги, что по жизни нельзя быть таким неуступчивым, что жизнь сама таких ломает поперек.

Трудное это дело, от меня все же много чего зависит и ответственность большая ложится, если так влезать в жизнь парня.

Я все же зашел в музыкальную школу и попросил проверить у меня слух. Сначала взрослые педагоги, к кому я обращался, только улыбались и отшучивались, не собираясь обращать внимание на такого взрослого недоросля.

Одна из женщин все же сжалилась надо мной и быстро устроила мне проверку. Сначала настучала мелодию, которую я не узнал и повторил примерно наполовину. Потом напела мне песенку о юном барабанщике, которую я повторил так, что стало самому стыдно, после чего она сделала вывод, что в моем случае какой-то слух имеется, довольно слабый.

— Чтобы проверить ваш слух достаточно определенно, придется потратить немного больше времени, а у меня сейчас занятие, — сказала она мне и ушла.

Что же, я не совсем безнадежен, получается, этот вариант дальнейшего развития не стоит сбрасывать со счетов.

Тем более, что я понемногу как-то все лучше вспоминаю эти времена, можно сказать, вживаюсь в тело.