Раш
Было душераздирающе наблюдать, как кто-то, кого ты любишь, уходит от тебя. Ограждается от тебя. Это разбивает сердце и приводит в полное отчаяние.
Фэй так глубоко ушла в себя, что стала похожа на ходячее привидение.
Она бесшумно передвигалась по дому и за последние два дня не произнесла ни слова.
С тех пор, как Дасти «уволила» ее. С тех пор, как в закусочной появилась ее мать.
Она превратилась в зомби-Фэй.
— Куда ты направляешься? — спросил я из кухни, когда она надевала пальто. Было утро пятницы. У нее не было причин идти в кампус так рано, не тогда, когда ее единственное занятие на сегодня начиналось только в час. И ей не нужно было появляться в закусочной до трех.
Она с трудом сглотнула, но не ответила. Хотя ее молчание было достаточным ответом.
— Я иду с тобой. — Я отложил кусочек тоста, который намазывал маслом, оставив его на тарелке, и направился в гостиную за своей курткой.
— Мне нужно пойти одной.
Я натянул ботинки.
— Раш…
— Я иду с тобой, Фэй. — Никаких возражений. Если она собиралась навестить свою мать, я пойду с ней.
— У тебя занятия, — сказала она.
— Тогда я буду скучать по этому.
После вечера среды я не подпускал Фэй к Бринн без своего сопровождения.
Не потому, что Бринн была груба или жестока. А потому, что она умирала.
У Фэй могли быть сложные отношения с матерью, но Бринн, тем не менее, оставалась для нее матерью. То, как она отступала, отстранялась, пугало меня.
Я знал сердце своей девочки. Оно было большим, открытым и более уязвимым, чем она когда-либо признавалась.
Была ли она близка с Бринн или нет, ее смерть ударит по Фэй. Ей будет трудно. И когда это случится, я буду рядом, чтобы убедиться, что она не будет переживать это в одиночку.
— Я не… — Фэй покачала головой, и в ее глазах заблестели слезы. Это была первая настоящая эмоция, которую я увидел у нее за два дня.
Мне было невыносимо видеть, как ей больно, но все лучше, чем зомби-Фэй.
— Чего «не»? — Я встал перед ней и запустил пальцы в ее волосы. По крайней мере, она не уклонялась от моих прикосновений. Может, она и притихла, но, по крайней мере, позволила мне прикоснуться к ней. А ночью она позволяла мне прижимать ее к себе.
— Я не хочу, чтобы ты видел, где я жила, — прошептала она.
Я поцеловал ее в лоб.
— Либо ты позволишь мне пойти с тобой сейчас, либо я узнаю адрес у Дасти.
— Она тебе не скажет.
— Нет, но Глория скажет.
Ее глаза, сузившись, встретились с моими. Я бы тысячу раз испытал на себе этот мимолетный взгляд. Это был всего лишь намек на ту язвительную особу, которая завладела моим сердцем.
— У тебя нет номера Глории.
Я вытащил свой телефон из кармана, прокручивая список контактов, пока не наткнулся на номер ее сестры. Затем я поднял его, чтобы она могла видеть.
— Я иду с тобой.
— Хорошо. — Она вздохнула.
Это оказалось проще, чем я думал. То ли потому, что она знала, что в этом споре победить невозможно, то ли потому, что в глубине души она была раздавлена. Она знала, насколько тяжелым будет этот визит.
Надев ботинки, она схватила свой рюкзак с обеденного стола и последовала за мной на улицу.
— Я поведу, — сказал я ей, открывая «Юкон».
Она молча открыла пассажирскую дверь, забралась внутрь и пристегнулась ремнем безопасности.
Гроза, бушевавшая в начале недели, прошла, и небо было ясным и голубым. Солнце уже прогнало утреннюю прохладу и начало растапливать снег. Из водосточных желобов капала вода, а дороги были покрыты слякотью.
Фэй показывала мне дорогу, пока мы ехали по городу, и по мере того, как дома становились старше и непригляднее, она нервно поглаживала свой живот.
— Это нехорошее место.
— И что? — Я потянулся и взял ее за руку, переплетя наши пальцы. — Мне все равно, где ты жила. Меня волнует только то, где ты живешь сейчас.
Она кивнула, прикусив нижнюю губу, и указала свободной рукой, чтобы я повернул налево. Затем она крепче сжала мою руку, глядя сквозь ветровое стекло на узкую улочку.
Квартал был заполнен старыми машинами и ветхими домами. Мы проехали мимо дома, в котором все окна и двери были забиты фанерой. На передней стене кто-то написал оранжевой краской «НЕ ВХОДИТЬ». Двор был огорожен желтой предупреждающей лентой.
Это было то, что власти делали с метамфетаминовыми заводами, которые должны были быть снесены, а сама земля очищена от вредных химических веществ.
— Вон тот. Коричневый. — Фэй кивнула на место рядом с наркопритоном.
Я постарался скрыть свою реакцию, чтобы мое лицо оставалось бесстрастным. Но, черт возьми. Это здесь она выросла?
Дом был небольшим, примерно в два раза меньше нашего. В нем было два этажа, и в некоторых местах обшивка отвалилась. Навес над крыльцом, казалось, был на волосок от обрушения. Крыша верхнего этажа обвалилась на углу, и, как и у соседнего, несколько окон были забиты фанерой.
Я припарковался на улице, оглядывая другие дома.
Дом Бринн, казалось, был в худшем состоянии, чем большинство других. У некоторых из них были припаркованы новые машины. В одном, похоже, проводился ремонт.
Фэй вышла из машины и пошла по неубранному тротуару.
Я последовал за ней, держа руки наготове, чтобы подхватить ее на случай, если она поскользнется, но она не торопилась. Это из-за гололеда? Или потому, что она не хотела заходить внутрь?
Она остановилась в начале подъездной дорожки, уставившись на дом с отсутствующим выражением лица. Затем она указала на заколоченное окно.
— Это была моя комната. Окно разбилось, когда я училась в восьмом классе. Она приказала повесить эту доску вместо того, чтобы купить новое стекло.
Может быть, поэтому она никогда не хотела закрывать жалюзи? Черт.
Что тут сказать? Как я мог все упростить?
— Я не думала, что вернусь сюда, — сказала она скорее себе, чем мне.
Я сжал ее руку.
На подъездной дорожке стояли две машины. Одна была припорошена снегом, выпавшим на этой неделе, и выглядела так, словно ею не пользовались несколько месяцев. Другая была минивэном темно-синего цвета с белой надписью: «Хоспис Мишна» на раздвижной двери.
Это был тот самый фургон, на котором Бринн приехала в закусочную в среду.
— Она знает, что ты приедешь? — спросил я.
Фэй покачала головой.
— Я не хотела обещать.
Даже если это касалось женщины, которая была чудовищем по отношению к своей дочери, Фэй не давала обещаний, который могла нарушить.
Я любил ее.
С каждым днем все больше и больше.
Фэй резко вздохнула, затем расправила плечи и направилась к крыльцу.
Я бросил осторожный взгляд на провисшую крышу и подошел к ней, когда она постучала.
В среду Бринн почти ничего не рассказала ей. Только то, что она больна. Нет, умирала. Она была точна в выборе слов. Она умирала.
Глория знала о раке. Именно по этой причине она настаивала на том, чтобы Фэй позвонила их матери. Но Бринн взяла с Глории обещание не рассказывать Фэй правду. Бринн не хотела, чтобы Фэй звонила ей из чувства вины.
Должно быть, она поняла, что Фэй больше не собирается с ней разговаривать. Если она хочет увидеть свою старшую дочь, ей придется пойти на этот шаг. Поэтому в среду, в разгар снежной бури, она пришла в закусочную в сопровождении медсестры из хосписа, чтобы передать приглашение.
Если Фэй была согласна, то Бринн хотела получить возможность поговорить.
Дверь с резким скрипом распахнулась. Плотная медсестра с короткими седыми волосами, одетая в розовую форму, тепло улыбнулась нам.
— Здравствуйте. Вы Фэй.
Фэй кивнула.
— Это я.
— Ваша мама постоянно говорит о вас. Вы действительно такая хорошенькая, как она говорит.
Рука Фэй дернулась в моей, без сомнения, она была шокирована таким комплиментом от своей матери.
Глория клялась Фэй, что Бринн изменилась. Возможно, это было правдой.
— Заходите. — Медсестра пригласила нас внутрь.
Мы ввалились внутрь, рука Фэй выскользнула из моей, и мы последовали за медсестрой по короткому коридору в гостиную. На кофейном столике горела свеча, комнату наполнял аромат ванили и сахара.
— Она в своей спальне, — сказала медсестра. — Позвольте мне сказать ей, что вы здесь.
Фэй медленно повернулась, осматривая помещение.
— Здесь чисто. Раньше здесь никогда не было чисто.
Я не сводил с нее глаз, пытаясь понять, что происходит у нее в голове, но она была пуста. Зомби-Фэй вернулась.
— Заходите, — крикнула медсестра.
Фэй обхватила себя руками за живот, сжав локти, и прошла через комнату, по узкому коридору, который вел к лестнице.
Медсестра кивнула, жестом приглашая нас в спальню Бринн.
— Привет. — Бринн лежала в постели, завернувшись в одеяла. Ее бледное лицо просветлело при виде дочери. — Я не думала, что ты придешь.
— Я, эм… — Фэй сглотнула и потерла кончик носа. — У меня нет занятий этим утром.
Здесь пахло антисептиком, лекарствами и смертью. Эти запахи обожгли мне ноздри, когда я переступил порог вслед за Фэй.
В комнате, как и во всем доме, было чисто и прибрано.
— Не хотите присесть? — Бринн кивнула в сторону пустого стула в углу. — Простите, что не встаю. Сегодня я хорошо отдохнула. После процедур мне дают хороший стероид. В такие дни передвигаться легче. Но когда все проходит, от меня становится мало пользы.
Должно быть, в среду она проходила курс лечения, потому что в тот вечер выглядела ужасно, но в десять раз лучше, чем сейчас.
Я никогда раньше не видел, как кто-то умирает, но, без сомнения, Бринн недолго осталось жить на этом свете.
Это было то, что уготовано маме Маверика? Суждено ли ему сидеть у постели и смотреть, как Мередит увядает, превращаясь в кожу и кости?
Фэй не пошевелилась. Она просто смотрела на свою мать, застывшую в пространстве между дверью и кроватью.
— Пожалуйста. — Бринн снова попыталась улыбнуться, но улыбка едва тронула ее губы. — Посиди со мной.
В ее голосе была мольба, как будто она знала, что, если Фэй уйдет отсюда, это будет последний раз, когда она увидит свою дочь.
Я положил руку на поясницу Фэй, не подталкивая, не притягивая. Просто прикоснулся, чтобы она знала, что я здесь.
Она на мгновение прислонилась ко мне, забирая то, что ей было нужно, затем подошла к стулу и присела на краешек.
Я отошел к стене, остановившись рядом с комодом с пятью выдвижными ящиками. На нем стояла фотография в рамке, выцветшая и пожелтевшая от времени.
Женщина смеялась в камеру. Я моргнул дважды, на мгновение подумав, что это Фэй. Но на ней была изображена Бринн, молодая и здоровая, какой она была в прошлые годы.
Фэй была так похожа на свою мать, что это было невероятно.
— Глория рассказала мне о ребенке. — Усталый взгляд Бринн метнулся к животу Фэй — ее фигура была почти скрыта пальто, но сомнений быть не могло: она беременна. — Мальчик?
— Да. — Фэй кивнула.
— Я надеюсь, что у него будут такие же красивые волосы, как у тебя. У тебя такие красивые волосы.
Фэй уставилась на пятно на старом ковре.
— Спасибо, что пришли, — в голосе Бринн послышались слезы. Затем раздался кашель, такой сильный и громкий, что, казалось, он разрывал ее тело надвое.
Прибежала медсестра и сидела рядом с Бринн, пока приступ не закончился. Затем она дала ей глотнуть воды и помогла снова откинуться на подушки.
— Ей трудно много говорить, — сказала медсестра.
Вот и поговорили.
— Я в порядке, — голос Бринн был прерывистым и грубым.
Медсестра грустно улыбнулась ей и вышла из комнаты.
— Прости, Фэй. — Бринн тяжело дышала, как будто каждый вдох давался ей с трудом.
Вероятно, так оно и было, учитывая, что у нее был рак легких. Рак легких в последней стадии.
Ее лечение было направлено лишь на то, чтобы оттянуть смерть, но они ничего не могли поделать. В среду она сказала нам, что ждала слишком долго.
— Я просто хотела сказать тебе это. — По лицу Бринн потекли слезы. — Пока могу.
Подбородок Фэй задрожал, когда она прикусила нижнюю губу, борясь со слезами.
Я подошел к ней и протянул руку.
Она без колебаний взяла ее и сжала так сильно, что у меня хрустнули костяшки пальцев.
— У вас есть имена? — Бринн, казалось, отчаянно хотела поговорить. Ждала хоть какого-нибудь ответа от своей дочери.
Но Фэй молчала, поэтому я ответил за нее.
— Пока нет, — ответил я. — Мы все еще обсуждаем.
— Я отправила Глории список. Она прислала его?
Я грустно улыбнулся ей.
— Да, прислала.
— Вам не обязательно ими пользоваться, — прохрипела Бринн, и звук, вырвавшийся из ее груди, был таким громким и жалобным, что заполнил комнату.
— Гарри? — Фэй подняла голову, все еще сжимая мою руку.
— Нет. Джейсон?
Она покачала головой.
— А как на счет Гэннон? — спросила Бринн. — Назови своей фамилией? Может, это будет не основное имя, но это хорошее второе имя. В некотором роде уникальное.
Взгляд Фэй переместился на ее мать. Пустота исчезла. И моя девочка, моя чертовски сильная Фэй, подарила своей матери благодать. Заслуживала Бринн этого или нет, но сердце Фэй было достаточно большим для них обеих.
— Хорошая идея, мам.
— Спасибо, — промурлыкала Бринн, прикрыв глаза. — Мне она тоже нравится.