Глава 13

Рен

Каким-то образом, проходит неделя.

Каждую ночь я пробираюсь в сарай и пою Шестому на сон грядущий и убеждаюсь, что возвращаюсь в постель до рассвета. Шестой не нападал на меня с первой ночи, и фактически, он стал ожидать меня каждую ночь, иногда садясь в постели до моего прихода и прижимаясь носом ко мне, пока не заснет крепким сном.

В течение дня он помогает мне по хозяйству, разминая более тяжелые предметы, которых я обычно избегаю. В течение недели его синяки начали желтеть, а некоторые уже превратились в здоровую бронзу его кожи.

Папа снял серебряное кольцо с шеи ключом, который он спрятал где-то в своем кабинете. Я хотела спросить его, как он к этому пришел, но была уверена что он не потрудится ответить. Даже со всеми ключами, которые он собрал для меня, он никогда раньше не производил ничего подобного — трубчатой формы, как я и ожидала.

Красные лигатуры отмечают болезненный захват шеи, но это не доказало что Шесть не разговаривает из-за этого. Он до сих пор не сказал ни слова, но это нормально, потому что мы разработали систему.

И папа кажется более терпимым с тех пор, как Шесть починил сломанный педальный насос и очистил от песка солнечные панели — на две вещи, на которые у него самого, похоже никогда не хватает времени.

Его коротко выбритые волосы начали немного отрастать, затеняя шрамы и татуировку на голове. Щетина, покрывающая его подбородок, является постоянным напоминанием о том, что несмотря на свою невинность, Шесть- мужчина. Сильный мужчина, с невероятной способностью трудиться весь день под палящим солнцем пустыни и сверхъестественными рефлексами, которые делают меня счастливой, что он рядом с моей неуклюжей натурой.

Избегая главных дорог, я веду Шестого через длинные участки сухой пустыни к восточной части общины, зажав книгу подмышкой. Каждый день я брала его с собой на небольшую искусственную поляну, расположенную на противоположном берегу реки. Угроза появления змей и волков отпугивает большинство других членов сообщества, но с Шестым я не так сильно беспокоюсь об этом.

Для нас это место, где можно ненадолго сбежать. И именно здесь я рассказываю ему, что узнала от папы об этой земле.

Даже если он не может говорить, он быстро понимает и усваивает информацию.

Расстилая одеяло на земле под тополем, я раскладываю книгу и предлагаю ему блокнот и карандаш, в который он начал переписывать некоторые слова. Я лежу рядом с ним, продолжая то на чем мы остановились накануне, произнося различные слова, и делаю паузу чтобы он попробовал их произнести.

— Слово шесть.

Губы сжаты в тонкую линию, брови сосредоточенно нахмурены, его карандаш парит над страницей, пока он не прижимает его к бумаге.

Я улыбаюсь, когда он рисует цифру шесть на странице, и легонько толкаю его в руку.

— Это жульничество!

Улыбка украшает его губы, возможно его самая широкая улыбка на сегодняшний день, и это застает меня врасплох.

Я мгновение смотрю на него, впитывая красоту его лица, то как сильно он изменился всего за неделю. Кроваво-красный цвет его глаза вернулся к белому, а потрясающая синева радужки почти ослепляет.

Как будто он чувствует, что я смотрю на него, он поднимает глаза, и ямочки на его щеках сменяются чем-то более серьезным. Его взгляд опускается на мой рот и остается прикованным к нему.

Я замечаю, как подрагивает его горло, когда он сглатывает, глядя на меня в ответ, как будто он может попытаться поцеловать меня. Это будет в первый раз, если он это сделает.

За неделю Шестой приучил себя не потакать подобным моментам, но судя по тому как он смотрит на меня, я задаюсь вопросом, может быть, сегодняшний день станет исключением.

Я бы конечно поприветствовала это. Проведение каждого дня с ним только сблизило нас, и чем ближе мы становились, тем сильнее становилось мое влечение к нему.

Его взгляд опускается ниже, и он наклоняется, его нос скользит по поверхности моего горла, вдыхая мой аромат.

Глаза закрыты, мои губы приоткрываются, едва переводя дыхание, пока я жду когда он поцелует меня.

Его рука скользит вниз по моим изгибам, пока он не находит подол моей рубашки, и его кожа не оказывается на моей. Поначалу это пугает меня, я откидываю голову в сторону, но остаюсь неподвижной, не желая его обескураживать. Легкая щекотка кончиков его пальцев проводит линии по центру моей спины, а его ладони скользят по краям моего тела, поднимая мою рубашку все выше и выше, побуждая меня перевернуться на спину. Он наклоняет голову, наблюдая за мной, в то время как ткань скользит вверх по моему животу, его нежная ласка оставляет дорожку из мурашек на моей плоти.

Я поднимаю руки, пока рубашка не собирается у меня на шее. Руки вытянуты над головой, я лежу, выставив перед ним свою грудь.

Часть меня хочет заползти в себя или спрятаться под подушкой, но его глаза то как он смотрит на меня с таким очарованием, каким-то образом прогоняют мое смущение.

Он ползет по мне, пока не оказывается у меня на животе, и его грубые и мозолистые ладони скользят по контурам моего тела. Легкая дрожь говорит мне, что он нервничает прикасаться ко мне. Или, возможно, возбужден.

Я тоже.

Мои пальцы на ногах поджимаются, когда его ласки дразнят влажный порыв между моих бедер. Возбуждение пропитывает мои хлопчатобумажные трусики, согретые жаром, который он там разжег.

Держа ладони по обе стороны от моего тела, он прижимается губами к моему животу. Он оставляет дорожку поцелуев вверх вдоль центра моей грудной клетки, пока его рука не обхватывает мою грудь. В тот момент, когда его большой палец касается моего затвердевшего соска, плотина внутри меня прорывается, и мои трусики становятся невыносимо влажными.

Губы приоткрыты, он наблюдает за моей реакцией, эти голубые глаза изучают мои, пока он потирает большим пальцем взад-вперед, и когда он имитирует движение другой груди, я приподнимаюсь с одеяла, извиваясь под ним. Руки все еще сцеплены по обе стороны от моей головы, я отворачиваюсь от его взгляда, закрываю глаза и представляю нас с высоты птичьего полета. Тихий стон срывается с моих губ, и когда я снова открываю глаза, Шестой облизывает губы, радость и очарование борются за доминирование, когда он смотрит вниз на мою грудь.

Теплая мята разливается по моей коже вместе с его дыханием, и первый толчок его эрекции пробивается сквозь джинсы. Выпуклость твердая, как камень, и мягкая ткань царапает верхнюю часть моих бедер.

Склонив голову, он замолкает, зажмурив глаза до болезненного укола агонии.

— Шесть, — шепчу я. — Все в порядке. Я хочу, чтобы ты.

Губы сжаты в жесткую линию, морщины на лбу углубляются, когда он хмурится, и он качает головой.

— Все в порядке. У тебя есть мое разрешение. Ты можешь прикасаться ко мне. Взяв его руку в свою, я снова прижимаю его ладонь к своей груди.

Грудь поднимается и опускается, он открывает глаза, уставившись на мое тело. Меняя ладонь на губы, он наклоняется вперед, и тепло его выдоха танцует на моей чувствительной коже, прежде чем его язык обвивается вокруг маленького бутона моей груди.

— О— Мой голос прерывается, когда ощущение душит воздух в моих легких.

Его губы смыкаются вокруг моего соска, язык все еще обводит кончик, и когда он сосет, мои руки опускаются к его плечам, отчаянно пытаясь за что-нибудь ухватиться.

— Шесть. Я бездумно произношу его имя, впиваясь ногтями в его мышцы, пока он сосет мою грудь. С каждым рывком невидимая струна натягивается в моем естестве, и я извиваюсь напротив его рта, зарываясь пятками в одеяло.

При каждом форсированном вдохе раздается всхлип, и когда он переключается, уделяя то же внимание другой груди, мое тело вскрикивает от первого долгого посасывания моего соска.

Я хочу большего. Я даже не знаю, чего я хочу больше, просто то, что я делаю. Это чувство сводит меня с ума, и в то же время я хочу, чтобы это никогда не прекращалось. Я откидываю голову на одеяло, охваченная какой-то демонической одержимостью. Мой желудок сжимается с каждым импульсом этого странного желания, которое нарастает внутри меня, и я не могу выровнять дыхание. Крепко вцепившись в его затылок, я провожу ногтями по короткой щетине его волос и прижимаю его к своей груди.

Шестой издает звериное рычание, и я чувствую, как его пальцы обхватывают каждую грудь.

Его хватка усиливается.

Крепче.

Мягкое посасывание превращается в жгучий щипок его зубов.

Я вздрагиваю от спазма боли, и моя рука дергается от ощущения, усиливая хватку на его черепе.

Что-то в воздухе меняется вокруг нас.

Плавность его прикосновений становится резкой, пальцы впиваются в мою плоть. Он рычит мне в грудь и поднимает голову ровно настолько, чтобы прикусить мою кожу зубами.

— Ах! Я вскрикиваю, и все же я позволяю это, потому что, даже если это немного больно, части меня нравится его агрессия.

Он издает еще одно ворчание, и его пальцы впиваются сильнее, в то время как его рот сжимается у основания моего горла.

Я открываю глаза с тихим криком и поворачиваю голову к нему, в то время как странное головокружение охватывает меня.

— Шесть, — шепчу я.

Энергия вокруг нас заряжает, как вспышка молнии. Напряжение сковывает его мышцы. Я, черт возьми, почти чувствую жар, желание, исходящее от его тела, как металл под жарким солнцем пустыни.

Шесть переворачивает меня на живот.

Один резкий рывок за мои штаны обнажает перед ним мой зад, и что-то скручивается внутри меня. Что-то меняется.

— Шесть, подожди.

Однако он не останавливается. Руки прижимают мои запястья к одеялу, его прерывистое дыхание становится неистовым, и я выгибаюсь под ним. Он рычит мне на ухо, его пальцы переплетаются с моими, прижимая меня сильнее.

— Дай мне подняться.

И все же он этого не делает.

— Шесть!

Паника пробегает по моему позвоночнику, и через несколько секунд я становлюсь добычей, слишком хорошо осознавая силу этого человека. Он вжимается в меня бедрами, одетыми в джинсы сильнее чем раньше, как будто берет меня сзади.

— Шестой, подожди! Я извиваюсь в его хватке, выкручиваю руку чтобы высвободиться, и моя голова врезается в одеяло.

Он убирает мои волосы с шеи.

— Остановись! Я кричу, и как будто время остановилось, все вокруг меня замирает.

Шестой не двигается.

Я пользуюсь моментом, чтобы перевести дыхание, и чувствую как он дрожит рядом со мной. Холодная волна пробегает по моей коже, когда он ослабляет хватку. Я знаю, что будет дальше, и переворачиваюсь на спину, натягивая рубашку, но он уже выбрался из-под одеяла.

Его зрачки снова расширены. Я заметила, что в те моменты, когда он становился агрессивным и терял контроль, его зрачки были расширены. Черные и безумные.

Я тянусь к нему, но он встает расхаживает взад-вперед передо мной, качая головой.

— Шесть, все в порядке. Ты остановился. Я просила тебя остановиться, и ты это сделал. Я понятия не имею, была ли это единственная команда, которая остановила его на полпути, или что-то другое, но уже дважды это заставляло его застывать.

Он потирает свой череп взад-вперед, расхаживая взад-вперед, как животное в клетке.

Я встаю с одеяла, и когда я наклоняюсь к нему, он отступает.

— Давай, ляг со мной на одеяло. Пожалуйста. Используя тот же метод, что и ночью в сарае для пилонов, я убеждаю его вернуться к одеялу.

Но вместо того, чтобы выполнить мою просьбу, он убегает.

Прочь.

* * *

Я врываюсь в дверь и нахожу папу внутри, он стоит, уперев руки в бедра. Все мое тело дрожит, в горле горит от недостатка воды. Слезы высохли на моем лице, и мои глаза горят от всех этих слез.

— Рен, что случилось?

— Шестой пропал! В моем голосе слышится сухая хрипотца.

— Он пропал! Я искала его весь день и не могу найти! Я должна его найти.

Я роюсь в ящике на кухне в поисках фонариков. Хватка за мою руку приводит меня в ярость, и я вырываю свое запястье из папиной хватки.

— Я иду за ним! Ты не можешь остановить меня!

— Рен. Его тон спокоен, гораздо спокойнее, чем я ожидала из-за жесткого выражения его лица.

— Ты смотрела в сарае для столбов?

Вытирая новые слезы со щек, я киваю.

— Раньше. Но я посмотрю еще раз. Я возвращаюсь в лес.

— Легион выйдет сегодня вечером —

— Вот почему мы должны найти его! Они убьют его!

Его взгляд опускается, и он качает головой.

— Они не убьют его. Он слишком важен для них.

Информация парализует мои мышцы, отвлекая меня, несмотря на желание продолжать поиски. Я жаждала узнать больше о Шестом. Настолько, что я потратила последнюю неделю, пытаясь научить его писать, просто чтобы он мог сам донести до меня эти вещи.

— Почему? Что им от него нужно?

Папа достает из кармана сигару и закуривает ее, пикантный аромат проникает мне в горло.

— Его обучали быть очень мощным оружием.

— Кем… кем?

— Выжившие получили известие о нашем сообществе. Мы уже предотвратили несколько рейдов. Рейды, о которых вы пребывали в блаженном неведении за этими стенами. Нам нужно создать нашу армию. Чтобы защитить наш дом.

— Подвергая пыткам невинных людей? Я не могу просто оставить его там.

Он тяжело вздыхает и качает головой.

— Поверь мне, когда я говорю тебе, куда бы ни отправился Шестой, с ним все будет в порядке. Он обучен выживать в этом климате. Ты измотана. Тебе нужен отдых. Утром мы первым делом поищем его.

— Но он… Слезы наполняют мои глаза при мысли о нем, одиноком в темноте, дрожащем от своих кошмаров.

— Я боюсь за него.

— Не бойся. Тому, кто на него наткнется, есть чего бояться гораздо больше. Я обещаю тебе, с ним все будет в порядке.

Я вытираю слезы со щек и киваю.

— Хорошо, папа.

Он прав. То, что я ничего не ела и не пила большую часть дня, сказалось на моем организме, и я с трудом могу держать открытыми свои опухшие глаза.

— Иди отдохни. Я встану пораньше, прежде чем отправлюсь на прогулку по периметру ради него.

Кивнув, я тащусь вверх по лестнице, каждый мускул стонет от подъема. В ванной я поворачиваю ручку раковины, чтобы умыться и почистить зубы, и с разочарованием обнаруживаю, что вода отключилась на ночь. Закрыв дверь, я сбрасываю с себя влажную одежду и голышом забираюсь под легкую хлопчатобумажную простыню, которая охлаждает тонкий слой пота, покрывающий мою кожу.

Когда очередной поток слез угрожает еще глубже втянуть меня в мои страдания, я закрываю глаза.

* * *

Щекотка в моей руке выдергивает меня из пустоты, и мои глаза распахиваются, пока я не смотрю на спящее лицо Шестого. Поднимая голову с подушки, я хмурюсь, сосредотачиваясь на нем задаваясь вопросом, сплю ли я все еще. Я осматриваю комнату до открытого окна, где длинные белые занавески развеваются на ветру.

Когда я опускаю голову обратно, глаза Шестого открываются, и я смотрю в синее море.

— Ты вернулся. Его очертания расплываются за слезами, которые снова выступают у меня на глазах, и я могу только догадываться, что это облегчение от того, что я вижу его, которое накрывает меня.

Он смахивает большим пальцем слезу, которая скатывается по моему виску, и прижимает мою руку к своей груди.

— Я думала, с тобой что-то случилось. Я думала, ты бросил меня навсегда. Эмоции берут верх, и я рыдаю, молча упрекая себя в том, что нужно взять себя в руки. Все, кажется, сталкивается внутри меня, хотя какофония шума в моей голове, которая не успокаивается даже при виде него.

Как будто мой разум не смирился с тем, что он сейчас здесь.

Затем его губы прижимаются к моим.

Эти мягкие, полные губы захватывают меня, и все весь шум стихает под звуки его поцелуя. Рот открыт, его язык пробует мои губы, протискиваясь сквозь зубы. Давление обрушивается на мой затылок, где его пальцы запутываются в моих волосах, и он сжимает мой череп, прижимая меня к себе. Вкус сладких ягод и инжира задерживается на его губах, и я высасываю его из его плоти. Рычание из его горла вырывается у моего рта, и его пальцы сжимаются в кулак в моих волосах.

У меня кружится голова от возбуждения, я наслаждаюсь ощущением его языка на моем, а его губы перекрывают доступ воздуха, и тогда я понимаю, что больше не хочу дышать.

Резкий выдох вырывается из его носа, и его руки обхватывают мое лицо, растопырив пальцы на моей челюсти. Я думаю о том дне, когда наблюдала, как он ест фрукт, каким сосредоточенным и напряженным он выглядел, держа его в ладонях, и вот как он целует меня сейчас. Как будто он изголодался по этому.

Стон вибрирует на моей коже, пока он целует мою челюсть, и когда ему кажется, что этого недостаточно, он возвращается к моим губам.

Мы целуемся так, пока не засыпаем.

Загрузка...