Главы предполагаемой монографии объединены биографией Толстого, в кото­рую включен обширный литературно-бытовой материал, что уже было сделано Э. в трех томах о Толстом (см. с. 12-14,895-896 наст, изд.), но исследователь подчер­кивал, что видит «новую» книгу совершенно в другом свете. В письме Шкловско­му от 18 марта 1947 г. Э. пишет: «Многое у меня теперь иначе, начиная с казанско­го периода, который я на днях закончил» (Цит. по: КертисДж. Борис Эйхенбаум: его семья, страна и русская литература. СПб., 2004. С. 334).

Исследователь в третий раз обращается к раннему периоду жизни и творчества Толстого 1847-1852 гг. его сомнения в том, как организовать материал, отражены в дневниках конца 40-х — нач. 50-х гг. 31 марта 1950 г. записано: «Опять возвраща­юсь к работе, хотя еще не уверен, что пойдет, и еще не все решил — колеблюсь: с одной стороны, серия небольших конкретных очерков (вроде как о зеленой палоч­ке), с другой — книга. Надо бы так параллельно и вести, поскольку в книге детали не поместятся. Обдумываю план книги» (Контекст-1981. С. 285). Исследование Э. разрастается и насыщается новыми литературными, историческими фактами. «Деталей» становится все больше: подробности биографии Толстого, его окружение, философские концепции и веяния эпохи, история рода.

В дневнике Э. неоднократно возвращается к вопросу распределения материала о жизни и творчестве Толстого по главам. Но систематизация все время наруша­ется, так как обилие фактов требует все новых отступлений, до появления отдель­ных глав и разделов.

Первоначально Э. говорит о 4 главах до «Войны и мира»: «Вчера утром успел написать 2 страницы взамен прежних — очень важные (Чернышевский и Толстой). Писал с настоящим увлечением. <...> За эти 2 дня добавил ко второй главке очень важные 4 страницы о связи Т-го с социальным утопизмом, о Чернышевском и Герцене. На этом, по-видимому, и надо закончить эту главку, а с "Метели" начать третью, которую закончить "Семейным счастьем". Этим закончится третья глава, а четвертую отдать на все до "Войны и мира"» (запись от 10 окт. 1946 г. — Там же. С. 274-275). Уже на этом этапе работы видно, как исторические и философские сведения, разрастаясь, требуют особого места в структуре книги. Очень скоро в днев­нике от 2 ноября 1946 г. появляются указания на новые направления в работе: «Не­прерывное соотношение с философскими течениями. Безусловная связь с утопиче­ским социализмом (русский фурьеризм как учение о страстях, требующее изучения "природы человека"), с учением Канта второго периода — понятие "любви", о ко­тором Т. твердит в 1856 г. в дневниках и письмах. Именно отсюда — близость с Чер­нышевским» (Там же. С. 275). Появляются имена Фурье, Канта, Чернышевского.

Дневниковые записи этого периода отражают интенсивность, с которой рабо­тает Э.: «Со второй главой все-таки пока задержка — выясняю материал писем 1847-1850 гг. и их последовательность» — запись от 1 апреля 1947 г. (Там же. С. 276); 20 апреля 1947 г.: «Сегодня опять взялся за вторую главу — с использованием планов "Юности" (очень важно!) "Романарусск. пом." (Тамже. С. 277); 15 сентября 1947 г.: «Набросал о "Казаках" все. Очень начерно. "Казаки", в конце концов, привели к истории — определилось, что вне истории эпос не получается, нет опоры, нет мыс­ли...» (Там же. С. 278); 12 октября 1947 г.: «Первые шесть глав определились и вчерне написаны. В VII главе (которую я сейчас бросаю незаконченной) должно быть так: 1. "Казаки" (с вопросом о 40-х годах), "Три смерти" и "Сем. счастье" (т. е. 1858-1859 гг.); 2. Уход из литературы, заграница, "Декабристы" 3. Школа — Глава VIII. 1. Подход к "Войне и миру" через "Холстомера" и "Зараж. Семейство" (1863­1864); 2. " 1865-й год"... 3. "Война и мир" 1866-1869 г. 4. "Война и мир" в целом ... Тогда пойдет IX глава — "Петр" и "Анна Каренина" вместе с азбукой и пр. Так я доберусь к весне до 80-х годов, т. е. до конца III части» (Там же. С. 279).

Остановки в работе Э. связаны с новыми поворотами в изучении материала: «С писанием застрял... отчасти потому, что вопрос о Станкевиче привел меня к новой теме, о которой раньше я не думал в таком виде. Один из важнейших оче­редных вопросов после Крымской войны — вопрос нравственный, вопрос о соот­ношении личных и общих интересов. Все пишут об этом. В связи с этим — вопрос о понимании "действительности", об искусстве, о поведении и пр. Пересмотр 40-х годов; столкновение Чернышевского (и Добролюбова) с поколением 40-х го­дов. Вопрос о Белинском и Станкевиче — как вопрос о поведении; на этом — кон­фликты между "людьми 40-х годов" (Тургенев, Боткин, Анненков) и "новыми людьми". Сложное положение Некрасова. Толстой проходит через это — "Альберт", "Люцерн", "Казаки". Где мне сказать обо всем этом? Получается особая тема — "Толстой и традиции 40-х годов". Сюда-то и попадает Станкевич...» (Там же. С. 278). Подробно тема «Толстой и традиции 40-х годов» будет развернута Э. в ст. «Насле­дие Белинского и Лев Толстой». 27 июня 1948 г. Э. отметил в дн.: «5-го прочитал доклад «Белинский и Толстой» на заседании факультета. Очень хвалили. Просят приготовить для печати — придется написать» (Там же. С. 282).

Один из самых последних планов книги о Толстом находим в дневнике Э. от 31 марта 1950 г.: «Часть первая

Глава I

В семье (1828-1837).

Казань и университет.

Перед уходом (1846-1847).

Глава II 1947-1851

Утопия "помещичества"

1848-1849 (Москва и Петербург).

1950-1851 (до отъезда на Кавказ).

Глава III. На Кавказе.

Глава IV. На войне.

Часть вторая 1856-1880

Глава V.

Петербург — "Современник" и пр.

Глава VI.

Часть третья 1881—1905

Часть четвертая

Развязка

1906-1910» (Там же. С. 285-286).

Для Э. на первый план в кн. «Молодой Толстой» выходил вопрос о рождении нового стиля. Кн. «Лев Толстой. Книга первая. 50-е годы» поставила вопрос об историческом поведении (см. с. 14, 905 наст. изд.). В новом обращении Э. к этому же периоду жизни и творчества Толстого главной станет эпоха, которая с наиболь­шей силой выражается в жизни и творчестве гениальной личности.

Э. фиксирует свое понимание оснований, на которых будет строиться новая книга о Толстом. В дн. от 7 ноября 1947 г.: «О Толстом надо бы записать все основное, на чем будет держаться книга. Все вокруг идеи счастья. Противоречие человеческой природы и истории (цивилизации). Детство — Роман русск. помещика — Казаки; вот первый круг. Счастье ребенка (природа) — Зло цивилизации (в мужике доб­ро) — Мудрость первобытной жизни (Ерошка). Сюда же Холстомер, Люцерн (голос автора — прямо — Герцен). "Семейное счастье" не вышло, п. ч. неясно. Потом проблема истории — "Декабристы", "Война и мир"...» (Там же. С. 280). Идея счастья, осмысленная в исторической перспективе, оказывается центральной для Э.

Одним из принципов работы в исследовании становится «реконструкция»: для Э. необходимо воссоздать атмосферу времени, полемик, литературных и научных влияний, чтобы уяснить, из чего прорастает художественный мир писателя. В днев­нике Э. 13 ноября 1947 г. размышляет над «Казаками» и делает заключение по поводу своей работы: «Это все надо ввести в главу "Между Казанью и Кавка­зом" — совершенно заменяет дневник и дает даже больше, потому что говорится о самом важном» (Там же. С. 280) или 9 декабря 1949 г.: «Могу сейчас заняться только идейной биографией — и то в свободной, почти художественной форме. Попробую так написать юность Толстого, широко пользуясь его вещами и запол­няя пустоту 1848-1850 гг.» (Там же. С. 285); в дневнике от 17 апреля 1952 г.: «Надо выдерживать тематическое строение книги. Первая глава — не детство "вообще", а то, из детства, что было важно для будущего Толстого. С этой стороны (т. е. с идейно-биографической, исторической) детство Толстого надо реконструировать, потому что он сам об этой стороне почти ничего не знал...» (Там же. С. 295).

Для Э. важно уловить и зафиксировать движение и взаимопроникновение идей, которые стимулируют творческий, преображающий процесс Толстого. Не случай­но в дневнике за август 1949 г. Э., сопоставляя фрагменты из романа В. Гюго «От­верженные» и размышления Толстого, цитирует вступительную статью А. К. Ви­ноградова к изданию «Отверженных» (Academia, 1931): «Как это всегда бывало у Толстого, глубокое и органическое усвоение проблемы романа выражалось у него в форме позднего осадка впечатлений с полной переработкой чужой идеи до неуз­наваемости» (Там же. С. 282).

В 1950-х гг. Э. внимательно изучает родословную Толстого. В дневнике от 15 ян­варя 1952 г.: «Много работаю над изучением "светских" знакомств Толстого 50-х го­дов, соответственных родословных и пр. В этой области сильно двинулся за по­следнее время — и это помогает понимать дневники» (Там же. С. 286-287); от 31 января 1952 г.: «Работаю много и упорно над родословиями. Трудно прервать, боюсь, что эта область (трудная и сложная) засосет. Однако надеюсь, что выскочу, когда надо. Пока еще вожусь с отдельными семьями и не всегда добиваюсь толку. Кажется мне, что эта работа окажется полезной для уяснения биографии отца... Многое в знакомствах юного JI. Н. восходит к отцу и даже к деду, а то и еще даль­ше — во всяком случае — ко времени Екатерины и Павла» (Там же. С. 287); от 6 февраля того же года: «Родословные сильно надоели, но зато значительно опре­делились очертания первой ("родословной") главы» (Там же. С. 287).

Вскоре прояснится общая логика новой книги о Толстом. В дневнике от 30 мар­та 1952 г. читаем: «Я окончательно понял, как нужно построить вступительную часть и почему она так трудно дается. Не надо уходить никуда в сторону — надо вести речь о политической истории Толстовского родословия и о том, как эта ис­тория отражалась в сознании Толстого. Надо вести дело так, чтобы было ясно, что родословие понадобилось потому, что оно осознавалось самим Толстым как важ­ный политический и социальный факт...» (Там же. С. 293-294).

Исторический процесс в связи с личной биографией писателя теперь более всего занимает Э. Уже в дн. от 20 апреля 1947 г. Э., размышляя о книге, пишет: «...если бы еще лет 20 настоящей научной работы, я бы сделал дело: перевернул бы весь вопрос о Толстом, поставил бы его по-настоящему, исторически» (Там же. С. 277).

Объяснение причин исторического подхода к творчеству писателя снова нахо­дим в дневнике Э. от 2 марта 1952 г.: «Гений — это явление, в котором исторические силы народа скапливаются и высказываются в нужный момент. Так с Пушкиным (последняя политическая схватка дворянства с самодержавием), так с Толстым — переход к социальным конфликтам» (Там же. С. 291); или 28 марта 1952 г.: «Гений является в результате накопления исторических сил — поэтому сознание истории в нем органично и обязательно» (Там же. С. 293).

Весь материал должен быть подан под особым углом зрения. В дневнике от 6 февраля 1952 г. читаем: «Мне нужна не наследственность (не психология), а ис­тория... Толстой необыкновенно сильно чувствовал в себе историю народа и своего рода. Только при этом и мог быть такой активный, такой принципиальный анти­историзм — такая борьба с историей, стремление преодолеть ее силы. Доказатель­ства: цитата из записной книжки от 26 октября 1889 г.: "Я молодым человеком чувствовал в себе инстинкты 12-го года. Теперь юноши, дети чувствуют инстинк­ты 40-х годов. Не подтверждается ли этим, что часть нас живет в прошедшем. Как?"» (Там же. С. 287). Развивая мысль Толстого, Э. пишет: "Инстинкты 12-го года — это, конечно, не только пресловутый "патриотизм", но и многое другое, определив­шееся в 20-х годах и собранное в "Войне и мире". Это не только Николай Ростов, но и Пьер — не только Толстые, но и Волконские. Цитаты из дневника и зап. книжки 1906 г.: "Я несу в себе своих предков", "Я, Лев Толстой, есть временное проявление Толстых, Волконских, Трубецких, Горчаковых и т. д. "(55, 248—249, 386)» (Там же. С. 287).

Работа над творчеством Толстого в 1940 — нач. 1950-х гг. — это время так назы­ваемого молчания, когда, по выражению Э., он был «выключен совершенно» из научной жизни. Не случайно именно в эти трудные годы в дневнике Э. от 20 апре­ля 1947 г. появляется запись: «Страшно возбужденно работаю и думаю. Никогда в жизни так не работал и не понимал многого — разве что во время блокады и голо­да. Да, для мысли и работы нужны несчастья и страдания. Это — выводит из лич­ного» (Там же. С. 276).

Книга о Толстом, задуманная и так до конца не написанная, остается важнейшим стимулом для жизни и работы Э. Ю. А. Бережнова вспоминает, что Э. в январе 1957 г. делился своими планами: «Я совершенно здоров и мечтаю сделать книгу о Толстом, но пока еще нет времени — надо освободиться от хвостов по договорам» (Бережнова Ю. А. Из разговоров с Б. М. Эйхенбаумом//Звезда. 1997. № 10. С. 164). В письме к Шкловскому от 5 августа 1957 г. Э. говорит о своих исследовательских планах еще более определенно: «Я посмотрел свои рукописи и записи к работе о Толстом, сделанные в годы молчания. Надумано и догадано было очень много — и много забыто. Надо вернуться и восстанавливать. Буду собирать и отчасти заново писать книгу: "Лев Толстой. Очерки и исследования" К началу 1959 года сде­лаю — в 1960 г. Можно было бы выпустить. Это мне будет почти 75 лет — на этом, верно, и кончить придется» (Цит. по: Кертис Дж. Борис Эйхенбаум: его семья, страна и русская литература. С. 338).

Последнюю книгу о Толстом Э. так и не удалось закончить, были написаны только несколько глав, которые представляют собой начало монографии.

Толстой — студент (1844-1847 ГГ.)

Впервые: Эйхенбаум Б. Толстой — студент (1844-1847 гг.) // Эйхенбаум Б. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л., 1974. С. 195-231.

Печатается по первому изд.

Некоторые положения вошли в ст.: Эйхенбаум Б. Из студенческих лет JI. Н. Тол­стого// Русская литература. 1958. № 2. С. 69-84.

С. 751. Лермонтов предупреждал своей «Думой». Надо бшо отказаться от бес- плодных занятий абстрактной философией. ~ надо было восстановить «надежды лучшие и голос благородный неверием осмеянных страстей». — В работе о Лермон­тове (1941) Э. отмечал: «"Дума", "Поэт" и "Не верь себе" являются не простыми сатирами, а своего рода декларациями, которыми Лермонтов отвечал на опреде­лившиеся к тому времени общественно-философские умонастроения и направ­ления. Конец 30-х годов был моментом формирования новой русской интелли­генции, нового "поколения" — уже вне декабристских традиций и часто даже с враждебным к ним отношением. В эти годы завязывается тот сложный идеоло­гический узел, который будет постепенно развязываться на протяжении следую­щих десятилетий: западники и славянофилы, революционные демократы и ли­бералы, теоретики "чистого искусства" и их противники — вся эта будущая "история русской интеллигенции" берет свое начало в 30-е гг., от первых высту­плений Белинского, Бакунина, Герцена. Хомякова, К. Аксакова и др., от споров о Гегеле и об отношении к действительности, от новых журналов, подготовивших будущее разделение интеллигенции на партии и группы. Годы 1838-1839 явля­ются годами рождения всей этой будущей борьбы» (Эйхенбаум Б. М. Литератур­ная позиция Лермонтова//Эйхенбаум Б. М. О прозе. О поэзии. Л., 1986. С. 149­150). По мысли. Э., Толстой вступает в литературную и общественную жизнь, противоречия и идеологические столкновения которой берут свое начало в кон­це 30-х гг.

Детство Толстой провел в архаической обстановке дворянского поместья, наме­ренно сохранявшего уклад и традиции александровского времени. — О термине «ар­хаический» см. с. 918-919 наст. изд.

С. 752. Это были не просто «фрондеры», но люди, прямо связанные с декабристским движением. — О связи поколения отца с декабристским движением см. в ст. Э. «Ле­генда о зеленой палочке». В дневнике Э. от 20 апреля 1947 г. отмечено: «Вчера в Инст-те слушал очень интересную работу В. Г. Базанова о масонских ложах и "Союзе благоденствия" по архивным данным. Выходит несомненно, что отец Т-го был в этом кругу (Калошины!) — отсюда и "муравейные братья", и "Зеленая па­лочка", и Франклинов журнал ("Семейство Холмских" Бегичева Д. Н. — Грибое­дов!)» (Контекст-1981. С. 276).

С. 753. Сам Толстой не говорил прямо о связях отца с масонско-декабристским кругом, потому что имел очень смутное и неточное представление о его жизни до женитьбы. — В ст. «Легенда о зеленой палочке» Э. писал: «Как и Пьер Безухов, Николай Ильич Толстой занимался масонством лишь в той мере, в какой оно могло тогда способствовать просвещению общества» (с. 737 наст. изд.). Э. учиты­вает «Воспоминания» (1903), где о брате Николае и легенде о зеленой палочке Толстой делает предположение: «Как теперь я думаю, Николенька, вероятно, про­чел или наслушался о масонах, об их стремлении к осчастливливанию человечест­ва...» (34, 387).

Братья учились на так называемом втором отделении философского факульте­та, т. е. на физико-математическом отделении; Лев поступил на восточное от­деление... Это решение было принято, вероятно, потому, что восточное отделение Казанского университета считалось лучшим и было очень популярным. — Критиче­ски на систему образования в Казанском университете смотрит Е. Г. Бушканец: «Восточные разряды составляли в то время славу Казанского университета. Ка­федры возглавлялись известными ориенталистами, много путешествовавшими по странам Востока и создавшими ценнейшие исследования, словари, различно­го рода описания» (Бушканец Е. Г. Юность гения // Нева. 2008. № 8. С. 196). Одновременно исследователь отмечает: «Было бы, однако, неверным не видеть определенного разрыва между очень высоким научным уровнем, достигнутым отдельными, наиболее крупными учеными, и общим состоянием преподавания» (Там же. С. 197).

С. 755. «Исповедь» была, конечно, не столько действительной исповедью или ав­тобиографией (особенно в отношении юности), сколько проповедью, имевшей свою специальную задачу. — В ранних работах Э. писал об «Исповеди»: «В своей "Испо­веди" Толстой — тот же художник, разлагающий и искажающей собственную свою душевную жизнь по законам своего художественного творчества...» (Эйхенбаум Б. М. О Льве Толстом // Жизнь искусства. 1919. 22-23 нояб.).

С. 756....Казанский университет был связан не только с университетами Петер­бурга и Москвы, но и с Дерптским, откуда издавна вывозились в Казань и немецкие профессора и немецкая наука. — О преподавателях и профессорах Казанского уни­верситета обширный материал представлен в работе Е. Г. Бушканца: «А. Ф. Марты­нов так описывал восточное отделение в 1840-х годах: "Блестящее его состояние объяснялось присутствием на нем таких личностей, каковы Эрдман, Казембек, Ковалевский, Попов (Монгол, как его назвали в отличие от другого Попова — ма­тематика. Этого второго Попова студенты называли Интеграл. — Е. Б.), Васильев (не упомню хорошо, был ли тогда в Казани Васильев, или он был в Китае), Березин и др."; "Старик Эрдман был отличный арабист, кроме знания, славился своею пря­мотою и честностью. Только русскому языку не выучился, ходя долго прожил в России. Последним недостатком, впрочем, отличались тогда все профессора-немцы"» (Бушканец Е. Г. Юность гения. С. 196).

С. 757. Мейер посоветовал ему заняться сравнением «Наказа» Екатерины II с «Духом законов» Монтескье... — О работе Толстого над «Наказом» Екатерины Э. под­робно говорит в кн. «Молодой Толстой», но отмечает не содержательную сторону работы студента Толстого, а сам принцип работы над текстом «Наказа». В этом, позднем исследовании, Э. осмысляет именно содержательную сторону работы Толстого, отмечая, что занятия на юридическом факультете до некоторой степени соответствовали напряженным моральным исканиям и запросам Толстого.

...Л. Н. Толстой, между прочим, передавал нам, что в Казани он познакомился с тремя поляками... — Е. Г. Бушканец также обращает внимание на знакомство Тол­стого с польскими студентами, ссылаясь на книгу Э.: «Большой интерес представ­ляет его знакомство с некоторыми из студентов-поляков, переведенных, точнее, высланных в Казань в 1839 году из Киевского университета. Их было восемь чело­век, и их присутствие в Казанском университете оказало большое влияние на студентов» (Бушканец Е. Г. Юность гения. С. 192).

Следует остановиться еще на одном ученом, сыгравшем, по-видимому, немалую роль в студенческой жизни Толстого: это Н. А. Иванов... — В дн. Э. отмечал 1 ап­реля 1947 г.: «Сегодня пошел в Публ. Б-ку и читал в Рукописном отд.: письма Н. А. Иванова 1845 г., дневник Второва (Казань) 40-х годов — совершенно в стиле Толстого. Даже правила и Франклин. Надо бы выяснить, откуда идет эта полоса Франклина — по-видимому, из педагогики» (Контекст-1981. С. 276); о Н. А. Ива­нове см.: Бушканец Е. Г. Юность гения. С. 200-206.

С. 763. Несомненно, что об учении Гегеля Толстой узнал тоже в казанские годы. В трактате «Так что же нам делать?» он вспоминает: «Когда я начал жить, гегель­янство было основой всего ~ и вдруг прошло 40лет, и от него ничего не осталось, об нем нет и помину, как будто его никогда не было» (25, 332). — С этими наблюдениями свя­зан интерес Э. к статье В. Асмуса, в дневнике от 16 апреля 1946 г. отмечено: «Читаю интересную статью В. Асмуса в журнале " Вопросы истории" (1946. № 1) о философ­ской борьбе в Московском университете 70-х гг. Тоже очень важно для Толстого» (Контекст-1981. С. 274). В. Ф. Асмус, описывая ситуацию 40-х годов, отмечал, что центры «передовой науки и передовой общественной мысли в значительной мере совпадали, и Московский университет был средоточием той самой мысли, которая развивалась и действовала в обществе» (Асмус В. Ф. Борьба философских течений в Московском университете в 70-х годах XIX века // Вопросы истории. 1946. № 1. С. 58). Э. делает предположение, что Казанский университет в эпоху Толстого по напряжен­ности интеллектуальной жизни не уступал Московскому и Петербургскому.

...юный Толстой вместе со своим поколением, со своей эпохой вступал в область социально-утопических идей («перестроивал весь мир божий»). — В дневнике от 8 декабря 1947 г. Э. прочерчивает линии развития утопических представлений XIX в.: «В сущности говоря, не надо уходить ни в какие детали, а говорить только главное: художественное выражение утопизма. "Концепция" у меня окончательно сложилась. Декабризм был уже связан с социальным утопизмом (Пестель, Лунин). Дальше XIX век становится веком утопического социализма в самых разнообразных его формах. В России это дает разные линии: одна идет от декабризма (от дворян­ского революционного движения) и на всем протяжении сохраняет эту связь — Гри­боедов, Пушкин, Лермонтов, Герцен, Толстой; другая — рев. демократическая: Белинский, Чернышевский и пр., Некрасов. В первой постепенно вырастает идея антигосударственности, идея морального совершенства (учение о страстях Фу­рье) — отсюда психологизм; во второй преобладает идея изменения общ. форм. Достоевский — между этими двумя» (Контекст-1981. С. 280-281).

С. 765. В нем сохранялись черты того «юридического мышления», которым отли­чалась русская философская и общественная мысль конца XVIII века... — О связях Толстого с традицией XVIII в. см. в кн. «Молодой Толстой» (с. 78 наст, изд.), «Лев Толстой. Книга первая. 50-е годы» (с. 150, 172, 297 наст. изд.).

С. 767. Большую роль играли отношения с братьями. — О влиянии братьев на Толстого см.: Бушканец Е. Г. Юность гения. С. 189-192.

С. 768. ...этой повестью можно пользоваться как своего рода мемуаром. — Э. пользуется текстами ранних произведений Толстого как материалом для того, чтобы реконструировать внутреннюю жизнь писателя, в этом смысле художест­венные тексты Толстого заменяют отсутствующие дневники.

С. 769. Стоит вспомнить слова Герцена в «Былом и думах»... — О Герцене Э. упоминает, освещая свои научные планы, в письме из Саратова в ЦК от 11 июля 1943 г.: «Занялся вопросом о философско-исторической части "Войны и мира" — оказалось невозможным. Сейчас я занялся Герценом (отчасти по связи с темой "Толстой и декабризм") — одна из очередных тем, очень важная для пересмотра нашего прошлого в свете вопроса "Россия и Запад"» (Цит. по: Кертис Дж. Борис Эйхенбаум: его семья, страна и русская литература. С. 329); в письме Шкловскому от 16 июля 1943 г.: «Читай Герцена — и для Толстого и независимо» (Там же. С. 330). Неоднократно имя Герцена возникает в дневнике Э. кон. 1940-1950-х гг. Внимание к Герцену объясняется тем, что для Э. в период работы над монографией основным становится вопрос о том, как преломляется история в творческом сознании Толсто­го. JI. Я. Гинзбург, отмечая временнбе совпадение работы Толстого над «Детством» и Герцена над первой частью «Былого и дум», пишет: «Вопрос о жанре "Былого и дум" в высшей степени важен, потому что речь здесь идет о познавательном качестве произведения, о принципе отражения, преломления в нем действительности. В этом и состоит проблема жанра, если не понимать жанр формально. <...> Под пером Гер­цена первоначальный замысел разрастается неудержимо, вбирая многообразное общественное содержание, превращаясь в построение очень сложное, которое гра­ничите историей, с мемуарами, с романом, не становясь ни романом, ни исторической хроникой» (Гинзбург JI. Я. О психологической прозе. М., 1999. С. 221-222).

Так пишет о Казанском университете В. В. Берви... — О Берви в Казанском университете и его критическом отклике на роман Толстого «Война и мир» см. с. 567-572 наст. изд.

С. 770. Толстой писал эти главы в 1856 г.; в них, таким образом, могли отразить­ся впечатления и мысли петербургского периода — беседы в «Современнике», встречи с Чернышевским, Некрасовым, Тургеневым идр.—О влиянии на Толстого идей «Со­временника» в казанский период см. в работе Е. Н. Купреяновой: «Уже в 1847 г. Толстой далеко не был человеком, отрешенным от передовой общественной мыс­ли. Он пристально следил за текущей литературой и, прежде всего, за тем, что печаталось в передовом журнале — "Современнике", и несомненно, находился в какой-то мере в сфере его влияния» (Купреянова Е. Н. Молодой Толстой. Тула, 1956. С. 18-19).

С. 772. ...грандиозный план, который намечен для осуществления в деревне в тече­ние двух лет и из которого видно, что Толстой вовсе не был намерен бросить занятия науками. — В кн. «Молодой Толстой» эта программа действий осмыслена как «прием, как самоцель» (с. 79 наст. изд.).

Толстой на Кавказе (1851—1853 гг.)

Впервые: Эйхенбаум Б. JI. Толстой на Кавказе (1851-1853) // Русская литерату­ра. 1962. №4. С. 48-76).

Печатается по: Эйхенбаум Б. Толстой на Кавказе (1851 -1853 гг.) // Эйхенбаум Б. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л., 1974. С. 232-278

С. 779. Так взят и развит метод Лермонтова... — О том, что до Толстого психо­логический анализ был разработан у Лермонтова, говорил Чернышевский (Чер­нышевский Н. Г. ПСС. В: 15 ТТ. Т. 3. М., 1947. С. 423). Э. писал о психологизме в творчестве Лермонтова: «Традиционная светская повесть повышена в своем зна­чении, потому что герой психологизирован — мотивирован как личность, как ха­рактер... Правда, психологической разработки, какой подверглись литературные персонажи у Толстого и Достоевского, у Лермонтова еще нет — впечатление "лич­ности", и притом "типичной", создается не детальным анализом душевных состоя­ний, не разнообразием чувств и мыслей, а самым составом афоризмов, разговоров и размышлений героя» (Эйхенбаум Б. М. Лермонтов. Опыт историко-литературной оценки // Эйхенбаум Б. М. О литературе. М., 1987. С. 273); в др. ст.: «"Герой наше­го времени", насыщенный богатым психологическим материалом, открыл новые возможности и для Тургенева, и для Достоевского, и в особенности для Толстого» (Эйхенбаум Б. М. Михаил Юрьевич Лермонтов. М., 1947. С. 15).

С. 781. Не удивительно, что первые же произведения Толстого были так востор­женно встречены редакцией «Современника» — не только Некрасовым и Тургеневым, но и Чернышевским. — О Толстом в «Современнике» см. с. 271-273 наст. изд.

...охвачен пафосом открытия общих «моральных истин» и усовершенствования человеческой жизни. Такова принципиальная (теоретическая) основа его напряжен­ного самонаблюдения и самоиспытывания. — О «самоиспытывании» и «самонаблю­дении» Э. подробно говорит в кн. «Молодой Толстой». Видимо, вслед за Э. о «самонаблюдении» пишет Е. Н. Купреянова: «Переход от дневниковой формы самонаблюдения и самоанализа к развернутому изображению самого процесса своего духовного развития явился началом творческой деятельности Толстого, вывел его на путь широких художественных обобщений» (Купреянова Е. Н. Моло­дой Толстой. Тула, 1956. С. 23).

С. 782. Одним из первых заговорил об этом Лермонтов, прошедший весь путь по- следекабристских разочарований; в предисловии к «журналу» Печорина он смело и решительно заявил: «История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли нелюбопытнее и не полезнее истории целого народа». Это многозначительное заявле­ние открывало новые горизонты для литературы. — В дневнике от 7 июня 1946 г. Э. говорит о работе над книгой: «Надо обыграть слова Лермонтова в предисловии к "Журналу Печорина" — об "истории человеческой души". К этим словам привлечь все то, что говорилось в 40-х годах о важности изучения личности в обыденных домашних отношениях...» (Контекст-1981. С. 272). Э. подчеркивал, что слова Лер­монтова в предисловии к «Журналу Печорина» направлены «против историческо­го романа, созданного романтиками, — против В. Скотта и его многочисленных последователей» (Эйхенбаум Б. М. Литературная позиция Лермонтова//Эйхенба­ум Б. М. О прозе. О поэзии. Л., 1986. С. 137).

Герцен начинает усиленно говорить о важности изучения «частной жизни», еже­дневных домашних отношений и рекомендует ввести употребление микроскопа в нравственный мир («Капризы и раздумье»). — В дневнике от 22 июня 1946 г. Э. за­писал: «Привлечь все то, что говорилось в 40-х годах о важности изучения личности в обыденных, домашних отношениях (Герцен в "Капр. и разд. (?)") и пр. Сюда примкнет Данилевский и станет ясной база для "психологизма", рожденная крахом революционных надежд» (Контекст-1981. С. 272). В дневнике от 22 июня 1946 г. Э. отметил, что работал с кн. П. Сакулина, в кн. два раздела посвящены петрашев­цам (Сакулин П. Русская литература и социализм. Ч. 1: Ранний русский социализм. М., 1924. С. 313-431).

С. 786. Слово «философальный» указывает на французский источник этой записи («pierrephilosophale» — философский камень алхимиков). Очень близкое к этому изре­чение имеется в книге П. Леру «О человечестве»... — В дневнике от 15 апреля 1947 г. Э. вспоминает кн. А. А. Козлова «Религия Толстого», которую он читал во время блокады: «Там много оказалось подчеркнутым — в том числе о связи с социализмом и даже Пьер Леру! Все у меня тогда было в мозгу. Потом я забыл, и весь материал пропал на Ладожском озере. А теперь я пришел к тому же, думая, что впервые» (Контекст-1981. С. 276). В кн. А. А. Козлова дана оценка и анализ философских и религиозных взглядов Толстого, а также отмечены связи представлений Толстого с учениями Конта и Леру: «По сущности своей доктрина гр. Толстого всего скорее составляет одну из разновидностей социальных утопических учений» (Козлов А. А. Религия графа Л. Н. Толстого. СПб., 1888. С. 115).

Кто же будет, собственно, рассказчиком и с точки зрения кого будет рассказана история четырех эпох?— О своеобразии повествования в трилогии Толстого говорит Е. Н. Купреянова: «Повествование ведется как будто от лица ее главного героя, но организующим речевым потоком является отнюдь не повествовательная речь Ни­коленьки, а лирическая речь автора» (Купреянова Е. Н. Молодой Толстой. С. 25); на особенности повествования в трилогии также обращает внимание Я. С. Билинкис: «На всем протяжении толстовской трилогии непрерывно скрещиваются восприятие жизни ребенком, отроком, юношей и осмысление всех этих впечатлений Иртень- евым-повествователем, для которого юность уже осталась позади, при этом самый характер связи между анализом жизневосприятия Николеньки и авторским «до­полнением» Николенькиных дум и переживаний различен в разных частях трилогии и определяется у Толстого тем этапом в жизни Николеньки, о котором в данном случае идет речь» (Билинкис Я. С. Эпохи развития человека (Автобиографическая трилогия) // Билинкис Я. С. О творчестве Л. Н. Толстого. Л., 1959. С. 13).

Толстой в «Современнике» (1856—1857 гг.)

Впервые: Эйхенбаум Б. Толстой в «Современнике» // Эйхенбаум Б. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л., 1974. С. 279-336

Печатается по первому изд.

С. 808. Чернышевским в его статье о Толстом. — Ст. без подписи по поводу вышедших «Детства и Отрочества» и «Военных рассказов». (Современник. 1856. Т. 60. № 12. С. 53-64. Отдел «Критика»).

Чернышевский первый обратил внимание на эту черту Толстого... — Об отно­шении Чернышевского к творчеству Толстого см.: ШифманА. И. Чернышевский о

Толстом // JI. Н. Толстой. Сборник статей и материалов. М., 1951. С. 189-267. Статьи о Толстом анализируются с позиции их роли в идейном столкновении с эстетической критикой.

С. 811. ...Дружинин был отчасти прав, усмотрев в «Метели» нечто сходное с по­эзией и, в частности, со стихотворениями Фета. — В ст. А. В. Дружинин отмечал: «Зорко подмечает он все мельчайшие поэтические подробности внешнего и внут­реннего мира, с бесконечной правдой рисует он нам картину за картиною и мес­тами, как, например, в описании своего тревожного сна, возвышается до поэзии поистине изумительной» (Дружинин А. В. «Метель». — «Два гусара». Повести Л. Н. Толстого//Дружинин А. В. Литературная критика. М., 1983. С. 110).

С. 811. С. Аксаков, очень хваливший ее, тем не менее писал 12 марта 1856 г. Тур­геневу: «Скажите ему, что подробностей слишком много; однообразие их несколько утомительно». — Полностью высказывание С. Аксакова выглядит так: «Скажите пожалуйста графу Толстому, что "Метель" — превосходный рассказ. Я могу об этом судить лучше многих: не один раз испытал я ужас зимних буранов и однажды по­тому только остался жив, что попал на стог сена и в нем ночевал. Скажите ему, что подробностей слишком много; однообразие их несколько утомительно» (Письма С. Аксакова Тургеневу// Русское обозрение. 1894. Т. 30 С. 583).

С. 812. Им был противопоставлен Покорский (Белинский)... — В отличиет от Э. Д. И. Чижевский считал прототипом образа Покорского в романе «Рудин» Стан­кевича: «Тургенев воздвиг Станкевичу памятник в образе Покорского в «Рудине» (Чижевский Д. И. Гегель в России. Париж, 1939. С. 71).

С. 814. В1903 г. Толстой говорил о Блудове А. Б. Гольденвейзеру...—С вязь повести «Два гусара» с темой декабризма Э. отметил в дн. от 11 декабря 1947 г.: «Вступление к "Двум гусарам" обнаруживает несомненную подготовку к "Декабристам" — за ним большое чтение об эпохе (детали быта, костюмов, мебели и пр.); это вступление могло бы быть началом "Войны и мира"» (Контекст-1981. С. 281).

С. 817.28мая 1856г. Толстой приехал в Ясную Поляну и в тот же день вступил в пе­реговоры с крестьянами. — В дн. от 7 ноября 1946 г. Э. отметил: «Первый раздел будет о крестьянском вопросе» (Контекст-1981. С. 275). О проектах освобождения крестьян Толстого см. с. 283-295 наст. изд.

С. 823. В. Боткин говорит. <... > Такая постановка вопроса должна была нравить­ся Толстому, но дело осложнялось тем, что так называемое у современников «прак­тическое направление» века (развитие капитализма и индустрии) ставило как будто под удар самое существование искусства. — О взглядах Боткина на искусство см. в кн.: Сакулин П. Русская литература и социализм. С. 179-194. — Э. приводит те же выдержки из сочинений Боткина.

С. 832.... Толстой со своим «Альбертом» шагнул так назад, что против него ока­зались все. — В ст. «Пушкин и Толстой» Э. резко оценивает повесть Толстого «Альберт»: «"Альберт" — чуть ли не единственная у Толстого фальшивая вещь, записанная с чужих слов, произнесенная не своим голосом» (с. 706 наст. изд.).

Н. Н. Мостовская возражает Э., ссылаясь на А. Григорьева, который утверждал, что «Альберт» является «органическим последствием того же самого психического процесса, который раскрывается в предшествовавших его произведениях, — за­вершением того же анализа, который так поразил всех в этих предшествовавших произведениях» (Цит. по: Мостовская Я. Я. Личность художника у Гоголя и Тол­стого («Портрет» и «Альберт») //Л. Н. Толстой и русская литературно-обществен­ная мысль. Л., 1979. С. 111).

Наследие Белинского и Лев Толстой (1857—1858)

Статья в сокращенном виде опубликована в журнале «Вопросы литературы». 1961. № 6. С. 124-148. — Полный текст печатается впервые по рукописи. В руко­писи дата: июнь—июль 1948 г. Статья посвящена «с благодарностью за дружеские советы... профессору Г. А. Вялому».

Статья примыкает к общему замыслу Эйхенбаума 1940-1950-х гг. и в наст. изд. печатается вместе с главами незавершенной монографии.

С. 852. Через Тургенева, Анненкова и Боткина, через чтение Белинского и писем Станкевича, через «Былое и думы» Герцена Толстой вошел в атмосферу «замечатель­ного десятилетия», которое в свое время (когда он учился в Казанском университете) коснулось его сознания только некоторыми сторонами. — О влиянии Станкевича на Белинского, Грановского, Тургенева, К. Аксакова, Бакунина см. в кн. Д. И. Чи­жевского, где приведены те же отзывы Толстого о Станкевиче, на которые обра­щает внимание Э. (Чижевский Д. И. Гегель в России. С. 69). Знакомство с немецкой философией поколения 40-х гг. Д. И. Чижевский связывает с влиянием, которое имел Станкевич. Д. И. Чижевский отмечает: «Станкевич пришел к Гегелю после занятий немецким идеализмом. Он начал с Шеллинга и Шиллера, прошел через Канта и Фихте и только тогда перешел к Гегелю» (там же. С. 75).

О близости толстовских взглядов воззрениям его старших современников Бе­линского и Станкевича пишет Е. Н. Купреянова: «Философия никогда не была для Станкевича, как и для Белинского, чистым умозрением, кладезем непогрешимых и отвлеченных откровений, а только методом постижения "практической", т. е. общественно-нравственной истины. "Я ищу истины, а вместе с нею и добра", — так определил Станкевич цель своих философских занятий и "поэтических" влечений к ним своего "сердца"

Столь характерное для Толстого отождествление общественной сущности чело­века с его "свободной" духовно-нравственной сущностью, а всего эгоистического антиобщественного в человеке с его же собственной "животной", т. е. физической природой, уже полностью сложилось у Станкевича в ходе изучения им немецкой классической философии. Воспринимая ее идеи преимущественно в этическом ас­пекте, Станкевич видит в нравственном начале решающий фактор прогрессивного исторического развития, побуждающий человека добровольно и активно стремить­ся не только к своему собственному, но и к общему благу, и в служении ему находить высшее счастье и удовлетворение, истинный, т. е. подлинный смысл своей собствен­ной жизни» (Купреянова Е. Я. Эстетика Л. Н. Толстого. М.; Л., 1966. С. 69).

О том, что Толстой после приезда в Петербург был приобщен к «культу Станке­вича» см. в кн.: ОрвинД. Искусство и мысль Толстого. 1847-1880. СПб., 2006. С. 75

JI. Е. Кочешкова, И. Ю. Матвеева

ОГЛАВЛЕНИЕ

Толстой Эйхенбаума: энергия постижения (1919-1959) (И. Я. Сухих) 3

ЛЕВ ТОЛСТОЙ 29

МОЛОДОЙ ТОЛСТОЙ

Предисловие 73

Дневники (1847-1852) 75

Опыты в области романа 101

Борьба с романтикой (Кавказ и война) 118

ЛЕВ ТОЛСТОЙ. Книга первая. Пятидесятые годы

Предисловие 147

Часть первая. 1847-1852

Глава 1 150

Семья Толстого. — Н. И. Толстой. — Смерть отца. — Толстой в Казанском уни­верситете. — Толстой в деревне. — Новые планы. — Фельетон Б. Алмазова. — Днев­ники и первые литературные проекты Толстого. — Переезд на Кавказ.

Глава 2 161

Дневники. — «История вчерашнего дня». — Связь с дневниками. — Начало ли­тературной работы. — Вопрос о «слоге». — Стихи и проза. — Статьи Дружини­на. — СлогТолстого. — Проблема описания. — Наброски портретов. — Отноше­ние к «беллетристике». — Размышления Тургенева.

Глава 3 176

Разрыв поколений. — 1845 г. — «Воспоминания» П. М. Ковалевского. — Статья Н. Полевого. — Борьба журналов. — «Физиология Петербурга». — Статья В. Бе­линского. — «Современник» и «Отечественные записки». — Статья И. Киреев­ского. — Пародия Б. Алмазова. — Переводная литература. — Светские повес­ти. -Дамы-писательницы.

Глава 4 187

Развитие автобиографий, записок и прочего. — Работа над «Детством». — Повесть П. Кулиша о «Детстве». — Положение «Современника». — Отношение к Писем­скому. — Беллетристика о беллетристах. — Переписка Толстого с Некрасовым.

Глава 5 200

Занятия и планы Толстого. — Письмо к Т. А. Ергольской. — Отношения Толсто­го к людям. — Мысли о себе. — Разжалованные. — Епишка. — Отношение к бра­ту Николаю. — Литературное соперничество. — «Казаки» и «Охота на Кавка­зе». — Смерть Николая.

Часть вторая. 1852-1856

Глава 1 211

Новые литературные планы. — Развитие военных очерков. — «Калужские вечера» 1825 г. — «Записки об Аварской экспедиции» Я. Костенецкого. —«Предгорное ущелие» П. Карловича. — План «Кавказских очерков». — «Набег». — «Роман

помещика». — Статья Сенковского. — Работа над «Романом помещика». — Вопрос об «отвлеченных мыслях». — Роль воспоминания.

Глава 2 224

«Как гибнет любовь». — Работа над «Отрочеством». — «Записки маркера». — Тол­стой в Севастополе. — Проект военного журнала. — Толстой — военный коррес­пондент. — «Рубка леса». — Первый Севастопольский очерк. — Второй Севасто­польский очерк. — Чтение Толстого. — П. Н. Глебов о Толстом. — Ю. И. Одаховский о Толстом.

Глава 3 241

Редакция «Современника». — Дворяне и разночинцы. — Лето 1855 г. — Статья Дружинина о Пушкине. — Анненков о положении литературы. — Вопрос о Гоголе. — Борьба с Чернышевским. — Рецензия Чернышевского. — Отношение Тургенева. — «Школа гостеприимства» Григоровича. — Письма Чернышевско­го к Некрасову. — Появление Толстого.

Глава 4 253

Литературное положение Толстого. — Восторженный прием. — Толстой и Тур­генев. — Толстой и Фет. — Толстой и славянофилы. — А. Григорьев. — Толстой о Чернышевском. — «Очерки гоголевского периода» Чернышевского. — «Крити­ка Гоголевского периода» Дружинина. — Письмо Некрасова о Толстом. — «Бес­ценный триумвират».

Глава 5 267

«Севастополь в августе». — Дружинин о Севастопольских рассказах Толстого. — «Метель». — Два гусара». — Сходство с Теккереем. — Злободневный смысл «Двух гусаров». — Дружинин о «Двух гусарах». — Чернышевский о Толстом.

Часть третья. 1856-1860

Глава 1 280

Отношение Толстого к интеллигенции. — Толстой в деревне. — Письмо к Д. Н. Блу- дову. — Исторический комментарий. — Статьи в «Русском вестнике». — «Крепо­стничество» Толстого. — Письмо к Е. П. Ковалевскому. — Итоги. — Цитаты из «Анны Карениной». — Толстой в «Современнике». — Толстой и Чаннинг. — Вы­воды.

Глава 2 297

«Юность». — Чтение и отзывы Толстого. — Парижский период. — «Альберт». — Во­прос об искусстве. — Неудача с «Альбертом». — Письмо Некрасова. — «Лю­церн». — Письма Боткину. — Работа над «Казаками». — Переписка с Ботки­ным. — Некрасов о «Современнике». — Уход Толстого из «Современника».

Глава 3 313

Новые проекты Толстого. — План журнала. — «Сон». — «Три смерти». — Работа над «Казаками». — Положение писателя и литературы. — Статья Н. Ахшарумо- ва. — Статья Б. Алмазова. — Статья Г. Елисеева. — Речь Толстого в Обществе Любителей Российской Словестности.

Глава 4 324

«Семейное счастие». — Автобиографический материал. — Вопрос о женщине. — Книга Прудона. — Книга Мишле. — Полемичность толстовского романа. — Миш- ле о семейной жизни. — Сочетание стилей у Толстого. — Неудача с «Семейным счастием». — Толстой и Фет. — Письма Дружинина Толстому и Фету. — Письмо к Е. П. Ковалевскому.

Глава 5 341

Вторая поездка за границу. — Вопрос о народном образовании. — Тезисы Толсто­го. — Толстой в Германии. — Толстой в Марселе. — Статья «Прогресс и определе­ние образования». — Вопрос о литературной собственности в статьях 1861-1862 гг. — Чернышевский о Толстом. — Толстой у Прудона. — Письмо Прудона. — «Война и мир» Прудона. — Вопрос о Наполеоне. — Возвращение Толстого. — Письмо к А. А. Толстой. — Предисловие к «Войне и миру».

ЛЕВ ТОЛСТОЙ. Книга вторая. Шестидесятые годы

Предисловие 355

Часть первая. Толстой вне литературы

Глава 1 356

Конец 50-х годов. — Вопрос о Салтыкове-Щедрине. — Статья Е. Эдельсона. — Мо­сква и Петербург. — Объявление от редакции «Современника». — Статья А. Гри­горьева о Толстом. — Позиция Толстого. — Толстой как «социальный архаист».

Глава 2 362

Толстой и славянофилы. — Дружба Толстого с Б. Н. Чичериным. — Чичерин и славянофилы. — Письмо Чичерина к К. Д. Кавелину. — С. Соловьев о славяно­филах. — Отношение Толстого к Чичерину. — Статья Чичерина. — Ссора. — Чи­черин о Толстом. — Чичерин в «Анне Карениной».

Глава 3 373

Отречение Толстого от литературы. — Вопрос о народном образовании. — Роман Ауербаха «Новая жизнь». — Евгений Бауман и его работа в школе. — Педагоги­ческие теории Ауербаха. — Толстой в Германии. — Ю. Фрёбель о Толстом. — Чте­ние книг В. Риля. — Популярность Риля в России.

Глава 4 382

Статьи В. Безобразова в «Русском вестнике» 1857-1859 гг. — Пропаганда теорий Риля. — С. Соловьев о Риле. — Публицистический смысл его статьи. — Полеми­ка со славянофилами. — Риль как «немецкий славянофил». — Хомяков о Соловь­еве. — Письма И. Аксакова о Риле. — Отзывы Толстого о Риле. — Взгляды Риля. — Риль и немецкое народничество.

Глава 5 395

Школа и литетатура. — Толстой и Тургенев в 1861 г. — Риль о «пролетариях ум­ственной работы». — Риль о писательстве. — Журнал «Ясная Поляна». — Статьи Толстого. — Письмо к С. А. Рачинскому. — Письма к А. А. Толстой. — Письмо к Чернышевскому. — Статья «Воспитание и образование». — Статья «Современ­ника». — Полемика вокруг вопроса о школе Толстого. — Ответ Маркову. — Ра­дикализм Толстого. — Обыск в Ясной Поляне. — Женитьба и отход от школы.

Часть вторая. Возвращение в литературу

Глава 1 410

П. Анненков о школе Толстого. — Описания школы в журнале Толстого. — Ста­тья «Кому у кого учиться писать». — Федька и Семка. — Писание рассказа. — Вол­нение Толстого. — Школа как литературный эксперимент. — Возвращение в ли­тературу и новая позиция Толстого.

Глава 2 416

Замысел «Идиллии». — Связь с немецким народничеством. — Книга Ауербаха «Schrift und Volk». — Сказовая основа «Идиллии». — «Тихон и Маланья». — Риль о Готхельфе. — Характеристика Готхельфа. — Готхельф и Ауербах. — «Поликуш­ка». — Связь с Готхельфом. —Ауербах о «Поликушке».

Глава 3 425

Возобновление «Казаков». — Предполагаемая фабула. — «Казаки» в «Русском вестнике». — Фигура Оленина. — Набросок 1862 г. — Я. Полонский и Е. Тур о «Казаках». — Статья «Современника». — Положение Толстого. — Уход в «до­машность».

Глава 4 432

Замысел «истории лошади». — План М. А. Стаховича. — Очерк А. Башуцкого. — Тема лошади в 40-50-х годах. — Комедия М. Стаховича «Наездники». — Увлече­ние коннозаводством. — Расцвет коннозаводства. — Конное дело в помещичьем быту 50-х годов. — Газетные фельетоны. — Эпистолярная литература. — Послание Фета к Тургеневу. — Воспоминание Тургенева о Толстом. — Отзыв В. Соллогуба о «Холстомере».

Глава 5 444

Толстой-хозяин. — Накопление имущества. — Письмо к тульскому губернато­ру. — Борьба за «счастье». — Записи дневника. — Возвращение к «лиризму». — Письмо о фарфоровой кукле. — Записи в дневнике С. А. Толстой. — Семейная травма. — Страшный сон С. А. Толстой. — Смысл слова «кукла». — Разочарование Толстого в хозяйстве.

Часть третья. «Все хорошо, что хорошо кончается»

Глава 1 450

Возвращение к 1856-1857 гг. — Интродукция «Двух гусар» и замысел «Декабри­стов». — Переход от «Казаков» к «Декабристам». — «Декабристы» Толстого и Герцен. — Вступление. — Связь с журнальным стилем 60-х годов. — Лабазов- Волконский. —Толстой и И. Аксаков. — Характеристика Завалишина. — Завали­шин и декабристы. — Интерес Толстого к Завалишину. — Переход от «Декабри­стов» к «Войне и миру».

Глава 2 461

Роман Чернышевского и отношение к нему. — Планы и наброски комедий. — «За­раженное семейство». — Языковой комизм. — Использование жаргонов. — Па­родия на интеллигентский язык. — Язык Толстого в письмах к Т. А. Кузмин- ской. — Толстой о прогрессе. — Обличение «новых людей».

Глава 3 467

Положение беллетристики. — Суждения Н. М. Павлова и Г. Е. Благосветлова. — Интерес к истории: книги, статьи и лекции. — Выбор эпохи для романа. — Пись­мо Е. А. Берс. — Источники Толстого. — «Антиисторизм» Толстого. — Уроки истории в школе. — Рассказ о 1812 г. — Письмо Е. Н. Ахматовой и детская лите­ратура. — Лубочная литература. — Ранние конспекты романа. — Первоначальный жанр романа. — 4 периода в работе над романом. — Редакция 1863 г.

Глава 4 480

Работа 1864 г. — Знакомство с М. П. Погодиным. — Изменение плана. — Кн. Ан­дрей. — Письмо к Л. И. Волконской. — Превращение мотивировочного элемента в сюжетный. — Военные и политические настроения Толстого. — Тенденциозность «Войны и мира». — Статья Н. Лескова о «Войне и мире». — Работа Толстого над материалом. — П. Бартенев о Толстом.

Глава 5 487

Отзыв П. Анненкова. — Отзыв А. Д. Блудовой. — Узнавание прототипов. — Ста­рик Болконский. — М. Ф. Каменский. — Письма Т. Кузминской и Поливанова о прототипах романа. — Отзыв И. С. Тургенева. — Работа 1865 г. — Превращение в «поэму». — Чтение Гёте и Троллопа. — «Мемуары» маршала Мармона и запись в дневнике. — Окончание второй части романа и выход отдельного издания. — Ре­цензия «Книжного вестника». — Письмо А. Фета.

Часть четвертая. «Война и мир»

Глава 1 498

Работа 1867 г. — Кружок Толстого. — Популярность Прудона в России. — Е. Тур о Прудоне. — Споры о Прудоне. — Письмо М. Погодина к Прудону. — Прудон в реакционных кругах. — Переводы книг Прудона. — Статья Н. Курочкина. — От­ношение Чернышевского к Прудону. — Н. Михайловский о Толстом и Прудо­не. — Статья Молинари о «Войне и мире» Прудона. — Толстой в Брюсселе.

Глава 2 508

Прудон о Наполеоне. — Черновые наброски Прудона. — Сходство характеристи­ки Наполеона у Прудона и Толстого. — Совпадение мнений Прудона и Толстого о войне. — Смысл сопоставлений. — М. Драгомиров о военных рассуждениях Толстого и Прудона. — Ж. де-Местр и его популярность в России. — Заимство­вания Толстого из писем де-Местра. — Диалог о войне в «.Soirdes de St.-P6ters- bourg». — Сочетание Прудона и де-Местра.

Глава 3 516

Соотношение двух планов романа. — «Рассудительство» в эпоху 60-х годов. — Ин­терес к вопросам философии истории. — Журнальные статьи. — Вопрос о Бок- ле. — Толстой и Бокль. — «Самобытность» Толстого. — С. Соловьев о Бокле. — С. Урусов о Бокле и Погодине. — Толстой о Бокле. — Письма Толстого к Погодину. — «Исторические афоризмы» Погодина. — Толстой и Погодин. — Мон­тажные приемы Толстого.

Глава 4 528

Чичерин о книге С. Урусова. — Письмо И. Тургенева и слово «разуруситься». — В. Барятинский об Урусове. — Толстой об Урусове. — Письмо Урусова к И. Ки­реевскому. — Письмо Урусова к И. Аксакову о польском вопросе. — Сближение Толстого с Урусовым в 60-х годах. — Урусов о западниках. — Книга Урусова «Обзор кампаний 1812 и ШЗгодов». —Переписка Толстого с Урусовым. — Борь­ба дворянской науки с разночинской. — Математическая терминология Толсто­го. — Кружок Толстого. — Возражения Урусова. — Философские рассуждения Толстого как «зачины» частей. — Письма Урусова о франко-прусской войне. — Письмо Толстого о военной реформе. — Вступление Толстого в 70-е годы.

Глава 5 549

Переломы в истории писания «Войны и мира». — Отсутствие полной сводки редакций. — Отзывы прессы. — Статьи ветеранов и военных специалистов. — «Правые» и «левые» о Толстом. — Н. Страхов об «обличительном» характере романа. — Статья «Русского инвалида» и письмо Толстого в редакцию. — Н. Стра­хов о философии Толстого. — «Война и мир» в редакции 1873 г. — Дальнейшая история текста. — Отсутствие «канонического» текста. — «Война и мир» в истории русского романа. — Достоевский о Толстом.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ. Семидесятые годы

Часть первая. После «Войны и Мира»

Глава 1 563

Статья Н. Страхова в «Заре». Статья С. Навалихина (В. Берви-Флеровского) в «Деле». Толстой и В. Берви в Казани. Берви в «Современнике». Книга Берви- Флеровского «Положение рабочего класса в России». Толстой и Берви

Глава 2 575

Промежуточный период: новый уход из литературы. Работа над «Азбукой». Увле­чение хозяйством: Толстой в Самарской губернии. Неудачи и волнения

Глава 3 583

«Большая битва» с педагогами. Толстой в Комитете грамотности. Статья Толсто­го «О народном образовании». Отзывы прессы. Затруднительное положение «Отечественных записок». Михайловский о Толстом

Глава 4 599

«Азбука» как демонстрация против современной литературы. Письма к Страхову о «возрождении и народности». Обращение к мировому народному эпосу. Рассказ «Кавказский пленник»Часть вторая. Роман из Петровской эпохи

Глава 1 607

Новые исторические замыслы. Русская историография 60-х годов. Смутное вре­мя и эпоха Петра I как соотносительные злободневные темы. Вопрос о кризисе дворянства и о петровских реформах

Глава 2 616

Полемика Толстого с С. Соловьевым. Отрицательное отношение к исторической науке. Увлечение Шопенгауэром: проблема свободы волн, вопрос об истории

Глава 3 623

Связь замысла романа о Петре с «Азбукой». Первые наброски и изменение за­мысла. Дальнейшие наброски «Старое и новое». Образ Петра. Работа над мате­риалами и неудача

Глава 4 629

Переход от исторического сюжета к семейному. Отношение Толстого к «женско­му вопросу». Страхов о книге Милля и письмо Толстого к Страхову. Шопенгауэр и А. Дюма

Часть третья. «Анна Каренина»

Глава 1 641

«Анна Каренина» и западные традиции. Первоначальный замысел и наброски. Первый период работы и остановка. Переписка со Страховым. Возобновление работы и печатание. Искание «подмостков» и отношение к Страхову

Глава 2 654

Увлечение прозой Пушкина. Толстой и Пушкин. Зинаида Вольская и Анна Ка­ренина. Письмо Толстого к П. Д. Голохвастову. «Объективность» новой манеры Толстого

Глава 3 662

Толстой и Шопенгауэр. Отношение Толстого к философским системам. Преди­словие к «Избранным мыслям французских философов». Влияние эстетики Шо­пенгауэра. Происхождение и смысл эпиграфа к «Анне Карениной». Толстой об эпиграфе. Центральная проблема романа и его моральные тенденции

Глава 4 671

Толстой в 70-е годы. Толстой и Тютчев. Чтение Толстого в эпоху создания «Анны Карениной». Влияние поэзии Фета. Художественная символика как новый элемент в системе Толстого. Переход к 80-м годам

СТАТЬИ

Литературная карьера Л. Толстого 687

Творческие стимулы Л. Толстого 691

Пушкин и Толстой 700

О противоречиях Льва Толстого 711

Легенда о зеленой палочке 734

О взглядах Ленина на историческое значение Толстого 739

ГЛАВЫ ИЗ НЕЗАВЕРШЕННОЙ МОНОГРАФИИ О Л. Н. ТОЛСТОМ

Толстой — студент (1844-1847 гг.) 751

Толстой на Кавказе (1851-1853 гг.) 774

Толстой в «Современнике» (1856-1857 гг.) 803

Наследие Белинского и Лев Толстой (1857-1858) 837

Примечания 861

Комментарии (Л. Е. Кочешкова, И. Ю. Матвеева) 884

■ПВШ <./ I it v i^/ / ^^ Y

' > Л.4 / / I

• V ..... , ' ' 4 .. V'1' 1

t * 'J j <

bj iulinfik Ik л - / '1» '"л

43 «Confessions», partie l'livre HI: «Mes manuscrits, raturds, barbouillds, melds, inddchiffrables, at- testent Id peine qu'ils m'ont coCitde. II n'y en a pas un qu'il me m'ait fallu transcrire quatre ou cinq fois

28 Характерная прибавка, невозможная в романтической характеристике.

12 Письма Л. Н.Толстого 1848-1910 гг. / Собр. и ред. П. А. Сергеенко. М., 1910. С. 1.

11 Там же. С. 2-3.

52 Вероятно — «Роман русского помещика».

51 Печать и революция. 1928. Кн. 1.

7 Толстой. Памятники творчества и жизни / Ред. В. И. Срезневского. Вып. 4. М., 1923. С. 59. Речь В. А. Кокорева напечатана в «Русском вестнике» (1857. Кн. 2. Декабрь. С. 212—217). В этой речи Кокорев, между прочим, говорит: «Когда новый порядок сообщит довольство крестьянам, тогда вся торговля разовьется и примет другие размеры, значит, и мы, купцы, будем иметь новую огромную выгоду. За что же мы эту выгоду получим даром, без всякого участия в общем деле но­вого устройства крестьян? Ведь нам будет стыдно смотреть и на дворян, и на крестьян, на послед­них тем более будет стыдно, что многие из нас сами недавно вышли из крестьян, и я, говорящий эти слова, имею родных в крестьянском сословии. Не вправе ли будут крестьяне сказать: "а вот там, в городах, есть купцы-богачи, да они забыли о нас, ничем не помогли, никто не расстался ни с малейшею частицей своих богатств, в пользу созидания общего богатства земли Русской". А ведь быт крестьян нам знакомее, чем кому-либо; наши приказчики живут в деревнях, стоят с крестья­нином лицом к лицу и на рынке, и на гумне, и сообщают нам верные и свежие известия, так сказать из вчерашней жизни народа. А быт помещиков разве мы не знаем? Знаем вдоль и поперек. Каждый приказчик от хлебных торговцев знает даже те числа, в которые нужны помещику деньги на взнос в опекунский совет или на другие надобности, и в это время он является к нему для покупки хлеба. То же самое знание внутренних подробностей помещичьего и сельского быта мы имеем и по про­

чим статьям, как-то: по торговле салом, шерстью, льном, пенькой, по найму рабочих, по движению обозов на торговых трактах и т. д. Есть такие тракты, по коим перевозится товаров на сотни мил­лионов, а они неизвестны ни в одном печатном дорожнике; их проложила прямиком сама потреб­ность, минуя все дальние пути, сочиненные одним ложным умозрением. Но почему же бы из всех этих знаний не высказать слово —сущей правды? Зачем мы молчим? Говорить не привыкли. Попробуемте.

Крестьянам, обитающим на помещичьих землях, назначено окупить деньгами или трудом стоимость их жилища и огородов. Сверх того, за ту землю, которую они получат от помещиков под поля, они должны обрабатывать землю владельца, то есть ту, которую они и ныне обрабаты­вали. Очевидно, крестьянину прибавляется новый труд — отработать стоимость своей избы и огорода. Вот и готов случай купечеству принять участие в деле устройства судьбы крестьян. По­чему не открыть между всеми русскими купцами подписку в том, кто и за сколько крестьянских жилищ заявит желание заплатить деньги помещикам? Москва должна подать пример, а ему по­следует и вся Россия. Москва и подала бы этот пример, но ей мешает отвычка от самостоятель­ности. Означенным платежом денег справедливость требует выкупить только те крестьянские жилища, кои находятся в имении мелкопоместных владельцев, ибо им при настоящем перево­роте, необходимы денежные средства для насущных потребностей жизни. Таким образом купе­чество, содействуя справедливой развязке настоящего важного жизненного для России вопроса, сделает пользу и мелкопоместному дворянству и крестьянам...

Вот при таком-то сочувствии, при такой-то спайке всех сословий истинною любовью, выра­жаемою жертвами, устроится дело к обоюдной пользе помещиков и крестьян, устроится оттого, что соберется много денег, кои необходимы для развязки этого вопроса, в губерниях: Московской, Ярославской, Вологодской, Костромской, Владимирской, Новгородской, Тверской, Псковской и северных уездах Смоленской. В губерниях этих половина дохода извлекается помещиками из их личного права на крестьянина: треть народонаселения выходит на заработки, платя оброк за то, чтобы помещик не потребовал домой, следовательно, здесь переложение всех доходов с име­ний на арендную плату за землю не может бьггь применено вполне. Часть убытков, кои понесет

51 Уже в 1858 г. М. Михайлов в своих «Парижских письмах» сообщает читателям «Современ­ника» (Nq 9) о появлении новой книги Прудона и останавливается именно на тех ее частях, ко­торые посвящены вопросу о женщине: «Особенный интерес для большинства представляют в книге главы, посвященные разбору семейных отношений и роли женщины в современном об­ществе. Уж и в прежних его сочинениях попадались места, обличавшие странный взгляд на женщину и на ее призвание. Но, как высказанный вскользь, взгляд этот не вызывал особенных возражений. Можно было думать, что суждения Прудона о женщине и ее роли выражены не совсем ясно, потому что он не придавал им особого значения как вопросу, почти не касавшему­ся главного предмета его критики. Теперь эти беглые заметки разработаны со всею диалектиче­скою ловкостью, отличающей автора "Системы Экономических Противоречий" и возведены тоже в систему. Что прежде казалось просто странным, явилось теперь диким и почти непонят­ным. С главными основаниями последней книги Прудона нельзя не согласиться; но критика вопроса о браке и любви возмутительна. И друзья и недруги согласны в своем негодовании на эту часть сочинения. Две женщины-писательницы, с которыми я познакомился на вечере г. Фо- вети, г-жа д'Эрикур... и г-жа Л... готовят к печати каждая по опровержению на обидные сужде­ния Прудона о прекрасном поле. Один американский журнал заранее объявил, что г-жа д'Эри­кур разобьет Прудона в пух и прах. Когда эти опровержения выйдут в свет, я познакомлю вас с ними и поговорю о взгляде Прудона на женщину, который возмутил и меня не менее вышепо­именованных дам».

В следующем номере «Современника» Михайлов посвящает все «письмо» целиком разбору книг Прудона и Мишле. Книга Мишле имела еще более шумный успех — «успех скандальный», как квалифицирует его Михайлов: «Сочинение, задуманное с благороднейшей целью и пропи­танное желанием общего блага, производит впечатление безнравственной книги». Михайлов признает, что «вопрос о положении женщины и об организации семейства есть один из самых насущных вопросов нашего времени. Только от его разрешения зависят твердые и правильные успехи цивилизации. Мысль всех сознательно или бессознательно обращена к этому вопросу. Но все попытки создать справедливые, законные отношения между мужской и женской половинами человечества были до сих пор шатки и неопределенны». Обе книги Михайлов отвергает реши­тельно, считая их реакционными: «Ни сентиментальная теория Мишле, ни циническая система Прудона не поворотят общества назад. Эманципация женщины началась, и остановить ее невоз­можно. Надо признать за женщиной иные права, нежели признают эти писатели, обращаясь от печального настоящего к прошедшему и отыскивая там идеалы будущему. Золотой век не так-то легко водворить. Ни картинами аркадских хижин, ни законами, почерпнутыми из быта готтен­тотов и из руководств к коннозаводству, не поможешь развращенному обществу. Пока мы будем считать женщину существом больным и жалким, как Мишле, самкой, как Прудон, рабой, как

средневековые учители, куклой, как современные романисты, — невозможны ни нравственная твердая семья, ни нравственное и здравое воспитание новых поколений, стало быть, невозможны и успехи общества. Только в признании за женщиною человеческих и гражданских прав — охра­на от страшного разврата, разъедающего современное общество в самых его основаниях».

Далее Михайлов излагает основные положения и аргументацию Прудона и Мишле. Прудон призвал на помощь и естественные науки, и историю, и современную нравственность, чтобы сказать, что женщина не человек, и доказать, что она ниже мужчины и в физическом, и в умст­венном, и в нравственных отношениях: «При всех возможных условиях воспитания, развития и инициативы, перевес должен всегда оставаться на стороне сильного, в пропорции 3 к 2, т. е. мужчина должен быть господином, а женщина повиноваться». По мнению Прудона, говорит Михайлов, женщина эманципированная развратила общество. Против этого тезиса Михайлов приводит ряд возражений и приходит к выводу, что книга Прудона доказывает только одно — страшное падение нравов во французском обществе. Книга Мишле удивляет и возмущает Ми­хайлова еще больше. Он приводит ряд цитат, иллюстрирующих одно из главных положений Мишле — «женщина есть — больная» (la fern me est une malade), и восклицает: «И такими книгами хотят исправлять общество!» Мишле говорит: «Наш век будет назван веком болезней утеруса, иначе сказать, веком горя и отчуждения женщины, веком ее отчаяния». Михайлов прибавляет: «Да, и мозг и утерус страшно поражены в современной Франции; но больше всего — мозг. Кни­га Мишле — одно из самых убедительных доказательств этому». Михайлова удивляет еще дру­гое — французская критика на эту книгу: «Ни один журнал не посмотрел с должной строгостью на это печальное явление и не осудил его как безнравственное и вредное для общества. Из полу­слов, намеков, легких укоризн и крупных комплиментов, изо всей этой путаницы понятий и фраз можно заключить, что мнение критики в пользу Мишле... Нетеще и месяца, как появилась "Лю­бовь", а уж, говорят, печатается второе издание». В заключение Михайлов приводит примеры таких женщин, как мисс Блэквель — «служительница истины и свободы», или г-жа Женни д'Эри- кур, которая «горячо служит пером» вопросу об эманципации женщин: «она первая из француз­ских женщин совершенно свободна от несчастного сентиментализма, которым заражены лучшие мужские умы во Франции... Теперьона занята большим сочинением "Права женщины", которое, вероятно, выйдет в свет в начале будущего года. По тому, что я знаю из него, это будет одно из замечательных явлений не в одной французской литературе».

Так реагировал «Современник». Если французские журналы, по словам Михайлова, едино­душно, несмотря на разницу направлений, встретили одобрением книгу Мишле, то такое же единодушие, только противоположного характера, сказалось и в русской печати. «Русский вест­ник» (1859. Кн. 1. Июнь) помещает статью Евгении Тур «Женщина и любовь по понятиям г. Миш­ле», еще более резкую и насмешливую, чем статья Михайлова. Книга Мишле излагается здесь гораздо подробнее, с обширными цитатами, которые сопровождаются недоуменными и гневны­ми репликами автора, пораженного не только идеями и стилем, но нелогичностью, непоследо­вательностью и противоречиями. Е. Тур упрекает автора в том, что у него — «варварский и вос­точный образ мыслей», ужасается «развращению нравов», называет книгу Мишле «старческой болтовней, приторным сентиментальничаньем», видит в ней не поэзию, как французские кри­тики, а «фальшивый пафос, трескотню реторики»: «в ней все есть, кроме поэзии — и увы! — здра­вого смысла.» В заключение Е.Тур пишет: «Г. Мишле, быть может, сам того не подозревая, со­шелся в своем взгляде на любовь и на женщину с другим, очень известным французским писателем. Г. Мишле, одарив женщину поддельными совершенствами и сочиненною прелестию, преследующий везде, даже в спальне, даже в подробном описании болезней и родов, эту, как клад в руку, не дающуюся ему поэзию, имеет, как мы видели, претензию поставить женщину очень высоко во мнении всех... Он убежден, что написал книгу в защиту, мало того в восхваление и

11 Имеется в виду, очевидно, статья И. Киреевского «О необходимости и возможности новых начал для философии», напечатанная в «Русской беседе» (1856. Кн. 2). Статья ставила вопрос «Когда человек отвергает всякий авторитет, кроме своего отвлеченного мышления, то может ли он идти далее того воззрения, где все бытие мира является ему прозрачной диалектикой его соб­ственного разума, а его разум самосознанием всемирного бытия?» — и отвечала на него последни­ми строками: «Потому я думаю, что философия немецкая, в совокупности с тем развитием, кото­рое она получила в последней системе Шеллинга, может служить у нас самою удобною ступенью мышления от заимствованных систем к любомудрию самостоятельному, соответствующему ос­

32 См. в указанной выше книге А. Амфитеатрова, в которой собран большой мемуарный ма­териал по 1812 г.

31 Принадлежность этой анонимной статьи Н. С. Лескову установлена только недавно его сыном, А. Н. Лесковым, которого я и благодарю за указание. Интересно, что Н. Лесков оправды­

21 Урусов С. С. Письмо к Л. Н. Толстому от 12 декабря 1868 г. // Гос. музей Л. Н. Толстого.

Фонд Л. Н. Толстого переписка 193/32 — Б. Л.

1 Pirrelee S. de. Ldon Tolstoi // Mademoiselle. 1911. N 19.

14 Русское обозрение. М., 1901. Вып. 1. С. 94.

42 Леонтьев К. О романах гр. Л. Н. Толстого. С. 76-77.

тексте с указанием тома и страницы.


[1] Написана в 1832 г., потом вышла, вместе с другими вещами, в сб.: «Nouvelles Genevoises» (1841). Рус. пер. напечатан: Отеч. записки. 1848 г. Т. 61 (Библиотека моего дяди). Отд. «Смесь». С. 1-49, 125-158.

[1] Цит. по изд. С. А. Толстой (М., 1911. Ч. 1), где напечатана ранняя редакция «Детства».

[2] Судя по дневникам 1857 г., Толстой, увлекавшийся в это время поэмами Пушкина (осо­бенно «Цыганами»), пробовал писать «Казаков» стихами, но оставил. Связь с «Цыганами» подтверждается и одной записью: «Мысль, что добро во всякой сфере, что те же страсти везде, что дикое состояние хорошо — недостаточны». Работа над «Казаками» тянется вплоть до 1863 г.

[3] Заглавие дано Некрасовым; у Толстого было — «Отец и сын».

[4] См. ст. Н. Чечулина. «Основа общего тона книги "Война и мир"» (Историч. вестник. 1916. Дек.) и Ф. Батюшкова — «Ричардсон, Пушкин и Лев Толстой» (ЖМНПр. 1917. Сент.). Несмотря на верность общей мысли, ни та ни другая не кажутся нам убедительными, потому что сопостав­ляют не приемы, а типы и сюжеты. Дело не в заимствовании, а в усвоении художественных ме­тодов школы — и потому простое сравнение «Войны и мира» с каким-нибудь одним романом не может дать никаких результатов.

[5] Vanity Fair: A Novel without hero.

[6] Дистерло P. А. Граф Л. H. Толстой как художник и моралист. СПб., 1887.

[7] Андрей Белый. Лев Толстой и культура // О религии Л. Толстого. М.: Путь, 1912. Сб. 2. С. 142-171.

[8] Цит. по: Бирюков П. Л. Н. Толстой. Биография. 2-е изд. М., 1911. Т. I. С. 270.

[9] «Война? Какое непонятное явление!.. Я совершенно ничего не понимал» — ср. с «ничего» не понимающим Фабрицием у Стендаля.

[10] Стендаль. Проповедник / Пер. Л. Я. Гуревич. М., 1905. С. 65.

[11] Леонтьев К. Н. О романах гр. Л. Н. Толстого. Первоначально напеч. в «Рус. вестнике» (1890. Кн. 6-8), изд. отдельно в 1911 г. (М.). Книга эта почему-то до сих пор мало кому известна, тогда как она гораздо оригинальнее, ярче и содержательнее, чем популярное исследование Д. Мереж­ковского. Особенно оригинальна и неожиданна для того времени чисто литературная постанов­ка вопроса, делающая эту книгу по духу совершенно современной.

[12] Дневник Л. Н. Толстого. 2-е изд.; под ред. В. Г. Черткова. Т. I.: 1895-1899. М., 1916.

[13] Дневник А. Б. Гольденвейзера//Толстой. Памятники творчества и жизни. I/Ред. В. И. Срез­невского, А. Л. Бема. Пг., 1917. С. 47.

[14] Характерно для литературной борьбы 70-х годов, что, несмотря на это, «Анна Каренина», именно как роман с любовной фабулой, вызвал гнев и возмущение у таких писателей, как Салты­ков (см. его «Письма») и «разночинцы» (см. в кн. Н. Успенского «Из прошлого»). По поводу выхода «Сочинений» А. В. Соллогуба рецензент «Отеч. зап.» (1877, N° 6) пишет: «Излюбленная и даже, можно сказать, единственная тема старого романа — любовь. Говорят, это — тема вечная. Это — вздор, конечно. Тема изнашивается, как сапоги, как все на свете, как свет, наконец. Любовь способна принимать очень разнообразные формы и оттенки. Но должен наступить, наконец, такой момент (во всех литературах такой момент наступал), когда новые комбинации, способные заинтересовать читателя и писателя, даются только с огромным трудом. Тогда остаются два ис­хода для беллетристики: или она вводит новые мотивы, бытовые, политические и т. п., среди которых любовь занимает уже второстепенное место; или же беллетристы берут старые, изно­шенные любовные комбинации, но приправляют их более или менее пряным соусом, рассчитан­ным на то, чтобы раздражить притупившийся вкус».

[15] Вот примеры типичных для Толстого переходов от одной главы к другой. Глава о свадьбе Левина (ч. V, гл. VI) кончается: «После ужина в ту же ночь молодые уехали в деревню», следующая начинается: «Вронский с Анной три месяца уже путешествовали вместе по Европе». В связи с этим характерно употребление придаточных предложений в качестве начал: «Доктор подтвердил свои предположения насчет Кити. Нездоровье ее была беременность» (конец XX гл. V ч.). «С той минуты, как Алексей Александрович понял из объяснений с Бетси» и т. д. (начало XXI гл.). Этим подчеркивается параллельность, независимое существование двух фабул.

[16] В этом отношении характерно для Толстого механическое использование исторических фамилий в «Войне и мире». Наоборот, у Достоевского фамилии всегда являются плодом творче­ства и потому обладают яркой суггестивностью.

[17] В отрицательном отзыве об этом заключении сошлись такие противоположные по своим воззрениям судьи, как К. Леонтьев и Н. Успенский (Из прошлого. М., 1889. С. 165).

[18] То есть «Анну Каренину».

[19] Аполлон Григорьев.

[20] Дневник л. Н. Толстого. I: 1895-1899.

[21] К этому, в виде дополнения, интересно другое место: «Вчера шел в Бабурине и невольно (скорее избегал, чем искал) встретил 80-летнего Акима пашущим, Яремичеву бабу, у которой во дворе нет шубы и один кафтан, потом Марью, у которой муж замерз и некому рожь свозить, и морит ребенка, и Трофим и Халявка, и муж и жена умирали и дети их. А мы Бетховена разбираем. И молился, чтобы он избавил меня от этой жизни. И опять молюсь, кричу от боли. Запутался, завяз, сам не могу, но ненавижу себя и свою жизнь».

[22] То есть к искусству религиозному.

[23] То есть к искусству «житейскому, всемирному».

[24] Гуревич Л. Я. Художественные заветы Толстого // Гуревич Л. Я. Литература и эстетика. М., 1912. С. 230-231.

[25] Дневник молодости Льва Николаевича Толстого (Далее: ДМ. — Ред.). 1-е изд. / Под ред. В. Г. Черткова. Т. 1: 1847-1852. М., 1917. — К сожалению, следующие тома этой второй серии (первую серию составило изд., указ. в примеч. 73. — Ред.) (1853-1856, 1857-1861) до сих пор не появились, так что приходится пользоваться только некоторыми извлечениями из них по: Бирю­ков П. Лев Николаевич Толстой. Биография. Т. I. 2-е изд. // Посредник. 1911. № 881.

[26] ДМ. С. 5.

[27]ДМ.С.6.

[28] ДМ. С. 5.

[29] «Об обществе и уединении» (нем.). — Ред.

[30] Ср. статью «Несколько мыслей о любви к уединению, о достоинстве и характере», переве­денную Жуковским из Шамфора (Переводы в прозе. 2-е изд. СПб., 1827. Т. 3. С. 19—24), и статью Карамзина «Мысли об уединении» (1803).

[31] ДМ. С. 6.

[32] ДМ. С. 30-31.

[33] Это обращение не было напечатано в «Современнике», чем Толстой был огорчен: «Заглавие: "Детство" и несколько слов предисловия объясняли мысль сочинения». Возможно, что именно «чувствительный» тон предисловия не понравился редакции.

[34] ДМ. С. 17-18.

[35] ДМ. С. 31.

[36] Письма л. Н. Толстого 1848-1910 гг. / Собр. и ред. П. А. Сергеенко. М., 1910. С. 1-4.

[37] ДМ. С. 37. — Ко всему этому интересно еще привести те места из «Юности», где Толстой сам как бы комментирует эти страницы дневника: «Я достал лист бумаги и прежде всего хотел приняться за расписание обязанностей и занятий на следующий год. Надо было разлиневать бумагу. Но так как линейки у меня не нашлось, я употребил для этого латинский лексикон. Кро­ме того, что, проведя пером вдоль лексикона и потом отодвинув его, оказалось, что вместо черты я сделал по бумаге продолговатую лужу чернил, — лексикон не хватал на всю бумагу, и черта загнулась по его мягкому углу. Я взял другую бумагу и, передвигая лексикон, разлиневал кое-как. Разделив свои обязанности на три рода: на обязанности к самому себе, к ближним и к Богу, я на­чал писать первые, но их оказалось так много и столько родов и подразделений, что надо было прежде написать "Правила жизни", а потом уже приняться за расписание. Я взял шесть листов бумаги, сшил тетрадь и написал сверху: "Правила жизни". Эти два слова были написаны так криво и неровно, что я долго думал: не переписать ли? и долго мучился, глядя на разорванное расписание и это уродливое заглавие. Зачем все так прекрасно, ясно у меня в душе и так безобраз­но выходит на бумаге и вообще в жизни, когда я хочу применять к ней что-нибудь из того, что думаю?..» (гл. V «Правила»). «Тетрадь с заглавием "Правила жизни" тоже была спрятана с черно­выми ученическими тетрадями. Несмотря на то, что мысль о возможности составить себе прави­ла на все обстоятельства жизни и всегда руководиться ими нравилась мне, казалась чрезвычайно простою и вместе великою, и я намеревался все-таки приложить ее к жизни, я опять как будто забыл, что это нужно было делать сейчас же, и все откладывал до такого-то времени. Меня уте­шало, однако, то, что всякая мысль, которая приходила мне теперь в голову, подходила как раз под какое-нибудь из подразделений моих правил и обязанностей: или к правилам в отношении к ближним, или к себе, или к Богу» (гл. IX — «Как я готовлюсь к экзамену»).

[38] ДМ. С. 37, 39, 38.

[39] Расстановка пальцев (франц.) — Ред.

[40] ДМ. С. 41.

[41] ДМ. С. 42-43.

[42] ДМ. С. 54.

[43] Там же.

[44] Ложного стыда (франц.) — Ред.

[45] ДМ. С. 54, 55.

[46] Гордости (франц.). — Ред.

[47] ДМ. С. 62-63.

[48] ДМ. С. 66.

[49] Бирюков П. JI. Н. Толстой. Биография. Т. 1. С. 129.

[50] Об этом.искажении см. интересную статью: Эрн В. Толстой против Толстого// О религии Льва Толстого. М.: Путь, 1912. С. 214-248. Автор утверждает: «Толстой писал "исповеди", изла­гал с величайшей ясностью, в чем его вера, отзывался на все вопросы жизни, и он загадочнее Чехова, который никогда и не пытался исповедоваться и определять свою веру, и столь же зага­дочен, как Гоголь и Достоевский» (с. 217). Ср. еще в «Воспоминаниях о Л. Н. Толстом» М. Горь­кого (Пб.: изд. 3. И. Гржебина, 1919).

[51] Годы учения (нем.). — Ред.

[52] Цит. по: Письма Л. Н. Толстого 1848-1910 / Собр. и ред. П. А. Сергеенко. М., 1910. С. 14 (Тифлис, 1851, 12 нояб.).

[53] ДМ. С. 42. Материал, по-видимому, использован позже — в повести «Два гусара».

[54] Бирюков П. Л. Н. Толстой. Биография. Т. 1. С. 168-169.

[55] Введение к «Воспоминаниям детства» //Толстой JI. Н. Полн. собр. соч. / Под ред. П. И. Би­рюкова. М., 1913. Т. I. С. 255. — Повесть Тёпфера, на которую указывает Толстой, написана в 1832 г., потом вышла вместе с другими вещами в сборнике «Nouvelles Genevoises» (первое изд. — 1841 г.). Русский пер. напечатан в«Отеч. записках» (1848. Т. 61. Отд. «Смесь». С. 1-49, 125-158). О Тёпфере см. особенно статью Сент-Бёва, напечатанную в виде вступительного очерка к рома­ну Тёпфера «Roza et Gertrude» (Paris: Dubochet, 1847).

[56] ДМ. С. 62: «Хорошую можно написать книгу: жизнь Т. А.».

[57] ДМ. С. 67: «Нынче хочу начать историю охотничьего дня» (17 апреля 1851 г.).

[58] ДМ. С. 69: «Хотел бы писать много: о езде из Астрахани в станицу, о казаках, о трусости татар, о степи» (3 июня 1851).

[59] Нравоописательные этюды (франц.). — Ред.

[60] ДМ. С. 172.

[61] «Confessions», partie I, livre IV: «J'ai fait de temps en temps de mddioc res vers: c'est un exercice assez bon pour se rompre aux inversions dldgantes, et apprendre & mieux dcrire en prose». Ср. обратное отношение — у Батюшкова (записная книжка 1817 г.): «Для того чтобы писать хорошо в сти­хах — в каком бы то ни было роде, писать разнообразно, слогом сильным и приятным, с мысля­ми незаемными, с чувствами, надобно много писать прозою, но не для публики, а записывать просто для себя. Я часто испытал на себе, что этот способ мне удавался; рано или поздно напи­санное в прозе пригодится. "Она — питательница стиха", — сказал Альфьери, если память мне не изменила».

[62] ДМ. С. 78.

[63] ДМ. С. 73.

[64] ДМ. С. 87.

[65] Примеры эти взяты Тургеневым у Бенедиктова.

avant de le donner A la presse. Je n'ai jamais pu rien faire la plume A la main vis-A-vis d'une table et de mon papier, c'est a la promenade, au milieu des rochers et des bois, c'est la nuit dans mon lit et durant mes insomnies, que j'dcris dans mon cerveau... И у a telle de mes pdriodes que j'ai tournde et retournde cinq ou six nuits dans ma tete avant qu'elle fut en 6tat d'etre mise sur le papier».

[67] «Зачем говорить тонкости, когда нужно еще сказать столько больших истин». — ДМ. С. 79.

[68] Интересно еще, что Толстой и Карамзин перевели одну и ту же вещь Бернарден де Сен- Пьера: см. «Суратская кофейная» Толстого и «Кофейный дом» у Карамзина.

[69] ДМ. С. 144.

[70] ДМ. С. 114.

[71] ДМ. С. 129.

[72] ДМ. С. 87.

[73] ДМ. С. 127.

[74] ДМ. С. 128.

[75] ДМ. С. 167.

51 «Confessions», partie I, livre IV: «Cette petite pidce, mal faite A la vdritd, mais qui ne manquait pas de sel, et qui annongait du talent pour la satire, est cependant le seul dcrit satirique qui soit sorti de ma plume. J'ai le coeurtrop peu haineux pour me prdvaloird'un pareil talent».

[77] ДМ. С. 74.

[78] ДМ. С. 154.

[79] ДМ. С. 69-70.

[80] ДМ. С. 74-76.

[81] ДМ. С. 89-90.

[82] Стерн JI. Тристрам Шенди / Пер. И. М-ва. СПб., 1892. С. 120. — Этим наблюдением я осо­бенно обязан Викт. Шкловскому. См. также: Dibelius W. Englische Romankunst. Die Technik des englischen Romans imachtzehnten und zu Anfangdes neunzehnten Jahrhunderts: PalaestraXCII. Berlin, 1910. Bd. I. О жестах у Стерна Dibelius пишет: «Ег hat als ersterdie Geste zu einem bedeutsamen Mit- tel menschlicher Schilderung erhoben. Fast jedes Mai, wo einer von Sternes Charakteren das Wort ergreift, wird das Wort von einer Geste begleitet» (S. 248). <Он первым поднял жест до значительного сред­ства в изображении человека. Позже всякий раз, где персонаж Стерна начинает говорить, это слово сопровождается жестом (нем.) — Ped.> Dibelius устанавливает непосредственную связь в этом отношении между Стерном и Диккенсом: «Das sind die ersten Anfange einer Kunst, die bei Dickens ihre Hohe erreicht und aus einer einzelnen Geste die erstaunlichste Fiille von Variationen her- auszuholen versteht» (S. 250). Ото самое начало того искусства, которое у Диккенса достигает своей вершины — создав из отдельных жестов удивительное разнообразие вариаций. — Ред> Также по вопросу о деталях (толстовская «мелочность»): «Ег ist ein Bahnbrecher geworden in der liebevollen Ausarbeitung des Kleinen und Allerkleinsten — ohne ihn hatte niemals Dickens seine Sketches deschrieben» (S. 256). <Он — пионер в своей любви к разработке малого и самого малого — без этого Диккенс никогда не написал бы своих скетчей. — Ред.>

[83] Ср. выше: «Описать человека собственно нельзя».

[84] Андреевский С. А. Из мыслей о Льве Толстом //Литературные очерки. СПб., 1902. С. 236.

[85] ДМ. С. 70-71.

[86] ДМ. С. 74.

[87] Всп<омним>: «Я теперь совсем иначе переменился, чем прежде менялся», «большой пере­ворот сделала во мне в это время спокойная жизнь в деревне» и т. д. Ср. «Исповедь» и «Воспоми­нания детства».

[88] Тут Толстой как бы отклоняет традиционные мотивы грусти, элегические шаблоны, точно намекая на Пушкина, Лермонтова и т. д.

[89] ДМ. С. 83-84. — Ср. в «Казаках»: «В восемнадцать лет Оленин был так свободен, как только бывали свободны русские богатые молодые люди сороковых годов, с молодых лет оставшиеся без родителей. Для него не было никаких — ни физических, ни моральных — оков; он все мог сделать, и ничего ему не нужно было, и ничто его не связывало. У него не было ни семьи, ни отечества, ни веры, ни нужды. Он ни во что не верил и ничего не признавал. Но, не признавая ничего, он не только не был мрачным, скучающим и резонирующим юношей, а, напротив, увлекался посто­янно. Он решил, что любви нет, а всякий раз присутствие молодой и красивой женщины застав­ляло его замирать. Он давно знал, что почести и звание — вздор, но чувствовал невольно удоволь­ствие, когда на бале подходил к нему князь Сергий и говорил ласковые речи» (гл. II).

[90] Ср. «Не знаю, как мечтают другие; сколько я ни слыхал и ни читал, то совсем не так, как я». Интересно совпадение даже словесной и синтаксической формы.

[91] Ср. характерную «генерализацию»: «Любви нет: есть плотская потребность сообщения и разумная потребность в подруге жизни» (ДМ. С. 160).

[92] ДМ. С. 85-86.

[93] С теоретической точки зрения, такого рода мотивировка больших событий ничтожными случайностями есть особого рода художественный прием. У Г. Цшокке есть целая повесть — «К1е- ine Ursachen (Eine Doppelgeschichte)», таким образом построенная.

[94] Ср. в «Отрочестве» характерную фразу: «Вообще я начинаю понемногу исцеляться от моих отроческих недостатков, исключая, впрочем, главного, которому суждено наделать мне еще много вреда в жизни, — склонности к умствованию» (гл. XXIV).

[95] ДМ. С. 72. Ср. начало «Набега».

[96] ДМ. С. 165.

[97] Интересно, что историко-литературная роль Стерна до некоторой степени аналогична: «Der Roman ist eine bestimmte literarische Gattung mit bestimmten formellen Merkmalen; das Wesen von Stemes Kunst besteht dagegen gerade darin, ailes Feste aufzulfizen, aile Kunstform ad absurdum zu fiihren; Tristram Shandy ist ebenso wenig ein Roman wie eine philosophische Abhandlung oder ein lyrisches Gddicht, vielmehrein seltsames mixtum compositum aus diesen und noch einigen anderen Ingredienzen» (DibeliusW. Op. cit. S. 239). (Роман — определенный литературный роде определенными формаль­ными признаками; суть искусства Стерна в том, чтобы преодолеть оковы, довести искусство формы до абсурда. «Тристрам Шенди» столь же мало является романом, сколь философское сочинение или лирическое стихотворение, это, скорее, странная композиционная смесь из раз­ных ингредиентов. — Ред.)

[98] ДМ. С. 73.

[99] Бирюков П. Биография... Т. I. С. 259-260.

[100] Из дневника 1854 г. (Бирюков П. Биография... Т. I. С. 247-250).

[101] «Завтра утром примусь за переделку Описания войны, а вечером за Отрочество, которое окончательно решил продолжать. 4 эпохи жизни составят мой роман до Тифлиса. Я могу писать про него, потому что он далек от меня» (ДМ- С. 166-167, запись от 30 ноября 1852г.). Об этом же — в письме к Некрасову (ноябрь 1852 г.), где Толстой жалуется на перемену заглавия: «Загла­вие: "Детство" и несколько слов предисловия объясняли мысль сочинения — заглавие же "Ис­тория моего детства", напротив, противоречит ей. Кому какое дело до истории моего детства? Последнее изменение в особенности неприятно мне потому, что, как я писал вам в первом пись­ме моем, я хотел, чтобы Детство было первой частью романа, которого следующие должны были быть: Отрочество, Юность и Молодость» (Архив села Карабихи. М., 1916. С. 187-188; то же — в примеч. к ДМ. С. 245). В этом первом письме (от 3 июля 1852 г.) Толстой писал о том же: «В сущности, рукопись эта составляет 1-ю часть романа — Четыре эпохи развития; появление в свет следующих частей будет зависеть от успеха первой» (примеч. к ДМ. С. 236). П. И. Бирюков делает очевидную ошибку, когда в книге своей о Толстом (Бирюков П. Биография... Т. I. С. 217) говорит, что «первоначальное заглавие этого первого литературного произведения было: "Исто­рия моего детства"».

[102] Xavier de Maistre (1763-1852). Voyage autourde ma chambre (1794).

[103] Напечатано в виде предисловия к сб. Тёпфера «Nouvelles Genevoises» (Paris, Charpentier, 1846).

[104] Статья Сент-Бёва 1841 г., перепечатанная в качестве предисловия к роману Тёпфера «Roza et Gertrude» (Paris: Dubochet, 1847). Интересно, что, говоря о книге Тёпфера «Reflexions et menus- propos d'un peintre genevois» (есть русский перевод Д. М. Г. — «О прекрасном в искусстве. Размыш­ления и заметки женевского художника». СПб.: Огни, 1912), Сент-Бёв сравнивает его манеру со Стерном (к la Sterne). Русский переводчик говорит в предисловии к указанной книге: «Если многое в этих произведениях устарело, тем не менее они сохранили живую прелесть и для современного читателя, благодаря своеобразию манеры Тёпфера... Его мысль постоянно перескакивает с одно­го предмета на другой, и речь как будто едва поспевает за нею; в большинстве его рассказов отсту­пления составляют самую сущность их», т. е. то самое, что так характерно и для Стерна, и для Ксавье де Местра. Непонятно, как решился переводчик, высказав такой взгляд на Тёпфера, со­кращать его книгу об искусстве — «для того, чтобы ярче выделить основные идеи Тёпфера из множества отступлений, которыми согласно своей привычке (?!) автор уснащает изложение. Мно­гие из этих отступлений, при всей своеобразной прелести их, показались бы наивными современ­ному читателю и могли бы отвлечь внимание от основной мысли». Что за наивное варварство!

[105] Ср. слова Толстого: «Я прочел всего Руссо, все двадцать томов, включая "Словарь музыки" Я более чем восхищался им, — я боготворил его. В 15 лет я носил на шее медальон с его портретом вместо нательного креста. Многие страницы его так близки мне, что мне кажется, я их написал сам». (Бирюков П. Биография... Т. I. С. 279).

[106] Приводится в примеч. к ДМ. С. 244.

[107] Современник. 1852. Т. 35. С. 137-188.

[108] Ср. последние фразы гл. XV: «Неужели жизнь оставила такие тяжелые следы в моем сердце, что навеки отошли от меня слезы и восторги эти? Неужели остались одни воспоминания?»

[109] Русская беседа. 1857. Кн. 1 (Зелинский В. Русская критическая литература о произведениях Л. Н. Толстого. Ч. I).

[110] Курсивом я отмечаю места, которые стоят вне всякой мотивировки и обнаруживают стрем­ление Толстого совершенно освободиться от нее.

[111] Удачливым (франц.). — Ред.

[112] Дневник Льва Николаевича Толстого. 2-е изд.; под ред. В. Г. Черткова. Т. I: 1895-1899. М., 1916. С. 134.

[113] Дистерло Р. А. Граф Л. Н. Толстой как художник и моралист. Критический очерк. СПб., 1887. С. 31-32.

[114] Статья без подписи по поводу вышедших отдельными изданиями «Детства», «Отрочества» и «Военных рассказов» (Современник. 1856. Т. 60. N° 12. С. 53—64 (отдел «Критика»).

[115] Вероятно, Саламалида, которая упоминается в дневнике 1851 г.: «Пьяный Япишка вчера сказал, что с Саламалидой дело на лад идет. Хотелось бы мне ее взять и отчистить».

[116] Сорок веков смотрят на меня с вершин этих пирамид (фраза Наполеона). — Ред.

[117] Ср. в «Юности» гл. V— «Правила», где тон уже иронический.

|Я По словам В. Срезневского (Срезневский В. Наследие Л. Н. Толстого//Вестник литературы. 1920. N° 11), Толстой работал над этим романом около пяти лет, а черновики его погибли вместе с другими рукописями в корзине, выброшенной по недоразумению в канаву. Но важно, что Тол­стой в 1856 г. нашел возможным опубликовать только этот отрывок.

[119] Термин Виктора Шкловского — см. его статью «Искусство как прием» в сб. «Поэтика» (Пг., 1919).

[120] Но не «огромное», как иные вещи — «Исповедь» Руссо, «Давид Копперфильд» Диккенса.

[121] Бирюков П. Биография... Т. I. С. 148.

[122] Бирюков П. Биография... Т. I. С. 279-280. См. также статью Л. Гроссмана «Стендаль и Тол­стой» (Русская мысль. 1916. Июнь). Ср. слова Толстого в письме к О. Мирбо, 1903 г.: «L'art fran^ais m'a donnd jadis се sentiment de ddcouverte quand j'ai lu pour la premifcre fois les oeuvres d'Alfred de Vigny, de Stendhal, de Victor Hugo et surtout de Rousseau». <«Французское искусство произвело на меня в свое время это самое впечатление открытия, когда я впервые прочел Альфреда де Виньи, Стендаля, Виктора Гюго и особенно Руссо». — Ред.> (Цит. по: Письма Л. Н. Толстого. Т. 2: 1855-1910 / Собр. и ред. П. А. Сергеенко. М., 1911. С. 217).

[123] Письма графа Л. Н. Толстого к жене .1862-1910 гг. / Под ред. А. Е. Грузинского. М., 1913. С. 209.

[124] Там же. С. 308.

[125] «Rien d'ennuyeux pour moi comme l'emphase germanique et romantique» (предисловие к рома­ну «Агшапсе»). <«Ничего нет скучнее для меня, чем германская и романтическая напыщенность» (франц.). — Ред>.

[126] Лансон Г. История французской литературы. Современная эпоха / Пер. с франц. Е. Бара­тынской. М., 1909. С. 147-148.

[127] Barbey d'Aurevilly J. Les Oeuvres et les Hommes. 4-e Partie. Les Romanciers. Paris, 1865. P. 43-59.

[128] Casimir Stryjenski. Soirees du Stendhal-Club. Paris: Merc, de France, 1904. P. 3.

[129] Seche A. Stendhal. La Vie anecdotique et pittoresque des grands dcrivains. Paris: Louis-Michaud.

P. 5.

[130] Ср. у Толстого: «Всякую неприятную мысль обсудить: во-первых, не может ли она иметь следствий; ежели может иметь, то как отвратить их. Ежели нельзя отвратить и обстоятельство такое уже прошло, то, обдумав хорошенько, стараться забыть или привыкнуть к оной» (ДМ. С. 40).

[131] Stendhal. (Oeuvres Posthumes). Napoteon. Notes et introduction par Jean de Mitty. 3-me Јdit. Paris, 1898. Отд. «Les pensdes». Ср. у P. Mdrimde: «Henri Beyle (Stendhal). Portraits historiques et 1 it:— tdraires» (Paris, 1894. P. 171).

[132] SecheA. Op. cit. P. 45 и 110. См. также в кн.: Chuquet A. Stendhal-Beyle. Paris: Pion, 1902. P. 414-415. Ср. в указанном этюде Мериме, с. 187-189.

[133] Л. Гроссман в вышеуказанной статье сопоставляет приемы классификации у Стендаля (de l'amour) и у Толстого: «есть четыре рода любви: 1) любовь-страсть; 2) любовь-вкус; 3) любовь физи­ческая; 4) любовь-тщеславие». Или: «есть семь эпох любви: 1) восхищение; 2) предчувствие наслаж­дения; 3) надежда» и т. д. Вероятно, под его влиянием Толстой разбивает на рубрики свои описания: «есть три рода любви: 1) любовь красивая; 2) любовь самоотверженная и 3) любовь деятельная» («Юность»). Такова же классификация по типам русских солдат в «Рубке леса»: «главные эти типы, со многими подразделениями и соединениями, следующие: 1) покорных, 2) начальствующих и 3) отчаянных. Покорные подразделяются на а) покорных хладнокровных и Ь) покорных хлопотливых. Начальствующие подразделяются на а) начальствующих суровых и Ь) начальствующих политичных» ит. д.» (Русская мысль. 1916. Июнь. С. 37,2-я паг.). Прибавим к этому четыре чувства, которые были основой мечтаний Николеньки («Юность». Гл. HI), и три рода экзаменующихся (там же, гл. X).

[134] Едва ли не впервые на родство Толстого со Стендалем указал В. В. Чуйко в статье об «Анне Карениной» (Голос. 1875. N° 37; см.: Зелинский В. А. Русская критическая литература о произве­дениях Л. Н. Толстого. М., 1902. 4. 8. С. 17-19).

[135] Связь с «Набегом» устанавливается еще тем, что в одном месте рассказчик вспоминает капитана Хлопова: «Это еще было не дело, а одна потеха-с», как говорил добрый капитан Хлопов» (гл. V).

1М Война и мир. Т. VI. С. 215. — Сатирическая или обличительная мотивировка — самый частый вид остранения у Толстого. Но есть и иные случаи.

[137] В это же время Некрасов пишет Тургеневу: «В IX N° "Современника" печатается посвя­щенный тебе рассказ юнкера "Рубка леса". Знаешь ли, что это такое? Это очерк разнообразных солдатских типов (и отчасти офицерских), т. е. вещь доныне небывалая в русской литературе. И как хорошо! Форма в этих очерках совершенно твоя, даже есть выражения, сравнения, напо­минающие "3<аписки> ох<отника>", а один офицер так просто Гамлет Щ<игровского> уезда в армейском мундире. Но все это так далеко от подражания, схватывающего одну внешность».

[138] Сходно с этим в «Певцах» Тургенева: «Рядчик подумал немного, встряхнул головой и вы­ступил вперед. Яков впился в него глазами... Но прежде чем я приступлю к описанию самого состязания, считаю нелишним сказать несколько слов о каждом из действующих лиц моего рас­сказа. (Идут характеристики Обалдуя, Моргача, Якова, Дикого Барина. — Б. Э.). Итак, Рядчик выступил вперед <...>» — и т. д. Ср. еще в «Бежином луге», по-видимому, особенно повлиявшем на Толстого: «Я прилег под обглоданный кустик и стал глядеть кругом. (Следует характеристика пяти мальчиков поочередно, как солдат у Толстого. — Б. Э.). Итак, я лежал под кустиком, в сто­роне, и поглядывал на мальчиков». У Стерна («Тристрам Шенди») — этот прием в пародийной форме (В. Шкловский).

[139] Начало гл. X: «Начало смеркаться. По небу ползли с и не-беловатые тучи. Туман, превра­тившийся в мелкую сырую мглу, мочил землю и солдатские шинели, горизонт суживался, и вся окрестность принимала мрачные тени».

[140] Ср. в первом Севастопольском очерке: «Вы увидите, как острый кривой нож входит в белое здоровое тело». Здесь — частый у Толстого оксюморон, как частный случай остранения.

[141] Проповедник (La Chartreuse de Parme) / Пер. Л. Я. Гуревич. Пб., 1905. С. 47-48.

[142] Ср. в «Цыганах» Пушкина — Алеко, Земфира и цыган. По поводу «Кавказского пленника», где эта ситуация не развернута, Пушкин писал Гнедичу в 1822 г.: «Легко было бы оживить рассказ происшествиями, которые сами собой истекали бы из предметов. Черкес, пленивший моего русского, мог быть любовником его избавительницы; мать, отец и братья ее могли бы иметь каж­дый свою роль, свой характер». Таким образом, в этом «основном романтическом сюжете» (по выражению П. К. Губера в докладе его на эту тему, читанном в заседании «Общества изучения теории поэтического языка») есть своя внутренняя логика, которая приводит к устойчивости главных персонажей: европеец, дикарка и ее любовник. Четвертый персонаж — отец или просто старец — нужен для развязки, где он обычно читает европейцу нравоучение (отец Земфиры в «Цыганах»).

[143] Ср. в «Цыганах» Пушкина: «Когда б ты знала, / Когда бы ты воображала / Неволю душных городов!»

[144] Ср. выше в «Рубке леса».

[145] Возраст самого Толстого в 1852 г.

24 Ср. начало «Вечера на Кавказских водах в 1824 году» Марлинского (Бестужев А. А. (Марлин- ский). Полн. собр. соч. 3-е изд. СПб., 1838. Ч. 8. С. 7-8): «Вот Эльбрус, сказал мне казак-извозчик, указывая плетью налево, когда приближался я к Кисловодску; и в самом деле Кавказ, дотоле задернутый завесою туманов, открылся передо мною во всей дикой красоте, в грозном своем величии. Сначала трудно было распознать снега его с грядою белых облаков, на нем лежащих; но вдруг дунул ветер, — тучи сдвинулись, склубились и полетели, расторгаясь о зубчатые верхи. Солнце западало. Розовый, неизъяснимо прелестный румянец таял на голубоватых и словно прозрачных льдах горного гребня, и мимолетные пары, расцвеченные всеми отливами радуги, оживляя их игрою теней, придавали еще более очаровательности картине. Я не мог наглядеться, не мог налюбоваться Кавказом: я душою понял тогда, что горы есть поэзия природ ы». Курсивом я отмечаю те детали, которые повторены у Толстого. Возможно, что образцом роман­тического описания гор был для Толстого именно этот отрывок из Марлинского.

[147] Письмо Пушкина к Гнедичу, 1822 г.

[148] Повесть была передана М. Н. Каткову в уплату проигранных ему в 1862 г. денег (см.: Пере­писка Л. Н. Толстого с гр. А. А. Толстой. СПб.: Об-во Толстовского музея. 1911. Т. I. С. 159). Ср. в письме Толстого 1898 г. — по поводу неоконченных повестей: «Если я буду исправлять их, пока останусь доволен, я никогда не кончу. Обязавшись же отдать их издателю, я должен буду выпус­тить их tels quels. Так случилось со мной с повестью "Казаки": я все не кончал ее; но тогда про­играл деньги и для уплаты передал в редакцию журнала». (Новый сб. писем Л. Н. Толстого. Собрал П. А. Сергеенко; под ред. А. Е. Грузинского. М., 1912. С. 165).

[149] Бирюков П. Биография... Т. I. С. 62.

[150] Интересны слова Достоевского о Лескове в письме к А. Н. Майкову (1871): «Читаете ли вы роман Лескова в "Русском вестнике"? Много вранья, много черт знает чего, точно на луне про­исходит. Нигилисты искажены до бездельничества, — но зато — отдельные типы! Какова В а н - скок! Ничего и никогда у Гоголя не было типичнее и вернее. Ведь я эту Ванскок видел, слышал сам, ведь я точно осязал ее! Удивительнейшее лицо! Если вымрет нигилизм начала шестидесятых годов, — то эта фигура останется на вековечную память. Это гениально! А какой мастер он рисо­вать наших попиков! Каков отец Евангел! Это другого попика я уже у него читаю. Удиви­тельная судьба этого Стебницкого в нашей литературе. Ведь такое явление, как Стебницкий, стоило бы разобрать критически, да и посерьезнее». (Биография, письма и заметки из записной книжки Ф. М. Достоевского. Пб., 1883. С. 243-244). Характерно отношение Толстого к Лескову. М. Горький («Воспоминания о Л. Н. Толстом». Пб., 1919) приводит свой разговор с Толстым: «Потом вы прикрашиваете все: и людей, и природу, особенно людей! Так делал Лесков, писатель вычурный, вздорный, его уже давно не читают» (с. 14). Однако в другом разговоре Толстой отзы­вается о Лескове совсем иначе, осуждая манеру Достоевского: «А вот Лескова напрасно не чита­ют, настоящий писатель, — вы читали его?.. Язык он знал чудесно, до фокусов» (с. 45).

[151] Бирюков П. Биография... Т. II. С. 134-136. — Ср. слова Достоевского в письме к Страхову (1868 г.): «Что совсем было прекратилась литература, так это совершенно верно. Да она, пожалуй, и прекратилась, если хотите. И давно уже. <...> Со смерти Гоголя она прекратилась. Мне хочется поскорее своего». Тут же характерно о Толстом: «Вы очень уважаете Льва Толстого, я вижу; я согласен, что тут есть и с в о е; да мало. А впрочем, он, и з всех н а с, по моему мнению успел сказать наиболее своего и потому стоит, чтоб поговорить о нем» (Биография, письма и заметки.... С. 260). О нем же — в другом письме Страхову (1870 г.): «Две строчки о Толстом, с которыми я не соглашаюсь вполне, это, когда вы говорите, что Л. Толстой равен всему, что есть в нашей лите­ратуре великого. Это решительно невозможно сказать! Пушкин, Ломоносов — гении. Явиться с "Арапом Петра Великого" и с "Белкиным" значит решительно появиться с гениальным новым словом, которого до тех пор совершенно не было нигде и никогда сказано. Явиться же с "Вой­ной и миром" — значит явиться после этого нового слова, уже высказанного Пушкиным, и это во всяком случае, как бы далеко и высоко ни пошел Толстой в развитии уже сказанного в первый раз до него, гением, нового слова. По-моему, это очень важно» (с. 290-291). Толстой и Достоевский в этом смысле — действительные противоположности. Толстой ликвидирует старое, но целиком связан с ним; Достоевский зачинает новое.

[152] Гуревич Л. Я. Литература и эстетика. М., 1912. С. 230-231 (статья «Художественные заветы Толстого»).

% Недаром Толстой еще в 1851 г. писал проповеди.

[154] Отмечаю курсивом слова, связывающие это место с предыдущим.

18 Биография, письма и заметки... С. 313.

[156] Ср. описание Марки в дневнике: «Когда он сидит, вы скажете, что он среднего роста мужчи­на и хорошо сложенный» (ДМ. С. 89). Все описание, как уже говорилось в гл. I, сделано со стороны. Интересно, что та же деталь повторена в «Войне и мире» — в описании полкового командира: «Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами ге­нерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому» (т. I, ч. II, гл. I). Устойчивость такой детали свидетельствует об устойчивости самого метода — подчеркивать в наружности уродливые или странные черты и этим диссонансом усиливать восприятие.

[157] Ср. у Стендаля: «Нужно было оторвать от сердца все прекрасные мечты о высокой рыцарской дружбе героев "Освобождения Иерусалима"!.. Нет, видно, война не является таким благородным, единодушным порывом жаждущих славы душ, каким он воображал ее себе на основании воззва­ний Наполеона!»

[158] Цит. по: Зелинский В. А. Указ. соч. Ч. 1.

[159] Цитаты из произведений JI. Толстого приводятся по «Полн. собр. худ. произв.» под ред. К. Халабаева и Б. Эйхенбаума (Л., 1928. Т. I, II и III); цитаты из дневников Л. Толстого после 1852 г. (неизданных) — по копии В. И. Срезневского. Огарева Ю. М. Из воспоминаний // Голос минувшего. 1914. № 11.

[160] Этюды М. П. Кулешова. Л. Н. Толстой по воспоминаниям крестьян. Вып. VI: Кормилица Л. Н. Толстого и другие рассказы. М., 1908.

[161] Тульский край. 1926. № 3. Сент. С. 36-39.

[162] Гусев Н. Н. Толстой в молодости / Изд. Толст, музея. М., 1927. С. 77.

[163] То есть С. И. Языков — крестный отец Льва Николаевича и близкий приятель его отца (см. в «Воспоминаниях детства»).

[164] Толстой JI. Н. Работа над романом «Декабристы» // Биб-ка «Огонек». М., 1925. Nq 85.

[165] Назарьев В. Люди былого времени // Исторический вестник. 1890. №11.

"Дневник молодости Л. Н.Толстого. 1-е изд. / Под ред. В. Г. Черткова. М., 1917. Т. I. С. 13-14. Поправки — по копии В. И. Срезневского.

[167] Там же. С. 23.

[168] «Автодидактом» назвал Толстого как-то раз Тургенев.

[169] Дневник молодости. С. 31.

[170] Москвитянин. 1851. JSfe 7. Перепечатано в «Сочинениях» (М., 1892). Т. III.

[171] Архив села Карабихи. Письма Н. А. Некрасова и к Некрасову. М.: Изд-во К. Ф. Некрасова, 1916. С. 224-225.

[172] Ср. слова Толстого в письме к Т. А. Ергольской (12 января 1852 г.): «Единственное мое доброе качество — чувствительность» и в дневнике — об «испанских замках».

[173] Ср. в дневнике Толстого 1851 г.: «Как надо жить? Стараться ли соединить вдруг поэзию с прозой или насладиться одною и потом пуститься жить на произвол другой?»

[174] Ср. в дневниках Толстого: «В дневнике должна находиться таблица правил, и в дневнике должны быть тоже определены мои будущие деяния» (1847); «Потом, так как я нахожу необхо­димым определять все занятия вперед, то для этого тоже необходим дневник. Хотелось бы при­выкнуть определять свой образ жизни вперед не на один день, а на год, на несколько лет, на всю жизнь даже; слишком трудно, почти невозможно. Однако, попробую сначала на день, потом на два дня, — сколько дней я буду верен определениям, столько дней буду задавать себе вперед» (1850).

[175] Ср. в дневнике Толстого 1852 г.: «Я не могу не работать. Слава богу; но литература пустяки, и мне хотелось бы писать здесь устав и план хозяйства».

[176] Интересно, что даже этот замысел — «описать сон» — имеется в числе первых замыслов Толстого; 14 апреля 1851 г. в дневнике помечено: «писать сон». Этому предшествует план — «пи­сать историю нынешнего дня», куда и вошло описание сна (см. «Историю вчерашнего дня»).

[177] Толстой был хорошо знаком с ним уже в 1850 г. (см. в «Дневниках молодости»).

[178] Соллогуб В. Воспоминания // Исторический вестник. Т. XXIV. С. 321.

[179] Ср. в дневнике от 21 марта 1851 г.: «Необходима гимнастика для развития всех способно­стей».

[180] Курсив мой.

[181] Толстой. 1850-1860. Материалы, статьи / Ред. В. И. Срезневского. Л.: Изд. Акад. наук, 1927. С. 7-9.

[182] Письма Л. Н. Толстого / Собр. и ред. П. А. Сергеенко. С. 7-8.

[183] Там же. С. 14.

[184] Собр. соч. А. В. Дружинина. СПб., 1865. Т. VI. С. 68.

[185] Там же. С. 169.

10 «Сочинения». Т. III.

[187] Москвитянин. 1851. Т. V. № 19 и 20.

[188] Собр. соч. А. В. Дружинина. Т. VI. С. 223.

" Ср. в дневнике Толстого от 5 июня 1852 г.: «Известно, что в целом лесу не найти двух лис­тов, похожих один на другого. Мы узнаем несходство этих листьев, не измеряя их, а по неулови­мым чертам, которые бросаются нам в глаза. Несходство между людьми, как существами более сложными, еще более, и узнаем его точно так же по какой-то способности соединять в одно представление все черты его, как моральные, так и физические».

[190] Там же. С. 290-291. Подробнее об интересе Толстого к Тёпферу и Стерну — в моей книге «Молодой Толстой» (Пг., 1922).

[191] Там же. С. 335-336.

[192] В дневнике Л. Толстого 18 октября 1852 г. записано: «Читал Племянницу, очень хоро­шо».

[193] Дневник молодости. С. 111.

[194] Там же. С. 73.

[195] Там же. С. 78.

[196] Ср. в «Детстве»: «Сердце билось, как голубь» (гл. XXIII).

[197] Толстой. 1850-1860/Ред. В. И. Срезневского. Л., 1927. С. 7-9.

[198] Неизданное.

[199] Дневник молодости. С. 87.

[200] Ср. в другом месте дневника: «Я не буду говорить о тех книгах, которые пишутся с целью найти много читателей, это не сочинения, это произведения авторского ремесла» (с. 78).

[201] Цит. по: Наша старина. 1914. № 8.

[202] Там же.

[203] Москвитянин. 1842. Ч. I. № 1.

[204] Ковалевский П. Стихи и воспоминания. СПб., 1912. (Первоначально — в «Историческом вестнике». 1888. № 2; теперь перепечатано в кн.: Григорович Д. В. Литературные воспоминания / Ред. В. Л. Комарович. JI.: Academia, 1928).

[205] О принадлежности этой статьи Белинскому см. статью П. Сакулина (Изв. II Отд. Акад. Наук. Т. XVI. Кн. 3).

[206] В «Современнике» (1850. Т. XXIV. Кн. XI. С. 106) напечатана следующая таблица итогов за 1849 г. (цифры — число страниц)

Отеч. записки.

Неточка Незванова Часть I 52

I 49

I 49

Дочь Еврея. Лажечникова 77

Странная история. Буткова 27

Дружеские советы 64

Жак Бичовкин. Часть I 46

II 80

Любовная сказка. Ф 43

Скупой. Буткова 18

Лето в Гельсингфорсе. В. Ч 44

Холостяк. И. Тургенева 64

Тернистый путь Т.Ч. 58

Волтижерка. В. Зотова 66

Два старичка. М. Достоевского 51

Поездка в Ревель. Милюкова 37

825

Современник.

Жюли А. Дружинина 164

Три страны света. Часть IV. л 110

V. Некрасова 104

L и 123

Станицкого 101

J 100

Записки охотника. Тургенева 40

Выгодное предприятие. Меншикова 71

Маскарадная быль. И. П-ва 21

Похождения Накатова. Часть I. Д. Григоровича 82

II. 74

Маленький братец А.Д 30

Варинька. М. Авдеева 82

Ошибка. Е. Тур 147

Пасека. Н. Станицкого 94

Четыре времени года. Д. Григоровича 80

Шарлотта Штиглиц. Л.Дружинина 27

1450

К таблице присоединен следующий комментарий: «Вывод из этой сравнительной таблицы ясен для всякого: в течение года "Современник", по отделу русской словесности, дал своим подписчикам 1450 страниц русских повестей и романов, а "Отечественные записки" в тот же период времени, по тому же отделу, дали 825 страниц; то есть "Современник" дал 625 страниц больше против "Отечественных записок". (Нужно однако ж заметить, что страница "Отечествен­ных записок" несколько больше страницы "Современника".) Что же касается до сравнительно­го достоинства произведений, то читатель потрудится посмотреть выписанные в нашей таблице имена авторов, участвовавших в данный период в том и другом журнале, — и сам сделает заклю­чение».

51 Полн. собр. соч. И. В. Киреевского / Под ред. М. Гершензона. М., 1911. Т. I. С. 121 и сл.

[208] Собр. соч. А. В. Дружинина. Т. VI. С. 546.

[209] «Современник» 1857 г. Т. LXI. Nq I. Отд. «Новые книги».

[210] Соч. Т. III.

[211] В 1852 г. Толстой часто читает исторические книги (Тьер, Histoire d'Angleterre, историю Карла I, историю войны тринадцатого года, Предание о Петре Великом и пр.) и даже сам соби­рается писать историю Европы. 14 апреля 1852 г. он записывает: «Я начинаю любить Историю и понимать ее пользу. Это в 24 года; вот что значит дурное воспитание!»

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги