Пыль

ГЛАВА 17

Когда Эван проснулась несколькими часами позже, первым, что она заметила, была погруженная в темноту квартира. Лишь несколько узких косых полос света пробивались сквозь жалюзи на передних окнах, выходивших на Брук-стрит. Второе, что она отметила, это то, как затекла ее спина от долгого сна в таком зажатом положении. А третьим было то, как странно знакомо, по ее мнению, было обнимать Джулию, которая растянулась на ней, словно живое одеяло.

И тут ее желудок заурчал. И довольно громко. Через пару секунд урчание повторилось.

Джулия приподнялась на ней.

— Это ты?

— Боюсь, что это так. Извини. Я ничего не ела тех пор как…, — а когда это было? — С какого-то там времени вчерашнего дня.

— Что ж, полагаю нам нужно это как-то исправить, — Джулия подняла голову с груди Эван. — Как считаешь?

Эван улыбнулась. С ее взъерошенными волосами и сонными синими глазами, она была похожа на подростка.

— Ты предлагаешь, что-нибудь приготовить для меня?

— А ты бы этого на самом деле хотела?

— Я голодная до такой степени, что готова рискнуть.

Джулия шлепнула ее по руке, прежде чем сесть.

— Будь осторожна в своих желаниях.

— Обычно я так и поступаю, — Эван тоже села.

Джулия зевнула и провела рукой по своим темным волосам.

— Боже. Как долго мы спали?

— Не знаю, — Эван взглянула на часы. — Около трех часов?

Джулия встряхнула головой, затем посмотрела на Эван и снова улыбнулась.

— Из тебя получилась замечательная подушка.

— Спасибо. Я только что подумала то же самое про тебя.

Джулия улыбнулась и встала.

— Почему бы нам не совершить набег на холодильник, и посмотреть, сможем ли мы соорудить что-нибудь съедобное на скорую руку.

Эван тоже встала и пошла за ней в маленькую открытую кухню. Джулия включала свет, пока шла по квартире.

— Может и сможем. Вообще-то, я хорошо умею соединять несоединимое.

— Неужели? — Джулия рассмеялась и кинула на нее двусмысленный взгляд. — Это что-то вроде сеанса откровений?

Эван покраснела.

— Это не совсем то, что я имела в виду.

— Знаю, — Джулия шагнула к ней и поцеловала в висок. Боже, эта женщина так вкусно пахла. — Но все-таки меня радует твое невинное хвастовство.

Эван все еще была в замешательстве. Ее желудок екнул, и она внезапно вспомнила свои слова «Я люблю тебя», сказанные Джулии, прежде чем они провалились в сон. Что за тупица. Она размышляла, помнит ли их Джулия. И задалась вопросом, помнит ли Джулия, что сказала их же в ответ.

Ей было слишком неудобно об этом спросить. Вместо этого она шагнула к холодильнику и потянула на себя дверцу, открывая ее.

— Так, ну и что тут у нас?

Джулия достала пару тарелок из верхнего шкафа.

— Полагаю, это твоя обычная еда на вынос в центре Лондона.

Там стояла миска греческого салата и прозрачный пластиковый контейнер, в котором лежали куски, похожие на средиземноморскую пиццу. Еще один контейнер был полон чем-то поджаренным до корочки. Эван вытащила его и открыла. Она удивленно посмотрела на Джулию.

— Это что, пакора?

— Она самая. Думаю, баклажан.

— Но ты же сказала, что ненавидишь индийскую кухню.

Джулия пожала плечами.

— Ненавижу. Ненавидела, — она снова улыбнулась Эван. — Пытаюсь расширить свои горизонты.

Эван не удалось скрыть свою улыбку.

— Если ты это распробуешь, ты вскоре расширишь нечто большее, чем свои горизонты. Мне приходится стращать дочь до смерти, чтобы заставить ее съесть то, что не обвалено в тесте и не поджарено.

Джулия засмеялась.

— Нет никакой опасности. Я стараюсь не зацикливаться на чепухе.

— Я заметила, — Эван вытащила все три контейнера из холодильника и поставила их на маленький бар, что разделял кухню и гостиную. — Как тебе удается быть такой сдержанной?

— Сдержанной?

— Ну, да. Я бы сказала ты довольно сдержанная. Уравновешенная. Спокойная, — Эван пожала плечами. — Ты кажешься такой странно сосредоточенной, что я удивляюсь иногда, почему ты проявила интерес к — этому, — она помахала пальцем туда-сюда между ними.

Джулия посмотрела на нее в смущении и повторила жест Эван.

— К этому?

— Да. К этому. К нам.

Джулия закатила глаза.

— Не. Ну, скажи. Действительно. Почему, Джулия?

— Почему что? Почему я нахожу тебя привлекательной — или почему я позволяю себе повестись на твою привлекательность?

— Да.

Джулия засмеялась, и Эван знала, что, вероятно, опять покраснела. А ведь она не отличалась застенчивостью. Она подтянула один из пуфов и уселась на него.

— Прости, за то, что я выгляжу такой жалкой. Я виню в этом недостаток сна и длящийся до сих пор эффект от бутылки Бельведера, которую я прикончила 36 часов тому назад.

— Ты не жалкая. Ты очаровательная.

Эван спрятала свое пылающее лицо в ладони.

— Прекрати. Это не помогает.

Джулия перегнулась через барную стойку, облокотившись на руки. Ее лицо было в нескольких сантиметрах от Эван.

— А что бы тебе помогло?

Эван уронила руки и встретилась с ней глазами. Большая ошибка. Боже. Она в самом деле погрузилась в их глубину.

— Без понятия.

— Как насчет того, что мы начнем с этого? — она поцеловала ее. Это заняло минуту. Когда они закончили, она отодвинулась и прижалась лбом к лбу Эван. — А затем мы что-нибудь поедим и отправимся в постель.

— Хорошо, — она слишком устала, чтобы спорить, даже сама с собой.

Джулия улыбнулась и выпрямилась.

— Я собираюсь подогреть по кусочку всего. Накроешь на стол? — она показала на небольшую столовую позади них.

— Конечно, — Эван взяла тарелки и столовое серебро и отнесла их к столу. Он был из красного дерева — вероятнее всего эпохи регентства и вероятнее всего подлинный. Рядом стояли четыре тяжелых стула и внушительного вида сервант, заставленный фотографиями в рамках.

Эван взяла одну в руки.

— Это твои родители? — спросила она. На фото она увидела очень привлекательную пожилую пару на фоне того, что напоминало Сад Тюильри в Париже.

Джулия вытянула шею из кухни, чтобы увидеть, на что смотрела Эван.

— Да. В Париже — они сейчас там живут.

Эван поставила фото на место.

— Они определенно выглядят — впечатляюще.

Она услышала, как Джулия тихо засмеялась.

— Ты так дипломатично их описала.

Она сказала что-то еще, но звук микроволновки заглушил ее слова.

Там были и другие фотографии — гораздо более молодой Джулии с ее родителями, ее отца с крепкого вида мужчиной — бизнесменом. Также было несколько фото Джулии вместе с Энди. Очевидно свадебное фото, на котором они выглядели такими молодыми и счастливыми — одетые с иголочки и позирующие вместе с родителями Джулии перед мэрией Нью Йорка. Несколько фотографий из путешествий. На одной Джулия и Энди были изображены на отполированной деревянной палубе яхты, где-то в экзотических странах. На другой — напротив римского Колизея, прислонившись к спортивному кабриолету. Третье фото было сделано во время отпуска на горнолыжном курорте — на ней они позировали вместе с другой парой, скорее всего в Швейцарии. Эта фотография и привлекла ее внимание. Она не знала, что Джулия тоже катается на горных лыжах.

— Ты любишь кататься на лыжах? — спросила она, беря в руки эту фотографию.

Джулия подошла к ней, держа в руках поднос с дымящейся едой и миску с салатом.

— Не слишком много. Но Энди обожает, — она поставила еду и подошла к Эван, остановившись у нее за спиной. — Это не мои фотографии. Мои родители чаще тут живут, чем я.

Эван посмотрела на нее.

— Ты не должна мне ничего объяснять. Я знаю, что ты замужем — и знаю, что, в свое время, это был тот выбор, который тебя устроил.

Джулия кивнула и печально улыбнулась Эван.

— Думаю, ты, должно быть, единственная, которая это понимает.

— Важно, что ты это понимаешь, — она стала ставить фото на место, когда что-то на нем привлекло ее внимание. Господи Боже мой. Она посмотрела на Джулию и затем обратно на фотографию. Ее рука задрожала.

Этого не может быть. Это какое-то извращенное совпадение.

Энди позировал, одной рукой обнимая Джулию за плечи. Другой рукой он придерживал пару ярко-желтых лыж. Ярко-желтых лыж К2 с нанесенным на них словом — Апачи.

Мать твою. Черт подери.

И что теперь?

Намного позже, когда Джулия заснула, Эван лежала с открытыми глазами, уставившись на размытые тенями узоры на потолочных панелях. Снова зарядил дождь. Она слышала, как снаружи, за окнами спальни, вода бежала вдоль желоба карнизов. Брук Стрит успокоилась. Шум машин стих.

Джулия спала, положив голову на плечо Эван. Одна рука и нога были вытянуты поверх ее тела как путы. Она не могла бы сбежать, если бы этого хотела — а прямо сейчас, у нее не было желания сбежать — по крайней мере, не от Джулии. А что с остальной частью этого разрастающегося беспорядка? Черт. Закрыть бы глаза, и ничего этого не видеть..

Она не рассказала Джулии о лыжах.

Правда заключалась в том, что она не знала наверняка, имело ли это хоть какое-нибудь смысл, кроме подчеркивания того факта, что у Энди Таунсенда были дорогостоящие вкусы. Она глубоко вздохнула, тело Джулии приподнялось и опало вместе с ней. Дерьмо. Самый лучший пример дорогостоящего вкуса Энди Таунсенда сейчас лежал в бессознательном состоянии поверх нее. Ей не нужны были какие-то другие доказательства.

Но что насчет этих чертовых лыж? Что, если это Энди сопровождал Тома Шеридана на Пик Лог в тот день? Что если это Энди поменялся лыжами с нетрезвым конгрессменом? Что если сексуальная связь Энди с Марго началась до смерти Тома? Что если Том обнаружил это и сцепился с ним?

И что случилось с лыжами, когда Стив Килгор нашел тело Тома? Потребовала ли выдать их Марго с другими вещами Тома? Продолжают ли они стоять в округе Питкин в каком-нибудь шкафчике для конфискованных доказательств? Или они были проданы на открытом аукционе?

И что важнее всего, есть ли до сих пор у Энди эта пара ярко желтых К2?

А что насчет Маркуса? Зачем он был в Аспене в тот уикенд? Была ли правдива та история, которую он поведал Эван? Он просто находился там, в его родном штате, по заданию партии, выуживая информацию — пытаясь разузнать, насколько заинтересован Энди в сенатском кресле Арта Якобсена?

Господи. Это какое-то хреново болото — и она все глубже и глубже увязает в нем.

И было еще кое-что. Как-то так вышло, что смерть Тома Шеридана расчистила путь для взлета национальной политической карьеры Энди. И недавнее решение Джулии подать на развод угрожало выставить его отношения с Марго на всеобщее обозрение — потенциально пуская под откос его президентские амбиции. Такая возможность выставила в новом, ужасном свете «несчастный случай» с Джулией. Уже весь этот эпизод разительно походил на историю с принцессой Дианой. А она не верила в совпадения.

Господи. Она что, на самом деле, готова обвинить действующего сенатора США в убийстве? Это безумие. А если она окажется права, что, к черту, она будет делать с этой информацией, и как она защитит Джулию?

Ей необходимо было поговорить с Дэном — посмотреть, сможет ли он пролить свет на все это. Даже если Дэн работал на Энди, она ему доверяла — и она знала, что он никогда не был бы вовлечен в нечто подобное.

Так что насчет Маркуса?

Она вздохнула.

А вот он — это совсем другое дело. Маркус занялся бы управлением карьерой чертового Теда Банди[41], если бы партия приказала ему сделать из него победителя.

Она вздрогнула, когда рука скользнула по ее предплечью и остановилась у нее на груди. Эван не заметила, что Джулия проснулась.

— Спи. Хватит ворочаться.

Эван смутилась: — Я что, ворочаюсь?

— Да не то слово. Спи давай.

Джулия зевнула, и Эван почувствовала теплое дыхание на своей шее. Она улыбнулась.

— Хорошо.

— Ты в порядке? — сонный голос Джулии больше походил на шепот.

Эван покрепче сжала ее в своих объятиях и поцеловала в макушку.

— Да. Засыпай.

Она закрыла глаза и заставила себя сконцентрироваться на звуке дождя, пока сама не погрузилась в сон.