Фэй
Месяц спустя…
Был ли предел тому, сколько человек может плакать и блевать в течение часа?
Каждый раз, когда я думала, что с меня хватит, тошнота и безнадежность накатывали волной, словно это был бесконечный источник слез и рвоты, и сколько бы я ни сидела на полу в туалете закусочной, этому не было конца.
Я спустила воду в унитазе и, отодвинувшись от фарфора, прислонилась спиной к стене, вытирая рот и щеки.
— Боже мой.
Слезы вновь хлынули из моих глаз. У меня вырвался всхлип.
В моей жизни было много плохих дней. Больше, чем казалось справедливым. Но мне всегда удавалось не сдаваться. Продолжать идти, шаг за шагом, зная, что, если я не сдамся, впереди будут лучшие дни.
Эта вера, эта слепая вера была единственным, что поддерживало меня на плаву в те дни, когда я чувствовала, что тону.
Сегодня я не понимала, как подняться с пола. Я не понимала, как продолжать двигаться вперед.
Я уже не была уверена, что хочу этого.
Это было так тяжело. Все было слишком тяжело. И я устала бороться. Устала бороться за то, чтобы просто дышать.
А теперь это?
Что теперь?
Еще один всхлип вырвался наружу, когда я закрыла лицо руками, подтянув колени к груди.
Что теперь?
— Фэй? — Дасти постучала в дверь. — Ты в порядке, сладкая?
Нет. Нет, я не в порядке. В ответ я только и смогла выдавить из себя сдавленное мычание. Учитывая, что дверь в туалет была толщиной с бумагу, я была уверена, что она слышала, как меня рвало и я плакала.
— О, милая. Тебе плохо? Выходи, я могу тебя обнять.
Крепкие объятия Дасти на протяжении многих лет облегчали мою душевную боль, но даже их было бы недостаточно, не сегодня. Не для этого.
Она постучала снова.
— Я начинаю волноваться, Фэй Мари. И собираюсь вскрыть этот замок, если ты ничего не скажешь.
Я подавила очередной всхлип.
— Я в порядке.
— Маленькая лгунья, с тобой не все в порядке.
Я всхлипнула, сделав резкий вдох, который обжег мое пересохшее горло.
— Дай мне пять минут.
— Конечно. Тут к тебе кое-кто пришел, но этот мудак может подождать.
Это означало, что здесь был Джастин. Я застонала так громко, что Дасти хихикнула.
Ей никогда особо не нравился Джастин, но после того, что он сделал этим летом, она возненавидела его каждой клеточкой своего пятидесятисемилетнего тела.
Мне потребовались все мои силы, чтобы заставить себя подняться на ноги. Даже тогда я прислонилась к стене, позволяя ей удерживать меня на ногах, пока не прошла волна головокружения и я не обрела равновесие.
Когда я открыла дверь туалета, Дасти стояла там, широко раскинув руки.
Я прижалась к ее груди, борясь с очередным потоком слез, когда она провела рукой вверх и вниз по моей спине.
— Я ненавижу его за то, что он разбил тебе сердце.
Она думала, что Джастин был причиной этих слез? О, черт. Честно говоря, он был причиной многих. Но сегодня все было совсем по-другому.
Я расскажу ей после того, как Джастин уйдет.
— Где он? — спросила я, выпрямляясь и вытирая слезы.
Дасти положила большой палец себе на плечо.
— В кабинке. Он попросил меню. Я сказала ему, чтобы он сдох.
У меня не было сил смеяться.
— Я пойду поговорю с ним.
— Или я могу его выгнать.
— Нет. — Когда-нибудь я позволю ей выгнать Джастина из закусочной, но не раньше, чем перестану жить под его крышей.
Она нахмурилась, но не остановила меня, когда я шла из туалета через кухню.
Майк сидел за кухонным столом и готовил блинчики. Я давно его не видела, но, должно быть, они с Дасти снова вместе, потому что он был здесь, когда я пришла.
И это тоже хорошо. Официанткой я сегодня была никудышной.
У меня все еще кружилась голова, вероятно, из-за того, что я сегодня ничего не ела, и от одной мысли о еде у меня скрутило желудок, а когда я обогнула стол для приготовления пищи, то ударилась бедром об угол. Острая сталь вонзилась в мою плоть, заставив меня поморщиться.
— Ой, — прошипел Майк. — Ты в порядке?
Когда люди перестанут спрашивать, в порядке ли я? Очевидно, что нет.
— Все хорошо, — процедила я сквозь стиснутые зубы и направилась к вращающейся двери, отделявшей столовую от кухни.
Джастин поднялся из-за обитой винилом кабинки, когда я проходила мимо пустых столиков. Было еще не поздно, не совсем семь, но в воскресенье у нас был самый неспешный вечер на неделе, и я сомневалась, что мы увидим еще одного посетителя до закрытия в восемь. Судя по запаху аммиака, витавшему в воздухе, Дасти уже начала убирать со столов перед закрытием.
— Привет. — Джастину хватило наглости изобразить сожаление, когда он увидел мое покрытое пятнами лицо и покрасневшие глаза.
Неужели он думал, что я плачу из-за него?
Изменяющий мудак.
— В чем дело? — спросила я, скрестив руки на груди и остановившись перед ним.
— Ничего. Просто подумал, что я мог бы побыть с тобой, пока ты не уйдешь. Может, мы могли бы куда-нибудь сходить?
— Куда-нибудь? — Он серьезно? Он хотел куда-нибудь сходить? — Типа свидание?
Он пожал плечами.
— Почему нет?
— Почему нет? — У меня начала пульсировать голова. Ну, пульсировать сильнее. У меня не хватило духу поругаться с Джастином. Не сегодня. — Увидимся позже. Пока.
Он глубоко вздохнул, проведя рукой по своим каштановым волосам длиной до плеч, прежде чем снять резинку с запястья, чтобы собрать их.
Когда-то мне нравилось наблюдать, как он собирает волосы в мужской пучок. Когда-то это было сексуально. Когда-то это заставляло меня чувствовать себя особенной, женщиной, которая видит его таким, какой он есть, с распущенными волосами или в беспорядке на подушке.
Но потом он объяснил мне, что я не особенная.
Честно говоря, это была моя вина. Разве мама не говорила мне об этом годами? Ты не особенная, Фэй.
Глупо, что я забыла.
— Пожалуйста, Фэй. — Джастин сложил руки вместе. — Мне жаль. Я буду повторять это до тех пор, пока ты мне не поверишь. Дай мне еще один шанс.
— Ты изменил мне.
С Алексой.
Возможно, если бы он сделал это с безликой незнакомкой из бара, это было бы легче пережить. Вероятно, нет, но возможно. Вот только он изменил мне со своей лучшей подругой. Он знал о моей неуверенности в их отношениях, о том, что я ненавижу их прикосновения, и доказывал, что все не так, как кажется.
Он переспал с ней этим летом, пока я была в походе. Он трахнул ее в нашей постели.
Теперь в его постели.
Когда он признался, что изменил мне с Алексой, я стала спать в другой комнате его трейлера.
Я все еще не могла позволить себе съехать, не тогда, когда потратила свои сбережения на покупку четырех новых шин. Не тогда, когда уже оплатила аренду за этот месяц.
Так что я была вынуждена жить со своим бывшим парнем в доме, где он предал меня и не оправдал моего доверия. Я была с ним в ловушке, потворствуя этим визитам и потакая его попыткам вернуть меня, пока не смогу уйти.
Неловкость даже не стала частью этого. Но я выжидала удобного случая, чтобы сбежать. Каждое утро я терпела на кухне нечто худшее, чем неловкую тишину. За годы, проведенные с матерью, у меня было достаточно практики прятаться в своей комнате.
Теперь мне придется ускорить осуществление моего плана, не так ли? Каким-то образом мне придется наскрести достаточно денег на депозит, аренду и коммунальные услуги. Я планировала жить одна, найти дешевую студию, где я могла бы уединиться, но был ли это вообще вариант? Студии стоили дороже, чем просто найти свободную комнату для аренды.
Но я никогда раньше не жила одна. Отсутствие необходимости делить ванную или писать свое имя на банке молока казалось мне мечтой.
Вот только я не могла себе этого позволить, не так ли? Больше нет. Мне придется расширить поиск свободных комнат. Какое-то время я буду жить с незнакомцами.
Кому, черт возьми, я понадоблюсь в качестве соседки?
Кто захочет жить с бедной беременной официанткой, чья жизнь находилась в руинах?
У меня внутри все сжалось, и я чуть не поддалась порыву блевануть на ботинки Джастина.
— Мне нужно вернуться к работе, — пробормотала я, не дожидаясь его ответа, повернулась и выбежала из столовой, через кухню прямиком в туалет, где опустилась на колени, и меня вырвало в унитаз. Снова.
— Я отвезу тебя в больницу, — сказала Дасти, подходя сзади и придерживая мои волосы, потому что я забыла запереть дверь.
— Я в порядке.
Она цокнула языком.
— Заканчивай со своей ложью на сегодня, крошка. Ты не в порядке.
— Ладно, я не в порядке, — прошептала я, отодвигаясь от унитаза. Внутри не осталось ничего, что могло бы выйти. Я была пуста. Яма в моей душе была бездонная.
Слезы выступили на глазах, а в носу защипало. Пуста, но, очевидно, еще оставалось достаточно сил, чтобы плакать.
— Фэй. — Дасти присела передо мной на корточки, ее голубые глаза наполнились беспокойством, а лоб наморщился. Она терпеть не могла хмуриться, потому что из-за этого морщины казались глубже.
В большинстве случаев я изо всех сил старалась не заставлять ее волноваться. Многие из ее серебристо-седых волос были из-за меня.
Она беспокоилась обо мне так, как мать беспокоится о своей дочери.
И большую часть своей жизни я мечтала, чтобы моей мамой была Дасти.
Мне хотелось, чтобы все было по-другому.
Я до мозга костей желала, чтобы я никогда не встречала Раша Рэмзи.
Но загадывать желания было бессмысленно. Ни одно из моих желаний так и не сбылось.
— Больна? Сердце разбито? Или и то, и другое вместе?
Это был не грипп.
— Сердце разбито.
— Он не стоит твоих слез, — сказала Дасти.
— Дело не в этом, — мой голос был хриплым и надтреснутым.
— А в чем?
Я с трудом сглотнула.
— Я беременна.
Дасти ахнула, как будто я дала ей пощечину. Затем шок прошел, и выражение полного отчаяния на ее лице словно ножом ударило меня по сердцу.
Слезы потекли по моему лицу, когда я увидела, как разбилось ее сердце.
— О, детка. Ты уверена?
— В мусорном ведре лежат два теста, если ты хочешь перепроверить еще раз. — Я захватила их сегодня по дороге в кафе. Я плохо себя чувствовала всю неделю. У меня болела грудь, а месячные задерживались.
Дурное предчувствие, что я, возможно, беременна, наконец-то стало настолько сильным, что его нельзя было игнорировать.
— О боже. — Этого не могло происходить. Этого не могло происходить.
Но это происходило. Без сомнения.
На этот раз, когда я заплакала, я не пыталась скрыть или приглушить звук. Я расплакалась, когда Дасти притянула меня к себе и стала раскачивать взад-вперед, и промочила насквозь плечо ее бирюзовой футболки с надписью: «Закусочная «У Долли».
— Все будет хорошо, — прошептала она.
— Ну и кто из нас лжец?
Она обняла меня так крепко, что у меня заболели ребра.
— Все будет хорошо. Я обещаю.
— Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать.
Дасти отпустила меня, обхватив мое лицо своими обветренными руками.
— Мы что-нибудь придумаем.
Я грустно улыбнулась ей, когда она смахнула слезы с моих щек.
— Я такая идиотка.
— Да.
Я наморщила нос.
— Ауч.
— Я не нежничаю, ты это знаешь.
Я набрала в легкие побольше воздуха, сдерживая слезы. Затем выдохнула, когда Дасти отпустила меня и села на свободное место на полу рядом со мной.
Она вытянула свои обтянутые джинсами ноги, и я положила голову на ее костлявое плечо. Запах ее духов заглушал запах дыма от ее последней выкуренной сигареты.
Я терпеть не могла, как пахнут сигареты. Пассивное курение впитывалось в мою одежду и волосы. В детстве я не раз вызывала насмешки в школе из-за того, что от меня пахло. Но с годами запах Дасти стал для меня утешением, вместе с дымом и всем прочим.
Я закрыла глаза, впитывая его, пока мы сидели в тишине, позволяя реальности этой ситуации витать, как туману, в этом крошечном туалете.
— Когда ты расскажешь Джастину? — спросила она.
— Какая разница? Это не его вина.
У Дасти отвисла челюсть.
— Прости?
— Помнишь девичник Ханны? Я случайно встретила парня из университета. — Не то чтобы я знала его, но я не рассказывала Дасти об инциденте со спущенной шиной.
Никто не знал, как я познакомилась с Рашем.
— Мы много выпили в тот вечер, — призналась я. — Он был милым, заставил меня почувствовать себя желанной, и он так хорошо целовался.
— Хороший поцелуй — не повод отказываться от презерватива, — пожурила она меня.
Я съежилась.
— Я знаю.
— Что случилось с твоим противозачаточным средством? — спросила она.
Слезы снова застилали мне глаза. Боже, меня так тошнило от слез, что я сердито вытерла их.
— Оно не помогло.
Тот укол, который я делала годами, подвел меня.
Да, нам так же следовало воспользоваться презервативом, просто на всякий случай. Но я сошла с ума в тот момент, когда Раш поцеловал меня. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного, и меня захватило ощущение его рук, рта и тела.
Алкоголь, безусловно, был отчасти виноват в этом. Это заставило меня забыть, что мы из двух разных миров. Это придало мне смелости пофлиртовать и сказать «да», когда он пригласил меня домой.
Когда поздно вечером реальность ударила меня по лицу, я выскользнула из его постели, голова раскалывалась от шотов, и на цыпочках вышла из его дома, пока не стало неловко. Потом я потратила деньги, которых у меня не было, на такси до дома.
Мне даже в голову не пришло воспользоваться дополнительной защитой. Опьянение, возбуждение от спешки вытеснили всякую логику. Я хотела чувствовать его, только его. Всего его.
Его руки. Его язык. Его конечности, переплетенные с моими. Силу его рук, когда он держал меня так, словно я была драгоценностью.
Никто и никогда не заставлял меня чувствовать себя драгоценной.
Ни Джастин. Ни моя мать. Ни даже Дасти.
Она любила меня, но, как она всегда говорила, не была нежной.
— Что мне теперь делать? — прошептала я.
— У тебя есть выбор, — сказала Дасти.
Два. У меня было ровно два варианта. Отдать этого ребенка на усыновление. Или стать матерью. Это были единственные варианты, которые я рассматривала по причинам, о которых не говорила даже Дасти.
Мысль о том, чтобы отказаться от ребенка, снова вызвала у меня желание пойти в туалет.
Это означало, что у меня был только один выход.
Собраться с мыслями, потому что я собиралась стать мамой.
Я закрыла лицо руками.
— Черт.
— Ага.
Я ведь никогда не собиралась поступать в магистратуру, не так ли? Черт возьми, будет достаточно сложно окончить колледж в этом году. Неужели мне придется бросить учебу? От такой возможности мне хотелось кричать.
Я никак не могла позволить себе аренду, еду, обучение и ребенка. Я уже тонула, живя от одной зарплаты до другой, отщипывая каждый пенни, пока он не становился таким плоским, как в сувенирных автоматах, превращающих монету в прессованный сувенир.
Мое сердце болело так сильно, что я прижала руку к груди, когда оно раскололось на части.
Сколько лет я обманывала себя, полагая, что смогу стать кем-то большим, чем официанткой, зарабатывающей минимальную зарплату? Я стольким пожертвовала, чтобы достичь этого. Чтобы попасть в выпускной класс.
Мои заслуги никуда не делись, но с каждой секундой мои мечты утекали сквозь пальцы, как песчинки.
Многие ли матери-одиночки могли совмещать учебу, работу и уход за детьми? Я наблюдала, как моя собственная мать годами боролась за жизнь. Я жила с ее обидой, с ее враждебностью из-за того, что я появилась и разрушила ее жизнь.
— Я не буду такой, как моя мама, — сказала я.
— Нет, милая. — Дасти обняла меня за плечи. — Не будешь.
Может быть, я и останусь бедной до конца своих дней, но я бы сдвинула все горы вокруг Мишна, чтобы убедиться, что этот ребенок никогда не почувствует той враждебности и горечи, с которыми я жила так долго.
— Хорошо. — Я вдохнула, задерживая воздух в легких, пока он не обжег их.
Хорошо.
Нужно было сделать выбор. Но это могло подождать. Сначала я должна была найти в себе силы подняться с пола в туалете. Затем я должна была сказать Рашу.
— Я не знаю, как ему сказать. Рашу.
— Его зовут Раш? Это настоящее имя?
Я кивнула.
— Да.
Дасти что-то промычала.
— У тебя хотя бы есть его номер?
— Да, — простонала я, пытаясь достать телефон из кармана.
Мы были в третьем или четвертом баре после «Леджендса», когда по пьяни обменялись номерами телефонов. Он дал мне свой, чтобы я могла позвонить ему, если мне когда-нибудь понадобится поменять колесо. А я дала ему свой номер на случай, если он когда-нибудь захочет одолжить мой спрей от медведей.
— Как мне это сделать?
Дасти пожала плечами.
— Признайся. Чем скорее, тем лучше.
Мой желудок скрутило, когда я открыла экран.
— Сделаешь это для меня?
Я хотела пошутить, ожидая, что она рассмеется, но она выхватила телефон у меня из рук и вскочила на ноги, прежде чем я успела забрать его обратно.
— Дасти, я пошутила.
Ее пальцы забегали по экрану.
— Ты не можешь отправить сообщение…
— Отправлено.
Мои глаза округлились, когда я вскочила на ноги.
— Ты этого не сделала.
— Ты просила меня сделать это для тебя.
— Я не думала, что ты это сделаешь. — Я выхватила телефон из ее рук, чтобы прочитать, что она написала.
Рашу пришло одно-единственное сообщение.
Одно-единственное опустошающее сообщение.
Я беременна
— О, боже мой.
Ни «привет». Ни «могли бы мы поговорить?». Ни «позвони мне».
Неа.
Я беременна
У меня подкашивались колени, когда я ковыляла к туалету, тошнота вернулась с удвоенной силой.
— Дасти.
Она пожала плечами.
— Я не нежничаю, ты это знаешь.
Да. Да, это так.
Дерьмо.