В воскресенье утром Джулия позвонила Эван, чтобы рассказать ей о тревожной встрече с Энди.
Эван не верила своим ушам и более чем слегка разозлилась на такой поворот событий.
— Почему ты так долго тянула, чтобы позвонить мне? — спросила она.
Сначала на линии был слышен шум помех — затем Джулия вздохнула.
— Потому что мне нужно было время, чтобы самой все обдумать — без каких-либо фильтров.
— А я он самый? Фильтр? — она знала, что это мелочный вопрос, но ничего не могла с собой поделать.
— Прекрати, Эван. Ты знаешь, что я имею в виду.
— Нет. Не уверена, что на самом деле знаю, что ты имеешь в виду. Это не игрушки, Джулия — эти люди играют по-крупному. Мой «фильтр» может быть всего лишь единственной вещью, которая сохранит тебя от того, что ты станешь следующим несчастным случаем в этой болезненной маленькой драме.
Повисла еще одна пауза.
— Думаю, ты слишком остро реагируешь. Да, Энди был… расстроен — но он никогда мне не навредит.
Эван молча, сосчитала до пяти, прежде чем снова позволить себе заговорить.
— Милая, думаю, ты недооцениваешь «фактор Маркуса».
— Нет. У меня нет иллюзий, на что может быть способен этот человек.
И снова возникла мертвая тишина.
— Тогда я спрошу еще раз: почему ты так долго тянула, чтобы сообщить мне об этом?
— Я рассказываю тебе сейчас.
— Двадцать четыре часа спустя?
— Эван…
— Я серьезно, Джулия. Один день может быть целой жизнью, когда ты имеешь дело с таким мешком дерьма, как Маркус.
— Я даже не знаю, как реагировать на подобный комментарий.
— Ну, я тоже не знаю — и вот почему нам надо использовать каждую секунду.
Джулия выдохнула.
— Хорошо. И что ты думаешь, нам нужно делать?
Эван немного расслабилась. По крайней мере, она сказала — мы. Это должно было быть хорошим знаком.
— Дай мне тут кое-что подготовить — и я тебе перезвоню. Она подумала еще. — Где ты проведешь остаток дня?
— Собираюсь поехать в офис на несколько часов — если ты вспомнишь, я не слишком много поработала в пятницу.
Эван почувствовала, как ее лицо запылало. Она была рада, что Джулия не могла ее видеть.
— Правильно. Хорошая идея. Поезжай в офис и оставайся там, пока не услышишь от меня новостей.
— Хорошо.
— Джулия?
— Да?
— Я серьезно. Оставайся там, пока я не проявлюсь.
Она вздохнула.
— Хорошо — но, пожалуйста, ты успокоишься? Твой тон меня пугает больше, чем любое предположение о том, что может сделать Маркус.
Эван вздохнула. Истина была в том, что ей нужно было, чтобы Джулия боялась. Но ей также нужно было, чтобы она была сообразительной — и осторожной.
— Мне нужно, чтобы ты мне доверяла, — сказала она вместо этого.
— Я доверяю тебе.
— Тогда не вижу никаких проблем.
Джулия рассмеялась, уступив Эван.
— Думаю, нет. Позвони мне позже.
Она повесила трубку.
Господи. И что теперь?
Она открыла ящик стола и достала расписание поездов. Поезд Стиви в Олбани отправлялся в 14–35. Она могла бы успеть на трехчасовой на Вашингтон, чтобы быть в офисе Маркуса на М Стрит уже в пять. Она знала, что он будет там. У этого мешка с дерьмом нет никакой жизни — и он всегда находил других головорезов, которые делали за него всю грязную работу.
Она покачала головой.
— Я должна купить акции этой гребаной железной дороги.
Эван засунула расписание обратно в ящик стола и закрыла его.
Она посмотрела в сторону двери, чтобы быть уверенной, что Стиви наверху болтает по телефону. Она подождала, пока не услышала ее приглушенный смех, потом подошла к книжному шкафу и взяла маленькую керамическую кружку. Она была кособокой и была небрежно расписана бандитскими символами яркими, основными цветами — «ремесленный проект», который она однажды сделала много лет назад, когда дед заставил ее поехать в один из тех бездарных молодежных христианских летних лагерей. Единственная причина, по которой этот «дизайн» сошел ей с рук, заключалась в чертовой невежественности монахинь, но она вспомнила, что Тим, который вместе с ней был тогда в лагере, только покачал головой и сказал ей, что она напрашивалась на взбучку.
Не так много изменилось с тех дней.
Она взяла из кружки маленький латунный ключ, пошла назад к своему столу и отперла большой нижний ящик. Под пачкой толстых папок стояла деревянная коробка, в котором хранился ее пистолет. Патроны к нему она держала в коробке на верхней полке чулана.
Она не стреляла из него в течение двух лет, с того времени, как провела выходные с несколькими парнями из Квантико. Она надеялась, что все еще могла стрелять прямо.
Она вытащила коробку из ящика и открыла ее.
Но Глок обладал одной особенностью — он был очень снисходителен к выстрелам дрожащей рукой.
А это был тот вид страховки, который ей нужен был прямо сейчас.