ПТУшник

Глава 5 ИСТОРИЯ СЕМЬИ И МЫСЛИ О БУДУЩЕМ

В основном, такая идея у отца созрела по меркантильным причинам, кроме имеющейся любви к перемене мест.

Потому что в трех местах Ленинградской области, как он доподлинно узнал, начались всесоюзные стройки и чтобы заманить дефицитный нынче рабочий класс, там в ускоренном порядке раздают квартиры, чего совсем не наблюдается в таком месте, как патриархальный город на Волге, весь усеянный маковками церквей.

Приятели отца с часового завода и через тридцать лет, во время нашей поездки на родину, еще далеко не все оказались живущими в своих квартирах, многие продолжают перебиваться с семьями в бараках, как в конце шестидесятых.

Вот, именно эта мысль — получить благоустроенную квартиру и перебраться поближе к Ленинграду, как огромному городу и колыбели советской цивилизации из волжского, скажем прямо, захолустья послужила основой такого переезда моей семьи на северо-запад нашей необъятной Родины.

Да и у детей всяко больше шансов окажется в колыбели Октябрьской Революции на достойную жизнь.

Не сказать, чтобы отца измучил квартирный вопрос, ибо, не смотря на свою молодость и недолгий стаж работы шлифовальщиком на часовом заводе, он успел там закончить техникум и построить кирпичный дом на высоком берегу притока Волги.

Отец так и не признался, как у него такое получилось, рассказывая что-то о денежном пособии молодой семье и ссуде на стройку в размере семисот рублей, полученной от часового завода.

Однако, откуда взялись дефицитные в такое время кирпичи, цемент и прочее добро для постройки частного дома?

Молодая семья получила участок на берегу реки, сначала построила маленькую сараюшку, где я прожил полгода во младенчестве и за пару лет выстроила кирпичный дом нормального размера, при небольшом денежном участии со стороны родителей жены, а именно ста рублях, подаренных на крышу дома.

Дед у меня оказался довольно прижимист на деньги, я же пошел в него, пусть и не до такой степени. Зато, бабушка моя, мудрая женщина, любила тратить найденные в доме заначки деда и обзывала мужа редким именем — Скорпионом Мардарьевичем.

Дед, кстати, хоть и отвоевал все четыре года, был не очень доволен советской властью, ибо, в семнадцатом году служил как раз в Петрограде мальчиком при лавке. Перспективную и интересную работу пришлось покинуть после революции и вернуться обратно в унылую деревню.

Отец несколько раз упомянул, что, как совсем не пьющего, редкого такого кадра для российской глубинки, его поставили после окончания технаря на должность инженера в шлифовальном цеху часового завода. Заведовать в том числе распределением спирта для всевозможной протирки и именно наличие жидкой валюты помогло ему построить дом.

Правда, это обстоятельство уже подразумеваю я, по мере своей современной испорченности, но, до сих пор с этим утверждением не соглашается он сам. Впрочем, отец, как глубоко советский человек, до сих пор побаивается незримой руки ОБХСС и старается про такие удачные комбинации в своей жизни не распространяться никому, даже родному сыну и даже через сорок лет.

Еще отец ссылается на полное отсутствие продуктов в магазинах захудалого уездного города, что все колхозные урожаи уходят в ненасытную Москву и на сорокатысячный город в день выделяется всего триста литров молока, которые, конечно, не доходят до покупателей в магазинах.

Может, так оно и было, только и смягчающие обстоятельства в деле имеются.

Чтобы отец не говорил, наличие родителей жены в шести километрах от города, а у них целой коровы, теленка, овец, куриц и множества кроликов в клетках, снижает уровень правды в его словах. Уж недостатка молока, мяса, сметаны и творога лично нашей семье можно было точно не опасаться.

Только успевай носить от хлопотливой бабушки дары деревенские в город полными корзинами.

Всего скорее, отец все же откровенно признается, что построенный без должного опыта дом оказался очень холодным и его приходится зимой топить не переставая, поэтому, прожив в нем пару лет, он и предложил матери искать новое место для жительства, а дом взять, да продать.

Очень уж ему захотелось получить благоустроенную квартиру с горячей водой, газом и настоящим унитазом с подведенной канализацией, еще и почти бесплатным отоплением от горячих чугунных батарей.

Дело чуть не дошло до развода, но, родители все же собрались вместе, продали за немалые по тем временам восемь с половиной тысяч, тогда еще полновесных советских рублей, недавно построенный дом и выехали на поиски лучшей доли.

На выбор перед ними оказалось три места жительства — маленький город Подпорожье почти в трехстах километрах от Ленинграда, не знаю уж на что там собирался польститься отец. Кириши с его нефтекомбинатом и ядовитым дрожжевым заводом в ста пятидесяти и самый ближайший к Ленинграду город при атомной станции в восьмидесяти километрах.

Поехали сразу в самый ближний, куда уже ходит электричка, тут уже дошли до первого в активно строящемся городе магазина «Балтика».

После минутной экскурсии и лицезрения прилавков мать сказала, как отрезала, коротко и сурово:

— Остаемся здесь жить!!!

Пять видов вареной и полукопченой колбасы, имеющихся в продаже, а так же свободно отпускаемые труженикам апельсины потрясли ее не избалованную прежде такими натюрмортами душу советского человека до предела!

Через год получили две комнаты в общежитии, еще через год — двушку на окраине города, жилье и правда раздавали быстро.

Единственно, для этого отцу пришлось перейти с места хорошо оплачиваемого рабочего-монтажника на в два раза меньше оплачиваемую должность мастера участка, согласно полученному образованию и желанию начальства. Можно было взять трешку на выбор, но, она оказалась расположена на первом этаже в угловой квартире, поэтому отец отказался в пользу двушки на третьем этаже.

Поэтому я жил до поступления в училище в комнате вместе с сестрой и ничуть об этом не переживал.

Даже и не знал, что это не очень то и хорошо, таким неизбалованным оказался я, как и весь советский народ.

Поэтому я с интересом осматриваю помещение магазина, ведь за эти десять лет тут ничего особо не изменилось, с семьдесят первого по восемьдесят второй годы.

После этого мы возвращаемся пешком домой, билеты на «Анжелику» лежат в кармане, я собираюсь на тренировку, пусть все мышцы сильно болят. Как-то я нагрузил их несоразмерно своему телу, но, сжав зубы, я продолжаю активно разминаться и стучать кулаками в шингартах по груше.

— Игорь, ты какой-то сильно настойчивый стал, — замечает тренер, когда видит меня второй день подряд в зале.

— Да, Юрий Кузьмич, буду ходить каждый день на каникулах, пока время есть, — отвечаю я ему.

— Решил чемпионом СССР все-таки стать? — интересуется он.

— Думаю еще, — отвечаю я с солидным видом, как будто это плевое дело для меня.

Нет, чемпионом становиться я не собираюсь, кое-какие данные у меня есть, каких-то нет, а главное — нет желания провести в ринге долгие годы, чтобы, может быть, стать мастером спорта, одним из многих сотен в СССР.

Для гарантированного поступления в достаточно блатное военно-морское училище мне вполне хватило первого взрослого разряда в разрядной книжке и пары грамот за первые места. Еще семнадцати баллов на вступительных экзаменах в лагере для абитуриентов, но, тут уже преподаватели сами подталкивали меня в спину и исправляли ошибки, находя мою фамилию в списках одобренных на поступление спортивной кафедрой.

После тренировки возвращаюсь домой и, плотно поужинав, захожу за Жекой.

Сегодня я взвесился, весы показали сорок шесть кило, учитывая плотный перекус блинами, вешу я примерно сорок пять килограммов и этот результат меня не радует совсем.

— Необходимо набрать к концу учебы хотя бы пятьдесят кило, а лучше пятьдесят два, и чтобы это оказались настоящие мышцы, которым необходимо расплодиться на моем теле, — ставлю я себе задачу на полугодие.

Возле кинотеатра встречаем пару наших одноклассников и дожидаемся, болтая на разные темы, начала сеанса вместе, вместе погружаемся в интересный мир французской жизни не знаю какого века, с ее галантной любовью и шпагами. Насколько я помню, все эротические и откровенные сцены из фильма вырезаны для проката в Советском Союзе, оставлены только легкие намеки, но, нам хватает и этого, в нашем-то уже фертильном и пубертатном возрасте.

После фильма идем с Жекой домой, громко обсуждая увиденное и едва прикрытые прелести Анжелики, догоняем пару каких-то девчонок, тут я делаю первый в новой жизни и вообще жизни моего нового тела подход типа пикап.

Слышу, что девушки обсуждают просмотренный фильм, сам присмотревшись к ним и признав достаточно симпатичными, предлагаю заняться обсуждением фильма вместе:

— У меня есть знакомый, который смотрел его во Франции, — безаппеляционно заливаю я, — Так он говорит, что у нас пол фильма вырезали и сама героиня больше голышом там бегает, чем в одежде.

Смелое и провокационное заявление вызывает интерес у девчонок, несмотря на общее нежелание обсуждать с незнакомыми парнями интересное кино. Да еще моя ссылка на знакомого из Франции, не у всех советских людей есть знакомый, который лично побывал в этой самой невиданной Франции.

Жека с ужасом слушает мой треп, ожидая немедленного разоблачения, он то знает, что о таких знакомых я никогда не упоминал. И вообще, раньше никогда не вел себя так смело, заговаривая с девчонками на улице или активно пытаясь отлупить кого-то.

Да, я в этом возрасте робел для таких подвигов, но, сейчас могу себе позволить весело разглагольствовать на взрослые темы. Ведь, в них я разбираюсь в сотни раз лучше, чем в своем восьмом классе, да и увереннее в себе я тоже примерно во столько же раз.

По дороге я узнаю, что девушки учатся в четвертой школе, в восьмилетке, единственной в нашем городе и зову переходить их в нашу третью, обещая всяческую поддержку на новом месте.

Вижу, что разговорчивость и уверенность привлекают внимание к моей веселой болтовне одной симпатичной и одной прямо красивой из наших спутниц.

Так, разговаривая, мы доходим до дома, где живет одна из девушек. Я пока даже не знакомлюсь, не пытаюсь узнать имена, просто предлагаю встретиться завтра в том же кинотеатре на новом фильме, обещая купить билеты заранее.

Девчонки мнутся и не говорят ни да, ни нет, недоброжелательно посматривая на мнущегося в сторонке Жеку, я особо не настаиваю на своем предложении, и мы расходимся с ними.

Едва мы отходим, Жека шипит на меня и заверяет, что не пойдет со мной завтра никуда. Я его хорошо понимаю, сам таким робким и стеснительным казался в его возрасте и просто не понимал, о чем разговаривать с противоположным полом.

А идти рядом через весь город и молчать — ну так себе занятие, я над собой такое насилие точно не вынесу теперь.

Да еще возможная встреча со страшными птушниками, мечтающими об ужасной мести, приводит в трепет моего приятеля, до нервных колик опасающегося таких сюрпризов.

Просто я сильно изменился и заново составляю свою юношескую репутацию, хорошо понимая, что она немного запущена в моем конкретно случае.

Не хочет Жека, позову Стаса, он сразу же согласится, узнав о вероятной встрече с симпатичными ровесницами из соседней школы. Поговорить он и сам мастер, да и с моей серьезной поддержкой точно не струсит кого-то побить или хотя бы постоять рядом.

Хорошая такая наглость у него присутствует, теперь и я смогу поддержать разговор или ответить на какой-то наезд сверстников или кого даже постарше.

Уже поздновато получается по времени, когда открываю дверь в квартиру, мать ворчит, что я слишком загулялся и я сразу же ложусь спать. День прошел сегодня очень насыщенно и интересно, понемногу привыкаю к новой жизни и еще ни разу не проговорился про свое знание будущего.

Ну, этот рассказ про придуманного знакомого из Франции и вырезанные эротические кадры из фильма — можно не считать за что-то такое важное.

Все же не тридцать седьмой год на улице и стать французским шпионом мне не грозит, вот в те года — это оказалось бы легко. Только рассказали бы девчонки родителям про такого знакомого и все, черный воронок уже выехал за хвастунишкой, а потом усталые следаки быстро выбили бы признание в шпионаже в пользу Антанты.

Правда, тогда и я уже пробивался бы к товарищу Лаврентию Берии со своим знанием истории, тогда точно записался бы в спасители страны. Шиш бы германским нацистам, а не блицкриг.

Утром я сплю долго, а проснувшись, вспоминаю вчерашний день, анализирую, что в нем оказалось правильно сделано, а что не очень. И как соотносится взрослая голова с подростковым телом.

Хорошо соотносится, насколько я что-то понимаю, интерес к сверстницам присутствует, пусть и не такой искренний, как раньше.

В общем-то, все вышло нормально, только Жеку немного перепугал своей бескомпромиссностью в стычке и смелостью в разговоре с противоположным полом.

Потом завтрак и я сижу дома один, Варюшку отвели вчера к сестре матери в гости, там она и останется на пару дней.

У моей тетки один сын, сейчас на флоте служит срочную, она всегда рада повозиться с племянницей.

Так получилось, что как только отец устроился на работу в новом месте, перспективном на раздаваемое государством жилье в виде отдельных и благоустроенных квартир, он со временем подтащил из того же волжского города своего младшего брата с молодой женой и второго, самого младшего, пока одинокого по жизни, зато, моего крестного.

У матери же в рыбацкой деревне в сорока километрах от города живет старшая сестра, вышедшая замуж за местного. Таким образом она первая уехала из колхоза, найдя дядю Юру, настоящего финна ингерманландца, которого даже фашисты отправили работать в Финляндию по этническому признаку во время оккупации. И проложила в определенной степени путь моей матери.

Та тоже не захотела провести единственную и неповторимую молодость в тяжелом ежедневном и оплачиваемом трудоднями труде, в своем колхозе под волнующим названием «Новая жизнь». Да и парни местные деревенские ей не нравились как-то совсем, в неполные шестнадцать лет она смогла уехать к старшей сестре, где и получила паспорт.

Смогла, таким образом, легализоваться в стране победившего пролетариата и ему союзного крестьянства, которое само находилось в таком сомнительном правовом поле, что не может свободно ездить по стране, не имея паспорта на руках и останавливаться в гостиницах тоже. Вынуждено получать справку в сельсовете каждый раз, когда есть нужда.

А правление может эту справку и не дать, когда уборочная страда или просто плохие отношения сложились с руководством.

Паспорта же вообще выдают очень тяжело и без всякого восторга, хотя, право такое у колхозников имеется.

Поэтому, мать не стала ничего просить, а просто уехала со своей матерью, моей бабушкой, к устроившейся уже в жизни сестре, там по имеющемуся блату, через родню ее мужа в местном сельсовете, получила необходимую справку для оформления паспорта, как иждивенка, ухаживающая за своей маленькой племянницей.

Хотя дед и предлагал ей купить наручные часы, чтобы она осталась с родителями, но, матушка в колхозе не захотела жить, даже с часами на руке. Искала место для жизни получше и нашла.

Зато, потом мать перевезла в Ленинградскую область свою среднюю сестру, у которой не заладилась жизнь в волжском городе с мужем, любящим залить за воротник, как и все местные.

В итоге, средний брат отца с семьей живет в соседнем доме с нами, младший в общежитии так же недалеко, сестра матери в пятнадцати минутах ходьбы и только ее старшая сестра в сорока минутах езды на автомобиле по берегу Финского залива.

Зато, постоянно привозит нам упаковки вкуснейшей копченой салаки в деревянных коробках и прочие деликатесы из колхоза-миллионера.

Когда приезжает в большой город с улучшенным снабжением закупиться необходимыми вещами и продуктами, благо, зарплаты в колхозе рыбаков очень солидные, правда, ходить по Балтике на траулерах или разделывать рыбу на своем заводе — очень тяжелый труд.

Наглядный пример поговорки — рыба ищет, где глубже, а человек, особенно советский — где лучше!

Тогда казалось, что лучше так, остаться жить в этом симпатичном городе на берегу залива, лауреате премии РСФСР по архитектуре, со снабжением на уровне Ленинграда и Москвы.

В принципе и сейчас нет никакого разочарования, город ухоженный и благополучный, пережил непростые годы лучше других и становится краше каждый день.

Но, у меня такое ощущение, что я возвращен в свое тело подростка судьбой или богом, чтобы что-то исправить в окружающей меня жизни. И теперь я все утро пытаюсь понять, что я знаю такого, что поможет моей стране или отдельным людям.

Конечно, про то, что СССР обречен, я знаю очень хорошо, однако, знаю и о том, что все не так просто.

И обречен своими правителями, той самой элитой, которая и решает судьбы страны, чтобы про это не говорили демагоги и как бы не мечтали идеалисты повернуть время вспять. Ничего практически не изменить, можно только себе и своим родным немного соломки на будущее постелить и все.

Еще и знакомым, но, это вопрос очень сомнительный и сложный по исполнению, выступать перед малознакомыми людьми как оракул, этакий предсказатель будущего.

Есть у меня сейчас одноклассник, Мишка Милешкин, про которого я помню, что утонет он на заливе то ли в девятом, то ли в десятом классе, сообразно курсу своего ПТУ.

И что, так подойти к нему и сказать, не купайся Миша, пока свое училище не закончишь? Да ну, бред получается.

Интересовался этой темой распада СССР я лично, много читал, да и сам в этот момент присутствовал в стране, видел все своими глазами. Не скажу, что как-то при этом переживал, что сначала ушли литовцы и остальные прибалты, потом начался парад суверенитетов и уже в конце разошлись три братские славянские страны.

Кто кого из бывших братских республик кормил — тогда особо не интересовались, по магазинам я мало ходил, когда ездил к другой бабушке на Украину, хотя, мог бы заметить, что там со снабжением дело обстоит получше.

События закручивались и разворачивались все быстрее, жизнь становилась труднее, пустые прилавки магазинов наглядно показывали людям, что в стране все идет не так. И давно назрела необходимость что-то поменять.

Поэтому, готовить покушение на Горбачева или высших членов партии нет смысла никакого. Они просто выполняют массовое желание своей номенклатуры стать по-настоящему богатыми и не стесняться этого. Поделить общественное в свою пользу, пока абсолютная власть твердо удерживается в руках и потом легально передать детям.

Впрочем, своим детям и внукам наши вожди первыми разрешили приобщиться к свободной торговле с капиталистическим миром, создав в июле восемьдесят шестого года «Центры научно-технического творчества молодежи», где они могли абсолютно легально самыми первыми попрактиковаться в распродаже Родины и зарабатывании миллионов вместе с обналичиванием.

Еще и обманут жестоко кремлевских мечтателей хитрые капиталисты, как и положено сладкоголосым павлинам.

Их мечты все равно сбылись, до сих пор в провинции до семидесяти процентов денежных потоков контролирует бывшая партийная, комсомольская и хозяйственная советская элита.

Да и сам я, прислушавшись к себе, не хочу заниматься этим неблагодарным делом.

Так, а что же еще я могу сделать полезного для страны и родных?