Теперь я иду осторожно.
Понимаю, что могу не разглядеть в тени за решеткой ворот засаду, а шанс у меня только на мощный удар по башке первому выскочившему гопнику. От двоих сразу мне будет трудно отмахаться. Они с виду на голову выше меня, могут еще припасти ножик в кармане, чтобы быстрее заставить поделиться наторгованным мелкого по росту спекулянта.
Хотя, это вряд ли, такой вариант — идти на настоящий грабеж с применением холодного оружия.
Впрочем, мои коллеги по торговле, наверняка, обрисовали им тот нелегальный полумрак, в котором я нахожусь и убедили, что жаловаться я не пойду в любом случае, опасаясь уголовного дела за спекуляцию.
Да, такой у меня сейчас трудный момент, когда я нарушаю закон, а по внешнему виду своему явно не могу за себя постоять. Конечно, все конкуренты одинаково пренебрежительно думают про меня из-за моего роста и возраста, доказывать, что это совсем не так уж важно — замучаешься каждому из них по отдельности. Поэтому и требуется мне что-то такое иметь в руках, чтобы решать возникшие проблемы с одного удара. Только ведь и пострадавшие от моей руки жаловаться не побегут никуда, если я, конечно, совсем их не пришибу. До попадания в больницу, кстати.
Затащат сейчас в подворотню, прижмут к стенке, отвесят пару лещей, сорвут сумку и обыщут карманы, потом убегут куда-то в глубь района, ищи их, свищи потом.
В предвкушении серьезной схватки я даже с нетерпением жду начала, адреналин в крови уже забродил, как кипящая ртуть.
Нет, гопники не стали менять место засады и ждут меня, притаившись за теми же воротами, куда и заскочили, один прижался к стене подальше, второй притаился сразу около решетки ворот.
Теперь я иду ближе к проезжей части, дрын держу около ноги в полной готовности отмахнуться, вижу краем глаза первое движение нападающего, еще не поравнявшись с воротами. Он мгновенно оказывается около прохода, там притормаживает, стараясь понять, стоит ли ему высовываться дальше. Из-за решетки это непросто рассмотреть, теперь он понимает, что я иду слишком далеко, чтобы схватить меня за капюшон сразу, не показываясь из-за ворот.
Гопник с худым, наглым лицом будущего уголовника перешагивает за решетку, я уже почти прошел мимо, а ему хочется взглянуть назад, нет ли там кого-то за мной, кто может поднять шум.
Все же минута свободного времени им требуется, чтобы спокойно обшмонать меня.
Он повернул голову вправо на секунду, а когда вернул ее обратно, сразу же столкнулся всей левой стороной своего лица с концом дрына, с хорошим таким размахом плотно попавшим по голове парня.
Я не стал больше сдерживать себя, дал организму выложиться на всю подгорающую в венах энергию.
Стукнуло тоже довольно звонко, как хорошая пощечина, гопник даже завыл в голос от боли, видно, что по уху попало совсем немилосердно. На вид ему лет семнадцать, может, шестнадцать, не особенно крупный, зато, тощий и резкий.
Схватившись за пострадавшую половину лица, он присел прямо у решетки, баюкая руками невыносимую боль, а через пальцы потекли первые ручейки крови.
Да, кожу я точно рассек, так ведь и ударил со всей силушки, понимая, что мне требуется обязательно остановить самого наглого и смелого гопника с одного удара. Второй пока выглянул из-за решетки, на вид не такой опасный, лицо потолще и движения не такие настораживающие плавные. Увидел меня, ждущего, когда он вылезет из-за решетки, с хорошим дрыном в руках и в полной готовности ему тоже отвесить, как следует. Рассмотрел еще своего подельника, все так же байкающего половину лица и напрочь забывшего, что требуется делать дальше с жертвой нападения.
По лицу второго я понял, что нападать он уже не хочет, только начал негромко звать приятеля вернуться в подворотню, не осмеливаясь самому дотянуться до того и помочь ему.
Из-за поворота с Садовой свернули в нашу сторону люди, тетка с мужиком, несущим авоськи, куда-то сюда идут и мне бы лучше исчезнуть, пока меня не разглядели внимательно. Пацан этот уже весь в крови, все ладони и на шею натекло, с точки зрения простых зрителей — явно жертва страшного избиения.
Поэтому я посмотрел последний раз на одного и другого налетчиков, повернулся и легко побежал к Фонтанке. Отбежав подальше, через пол минуты я обернулся на пару секунд, увидел, что прохожие остановились около невезучего жигана и о чем-то с ним разговаривают.
Наверняка, ничего про меня хорошего гопники не скажут невольным свидетелям происшествия, впрочем, мне признание от них и не требуется никакое.
Я пересек Египетский мост, дальше уже иду спокойным шагом, потому что посмотрел с высоты моста назад и не увидел никакой толкучки на месте столкновения.
Значит, скорую не вызывают, клиент не совсем дошел до кондиции, скорее всего, сейчас эта тетка оказывает ему посильную помощь и бинтует голову у себя дома. Впрочем, может и оказывает, и скорую одновременно вызывает, если рассечение слишком сильное.
Парень попробует, конечно, отказаться от врачей, ему самому это ни к чему, отмечаться в сводках городских происшествий и давать показания дознавателю. Однако, возможно, что придется зашивать рану, в любом случае посещения больницы не избежать, тогда медики точно сообщат органам о случившемся.
Ладно, что он там наврет, меня не особенно касается. Понятно, что правду точно не скажет никому из органов, что собирался по наводке старших товарищей прижать и грабануть подроста-спекулянта.
Вскоре я сижу в электричке, очень довольный сегодняшней торговлей и сложившейся на редкость удачно схваткой.
Что-то ведь я почувствовал своими взрослыми мозгами, что есть какая-то задумка у моих конкурентов. Типа, добьемся своего не мытьем, так катаньем, не хочешь так книги продать подешевле, тогда просто потеряешь их с концами и все деньги еще вместе с частью здоровья.
Слишком мелкий я для того, чтобы свободно торговать со взрослыми мужиками рядом, так они думают.
По взглядам на мои книги, по интонации предложения о покупке и по тому, как они быстро свернулись и ушли.
И ведь не докажешь ничего потом, что это твои книги лежат у мужиков на сумках, посмеются только и прогнать попробуют малолетку, наградить пинками за ложные обвинения.
Ладно, план у них пока провалился, правда, серьезные проблемы у меня впереди вполне возможны.
Теперь не только мужики-спекулянты на меня косо будут посматривать, еще и пострадавший гопник постарается отомстить серьезно. А это ему не трудно, исправно получая свежую информацию от своих подельников, может кодлу побольше собрать, тогда уже реально прижать меня около ЛОК после торговли. Вид то у меня совсем-совсем не внушительный, а сам занимаюсь такими делами, что жаловаться в милицию не побегу наверняка.
Поэтому, завтра еду торговать, а вот про следующие выходные придется подумать, как следует. С густо перевязанной бинтами башкой и вероятным сотрясением мозга вряд ли пострадавший малолетний уголовник там завтра станет отираться, чтобы отомстить. Придется еще сделать вид перед мужиками, что не догадываюсь, кто гопников по мою душу наслал.
Так и поступил, приехал снова еще раньше, посетил туалет на вокзале, чтобы по нужде не выскакивать из двора. Опять с дрыном под рукой торгую, поставил его у себя за спиной на всякий случай, встал еще от вероломных мужиков подальше, чтобы на моих продажах уши не грели.
Привез все книги подешевле и продаю их немного меньше своей прежней цены, снова отлично поторговал. Из десяти шесть продал, теперь с нашими подарками и продажами осталось всего двадцать книг у меня со Стасом.
Стоял снова до конца, конкуренты уже ушли давно, потом собрался, спрятал деньги подальше и выйдя из опустевшего двора, бдительно осмотрелся, после чего повернул к Никольскому морскому собору.
Постоянно оглядываясь и остерегаясь, добежал до Площади Мира, откуда вернулся на вокзал. Снова двухчасовой переезд с одной из книг в руках, чувствую наглядно, что поездки каждый день утомляют. А ведь есть же люди, которые так ежедневно катаются на работу или учебу.
Правда, устаю я скорее морально — в ожидании облавы, мести гопников или вероятных проблем с покупателями.
Собираемся у Стаса и подбиваем общие доходы вечером воскресенья.
— Смотри, у нас было сорок четыре книги, четыре мы забрали на подарки, я еще продал, — я считаю вслух, — Три, потом две, потом пять, потом четыре и сегодня шесть. Всего двадцать книг в итоге. Денег получилось двести тридцать восемь рублей, из них накладных расходов примерно восемь рублей, — я считаю только те поездки, в которые я что-то продал, — Твоих денег всего пятьдесят семь рублей и пятьдесят копеек, моих — сто семьдесят два рубля пятьдесят копеек, — подвожу я итог.
Стас недовольно смотрит на меня, что уж больно большая разница в доходах. Поэтому я все же некоторое время думаю рассказать ему свое приключение на Литейном, особенно, как трагически получил сотрясение мозга с рваными ранами на голове молодой опер. И что меня ожидало, если бы не получилось убежать совсем.
Да и может еще впереди ожидать, если я с ним встречусь.
Однако, это точно такая информация, которой ни с кем делиться нельзя.
Зато, про гопников, подстерегавших меня по дороге на Балтийский вокзал я рассказываю с чистым сердцем.
— Ого, какие у вас там проблемы! — поражается Стас, — Прямо натравили, думаешь?
— А ты что думаешь? Все очень опасно и страшно, да и пожаловаться некому. Теперь мне там не поторговать свободно, подловят через неделю гопники с Рижского и отмутузят по потери пульса.
— Все рано у меня доля очень маленькая, — замечает приятель, сочувственно помолчав с минуту.
— А кто в этом виноват?
— Кто? — прикидывается дурачком Стас.
— Твой длинный язык, кто еще? Забыл, что ли? Так бы делили на три трети, одну продающему и по одной каждому, тогда бы ты получил на двадцать рублей больше. Купил бы себе еще двадцать пять шоколадок по восемьдесят копеек и сожрал в одну харю, жопа ципками снова покрылась бы, как ты тогда хвастал, — подкалываю я его.
Стас обиженно молчит, критику он очень не любит, однако, быстро отходит. Ведь, вопрос про его деньги стоит на кону.
— А что теперь делать думаешь? Дальше с книгами? — переживает Стас, — И почему так мало денег с торговли получается, мы же рассчитывали на пятьсот пятьдесят рублей минимум по началу.
Намекает, похоже, в ответ за обиду, что я деньги ему не все объявляю и отдаю.
— Потому что я отдаю книги явно дешевле остальных спекулянтов, чтобы они быстрее продавались. Мне тоже не хочется кататься полгода в Ленинград, рискуя каждый раз уголовной статьей. Я же тебе рассказывал, что книги, которым цена десятка, я отдавал поначалу по шесть рублей. Сейчас продаю так же, как мужики, однако, торгуюсь и уступаю по цене, если вижу реальный интерес. Так и остальное я отдаю дешевле, пусть и не на столько.
Я смотрю на недовольное лицо Стаса и продолжаю объяснять дальше:
— Нам по ценам барыги с Ульянки не получится никак продавать, нет ни связей с постоянными покупателями, ни репутации, ни вида солидного внешнего. Тем более, все дешевое уже продано, остались книги, которые он продавал по двадцать пять рублей и выше. Так что, может, они и стоят больше, однако, нам этот локоть никак не укусить. И стоять на улице тоже смысла особого нет, в лучшем случае за день по одной штуке будет продаваться. А риска не меньше от этого.
Стас продолжает недоверчиво смотреть на меня, придется его немного носом ткнуть:
— Если хочешь, ты можешь сам попробовать пройти этот путь. Тебя не посадят, если попадешься, только в военное училище или институт уже не возьмут потом. Из комсомола выпрут, конечно. Будешь пробовать?
Нашего однокашника, Юрку Соколова, так судьба спасла от долгих военных тягот. Зачем-то парень поступил в танковое училище, наверно, блат там какой-то имелся или тоже отец постарался из сына мужчину сделать. Через месяц после присяги пришла информация в училище из МВД, что он в школе фарцевал и, значит, точно попадался на этом деле. Отчислили из училища и отправили его в войска срочную дослуживать, потом он вернулся на гражданку и стал миллионером.
Нет, рисковать будущим приятель не согласен. Думает, что советская власть навсегда, как все мы тогда думали.
В восемьдесят девятом и девяностом годах рабочих еще гнали на партсобрания на родных заводах, я еще работал комсоргом, а на выросших ларьках около вокзалов уже висели охранные грамоты авторитета Малышева, оповещающие население, что пришла новая жизнь и законы теперь другие — бандитские понятия.
Я Стаса хорошо понимаю, однако, и рассказать ему про наше будущее ничего не могу, проболтается сразу же всему свету. Хорошо все же быть взрослым и знать по опыту прошлой жизни все недостатки приятелей и будущих партнеров по бизнесу.
Как и будущих женщин, что еще полезнее для жизни и сохранности нервной системы.
Стас продолжает поднывать, что ему нужны деньги позарез, правда, объяснить, куда именно позарез, не хочет и, скорее всего, просто не может.
Нужны и все, как ребенок себя ведет.
Тут мне в голову приходит идея, как избавиться от его нытья и немного заработать на его нетерпении. К тому же уже два месяца прошло, как я обложил его пониженной долей с доходов, опустил с делового партнера до носильщика по нашим договоренностям.
Остался ведь последний месяц, как действует штраф. Поэтому я предлагаю ему выплатить его долю сразу, целиком и больше про книги не заикаться.
Вижу, что приятель заинтересовался, но, ведет себя осторожно.
— Мы продали двадцать книг за двести сорок рублей. Эти двадцать, которые остались, оценим немного побольше, процентов на двадцать, тогда примерно в двести девяносто рублей, вычтем расходы с поездками в десятку и поделим по совести.
— Тебе причитается семьдесят рублей тогда.
Стас обещает подумать, понимая, что условия сейчас совсем для него не выгодные, однако, я знаю, что он все равно не удержится перед получением такой суммы на руки.
Сам я сделал уже почти триста пятьдесят рублей, даже побольше, именно с найденного клада и проданных книг, поэтому в будущее смотрю увереннее с каждым днем. Даже фирменную футболку купил, правда, на родительские деньги, теперь майские можно встречать, широко улыбаясь теплому ветерку.
Конечно, рисковать больше не собираюсь особо, хорошо бы сделать передышку в спекуляциях, все равно деньги вкладывать пока некуда. Зато, и не дешевеют они с пугающей быстротой еще, не девяносто первый год на дворе.
В воскресенье вечером отец снова пытается поговорить со мной по душам.
Подсел ко мне на кресло и опять уговаривает меня не рушить свою судьбу, подождать с решением идти в ПТУ.
Я после хлопотного дня уже засыпаю, но, обещаю ему обдумать его слова.
Да, если про чувство предвидения в отдельных случаях я смог что-то родителям доказать, то, про знание всего нашего будущего побаиваюсь даже намекать пока. Сначала подрасту на несколько лет, добьюсь чего-то в новой жизни, потом уже поговорю по душам с ними.
В пятницу меня ждет непростой экзамен, Юлечка оповестила меня о времени, когда будет меня ждать в гости, прямо по телефону:
— Приходи к пяти часам, дверь квартиры будет не закрыта, поэтому не стучись и не звони. У нас на площадке любопытная старуха живет, постоянно за мной в глазок подсматривает. Шампанское не забудь! — этой фразой она мне обещает незабываемое приключение.
Да, придется озаботиться такими аксессуарами и с этой целью я подхожу к соседу, нормальному такому мужику Виктору.
— Дядя Витя, мне в гости к знакомой позвали. Помоги с покупкой шампанского и вина, пожалуйста.
Сосед сомневается, я изо всех сил уговариваю его, рассказывая, что бутылка шампанского и бутылка вина — это нам на компанию из шестерых человек.
— Ну, если на шестерых, тогда ладно, — успокаивается он, — Только родителям ни слова!
— Могила! — обещаю я, такой человек мне теперь часто понадобится по жизни.
В общем, советское полусладкое и «Медвежья кровь» у меня с собой, и я осторожно вхожу в подъезд подруги ровно в пять часов. Поднимаюсь на третий этаж, сам распахиваю дверь, Юлечка уже ждет меня в коридоре, что-то, похоже, из вкусненького приготовила сама на кухне, запахи всякие чувствуются.
— Шампанское готово к употреблению, держал в холодильнике, вино лучше погреть, — по-деловому распоряжаюсь я после первых поцелуев с откровенным прижиманием. Родители на работе, а сестренке не понять, что это за красивые бутылки лежат в холодильнике.
Чувствует себя настоящей хозяйкой моя подруга, очень взрослой такой и настроена весьма решительно.
С игристого и начинаем, я пью совсем чуть-чуть это сладкую «амброзию», по сравнению с привычным просекко или кавой совсем в рот она не лезет. Зато, Юля налегает всерьез на шипучку, не соразмеряя свои силы и через полчаса уже солидно так набралась после трех бокалов.
Все откровеннее прижимается ко мне чем бог послал, а послал он достаточно, в своем легком свитере и веселой расцветки брючках. По брючкам я догадался, что доходить до крайностей девушка не собирается, чтобы под подол никто не забрался шаловливыми ручками. Сейчас приветствуются только поцелуи и глубокий петтинг выше пояса, в чем я очень ее поддерживаю.
Меня, честно говоря, со своим малым весом, бокал шампанского и пара бокалов вина тоже опьяняют довольно сильно. Только Юлечку три четверти бутылки советского игристого переводят вскоре в горизонтальное положение, потом ей становится плохо и я, даже с некоторым чувством облегчения, оставил ее одну дома, чтобы не смущать.
Пришло время познакомиться девушке с интоксикацией от не очень качественного алкоголя, а свидетели процесса очищения организма над унитазом ей точно не требуются.
Придется отложить дальнейшее знакомство с особенностями наших тел, хотя, я и так с ними хорошо знаком, в отличии от подружки. Сам я не подкачал и показал свой огромный потенциал ласкового парня, наверняка, даже Юлечка задумается завтра, когда протрезвеет, откуда я, такой опытный в прелюбодействе, взялся в ее жизни.
На следующий день я не стал отпрашиваться в школе, чем занимаюсь последние месяцы, объясняя свое отсутствие необходимостью сидеть с сестрой, пока родители по субботам вместе работают. Родителям рассказываю про желание найти самое лучшее ПТУ, с самым хорошим питанием и лучшим залом бокса.
Именно этими поисками объясняю свои постоянные поездки в Ленинград.
— Сынок, в военном училище тоже хорошо кормят, — пытается надурить меня отец, только я скептически улыбаюсь в ответ.
В принципе, в нашей системе кормили не так уж и плохо, где-то на троечку с минусом. Если бы работающие на кухне бабульки и пожилые женщины не уносили каждый день большие сумки, набитые точно не крупой или хлебом, может, даже до троечки кормежка дотянула бы.
А то и до троечки с плюсом.
Однако, заменить их на своих копеечных зарплатах, по шестьдесят и семьдесят рублей, не пересчитывающихся, похоже, со времен вождя всех народ, решительно некем. Поэтому, все начальство молчало в тряпочку по поводу такого воровства, а на КПП, через которое бабули протаскивали ежевечерне большие сумки, дежурный старательно ничего не замечал, отворачиваясь изо всех сил.
Как-то вечером я сам наблюдал интересную картину из роты — как одна бабуля тащит две тяжеленные сумки, набитые до отказа, с камбуза через плащ к КПП. Мы даже поспорили, донесет она трофеи или все же представится на плацу. Бабуле было очень тяжело, сто пятьдесят метров плаца она преодолела с тремя долгими остановками на отдых.
— Как же она домой потом доберется? — спросил кто-то.
Однако, все оказалось продумано, после КПП сумки подхватил крепкий дедок и молодцевато потащил их на трамвайную остановку напротив училища.
В субботу я покупаю скромный букетик цветов и, созвонившись предварительно с Юлечкой, навещаю ее дома. Веду себя как мужчина и джентльмен, ничем не напоминаю произошедшее вчера, поэтому в наших отношениях продолжается мир и покой.
Возвращаюсь домой перевозбужденный и долго не могу уснуть на своем креселке. Моя моральная устойчивость серьезно ослаблена, держусь из последних сил, чтобы не забраться к подруге умелыми пальчиками ниже пояса.
Слава Богу, что завтра возвращаются Юлины родители и длительные свидания в квартире наедине ставятся на паузу, а то бы я не выдержал таких испытаний медными трубами.
В воскресенье с утра снова качусь на электричке, решил попробовать все-таки продать пару книг и опробовать свой ход через чердак.
Зря я что ли убил столько времени на подготовку безопасной эвакуации?
Конкуренты снова здесь, стоят в сторонке от моего подъезда, я же занимаю позицию прямо рядом с ним. Вид у меня крайне деловой, я уже знаю тут многих продавцов в лицо, с некоторыми даже здороваюсь, народ здесь собирается, в основном, интеллигентный и не конфликтный. Дрын опять за моей спиной, книги разложены на самой сумке, всего четыре штуки и денег в карманах нет совсем.
Я ожидаю сегодня абсолютно точно проблем от гопников, заодно, как всегда, ожидаю их и от органов.
Мужики-наводчики недолго смотрели с понятной злостью в мою сторону, один быстро исчез на время, подходящее для звонка по телефону-автомату и снова вернулся. Он еще довольно так кивнул в ответ на немой вопрос напарника, похоже, мужики серьезно так поставили на знакомых гопников в противостоянии со мной.
Они, в принципе, тоже вполне интеллигентные мужики и не особо злые, однако, они свой выбор сделали и теперь выступают на стороне противника. Придется им со временем тоже такую подставу вспомнить.
Народа стало немного побольше приходить на мини-рынок, продавцов тоже добавилось, появились джинсы в большем количестве, порножурналы и пластинки.
— Скоро точно менты начнут разгонять несогласованное с райкомом мероприятия, — подумал я, понимая, что место все больше притягивает людей и контролирующие органы уже знают про такой нелегальный рынок. Как заметил знакомую рожу, того второго парня из подворотни, он мелькнул за пристройкой во дворе и сразу исчез.
Понятно, кодла прибыла, вряд ли их всего двое, помня прошлую встречу и теперь сталкиваться грудь в грудь со мной гопники точно не станут. Нападут сзади, скорее всего, тоже приготовили дубинки или арматуру для адекватного ответа.
Этого главарь отправил присмотреться к месту, где я торгую, так как он лучше всех рассмотрел мое лицо тогда.
Вряд ли они полезут при народе, однако, продефилировать мимо меня могут всем составом, чтобы я медленно расплавился на костре страха от их решительных рож и крепких фигур, несущих угрозу именно для меня.
Пока я спокойно раздумываю, что мне делать — уходить через чердак сразу или дождаться окончания торга и ухода их осведомителей, чтобы гопники не знали точно, в каком подъезде я спрятался, происходит давно ожидаемое мной событие.
В двух сторон пристройки раздается какой-то шум, слышны громкие команды, сразу в оба прохода начинают протискиваться, отталкивая пытающихся сбежать покупателей, милиционеры в форме.
— Вот и пришло мое время, — понимаю я.