Раш
— Двадцать четвертого апреля? — голос Фэй наполнил кабину «Юкона», хотя она говорила шепотом. Ее руки были сложены на коленях, подбородок опущен.
— Двадцать четвертого апреля, — повторил я, вцепившись в руль, словно это было единственное, что удерживало меня от реальности.
Двадцать четвертого апреля.
Двадцать четвертого апреля у нас должен был родиться ребенок.
— День драфта, — пробормотал я, не мигая глядя в лобовое стекло на машины, припаркованные на стоянке у полевого дома.
— Что?
Я заставил себя сфокусировать взгляд на пассажирском сиденье.
— День драфта. Когда игроки колледжа отбираются командами НФЛ.
— О. — Фэй наморщила лоб. — Ты, эм… участвуешь в этом? В драфте?
— Нет. У меня еще есть год, чтобы играть за «Штат Сокровищ». На первом курсе я был краснорубашечником (прим. ред.: краснорубашечник — это задержка или приостановление участия спортсмена с целью продления срока его допуска. Как правило, спортивное право студента на участие в данном виде спорта составляет четыре сезона, что соответствует четырем годам академических занятий, обычно требуемым для получения степени бакалавра в американском колледже или университете. Однако в год красной рубашки студенты — спортсмены могут посещать занятия в колледже или университете, тренироваться со спортивной командой и «одеваться» для игры — но они могут участвовать только в ограниченном количестве игр. Используя этот механизм, у студента-спортсмена есть не более пяти академических лет, чтобы использовать четырехлетний срок допуска, становясь, таким образом, выпускником пятого курса).
Она моргнула.
— Хм?
Я забыл, что она не была знакома с миром футбола, как все остальные в моей жизни.
— Спортсмен может играть только четыре сезона в течение пятилетнего календарного периода. На первом курсе я сыграл всего несколько игр. Я тренировался с командой, но из-за того, что пропустил большую часть игр, мне не пришлось засчитывать это как полноценный сезон. Так что я могу отыграть еще один год в колледже.
Она кивнула.
— Затем, ты будешь участвовать в драфте?
— Может быть. — Таков был мой план. Я старался изо всех сил играть в «Штате Сокровищ», молиться, чтобы не получить травму, и, возможно, меня заберет какая-нибудь команда НФЛ. Даже если меня выберут в последнем раунде, мне будет все равно. Я просто хотел продолжать играть.
Вот только во время драфта следующего года у меня будет ребенок. Годовалый.
Как, черт возьми, это может сработать? Как все это может сработать?
Последние полтора часа у меня голова шла кругом. С тех самых пор, как мы с Фэй вошли в кабинет врача на прием.
Я изо всех сил старался слиться со стенами, пока Фэй отвечала на множество вопросов о здоровье и проходила все стандартные тесты. Если бы не жесткий стул возле смотрового стола, на который мне велели сесть, я бы, наверное, потерял сознание, когда доктор с помощью волшебной палочки прослушивала сердцебиение ребенка.
А потом она сбросила на нас эту дату, как бомбу.
Двадцать четвертое апреля.
Да, был только сентябрь, но не слишком ли скоро апрель? Он наступит в мгновение ока. Я не был готов стать отцом. Нам нужно было больше времени. Мне нужен был план получше.
Вот только, всякий раз, когда я пытался представить себе это новое будущее, я словно смотрел в черную дыру. Бездна.
— Двадцать четвертого апреля — останется две недели до выпуска. — Фэй сложила пальцы вместе, как будто считала дни в уме, чтобы быть уверенной.
Блять. Пока я переживал из-за драфта НФЛ в следующем году, Фэй не была уверена, сможет ли она доучиться последние две недели в выпускном классе. Для таких случаев должны же были быть исключения, верно? Фэй, конечно, была не первой беременной студенткой в «Штате Сокровищ».
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь, — сказал я ей.
Она оглянулась, как будто забыла, что я здесь, и сделала робкую попытку улыбнуться, прежде чем открыть дверцу и выскочить наружу.
Вчера вечером в закусочной, когда она вытирала столы, я спросил, могу ли подвезти нас сегодня. Как только она согласилась, я отложил свои школьные занятия и убрался оттуда к чертовой матери, пока она не передумала.
У меня было такое чувство, что я хожу на цыпочках, и одно неверное слово может разрушить этот неловкий мир. Фэй больше не упоминала о тесте на отцовство. Я был чертовски уверен, что тоже больше не подниму эту тему.
Мы почти не разговаривали, когда я был в «У Долли». В основном я сидел в кабинке, которая была слишком маленькой и неудобной, и наблюдал, как Фэй обслуживает клиентов. Но на данный момент это было все, что я мог придумать.
Просто быть рядом с ней. Быть наготове, если ей понадобится помощь.
Я потянулся к заднему сиденью и схватил свой рюкзак, а когда оказался снаружи, запер двери машины. Затем я побежал, чтобы догнать Фэй, которая уже направлялась к полевому дому.
Ускорив шаги, я поравнялся с ней.
— У тебя сегодня еще одно занятие?
— Да, — сказала она. — В Уильямс Холле.
— Я направляюсь в О'Доннелл на «Анализ цепочки поставок».
Она наморщила нос.
Я усмехнулся.
— В точности мои мысли.
Выйдя на тротуар, мы обогнули полевой дом, направляясь к пешеходному переходу, который должен был привести нас к лекционным залам и другим зданиям кампуса.
Но не успели мы дойти до перекрестка, как боковая дверь спортплощадки распахнулась, и на улицу вышли две девочки.
Они обе были из волейбольной команды. Младше, может быть, на год или два, я не был уверен. Все, что я знал, это то, что одна из них — Меган? — таскалась за Мавериком по кампусу, как потерявшийся щенок.
Я сомневался, что он вообще знал ее имя.
Она заметила нас, широко раскрыв глаза. Затем наклонилась, чтобы что-то сказать на ухо другой девушке, и они обе уставились на Фэй. Без сомнения, слухи облетели спортивный департамент. Без сомнения, они знали, что Фэй ждет от меня ребенка.
К черту их сплетни.
Я переместился, в мгновение ока оказавшись позади Фэй и с другой стороны от нее, закрывая ей обзор, чтобы она не увидела, как они шепчутся.
— Что? — спросила она.
— Ничего. — Когда мы вышли на улицу, я положил руку ей на поясницу, не касаясь, но приблизившись вплотную, когда мы ступили на пешеходный переход.
Быстрый взгляд через плечо — волейболистки были рядом.
Они все еще склоняли головы, перешептываясь.
Чертовы девчонки.
И самое поганое во всем этом было то, что винить я мог только себя. Потому что несколько недель назад я потерял рассудок и затеял спор с Фэй в полевом доме, где все могли слышать.
Люди начали переговариваться. Слухи, похоже, распространялись в основном в спортивном департаменте, но это ненадолго. Маверик, вероятно, рассказал Эрику. Эрик расскажет Калинди.
И хотя было бы здорово сохранить это в тайне какое-то время, беременность — это не то, что мы сможем скрывать вечно.
Очевидно, что не прошло и пары месяцев, а новость уже дошла до волейбольной команды.
Сплетни среди спортсменов были обычным делом. Я, конечно, слышал их в раздевалке. Черт возьми, сплетни были даже обо мне. Хотя это было давно. Я делал все возможное, чтобы остаться незамеченным с тех пор, как все случилось с Холзи на первом курсе.
Дерьмо. Что будет делать Холзи, когда узнает? Должен ли я ей сказать? Может, это избавит ее от драматизма, если она услышит эту новость от меня. Я не хотел ей звонить, но позвоню. Позже.
Девушки позади нас рассмеялись, немного чересчур громко.
— Ты работаешь сегодня вечером? — спросил я Фэй, когда мы переходили улицу. Если я заговорю, возможно, она не сможет услышать, о чем они говорят.
Ее взгляд был устремлен вперед, руками она обхватывала талию.
— Нет.
— О.
— Я все равно буду в закусочной позже.
— В самом деле? Почему?
Она подняла взгляд, карамельные глаза на мгновение задержались на мне.
— Там проще.
— Со мной? Или со всем остальным?
Фэй перевела дух.
— И с тем, и с другим.
В «У Долли» было проще. Почему?
Входя в ресторан, я словно оказывался в воздушном пузыре. Как будто ничего больше не существовало, кроме запаха чизбургеров и бекона. Как будто будущее не могло коснуться нас, когда мы были в стенах закусочной. Как будто нам не нужно было во всем этом разбираться, пока.
— Думаю, сегодня вечером я что-нибудь изменю. Возьму блинчики вместо бургера, — сказал я. — Они ведь твои любимые, да?
— Да.
— Да, значит блинчики. Раз уж ты не работаешь, может, мы могли бы съесть их вместе? Сядем в ту кабинку и сделаем вид, что мы оба не волнуемся из-за двадцать четвертого апреля.
Уголок рта Фэй приподнялся. Это была едва заметная улыбка, которую я видел несколько раз с тех пор, как начал посещать «У Долли». И она всегда заставляла меня желать большего. Она заставляла меня желать настоящей улыбки, такой, как та, которой она одарила меня на девичнике.
— Хорошо. Блинчики.
Я ухмыльнулся.
— Не могу дождаться.
Ее улыбка стала шире, щеки порозовели.
Фэй была великолепна. Совершенно, опьяняюще великолепна. Последние несколько недель я не позволял себе смотреть на нее, по-настоящему смотреть. В основном потому, что боялся, что не смогу оторвать от нее взгляда.
У нас и так было достаточно проблем. Ей не нужно было, чтобы я пускал по ней слюни прямо сейчас.
Она подняла глаза, поймав мой взгляд.
— Что?
Ты прекрасна.
— Ничего.
В поле зрения появилось здание О'Доннелл Холла из коричневого кирпича. Обычно мне нравилось, что оно находится так близко к полевому дому. Прогулка между двумя зданиями была быстрой и удобной.
Но гулять с Фэй было приятно. Мы чувствовали себя двумя обычными студентами, проводящими время между занятиями, наслаждаясь студенческим городком в погожий осенний денек.
— В каком классе ты… — мой вопрос был прерван, когда люди возле О'Доннелла зашевелились и в толпе появилось знакомое лицо.
Холзи. Бросилась ко мне.
Гнев на ее лице означал только одно. Она тоже слышала сплетни.
— О, черт. — Вот тебе и сказал все сам.
— Что? — Фэй огляделась.
— Тебе стоит уйти, — сказал я, кивнув подбородком в сторону противоположного конца кампуса.
— Хм?
У меня не было времени на объяснения, и последнее, что нам было нужно сегодня, — это драма. Особенно учитывая, что волейболистки все еще были позади нас.
— Доверяешь мне? Пожалуйста? Увидимся вечером в кафе.
Фэй пристально смотрела на меня пару мгновений, прежде чем кивнула.
Я замедлил шаг, давая ей пройти вперед. Затем совсем остановился, пока Холзи подходила все ближе и ближе.
У меня не было возможности помешать двум женщинам пересечься. Но внимание Холзи было приковано ко мне, и я надеялся, что останусь ее мишенью.
Она пронеслась мимо Фэй, даже не удостоив ее взглядом, и у меня перехватило дыхание.
Хорошо. Я приму на себя любой гнев. Фэй не нужно было втягивать в это дерьмо.
Холзи остановилась в десяти футах от нее и, повернувшись, указала на спину Фэй.
— Это она?
Продолжай идти, Фэй. Просто продолжай идти.
Она остановилась.
Черт возьми.
— Не делай этого, — сказал я Холзи.
В ее глазах горел огонь, несмотря на то, что они были полны слез.
— Это правда?
— Холз…
— Это правда! — ее голос эхом отразился от близлежащих зданий, и все остальные разговоры резко оборвались.
Это должно было стать неприятным, не так ли?
— Мы не будем об этом говорить.
— О, правда? — Она скрестила руки на груди. — Мы не будем говорить о том, как ты изменил мне и сделал ее беременной?
Мимо Холзи по тротуару шла Фэй, и все краски отхлынули от ее лица.
Врач сказал нам, что обычно будущие родители ждут двенадцатинедельного срока, прежде чем делать заявление. Сейчас? У нас не было ни малейшего шанса дотянуть до трехмесячного срока. Я даже своим родителям еще не сказал об этом.
— Мы не были вместе, — сказал я Холзи. — Я тебе не изменял. И я понимаю, почему ты расстроена, но это не твое дело.
Слеза скатилась по ее щеке, и она сердито смахнула ее.
— Так вы теперь вместе?
— Я говорю не об этом. — Я постарался, чтобы мой голос звучал как можно мягче. — Оставь это.
— Оставь это, — ее голос дрогнул. — Я потратила месяцы, доказывая, как сильно я тебя люблю. Я никогда не отказывалась от нас, даже когда это делал ты. Я была твоей лучшей болельщицей в течение многих лет. Я бы последовала за тобой в НФЛ, если бы ты этого хотел, или я бы осталась здесь, просто чтобы быть с тобой. Я перепробовала все. Всё. И ты хочешь, чтобы я оставила это?
Черт возьми.
— Мне жаль, Холз…
Я никогда не хотел причинить ей такую боль.
Скатилась еще одна слезинка, и на этот раз она не стала утруждать себя тем, чтобы ее смахнуть.
— Теперь я должна тебя ненавидеть.
Это было не больно. Она произнесла это, ожидая, что это будет ударом, но это не причинило боли. Наверное, потому, что это был не первый раз, когда она говорила, что ненавидит меня. После того похода, после того как мы поссорились, она сообщила мне в голосовом сообщении, что ненавидит меня.
Не сказав больше ни слова, она прошла мимо меня, задев плечом мою руку, прежде чем исчезнуть.
Люди, которые, очевидно, наблюдали за происходящим, внезапно заинтересовались землей, облаками, травой, отвлеклись и притворились, что не подслушивали это зрелище.
Мне было все равно, что у меня есть зрители, по крайней мере, сегодня.
Мое внимание переключилось на тротуар, в поисках женщины с рыжевато-светлыми волосами.
Фэй уже ушла.
Поэтому я пошел на занятия и изо всех сил старался сосредоточиться на учебе. Я надрывался на тренировках, изливая все свое разочарование и раздражение на футбол. Приняв душ и переодевшись в чистые джинсы и футболку с длинными рукавами, я поехал через весь город в закусочную «У Долли», в животе у меня урчало, и я был готов съесть блинчиков.
Я съел их в одиночестве.
Фэй продинамила меня.