Распускающийся можжевельник

Глава 18

Рен

Я читаю вслух из книги, в то время как Шестой лежит рядом со мной на одеяле, его палец нежно проводит по моей коже.

Он делает паузу, чтобы покрутить мой браслет, тот что от папы, и указывает на слова, выбитые бусинами на моем запястье.

— Любовь. С улыбкой я поворачиваюсь к нему, закрывая обложку книги пальцем, чтобы придержать страницу.

— Ты знаешь, что это значит?

Он кивает, глядя на меня в ответ, и заправляет пряди волос мне за ухо, как обычно.

— Можешь ли ты написать на странице, что это значит для тебя?

Кивнув во второй раз, он хватает карандаш и бумагу, на которых поперек страницы были написаны различные слова и короткие предложения. На пустой строке он пишет Рен.

Я улыбаюсь своему имени и возвращаюсь к нему. — Ты любишь меня, Шестой?

Кивая, он подносит мою руку к своим губам и целует тыльную сторону моей ладони.

— Я тоже тебя люблю.

Это правда. Я не знаю, любила ли я когда-нибудь кого-нибудь так сильно, как люблю Шестого.

Он взбирается по моему телу, поднимая мои руки над головой, как он делает когда хочет чтобы мы немного поцеловались. Я отпускаю книгу, позволяя ему прижать меня к себе, и когда его губы касаются моей шеи, я хихикаю, чувствуя, как его щетина покалывает мою кожу. Он сжимает свои руки в моих, удерживая меня, пока проводит своим грубым подбородком по изгибу моей шеи. Щекотка заставляет меня наклонить к нему голову, смеясь, когда я выгибаюсь под ним.

— Шестой! Я снова начинаю хихикать, задыхаясь от его мучений.

— Прекрати!

Он делает это немедленно, отрывая свою голову от моей.

Самые голубые глаза, которые я когда-либо знала, смотрят на меня сверху вниз, пока он изучает мое лицо.

— Ты бы остановился, если бы я попросила тебя об этом, не так ли? Несмотря ни на что?

Он кивает и наклоняет голову, чтобы поцеловать меня.

— Я не хочу, чтобы на этот раз мы останавливались.

Каждую ночь мы исследовали друг друга, доставляли друг другу удовольствие, но я хочу абсолютной связи с Шестым. Я хочу почувствовать, каково это — быть единым целым, так глубоко связанным с ним и в то же время уязвимым. Я хочу потерять контроль с ним, почувствовать его пот и силу, электричество, движущееся внутри меня, как это происходит, когда он просто прикасается ко мне. Я хочу, чтобы наши тела двигались синхронно, чтобы общаться на уровне, не требующем слов.

Я хочу украсть частичку его души, которую смогу носить с собой вечно.

Приподнимаясь над моим телом, он хмуро смотрит на меня сверху вниз.

— Я хочу, чтобы ты показал мне, как сильно ты меня любишь. Ты сделаешь это?

Что-то мелькает в его глазах, и я бы все отдала, чтобы узнать, какие мысли крутятся у него в голове.

Приподнятые его брови говорят мне, что он обеспокоен, и когда его взгляд отклоняется от моего, я наклоняю голову, чтобы вернуть его взгляд к себе.

— Если будет больно, я скажу тебе остановиться. Пожалуйста, Шесть?

Он отводит взгляд, конфликт ясно читается на его лице, но он кивает.

В тот момент, когда он отпускает мои руки, я стягиваю шорты, сбрасываю их и стягиваю рубашку через голову.

Шестой опускается на колени, его глаза расширяются, когда я откидываюсь на одеяло, поднимая руки над головой в бесстыдном предложении. Сколько бы раз он ни видел меня обнаженной, я никогда не устану от выражения его лица, как будто каждый раз это впервые.

Не сводя с меня глаз, он медленно расстегивает джинсы, встает, чтобы спустить их до лодыжек, прежде чем сбросить пинком, и отбрасывает рубашку куда-то в сторону. Точеные впадины на его животе и руках образуют глубокие борозды, оттененные мышцами по всему телу.

Мои глаза опускаются к его пенису, который поднимается из его ладони, когда он поглаживает свой ствол.

Нервная дрожь пробегает по моим мышцам, поверхность кожи покалывает от предвкушения. Когда я раздвигаю ноги, он опускается на колени, устраиваясь между моих бедер, и я закрываю глаза.

Его губы прокладывают благоговейный путь от моего пупка к шее, пока он не наклоняет свой рот к моему. Словно какой-то ритуал, он выполняет это каждый раз, когда мы занимаемся чем-то сексуальным, как будто прося прощения за то, что он собирается сделать.

Он отступает на путь призрачных поцелуев, все еще задерживающихся на моей коже. Губы прижимаются к моему соску, и я издаю стон, стискивая зубы от сильных волн вожделения, проходящих через меня. Я наклоняюсь и массирую его макушку одной рукой, в то время как другая сжимается в крепкий кулак.

Сквозь звуки его сосания легкий ветерок пустыни треплет листья надо мной, пока я парю на облаках блаженства. Тихий стон срывается с моих губ, и я вспоминаю что мы здесь одни. Только мы вдвоем.

Шесть перемещается к другой моей груди, и второй стон сотрясает мою грудь, становясь громче, чем раньше, достаточно громким, чтобы он на мгновение приостановил сосание.

Его кончик прижимается к моему входу, и мое тело становится твердым.

Я открываю глаза и обнаруживаю, что Шестой смотрит на меня сверху вниз, его напряженный взгляд молчаливо просит разрешения.

Купание в волнении — это подводный поток страха, который сжимает мой желудок, но я киваю. Больше никому я не доверяю больше, чем Шестому, и я хочу чтобы он был у меня первым.

Его тело приходит в движение, входя в меня, медленно и нежно, только кончик его члена проникает туда, где были его пальцы.

Прерывистое дыхание касается моей щеки, когда он дрожит в моих объятиях.

— Все в порядке, Шестой, — шепчу я.

Медленное подталкивание его кончика создает скользкую влажность, и он снова движется вперед, толкаясь во мне.

Я вскрикиваю, обвиваю руками его плечи и откидываю голову назад.

Давление ударяет по моему лону, когда он наполняет меня, скользя взад и вперед по моим тугим стенкам. Больше соков смягчает его толчки. За каждым уколом боли следует преследующий поток удовольствия, убывающий и текущий внутри меня.

Хриплый вой, который вырывается из меня, совсем не похож на человеческий. Это звучит так, словно животное разрывают изнутри.

Знакомая ласка его языка, танцующего по моему соску, напоминает о наших ночах невинного исследования, смягчая болезненный укус, когда он растягивает меня каждым движением своих бедер. Это успокаивает меня. Притягивает меня к нему, когда мое тело хочет восстать против этого нового вторжения.

Мышцы моего живота напрягаются, как будто он вторгается в мою утробу, в то время как мои щеки ощущаются так, как будто я часами сидела у жаркого огня.

Пот блестит на его коже, мышцы постоянно дрожат, как будто он борется за сохранение контроля. Он все еще остается внутри меня, глаза зажмурены, и дыхание вырывается из его груди с дрожью.

— Я в порядке, — шепчу я. — Я в порядке, Шестой.

Его пальцы переплетаются с моими, крепко удерживая, и я обхватываю его ногами, когда он толкается глубже. Глубже.

— О, боже— Давление нарастает у меня в животе, и я выгибаюсь навстречу ему.

Его челюсть отвисает, голова откинута назад, глаза закрыты, на лице выражение чистого экстаза.

Он толкается снова. И еще раз.

Подсунув руку под мое бедро, он перекидывает мою ногу через свое плечо и толкается еще глубже, поднимаясь выше по моему телу.

— Шестой. Его имя звучит шепотом, постоянным звоном в моей голове, который напоминает мне, кто таким образом командовал моим телом.

Высвобождая руку, я провожу ладонью по его влажным плечам, под которыми перекатывается сталь его мышц. Он грозный и сильный, но в то же время такой уязвимый.

Я хочу заползти в него и остаться там. Я хочу прикоснуться к его сердцу и позволить ему прикоснуться к моему. Бедра толкают его в меня, Шесть смотрит мне в глаза, и я тону в этом море синевы, позволяя ему увлечь меня вместе с ним в темные глубины, куда бы ни направлялся его разум.

Капли пота выступают у него на лбу, и его лицо искажается от боли, как будто для него все это слишком тяжело. Плотская тьма затуманивает его глаза, и он отталкивает мою ногу.

Его движения становятся резкими. Его пальцы впиваются в мою плоть, оставляя синяки на коже. Он переворачивает меня на живот и хватает за бедра, снова входя в меня.

Я снова кричу, но паника в моем голосе, кажется, не оказывает на него никакого эффекта.

Я поднимаю голову, но он удерживает ее, прижимая мою щеку к одеялу. Волна страха захлестывает меня, но вместо того, чтобы бороться с ним, внутренний голос говорит мне сдаться ему. Я так и делаю.

На этот раз я позволяю ему быть грубым.

Его тело врезается в меня сзади, в то время как он продолжает прижимать меня. Ворчание и стоны напоминают мне о совокупляющихся животных. Я закрываю глаза и представляю это. Мы вдвоем на воле, когда он использует мое тело, безрассудно прижимается ко мне.

Все немеет, и прежнее жжение превращается в наполненность в моем животе, когда он наполняет меня своим ядом. Эта ненависть, которой мир заклеймил его. Жестокость его пыток обрушивается на меня, поглощая меня своей печалью.

Он обнажает передо мной свою душу. Сдирает кожу до черноты внутри.

Я могла бы сказать ему остановиться, и он бы остановился. Я знаю, что он бы остановился, но я этого не делаю.

Вместо этого я открываю рот для знакомого ощущения, которое я узнала по ночам, когда он нежно доводил меня до оргазма. Он опускается ниже, и я закрываю глаза, крепко вцепляясь в одеяло.

Он двигается быстрее, и я чувствую, как мои груди толкаются подо мной от его грубости, мои соски соприкасаются с тканью подо мной.

Мужские звуки одобрения, которые достигают моих ушей, только усиливают мою необъяснимую потребность в этом, и мои мышцы напрягаются. Я приподнимаюсь к нему выше, позволяя ему проникать глубже, и в моей груди раздается гулкий звук — нечто среднее между удовольствием и болью. Толчки его бедер усиливаются, пока последняя крупица контроля не ускользает из моих рук, и я кричу.

Я вцепляюсь пальцами в одеяло, словно пытаясь удержаться на земле, и подчиняюсь взрыву, который разносится по моей крови.

Шестой кряхтит и рычит, сжимая мои бедра, когда он выбивает последние капли своего оргазма.

Влажное тепло стекает по задней части моих бедер, когда он наконец замирает, оставаясь внутри меня, и ложится мне на спину.

Мое тело дрожит, мышцы ослабли, и мои слезы срываются на всхлип.

Это не из — за боли — я вообще не чувствую никакой боли. И все же, в то же время, я чувствую все. Все сразу, и этого слишком много. У меня такое чувство, как будто я выдала свои самые темные секреты, одновременно принимая в себя Шесть. Боль. Гнев. Истинную природу его существа.

Я хотела прикоснуться к его душе, но не ожидала, что она будет такой темной. То, как он скрывает это за пеленой боли.

Маленькая девочка внутри меня цепляется за последнюю ниточку моей невинности — ту самую, которая говорит мне не доверять любви, и что то что я сделала, неправильно.

В моем теле нет ни одной косточки, которая не желала бы иметь Шесть — даже тех частей, о которых меня предупреждали. Но я не ожидала почувствовать замешательство и стыд от осознания того, что могла бы остановить его, но не сделала этого. Я достигла кульминации во время его грубости, как будто часть меня жаждала этого.

Он выходит из меня, утыкается головой в колени и с мучительным криком ударяет кулаками по вискам.

С раскаянием я сажусь и ползу к нему по одеялам. Боль пульсирует между моими бедрами и в животе, но я игнорирую это, потому что знаю, что боль которую испытывает он, вероятно намного сильнее.

Ненависть, которую он испытывает к самому себе, написана в напряжении его мышц и его мучительном хныканье, которое прерывает бесполезный шум в моей голове.

Какая бы суматоха ни царила во мне, это не его вина, это моя. И я не знаю, почему я так себя чувствую. Для меня это не имеет смысла. Недоумение таится в черной пустоте на затылке — в той части моего разума, которая не может дать о себе знать. В той части, где голоса отдаются эхом, а безликие силуэты шепчут.

Он отталкивается от меня, отталкиваясь на расстоянии вытянутой руки.

Кто-нибудь другой, и я бы ушла в себя и умерла от отказа. Но я знаю, почему Шесть это делает. Он думает, что причинил мне боль.

Может быть, так и есть. Может быть, такова наша природа. Я причинила ему боль, пригласив его причинить боль мне.

Мир мог бы назвать нас больными. Возможно, даже созданными друг для друга.

В конце концов, предполагается, что хорошие мужчины состоят из крепких костей и стальной плоти, но Шестой не является ни тем, ни другим. Он — тени и боль, завернутые в сломанную оболочку.

Но в нем тоже есть доброта.

Я почувствовал это. Прикоснулся к нему.

Разводя его руки в стороны, я поднимаюсь на колени, обнимая его за шею, и он притягивает меня к себе, кладя голову мне на живот. Наша скользкая от пота кожа скользит друг по другу, когда я обнимаю его, мы оба дрожим.

— Я в порядке, Шесть. Ты не причинил мне боли. Я не знаю, почему я плачу. Я сажусь к нему на колени, чувствуя, как его руки крепко обхватывают мою спину.

Его голова прижимается к моей груди, как будто он не может даже смотреть на меня. Его разум, должно быть в абсолютном аду, и неизвестные кружащиеся в моей голове, определенно не облегчают его мысли.

Несмотря на его сопротивление, я наклоняю его голову к своей и целую его. Все чувства желания быстро усиливаются, пока электричество не пробегает по моему телу, как раньше.

Единственный способ, которым я могу все исправить в голове Шестого, — это дать ему понять, что я хочу его. Я все еще хочу. Настолько сильно, что у меня щемит сердце от этого призрачного ощущения сожаления. Это злит меня. Этому не место между нами.

Обхватывая ногами его тело, я провожу его теперь вялую длину по моему набухшему лону, и он целует мою шею.

— Я хочу тебя, Шестой. — шепчу я.

— Я всегда хочу тебя.

Он крепко прижимает меня к своему телу, как будто может втянуть меня внутрь себя, и мы становимся единым целым. Связаны так, как только могут быть связаны два человека.

Мы сидим, его твердеющая длина вдавливается в меня, пока он снова не заполняет меня, и я медленно раскачиваюсь рядом с ним, мои руки обвиты вокруг его плеч, как ленты, привязанные к камню. Со слезами на глазах он входит в меня, изучая мою реакцию с каждым толчком.

Даже в самом слабом проявлении в нем есть что-то мощное и захватывающее дух.

Шестой подобен грозе в пустыне, столь же завораживающий, сколь мрачный и жестокий, способный уничтожить одним безжалостным ударом. И все же, по какой-то причине, меня влечет к нему необъяснимый магнетизм, который электризует меня и воспламеняет.

Две поврежденные души пытаются понять друг друга.

Его челюсти сжимаются с каждым толчком бедер, когда он разрушает маленькую девочку, которой я больше не являюсь. Только на этот раз Шестой занимается со мной любовью.

На обложке книги я рисую изображение маленького мальчика в его толстых черных очках, когда мы с Шестым лежим обнаженные на одеяле, наши тела остывают на ветру пустыни. — Папа подарил мне эту книгу пару лет назад. Подарок. Он нашел ее за стеной.

Шестой наклоняется вперед и целует меня в плечо. Всего за пару часов, судя по положению солнца на небе, мы трижды занимались сексом под тополем.

— Когда-нибудь я хочу отправиться туда. Увидеть то, что видит он. Узнать, что произошло. Тот день с Рейтами ничего из этого не изменил. Я все еще мечтаю покинуть это место. Я играю со шрамом на костяшках его пальцев и наклоняю голову, чтобы поцеловать его.

— В моем сознании темнота, и я чувствую, что ответы где-то там. Я хочу знать, что случилось с моей мамой. Подперев голову ладонью, я смотрю на Шестого, чьи глаза прикованы к моим.

— Но мы не можем оставить папу. И я не знаю, смогу ли я убить другого, чтобы остаться в живых.

Его взгляд встречается с моим, серьезный и непоколебимый. Он тянется за блокнотом и записывает на странице: Я хотел 4 ю.

Я смотрю на его заявление и киваю.

— Когда-нибудь мы с тобой покинем это место. Туда, где нас не знают. Где никто никогда не причинит тебе вреда.

Это правда. Мы бы жили дико и безрассудно. Я бы целовала его все время, не только в украденные моменты, но и днем и ночью. Под солнцем пустыни и под луной. Я целовала его под дождем, когда бы ни шел дождь, просто чтобы почувствовать его влажные губы на своих.

Взяв меня за руку, он прикладывает мою ладонь к своей груди над сердцем и сжимает.

Я с пониманием киваю и улыбаюсь.

— Я тоже тебя люблю, Шесть. Перекатываясь на спину, я притягиваю его к себе для поцелуя.