Эван начала размышлять, действительно ли смерть Тома Шеридана была несчастным случаем. Но она пока не смогла придумать ни одного мотива. По крайней мере, ни одного, который имел бы смысл. Для нее было довольно ясно, что время смерти Шеридана совпало с его желанием бросить карьеру конгрессмена и встать в строй борцов за экологию. И кому могло понадобиться покончить с активистом Гринписа? Они и мухи не обидят. Это не имело смысла. А она не хотела в конечном итоге походить на одного из тех жалких теоретиков заговоров, которыми кишел интернет.
Она знала, что ей придется поговорить с Маркусом — выяснить, что он делал в Аспене в тот уикенд. И ей нужно снова поговорить с Энди Таунсендом. Хотя бы по той простой причине, что он может быть полезен для разбора той чуши, которую, в чем она была уверена, ей скормит Маркус.
Мысли об Энди перескочили на мысли о Джулии. Но это мало о чем говорило. Начиная с их будоражащей встречи вечером в среду, мысли о высокой красавице никак не оставляли ее.
Она посмотрела на часы. Она скоро приедет на станцию Пенн. Затем встретится с Джулией в апартаментах в Верхнем Ист Сайде. Они собирались поужинать. А в воскресенье Джулия уедет в Лондон. Ее не будет две недели. Две недели. Это должно дать Эван достаточно времени, чтобы вынуть голову из задницы и хорошенько подумать. А ей нужно было хорошенько подумать. Она теряла концентрацию — а потеря концентрации вынуждала ее упускать детали. Она не могла себе это позволить. Не сейчас.
Также как она не могла себе позволить еще больше увлечься женой Таунсенда. Это было безумием.
Ага. Безумие. Она тряхнула головой. А это как раз то, почему она села на этот чертов поезд прямо посреди своего самого худшего кошмара. Дерьмо — с тем же успехом она могла размахивать лассо и вопить «Йииии-ха!» Она знала, что движется навстречу катастрофе, но остановиться она бы не смогла, так же как Шеридан не смог остановить свое последний, безумный заезд с вершины горы в Аспене прямо в стоящие на его пути сосны.
Эван подумала о Джулии. Она подумала, на что это похоже — касаться ее. Она закрыла глаза и попыталась проигнорировать, как ускорилось биение ее сердца. Боже. Она была подобна сексуально озабоченному подростку, мучающемуся в приступе первой влюбленности. На этот раз она была рада, что поблизости не было Стиви, чтобы засвидетельствовать ее возбуждение — она бы поймала ее с поличным в две секунды. Стиви была быстра. В этом она была похожа на Дэна.
Теперь она понимала, что Дэн ее использовал — он знал, что Джулия была слишком лакомым для нее кусочком, чтобы устоять. Джулия была той наживкой, которую Дэн подвесил перед ее носом, чтобы удержать и заставить ее продолжить это дело. Как бы она ни была зла, надо было отдать должное Дэну. До сих пор его маленькая схема работала как магическая формула.
Эван подскочила, когда хрипящий громкоговоритель пробудился к жизни, и искаженный голос с сильным акцентом Нью Джерси объявил, что они прибудут на станцию Пенн через пять минут. Она вздохнула и несколько раз согнула пальцы, пытаясь унять дрожь в руках. Она вытащила из кармана пиджака бумажку с написанным на ней адресом Джулии и снова на него уставилась, надеясь, что каким-то образом то, что там было написано, могло измениться за последние десять минут, прошедшие с тех пор как она видела его в последний раз. Неа. Там все еще можно было прочесть — 71 Ист 71ая Ст. — отличное местечко в сердце Голд Коаст в Нью-Йорке. Эван покачала головой, запихивая клочок бумажки обратно в карман. Это было в духе Джулии, подумала она, дать ей адрес 71 ая Ст. — пренебрегая наиболее известным главным входом на Парк Авеню. Было так много всего в Джулии, что не вписывалось в образ — особенно ее интерес к Эван.
Вагон покачнулся и застонал, когда поезд дотащился до платформы. Вокруг нее народ начал вставать и сворачивать газеты и лаптопы.
Мне конец, думала она, пока сидела и глазела через грязное окно рядом с ее местом на деятельный роящийся улей, который представляла собой станция Пенн вечером в пятницу. Мне, блин, конец.
Джулия открыла дверь своих роскошных апартаментов на 12-м этаже и встала в обрамленном подсветкой дверном проеме, как одна из моделей Боттичелли. За исключением того, что у Джулии были темные волосы и, к сожалению, она не стояла в большой ракушке в обнаженном виде. Вместо этого ее ноги покоились на полированной мраморной плитке, вероятно, привезенной из Каррары, когда строилось это здание в начале 1930-х. Эван стояла, молча, держа небольшую бумажку с написанным от руки адресом Джулии перед собой, как плакат.
— Ты, должно быть, разыгрываешь меня? — сказала она.
Джулия развеселилась. Она подвинулась и прислонилась к массивной двери.
— В чем?
Эван опустила руку.
— Серьезно. И вот здесь ты живешь?
Джулия бросила быстрый взгляд назад через плечо внутрь апартаментов.
— Очевидно. Но, фактически, я провожу больше времени в моем офисе, чем здесь.
Эван все так же стояла перед квартирой. Джулия, казалось, приняла любопытное противостояние без вопросов. Еще минута прошла, пока они пристально смотрели друг на друга. Джулия была одета небрежно, в полинялые джинсы и полосатый свитер с У-образным вырезом. Она выглядела как реклама Дж. Крю[30].
— Нужно ли мне снять обувь? — наконец, спросила Эван.
Джулия закатила глаза и кинула взгляд на ее ноги.
— Нет, если только ты не носишь бутсы.
— Нет. Обычно я надеваю их в те дни, когда играю.
— Правильно, — сказала Джулия и встретилась глазами с Эван. — А мы договорились не играть в игры, не так ли?
Эван размышляла. Прямо сейчас их соглашение казалось плохой идеей. Очень плохой идеей. В приглушенном свете прихожей Джулия выглядела восхитительно. Но Эван знала, что Джулия выглядела восхитительно при любом свете — или вообще без него. Эта последняя мысль заставила ее почувствовать себя неудобно и взволновано, а она не думала, что такое возможно.
— Да, так. И прямо сейчас, я думаю, что эта договоренность не была одной из моих самых лучших идей.
Джулия прислонила голову к дверному косяку.
— Ну, почему бы тебе не войти, и мы обсудим все за и против повторного соглашения?
Эван вздохнула.
— Прежде, чем я это сделаю, есть одна вещь, которую я должна у тебя спросить.
Джулия выглядела слегка настороженной.
— Хорошо.
Эван улыбнулась.
— Каково это, столкнуться случайно с Верой Вонг[31], когда выкидываешь мусор?
Джулия откинула голову и громко рассмеялась. После этого она схватила Эван за руку и потянула внутрь.
— Иди сюда, дурашка.
По стандартам Парк Авеню квартира Джулии была небольшой, но элегантной и со вкусом обставленной. Она пояснила, что ее бабушка и дедушка купили одноуровневую, с тремя спальнями, резиденцию, когда офис фирмы переехал из Бостона в Нью Йорк в 1935 году. На протяжении многих лет семья Донн сохраняла желанный объект недвижимости, который теперь находился прямо в центре самого дорогого района в стране. Именно здесь жила Джулия с Энди, прежде чем он стал губернатором штата Делавэр. И именно здесь у нее возникла интрижка на одну ночь с Марго Шеридан.
Эван старалась не думать об этом, пока стояла в гостиной Джулии, восхищаясь высокими окнами и красивыми картинами в рамах.
— И все они настоящие? — спросила Эван, указывая на длинную стену с рядами картин.
Джулия кивнула.
— В любом случае, это не моя заслуга. Моя бабушка была коллекционером. Как в итоге оказалось, у нее был хороший вкус.
Эван подошла и всмотрелась в печатные буквы подписи в нижнем левом углу широкого полотна. Коро. Господи. Она обернулась и посмотрела на Джулию.
— Думаешь?
Джулия выглядела растерянной.
— Как я уже сказала, это не моя заслуга. Бабушка и Электра Хэвмайер были хорошими подругами. Они приобрели много произведений искусства, путешествуя по Европе. Со временем эта коллекция отойдет в Музей современного искусства, где ей самое место.
Эван было любопытно.
— Со временем?
Джулия пожала плечами.
— Она мне не принадлежит. Владельцы коллекции — мои родители, как и всего остального здесь, — она встретилась глазами с Эван. — Как видишь, я тут только жилец.
— Самовольный подселенец?
Джулия улыбнулась.
— Что-то типа того.
Эван приподняла бровь.
— Довольно высококлассный подселенец.
— Поверь мне, эти внешние атрибуты моего положения в обществе не раскрывают меня как личность.
— Тогда почему ты продолжаешь здесь жить?
Джулия посмотрела на нее.
— Я задаю себе тот же самый вопрос.
— И?
Она медленно качнула головой и отвела взгляд.
— Не знаю. Просто слишком много шума вокруг всего этого.
— Шума?
Она кивнула.
— Шума. Типа голосов — все кричат разное и одновременно. Энди. Мои родители. Маркус. Компания, — она встретилась глазами с Эван. — Ты.
Эван находилась в нерешительности.
— А что говорит твой собственный голос?
— Вопрос на миллион долларов, не так ли? — она пожала плечами. — Я не знаю — не могу расслышать его за этим шумом.
Эван не знала, что сказать в ответ.
— Может, тогда мне нужно перестать говорить.
Джулия шагнула к ней. Эван видела только ее синие глаза.
— Может.
Единственное слово повисло в маленьком пространстве между ними. Эван знала, что следующий шаг — за ней. И она его сделала.
Когда они прервались, обе неровно дышали. Джулия прижалась лбом к Эван.
— Это не по правилам, — ее голос дрожал.
Эван закрыла глаза и притворилась на мгновение, что это не было колоссальной ошибкой. Длинное тело Джулии источало тепло и силу. Ее кожа пахла лавандой. Это все кружило голову.
— Мне плевать на правила.
Джулия засмеялась и подтянула ее ближе.
— Думаю, мне тоже.
Эван подвинулась, чтобы еще раз доказать свое пренебрежение правилами, когда где-то внутри апартаментов раздался бой часов. Последовательность нот раздавались как удары молотка. Стоп, сказали они. Это неправильно. Вы обе не правы.
Она уронила руки и отступила назад.
Джулия выглядела озадаченной.
— Что это значит?
Эван покачала головой.
— Я не могу. Мы не должны.
Через мгновенье Джулия протянула руку и прижала ладонь к щеке Эван.
— Только сейчас или вообще? — спросила она.
Эван закрыла глаза и прильнула к руке Джулии.
— Не знаю, — поддавшись внезапному порыву, она повернула голову и поцеловала ладонь Джулии. — Ты же знаешь, что я права.
Джулия не ответила. Через секунду она убрала руку и привела в порядок свой свитер.
— Как насчет ужина тогда? И ты мне расскажешь о своей поездке в Аспен.
Эван почувствовала себя полной дурой — сексуально озабоченной, полной дурой.
— Отлично, — сказала она, пытаясь быть оптимистичной. — Чем бы ты хотела заняться?
Джулия пожевала внутреннюю сторону щеки и не ответила.
Господи. Эван знала, что покраснела.
— Думаю, я сразу же клюнула на эту удочку.
— Все хорошо, — Джулия улыбнулась. — На самом деле, я опередила тебя. Ужин уже нас ждет.
— Ты готовила? — удивилась Эван.
Джулия повернулась и направилась в сторону кухни.
— Не-а. Я же не умею готовить — не помнишь? Я заказала на вынос. Отличная еда с доставкой на дом.
Эван последовала за ней.
— Неужели?
Джулия кивнула.
— Любишь дим-сам?
Дела налаживаются.
— Обожаю дим-сам[32].
— У меня было ощущение, что можешь любить, — Джулия открыла дверь высокого холодильника из нержавеющей стали и достала бутылку вина. — В «Cafй Evergreen» — самые лучшие. У нас есть на любой выбор.
Эван взгромоздилась на высокий стул.
— Ну, шлепни меня по заднице и называй меня Салли. Может, в конце концов, у нас есть что-то общее.
Джулия улыбалась, когда вручила ей бутылку и штопор.
— У нас есть еще кое-что общее.
Эван исследовала вино — «Сегезио». Прекрасно. Когда она подняла взгляд, Джулия наблюдала за ней. Эван не привыкла видеть выражение ее лица таким откровенным.
— Что? — спросила она.
Джулия качнула головой.
— Ничего. Открывай бутылку, и мы поедим. Потом, может быть, позже, когда мы расслабимся, мы сможем снова обсудить границы наших отношений.
Эван начала отдирать фольгу с горлышка бутылки.
— Хорошо. Но должна тебя предостеречь — довольно трудно заставить меня изменить мнение.
— Я на это надеюсь, — Джулия одарила ее взглядом, от которого у Эван свело пальцы на ногах. — Я люблю принимать вызов.
Эван была рада, что уже сидела. Вечер будет долгим.
— Расскажи мне, что ты собираешься делать в Лондоне, — спросила Эван. Они расправились с едой и отдыхали в одной из небольших комнат апартаментов, наслаждаясь остатками вина. Эта комната была обставлена более скромно. В камине из белого камня горели дрова, и Эван размышляла, у кого же это такая работа — притаскивать на двенадцатый этаж эти идеально распиленные поленья.
Джулия откинулась на подушки дивана. Эван заметила, что она была босиком, и что на ней не было ни одного украшения — даже часов. Но ведь Эван подмечала в ней все.
— Мы думаем о покупке маленькой компании — одной из тех, что специализируются на научной литературе и литературных монографиях. У них отлично идет бизнес с электронными книгами. Я встречусь с их советом директоров и обсужу возможность сделки. И проведу несколько дней во Франции с родителями — они сейчас живут там.
Эван стало любопытно.
— Твой отец уволился из компании?
Джулия пожала плечами.
— На словах, но не на деле. Он до сих пор сидит в совете, и очень быстро предлагает кучу непрошенных, мудрых советов. Особенно, когда он думает, что я собираюсь по-королевски облажаться в семейном бизнесе.
Эван засмеялась.
Джулия поглядела на нее с изумлением.
— Ты находишь это забавным?
— Вовсе нет, — извинилась Эван. — Я нахожу забавными твои выражения.
Джулия закатила глаза.
— Не, ну действительно, — продолжила Эван. — Это как услышать, как Джеки Кеннеди[33] говорит что-то типа «пидарас». Это всегда застает врасплох.
— Ты чокнутая.
Эван окинула взглядом элегантную комнату с высокими потолками. Затем снова посмотрела на красивую женщину, сидящую рядом с ней на диване, который, вероятно, стоил целое состояние.
— Вынуждена с этим согласиться.
Они пристально посмотрели друг на друга.
Джулия обвела рукой вокруг.
— Это не показывает, какая я, знаешь ли.
— Нет?
— Нет. Но боюсь, ты никогда это не узнаешь, потому что ты не даешь себе шанса заглянуть глубже.
Эван не знала, как на это ответить — особенно, учитывая, что это было правдой.
Она посмотрела через комнату на стены, облицованы панелями с семейными портретами. Поколения Доннов пристально разглядывали ее из своих золоченых рам. Эван подумала о своей собственной семейной истории и о тех немногих, выцветших полароидных фотографиях ее матери. Это были снимки, сделанные на днях рождениях или во время редких Рождественских праздников в доме ее деда в Чаддс- Форд — призрачные изображения, которые были сделаны прежде, чем ее мать набила спортивную сумку своей одеждой и компакт-дисками и исчезла в середине ночи, в результате чего подростком Эван проснулась одна в своем доме на юго-западе Филадельфии.
Ага. У нее были небольшие проблемы с тем, чтобы заглянуть дальше.
И прямо сейчас на нее надвигалась более насущная проблема, чем посмотреть дальше Джулии, которая пододвинулась на диване к ней поближе. Эван повернулась и встретилась с ней глазами.
— Это ошибка, — она не узнала свой собственный голос. Он звучал слабо и непривычно.
Сейчас Джулия держала ее лицо в своих теплых ладонях.
— Вероятно.
— Мы не должны…
Джулия кивнула и притянула ее ближе.
— Но мы все равно это сделаем.
Когда они поцеловались, Эван перестала бороться. Теперь было ясно, что они собирались отправиться повсюду, и никуда. По любому это могло закончиться только очень плохо. Но когда она толкнула Джулию на диванные подушки, она знала, что ни одна из них не имела ни здравого смысла, ни намерения остановиться.
— Мне нужно идти.
Было почти 5 утра, и Эван знала, что если она выйдет сейчас, то сможет добраться до станции Пенн вовремя и сесть на поезд, отходящий в Филадельфию в 6-10.
Джулия потянулась рядом с ней и приподняла голову посмотреть на прикроватные часы. Затем она уронила голову назад на подушку и зевнула.
— Еще нет и пяти. Почему бы не попытаться отдохнуть еще несколько часов?
Им не удалось толком поспать.
— Разве тебе не нужно собрать чемодан для твоей поездки?
— Да, нужно. Но я не планировала начать заниматься этим до рассвета, — в голосе Джулии чувствовалась насмешка и сонные нотки.
Эван вздохнула.
— В чем дело?
— Ни в чем, — Эван оглянулась через плечо. Даже в полумраке спальни, она могла различить синеву глаз Джулии. — Во всем.
Джулии понадобилась секунда, чтобы ответить.
— Ты хочешь сбежать, — и это не было вопросом.
— А ты нет?
— Только не от тебя.
Эван молчала.
Джулия вздохнула и приподнялась на локте.
— Я думала, что скажу тебе за завтраком, но вижу, что у меня может не быть такого шанса.
Эван посмотрела на нее.
— Сказать мне что?
— Я разговаривала вчера с Энди. Я сказала ему, что подала на развод.
Эван была ошеломлена.
— Подала?
— Да, подала. Не вижу никаких причин с этим тянуть.
— Как он отреагировал?
Джулия покачала головой.
— Он был зол — пытался отговорить меня. Сказал, что это ошибка — что мы просто должны больше времени проводить вместе, — она встретилась с глазами Эван. — Тогда я спросила его, означает ли это, что он перестанет встречаться с Майей. Внезапно у него закончились все слова, — она вздохнула, прежде чем продолжить. — Я сказала, что у него есть две недели, чтобы понять, как урегулировать вопросы со СМИ. Я подам на развод, когда вернусь обратно. Я собираюсь рассказать об этом моим родителям, когда увижусь с ними на следующей неделе — отчасти, поэтому мне и нужна эта поездка.
Эван не знала, что сказать. Она уставилась на скомканное постельное белье, покрывавшее их обнаженные тела. Она знала, что она должна быть счастлива от такого развития событий, но она не была. Все, что она почувствовала — был страх.
— Это тебя пугает?
Эван взглянула на нее. Не было никакого смысла это отрицать.
— Да.
Джулия дотронулась до руки Эван.
— Почему?
Эван пожала плечами.
— Потому что я трусиха, которой теперь негде спрятаться.
Джулия удивилась.
— Не ожидала, что ты будешь так честна.
— А как, ты думала, я отреагирую?
— Я не была уверена. Часть меня думала, что это может гарантировать, что я тебя больше никогда не увижу.
— Это то, чего ты хочешь? — Эван надеялась, что она не прозвучала такой жалкой, какой себя чувствовала.
Джулия улыбнулась ей.
— Нет. Это было бы последней вещью, что я хотела бы.
Эван облегченно выдохнула.
— А что было бы первой вещью?
Джулия придвинулась ближе. Ее дыхание обожгло шею.
— Ну, я вообще-то надеюсь, что ты поможешь мне это выяснить.
Господи. Теперь губы Джулии скользили по ее плечу.
— Я все еще думаю, что это плохая идея, — прошептала Эван, падая назад на кровать и переворачивая Джулию так, чтобы та оказалась сверху.
Она чувствовала, как Джулия улыбается ей в грудь.
— Уверена, что ты найдешь способ это доказать.
Они немного говорили после этого. На самом деле, говорить было уже не о чем.