Рождение сверхновой

Глава 12 АйЮ и другие

На ролике АйЮ, стоит в простом наряде, без украшений и особого макияжа, на каком-то однотонном фоне. Голосок у девушки, как всегда, ласковый и нежный. И этим нежным голоском она ласково вгоняет несколько тысяч человек в жесточайший ступор. Но не сразу.

— Многие сейчас удивляются, негодуют и не понимают, что происходит. Почему вдруг я отказала в дружбе нескольким сотням человек и количество их всё растёт и растёт. Я объясню. Но начну с самого начала. Вы все знаете Агдан.

АйЮ тоже знакома с современными технологиями. Она ставит руки перед грудью, ладонями вниз, одна выше другой сантиметров на тридцать. Между ними возникает белый экран, на котором отражается смеющееся лицо синеглазой девушки. АйЮ убирает руки, экран исчезает.

— Я давно с ней знакома, она всегда мне нравилась. И она ко мне всегда хорошо относилась. Вы знаете, что я не в первый раз записываю её в свои друзья.

АйЮ делает паузу. Зрители ведать про то не могут, но первая и вторая запись ушли в корзину. На этом моменте девушка не могла удержаться от слёз. Первый раз она плакала тогда, когда ей Агдан всё объясняла. И в ролике она почти целиком цитировала её. Не как попугай, АйЮ пропустила выслушанное через себя, потому и текли слёзы. С ними выходила старая, похороненная в глубинах памяти обида. Замуровывание под тяжёлыми плитами забвения не помогло. Это уже невозможно стало терпеть, случайно увиденный образ Агдан в телевизоре, упоминание в новостях, написанное имя в интернет-форумах, всё это не давало зажить старой ране. Вместо того, чтобы зарубцеваться, кровоточащая язва всё увеличивалась и ширилась.

Самоуговоры тоже не помогали. Спасла её Агдан. Первый раз она плакала именно тогда, в агентстве СанХёна. После жестоких, но спасительных, как нож хирурга, слов.

— Ты же согласишься со мной, если я скажу, что изнасилование отвратительно? — ответа Агдан не ждала, да его и не требовалось, — Но насилие тоже бывает разным. Когда кто-то вдруг физически делает с тобой то, что тебе не нравится, это гнусно. Но представь, насильник вдруг требует, чтобы ты говорила ему нежные слова. И не просто говорила, а чувствовала. Представь, он насилует и при этом требует, чтобы ты его по-настоящему любила… потому что ему так приятнее тебя пользовать.

В этот момент АйЮ чуть не стошнило.

На ролике АйЮ продолжала свои речи.

— Что случилось на самом деле? Что такого страшного совершила Агдан? Её кошка вырвалась из запертого места и напугала гостей? Неприятно, да. Но что это говорит о её моральном облике? Ничего. К ней начали приставать парни на вечеринке, страстно желающие с ней поболтать? И в чём виновата Агдан? В том, что обаятельна, и с ней многие хотят пообщаться? С Агдан тогда случилась цепочка недоразумений, которая может случиться с каждым. Вот идёт человек и спотыкается. Вы кричите: ой, смотрите, он споткнулся и упал, ха-ха-ха! Ой, смотрите, рядом проехала машина и обрызгала грязной водой, хи-хи-хи!

АйЮ делает паузу и продолжает.

— Агдан — не алкоголичка и не наркоманка. Никто не видел её голой в непотребной позе среди толпы возбуждённых мужчин. И не надо мне рассказывать про тот случай в школе Кирин. Любой здравомыслящий человек понимает, что выглядеть, как она, так много и плодотворно работать, алкоголик не может.

— Так в чём дело?! — АйЮ слегка усиливает громкость, — Что случилось? Да ничего особенного, просто с Агдан стряслось несколько неприятностей, которые могут произойти в жизни любого человека. Но вы, те, которых я сейчас удаляю, впали в истерику и потребовали отказать Агдан в дружбе. Это был ваш каприз, и я ему поддалась…

АйЮ снова берёт паузу.

— Каждый человек имеет неотъемлемое право выбирать себе любимых людей и друзей. И никто не имеет права ему запрещать. Когда кого-то заставляют отказываться от друзей это худший вид насилия. Когда вы заставили меня исключить Агдан из числа френдов, вы меня изнасиловали. Я не хотела этого делать, и теперь исправляю ошибку. Агдан — моя лучшая подруга, а кому это не нравится, двери открыты, уходите. Лучше сделайте это сами, иначе я вас сама выгоню. Я уже начала это делать, вы видите.

— Это только тебе решать, — говорила ей Агдан, — Это только твой выбор. Твои фанаты предлагают тебе выбор: они или я. Ты имеешь право предпочесть их. То есть, подтвердить выбор, сделанный раньше.

В этот момент АйЮ уже плачет. Агдан целует её в мокрые глаза и шепчет.

— Ничего не изменится. Не просто так мы сначала обговорили условия совместной работы, и только затем я затеяла этот разговор. Ничего не изменится, что бы ты ни решила. Захочешь, всё останется по-прежнему, я с удовольствием буду с тобой работать. Захочешь, мы станем подружками, на совместную работу это не повлияет. Работа отдельно, личные отношения отдельно. Я не буду тебя насиловать ни под каким видом.

На следующий день АйЮ решительно открывает страницу в фейсбуке и принимается за дело. Агдан запретила ей начинать сразу.

— Ты должна подумать. Решение должно быть взвешенным, ты сейчас на эмоциях. Завтра. Завтра ты всё решишь.

Завтра наступило и решение принято. Количество френдов стало уменьшаться…

За несколько дней до.

30 января, утро.

Госпожа МуРан с удовольствием наблюдает, как ЧжуВон с аппетитом завтракает. Ей повезло, что ИнХе нет дома. Хотя везение не совсем удачное слово. Она заслала её с утра по магазинам, не предупредив, что ЧжуВон в увольнении. Застанет его дома? Её счастье, сам ЧжуВон не горит желанием с ней разговаривать.

— Рассказывай, внучек, чего ты так сияешь? — не находит в себе сил терпеть приступы любопытства МуРан.

— Как от чего? У меня ж свидание с Юной было, — удивляется ЧжуВон и смеётся, едва не выронив кусочек с палочек, — она отказалась выйти за меня замуж.

МуРан поражается несоответствию неприятнейшей новости и весёлому настроению внука. К тому же есть ещё одна несуразность. Она слегка потряхивает головой.

— Подожди, подожди… что-то ты меня совсем запутал. Ты же говорил в прошлый раз, что она согласилась. Выставила длинный список условий, но сказала «да».

— Я сам виноват, хальмони, — прожевав очередной кусок, отвечает ЧжуВон, — Взял и спросил её второй раз. А Юне только дай повод порезвиться, ни за что его не упустит. Ага, говорит, раз тебя не устраивает положительный ответ, тогда вот тебе моё твёрдое «нет».

ЧжуВон весело гогочет, запрокинув вверх голову. МуРан немного успокаивается, но продолжает допрос.

— А зачем ты её второй раз спросил?

— Я ж говорю, по глупости. Захотелось мне ещё раз её «да» услышать. Оказывается, это так приятно… — ЧжуВон мечтательно вздыхает.

— Тьфу, ты! — в сердцах МуРан стукает чашкой по столу, — Я уж думала, что-то серьёзное, а вы играетесь, как дети!

Успокаивается она быстро и продолжает спрашивать.

— Судя по твоему виду, свидание прошло удачно.

— Очень удачно. Юна, конечно, надо мной похихикала, зато в машине, когда ехали обратно, брыкаться не стала. Всю дорогу целовались…

— Вы разве первый раз целуетесь? — удивляется МуРан.

— В прошлый раз в ресторане первый поцелуй был. Но там на полминутки всего, — докладывает ЧжуВон, — можно сказать, что по-настоящему мы впервые целуемся.

— И как тебе? — как-то совсем по-женски любопытничает МуРан.

— Замечательно! Сразу видно, что не умеет. Но учиться быстро, — сияет ЧжуВон.

— Понравилось?

— Холь! Конечно!

— Я спрашиваю, ей понравилось? — уточняет вопрос МуРан, внук впадает в задумчивость.

— Судя по всему, да, — осторожно отвечает он, — она не вырывалась, отвечала… с учётом её характера, когда она чуть что, сразу мечет громы и молнии…

МуРан размышляет над услышанным. Агдан будто подслушала её мысли и мучить её внука не стала. Играет? Пусть играет, нет в этом ничего плохого. И ЧжуВону полезно в тонусе держаться, скучать не будет. Главное, что она не отказывает, вчерашний отказ не в счёт, девочка резвится. Внук ожил, слава небесам! МуРан испытывает приступ благодарности к Агдан.

Пока она размышляет, ЧжуВон, что-то вспомнив, перестаёт улыбаться.

— Не могу понять, какими духами она пользуется…

— А ты что, специалист по женским духам? — скептически спрашивает МуРан.

— Элитных духов не так много, хальмони, — морщит лоб ЧжуВон, — Чудится что-то отдалённо знакомое, явно суперэлитное, не могу припомнить…

— Спросишь её, как увидишь, — отмахивается МуРан, — Тоже мне, нашёл проблему!

— А ещё лучше подари ей. Такие, чтобы тебе нравились.

— Ты вроде права, хальмони. Но не такой уж я специалист. Не, не возьмусь, — отказывается от такой чести парень, — тем более, что те, неизвестные мне, подходят ей идеально.

Задушевная и содержательная беседа заканчивается с приходом ИнХе. Говорит об Агдан при ней? МуРан не страдает излишним садизмом, а ЧжуВону не интересно выслушивать гадости о любимой девушке.

2 февраля, утро.

Во время завтрака приходит КиХо.

— ЮнМи, тебя ждут в кабинете президента. БоРам, ты тоже зайди…

— Же вуа (понятно), — отвечаю по-французски, девчонки рядом. Те дружно щебечут менеджеру:

— Бонжур, мсье КиХо.

— Тре бьен (очень хорошо), мсье КиХо, — это Борамка, потихоньку вникает, уже массу коротких фраз знает.

КиХо смотрит на них слегка одичалыми глазами, девчонки хихикают.

В кабинете президента Чо СуМан. ЮСона нет, слава небесам.

— ЮнМи, — после приветствий обращается СанХён, — Мы посоветовались с господином Чо СуМаном и решили, что имеет смысл разнести по времени наше выступление с выходом АйЮ.

Мысль улавливаю с первых слов. СанХён долго объясняет, но и так понятно. На нашем фоне АйЮ никто не заметит. А вот когда мы закончим и навострим лыжи домой, французы резко затоскуют. Я про себя усмехаюсь, они даже в мыслях не держат, что мы можем флопнуться. Они правы, конечно, но момент примечательный. В меня верят безмерно, что льстит и одновременно увеличивает груз ответственности. Ладно, сдюжим.

И вот когда французы затоскуют и начнут печалиться, мы им и подсунем АйЮ, как утешение.

— Но песни должны быть хорошими, — СанХён смотрит строго, а у меня сразу вопрос: это когда мои песни были плохими? Слово «мои» в кавычках, но им нет до этого дела.

— И хорошо ещё бы две… или больше, — в глазах Чо СуМана светится слабая надежда на чудо.

— Ещё одна будет, — уверенно заявляю я, — И «Ураган» могу… хотя нет, «Ураган» уже у БоРам. Отдам одну из своих песен, когда гастроли кончатся. Самую подходящую. Так что французский репертуар у неё будет из четырёх песен, считая «Таксиста». Больше ничего обещать не могу. Да и смысла нет, саджанним! АйЮ просто не успеет приготовить больше двух песен.

Чо СуМан соглашается, песни на незнакомом языке заучивать намного тяжелее. Это он упустил из виду.

— БоРам, как у тебя дела? — СанХён обращается к ней, а та немного затравленно смотрит на меня. Чего это она? Понимаю, когда Борамка вдруг отвечает по-французски. Я молодец! Так задрючила девок, что они в моём присутствии и думать не могут по-корейски разговаривать. А чего она сказанула?

— Je suismalade… — и дальше я не слышу, меня замыкает. Хватаюсь за планшет, торопливо набираю текст, а он длинный… теперь ноты…

Песня «Je suismalade» в мире Юркина из разряда долгожителей. Французы долго с ней носились, полагаю, и я с ней не прогадаю. Не в моём вкусе, из разряда лирики, причём в худшем варианте тоскливого нытья. Краткий перевод можно дать одной фразой: «Я больна тобой». Я буквально проваливаюсь в работу…

Поднимаю голову, оглядываюсь. В кабинете только СанХён, смотрит на меня с улыбкой.

— Нас можно поздравить с новой песней, ЮнМи-ян?

— Да, — не разочаровываю его я, — Саджаннима Чо СуМана надо поздравлять. Песня как раз для АйЮ, я такие не люблю, а БоРам вряд ли потянет.

— Замечательно, — не огорчается СанХён, — значит, с обязательствами перед АйЮ мы покончили. Кстати, ЮнМи-ян, обед давно прошёл.

Я чапаю в общежитие на кухню заправляться, а СанХён, улыбаясь, берётся за телефон. Наверняка спешит обрадовать коллегу и партнёра.

На кухне наваливаю себе еды чуть меньше, чем хочется. И заметно больше, чем раньше. Так делаю уже с неделю, а вес почти не прибавляется. Полкило это ни о чём. Мой адъютант ЁнЭ со мной, она исчезает, когда я с девочками, и возникает, как привидение, когда рядом никого. Французский для неё, как ладан против чёрта.

— ЧжуВон звонит, отвечать будешь? — ЁнЭ закрывает ладошкой аппарат, смотрит на меня. Я протягиваю руку.

— Аньён, ЧжуВон. Чего хотел?

— Аньён, Юна. С какого-то момента постоянно хочу одного, свидания с тобой, — весело сообщает оппа.

— Ничего не выйдет. Времени нет, — безжалостно рублю пацакские надежды на корню. Ибо нечего тут!

— Что? Совсем-совсем? Так не бывает, — врагу не сдаётся наш гордый пацак!

— Да, такого не бывает, чтоб прям ни минутки, — соглашаюсь я, — Но полчаса это такой мизер. Нам до ресторана в оба конца только ехать час. И что это будет за свидание, едем в машине четверть часа, потом возвращаемся и всё?

— Знаешь, Юна, звучит заманчиво, — ЧжуВон вдохновляется. И, кажется, я знаю, почему.

— Помечтать ты, конечно, можешь, но как-то это глупо.

— И что же делать? Неужто ничего нельзя придумать?

— Можешь к нам на ужин приехать в семь часов вечера. Поужинаешь с нами…

— Холь! А говорила «никак»! — мгновенно возбуждается пацак.

— …если тебе саджанним СанХён разрешит. И одно железное условие: в присутствии девчонок говоришь только по-французски.

— Тре бьен! Шарман! — с готовностью орёт радостный ЧжуВон.

— Если будешь покупать цветы, не надо таких огромных веников. Аккуратненький небольшой букетик, — я нахально делаю заказ, — лучше композицию из разных видов.

На этом и заканчиваю. Прошлый его букет разделила всем коронкам, на всех хватило по три штучки. А мою комнату до сих пор украшают пять бархатных роз.

Скидываю на флешку ЁнЭ песенку.

— Распечатаешь и оформишь авторство. После отдашь президенту СанХёну, он знает, что делать…

После обеда хочется поваляться, но делать этого нельзя. Хоть и разрешили нам в весе прибавить, но в нужных местах. Жирок на брюшке нам не простят. Поэтому иду в репетиционный зал.

Репетиция перед ужином заканчивается тем, что я подскакиваю к Борамке и хватаю её за ухо.

— Ещё раз не поднимешь ноту в этом месте, уши пообрываю!

Такие длинные фразы девки понимают пока сикось-накось, поэтому приходится долго чуть не на пальцах разжёвывать. Всё у БоРам получается на ять, но в одном месте чуть-чуть проваливается.

Усталые, но довольные тем, что каторга репетиции закончилась, чапаем на ужин. И в холле нас перехватывает Чжувонище. Ух, ты! Букетик, как просила, не велик и очень миленький. Благосклонно принимаю вместе с дежурным поцелуем в щёчку. Шёпотом напоминаю:

— Парле франсе…

— Я помню, — по-французски отвечает. Поглядим, как будет дальше.

За ужином я сажаю его рядом с ХёМин. Сама напротив. Убиваю двух зайцев одновременно. Отвлекаю его внимание от себя, у меня нет сил, ни сопротивляться, ни отвечать порывам его страсти нежной. А второй зайчик — мотивация для ХёМин.

— ЧжуВон, можешь говорить ей комплименты, но с одним условием. Они должны быть многословны и витиеваты, — вот такая я бяка!

ЧжуВона упрашивать не пришлось, в уши ХёМин полился непрерывный поток. Личико её делается беспомощным, моя улыбочка гаденькой. Все остальные девочки тоже напряжённо слушают. Внимайте, внимайте!

— ЧжуВон, ты можешь втирать даже про устройство двигателей внутреннего сгорания, всё равно ничего не поймёт, — нагло хихикаю я. До девчонок всё-таки какие-то крохи доходят, смотрят на меня подозрительно. А я получаю в качестве бонуса ещё одного зайчика. Вернее, ЧжуВон получает. Он может претендовать на роль тичера, пусть чернового, для разговорной речи, но всё-таки это неплохой повод для посещения нашего коронного курятника.

ЧжуВон быстро понимает, что не очень удобный для него французский язык имеет свои огромные плюсы. Он может говорить со мной на любые темы, девчонки, как ни стараются, понимают хорошо, если два слова из десяти плюс предлоги. А тонкие моменты недоступны даже в режиме догадок.

— Юна, а что это у тебя за подруга ЕнЛин? — вдруг спрашивает он.

Я не сразу понимаю, откуда он про неё знает. Они ни разу не встречались, я про неё не рассказывала… а-а-а, вон оно что! Я заливаюсь хохотом. Но раскрывать секреты не собираюсь. Или раскрыть? А, ладно! У меня их ещё много, секретов.

— Я тебя разыграла, глупый оппа! — я хохочу, ЧжуВон мрачнеет. Я продолжаю, тогда я говорила по-корейски, сейчас по-французски, но так даже легче. Усиливаю прононс до предела и перехожу в низкий регистр:

— Я должна принять ва-а-н-гну, выпить чашечку ко-о-ф-фе… — изнемогаю я от смеха.

В глазах коронок горит бешеный интерес, который подогревается массой, в принципе, знакомых слов. Последнюю мою фразу они должны были понять дословно. Я гениальный педагог, так подстегнуть мотивацию не каждому удаётся.

— А что, у тебя, реально, я в телефоне обозначен, как «глупый оппа»? — подозрительно спрашивает ЧжуВон.

— Нет, конечно, — беззаботно отвечаю я и уточняю, — На самом деле там написано «очень глупый оппа».

ЧжуВон выдвигает челюсть, с интересом за ним наблюдаю, коронки тоже… о, они что-то поняли? Плохи твои дела, ЧжуВон.

— Ты выйдешь за меня замуж? — пацак резко меняет тему.

— О-ля-ля! — вдруг хлопает в ладоши КюРи. Вот зараза! Вижу по блестящим глазкам, поняла! И угрожать бессмысленно, всё равно сдаст. Ну, и ладно.

— Поговорим после гастролей.

— Хорошо, — соглашается ЧжуВон, — но ответ засчитан. Дай телефон, я проверю.

— Фиг тебе! — показываю ему кукиш. Сама думаю, а не перегибаю ли я палку?

— Скорей бы на тебе жениться, — мечтательно закатывает глаза ЧжуВон, — Ох, когда я до тебя доберусь, за всё отомщу.

— Я специально так делаю, — веселюсь вовсю, — чтоб тебе до старости пришлось мстить. Чтобы даже не помышлял меня бросить.

— Так это хитрый план такой? — догадывается он.

— Да. Хитрый план охмурения чеболя, — хихикаю я, — Теперь ты никуда не денешься. Как бы тебе ещё насолить?

За чаем во время паузы гляжу на страничку АйЮ. Ага, девочка начала действовать. Количество френдов потихоньку тает и ролик висит. Мне его и смотреть не надо, и так знаю, что там. Но краем глаза глянула. Отливаются крысам слёзки котёнка, который вырос и стал их давить.

Вечером, перед сном отсылаю Юркину пару фрагментов, с «глупым оппой» и ответкой АйЮ своим наглым фанатам. Про то, что при провожании ЧжуВон прижал меня на лестнице в холл, молчок. Вряд ли ему это интересно.

И другое не может ему быть интересным. ЧжуВон что-то заметил, но ему не до того. Он слишком воодушевлён тем фактом, что я не сразу вырвалась из его рук.

И у нас ещё примечательный разговор случился. Поцелуйчики на лестнице это так, небольшой антракт.

— Шикарная идея, Юна, — убеждал ЧжуВон, пока я выталкивала его в двери на улицу, — Тебе понравится.

— Вот доведёшь свою идею до ума, тогда и приходи… — закрываю, наконец, за ним дверь.

С моим фантазийно-пластилиновым замком мы возились безотрывно пару дней. Потом я проявил махровый волюнтаризм и переключил внимание на уличные прогулки. Зима скоро кончится, а зимняя крепость до сих пор не готова. Непорядок! А Обормота кто будет прогуливать? Непорядок! На его хозяина надежды мало, он — холостяк, жены нет, чтобы его к дисциплине приучать.

Когда мы пришли за Обормотом, тот от радости чуть хозяина вместе с нами из подъезда не вынес. Хотя хозяин вообще на прогулку не собирался. Общими усилиями справились с этим бушующим от восторга монстром, надели намордник, прицепили поводок и, уцепившись за него втроём, с трудом вывели его во двор. Вернее, выглядело так, что он нас выволок, а мы втроём изо всех сил упирались. Кирюшку, который всей душой рвался к «Обоймоту», придержал хозяин. В целях травмобезопасности. Надо бы как-нибудь упряжку для пса сделать, можно не хило покататься.

У нас после того раза аж ноги болели от бешеной беготни. Взял на заметку: болят мышцы, значит, физически развиваемся.

Зина, — вот молодец какая! — заранее припасла и припрятала пару длинных, прочных палок. Из веток деревьев. Где взяла, не говорит, то есть, отвечает в своём обычном стиле, мрачно глядя исподлобья.

— А-а-а-а! — орёт Кирюшка, когда я вытаскиваю из-под девчонок. Допрыгался, балбес!

— Я тебе сколько раз говорил, не лезь под ноги! — тащу его за шиворот к нашей недостроенной крепости. Катюшка заботливо отряхивает его от снега.

Манера Кирюшки беззаботно путаться под ногами доводит до фиаско. Если человеческие существа, даже старшие дети, достаточно разумны, чтобы учитывать вечную помеху по имени Кир, то от животных ожидать такой же осторожности крайне не предусмотрительно. Кирюшка исхитрился ловко перекрыть траекторию Обормоту. Честь бы ему и хвала, только вот Обормот для него, словно носорог с плохим зрением. Носороги не замечают на кого наступают, но это не их проблемы. Обормот сбивает Кирюшку, проносится по нему, а затем об него спотыкаются и на него же падают девчонки. Одна и следом другая.

Момент аварии выходит поворотным. На фоне стихающего нытья Кирюшки переключаемся на строительство крепости. Обормот суетится рядом, заглядывает в глаза, на морде разочарование: «Народ, а как же я? Ведь я же лучше какой-то там крепости!».

— Люди, у кого санки есть? — санки есть у Кати, она срочно отряжается за ними.

Мы находим применение Обормоту, пропускаем поводок через передок санок, второй конец на ошейник, вот тебе и транспортное средство. Когда загрузили первую снежную глыбу, долго не можем объяснить бестолково гавкающему движителю, куда надо тащить груз.

— Девочки бегите, но не слишком быстро, он за вами побежит, — я мозг и управленческий гений нашего прайда, я догадываюсь, что надо сделать. Идея срабатывает. Обормот ломится вслед за девками.

Дело пошло. Хотя, если честно, без Обормота у нас получилось бы быстрее. Зато с ним веселее. А когда за ним приходит хозяин, мы его подвязываем поработать краном. Привезённые глыбы он забрасывает наверх.

На прощание псина гавкает, облизывает заплаканную мордашку Кира и весело убегает с хозяином. Ему может и не хочется, но он короткошёрстный, начинает замерзать.

3 февраля, время — восьмой час вечера.

СунОк, её мама и Мульча смотрят телевизор. В последнее время СунОк приходит раньше, сразу после шести часов, налаженное дело не требует постоянного присутствия. Прибыль от кафе достигла плановой верхней границы в восемь миллионов в месяц. Достигла и не собирается останавливаться, продолжает ползти вверх.

На фоне новостей из телевизора, — кто-то прибыл в страну с официальным визитом, кто-то отбыл, — СунОк как раз об этом и рассказывала.

— Я планировала прибыль, исходя из уровня цен и вместимости. Вместимость увеличили за счёт более длинных столов, вечерние цены подняли, ассортимент постоянно расширяем…

— Может, не стоило задирать цены? — осторожно спрашивает мама.

— Это только в определённые дни, по вечерам два раза в неделю. Когда собирается клуб «Ред Алерт». У членов клуба скидка, а повышенная цена отпугивает чужих. Посторонние всё равно есть, но ничего секретного они не обсуждают, просто между собой общаются.

— Тогда лучше совсем кафе для посторонних закрывать, — советует мама.

— Люди-то привыкли, — не соглашается СунОк, — К тому же фанаты говорят, что это помогает привлекать сторонников.

— Остальные песни ЮнМи всё-таки вылетели из чарта, — вздыхает СунОк.

— Дочка, на музыкальном рынке всегда так, — нравоучительно замечает мама, — Появляется хорошая песня, её покупают все, кому она понравилась, рынок насыщается, пик продаж падает.

СунОк слушает маму, открыв рот. Мульча тоже смотрит на ДжеМин. У кошек нет мимики, которой они могут выражать эмоции, но в зелёных глазах, если приглядется, можно уловить отблеск уважения.

— Мама! Откуда ты всё это знаешь?

— Моя дочь зарабатывает миллионы долларов на этом рынке, — резонно отвечает женщина, — Почему я не могу знать об этом?

СунОк с трудом закрывает рот.

СунОк снова открывает рот, на этот раз результативно.

— Мама, а, может, ты ещё знаешь, сколько Юна в Японии заработала? — с определённого времени Юна передала права на заведование финансами матери. После изнурительного обучения. СунОк, с одной стороны, некогда, а с другой — Юне, как она сказала, надоело спорить со старшей сестрой по поводу каждой воны.

— Конечно, знаю, — смотрит на неё с выражением лица «А как же иначе?» мама, — Но, видишь ли, дочь, эти заработки ещё не кончились. Юне капает с продажи каждой песни, которые до сих пор продолжаются. И они приходят с задержкой примерно в три недели.

— И сколько там накапало? — пытливо смотрит СунОк. Ответ ей пришёл сразу из двух источников.

«Как недавно стало известно на спецсчёт Агдан по её громкому массовому иску уже пришло двадцать три миллиарда вон…», — сказал телевизор.

— Это коммерческая тайна, дочь, — важно говорит ДжеМин, — Одно могу сказать: счёт идёт на многие миллионы долларов.

— П-ф-ф-ф-ф! Неужели ты даже родной дочери не можешь сказать? — обижается СунОк.

— Юна как раз про тебя и предупреждала. Она сказала, что ты слишком болтлива и хвастлива, — извиняющимся тоном поясняет мать.

Мульча раздражённо взмахивает хвостом и с презрением смотрит на СунОк.

— И зачем тебе? Слышишь, что по телевизору говорят? Какая тебе разница, сколько у нас миллиардов, двадцать, тридцать или сорок? Главное, что их много и нам хватит на всё, — женщина, как может, смягчает жёсткость ответа.

— Скрываете от меня, как от чужой… — бубнит СунОк.

— Зачем тебе знать? — удивляется мама, — И я всех дел Юны не знаю. И вообще, если что-то не нравится, спрашивай Юну, она так распорядилась!

— Распорядилась… — бурчит СунОк, — Старшие должны распоряжатся. Всё у нас не так, как у всех…

— Не ворчи, — обнимает её мама, — Всё у нас хорошо. Но мы теперь богатая семья, а у богатых свои правила. И надо их соблюдать.

— Это Юна так сказала? — подозрительно спрашивает девушка.

— Разве она не права? Помнишь, как она ругалась, что ты в своём блоге показала пачки денег и рассказала на всю страну, что ты их на акциях Кирин выиграла? Кто тебя надоумил это сделать? Даже я, старая и никчёмная, понимаю, что это глупость. А сейчас зачем про японские заработки спрашиваешь? Чтобы опять на всю страну про них рассказать? Юна специально предупредила, что в договоре с японцами есть пункт про коммерческую тайну. Ты эту тайну разболтаешь, а Юну потом на несколько миллионов долларов оштрафуют.

— Мама, ну, почему обязательно разболтаю? — возмущается СунОк.

— А про акции Кирин почему разболтала?

— Ну, я же не знала…

— Что ты не знала? — ДжеМин слегка шлёпнула дочку по затылку, — Не знала, что хвастаться нехорошо? Не знала, что у Юны враги есть, которые только и ждут удобного момента, чтобы её укусить?

— Ну, ма-ма-а-а!

— Вот зачем тебе знать подробности про японские деньги? Чтобы потом я и Юна боялись, что ты опять всем разболтаешь? — мать пристаёт к дочери не на шутку.

— Всё-всё, не надо мне ничего рассказывать! — СунОк уже давно не рада, что спросила.

— М-м-я-а-в! — коротко рявкает Мульча в сторону СунОк. «Заткнись и не капризничай!», — ДжеМин расшифровывает это примерно так.

— Кстати, а что у тебя с блогом? Давно не вижу, что ты с ним работаешь, — меняет тему мать, одобрительно погладив кошку.

— Я его в конце рабочего дня в кафе включаю, — бурчит СунОк, — иногда девчонки рядом. Всё нормально с блогом. Почти пятьдесят тысяч подписчиков…

Проиграл короткую мелодию и замолчал смартфон СунОк. Девушка неприязненно косится на него, притрагиваться к нему даже не думает. Мульча снова одаривает её презрительным взглядом.

— Что это у тебя, дочка? — не проходят мимо внимание матери и мелкие события, если они касаются любимых детей.

Любимая дочка признаваться не хочет, что добавляет маме азарта, а любопытство становится жгучим.

— Напоминалка, — выжимает из себя СунОк. И после изрядных усилий мать выдавливает из неё остальное.

Напоминалку поставила Юна. Себе на смартфон. Ровно в восемь вечера на телефон СунОк приходит СМС-ка о том, что ей пора на вечерние занятия по физподготовке.

— Утром ты бегаешь, я вижу, — рассуждает ДжеМин, — но вчера и позавчера вечером ты ничего не делала. Почему?

— Ну, ма-а-а-м! Ну, хоть ты не начинай! — раздражённо ноет СунОк.

— Дочь, я понимаю. Все таланты достались Юне. А трудолюбие что, тоже досталось только ей? — невзирая на просьбу дочери, всё-таки начинает мать.

Но быстро заканчивает, что-то молча про себя решает, после чего так же молча уходит. СунОк также тупо и упрямо молчит, уставясь в телевизор, который рассказывает ей про погоду на завтра.

Через десять минут СунОк удивлённо пялится на мать, одетую в спортивную одежду, узкие трикотажные брючки, олимпийка.

— Пошли! — командует она, — Переодевайся или так иди, стесняться некого.

Нытьё в стиле «Ну-у, ма-а-а-а-м!» не помогает. Через десять минут в своей комнате СунОк показывает маме, как начинается разминка. Начинается она снизу, со ступней, даже с пальцев ног, потом вверх, прорабатываются все суставы до позвоночника, рук и шеи.

ДжеМин делает в половину нагрузки, но с дочки требует на полную катушку. Потом они включают музыку, дело идёт веселее.

— Поосторожнее, мам! У тебя возраст, связки порвёшь! — пугается СунОк слишком, на её взгляд, энергичных махов ДжеМин, хотя в верхней точке её нога даже горизонтали не достигает.

— Мне надо поосторожнее, а тебе можно и посмелее, — ДжеМин подходит к дочери, — А вот Юна ногу вот так поднимает…

Женщина вытягивает руку вверх, показывая вертикаль.

— Ну, ма-а-а-а-м! Это же Юна!

— Вот и тянись за ней. Поднимай выше, — ДжеМин подхватывает ногу дочки и слегка поддёргивает её вверх.

После разминки — время упражнений на растяжку. СунОк ноет и стонет, но всё приходится выполнять. У двери из комнаты за ними наблюдает кошка. Наконец ей надоедают эти глупости, и она уходит, пренебрежительно подёргивая хвостом.

В этот вечер СунОк ложится спать с двойственным чувством. Понимает, что теперь ей деваться некуда, она свою маму знает, та с сегодняшнего дня с неё не слезет. И одновременно испытывает чувство облегчения, у неё появился какой-никакой тренер, который не позволит филонить.

5 февраля, время 10 утра.

Фемида, наверное, в любой стране сущность громоздкая и неторопливая. Когда началась вся эта круговерть с моим иском, подобным залпу по площадям? Примерно две недели назад. Сегодня первое, предварительное, почти ничего не решающее заседание суда. Присутствуют кроме судьи и технических работников, назначенный ответчикам адвокат, восемь ответчиков, — наверное, самые отважные, — и я, с ГаБи и военным юристом, в качестве своего адвоката.

Выяснение личностей присутствующих с внесением в протокол, зачитывание текста петиции против меня, ознакомление с моим иском, вся эта бодяга продолжается минут сорок.

Наконец, переходим к делу.

— Вы согласны с претензиями истицы? — вопрос тоже формальный, были бы согласны, заплатили бы и сюда не приходили. Но задать его надо.

— Нет, — за всех отвечает адвокат, предварительно посовещавшись с ответчиками. Молодыми людьми, кстати. Вряд ли кто старше лет двадцати пяти.

— Если не согласны, тогда, получается, вы продолжаете утверждать, что истица ведёт аморальный и безнравственный образ жизни?

Опять совещание ответчиков и общий ответ адвоката:

— Да.

— Я обязан вас предупредить, что судебная экспертиза скана медицинской справки, из которой можно сделать вывод, что истица Пак ЮнМи, известная под псевдонимом Агдан, не является девственницей, показала, что данный документ — подделка. Напоминаю, что данный скан является официальным приложение номер один к Петиции, которую вы подписали, — монотонным голосом произносит судья. Интонации настолько безэмоциональны, что смысл речи воспринимается с трудом. Судья продолжает:

— В противоположность этому факту медицинская справка, предоставленная суду истицей, признана подлинной. Судебная проверка включала в себя опрос врача, выдавшего и подписавшего справку. Врач под протокол подтвердил свой диагноз. Напоминаю, что согласно этой справке, выданной 20 января текущего года, истица госпожа Пак ЮнМи, известная под сценическим псевдонимом Агдан, является девственницей.

Судья делает паузу, затем продолжает:

— Итак, суд делает первый вывод. Приложение № 1 к Петиции в Министерство культуры, подписанной вами, является подделкой, фальшивкой. Я повторяю свой вопрос: вы продолжаете настаивать на том, что истица — личность аморальная и безнравственная?

На этот раз ответчики совещались довольно долго. Потом двое из них встают и отсаживаются в сторону. Кажется, мне на спецсчёт сегодня придёт ещё пара миллионов вон.

Адвокат подтверждает мои подозрения. Ответ ему приходится делить.

— Мои клиенты… (называет имена отсевших) признают справедливость требований истицы и согласны на материальную компенсацию в её пользу. Остальные, господин судья, отвечают на ваш вопрос — да.

Настаёт момент икс, я переглядываюсь со своим юристом, киваю ему.

— Господин судья, позвольте задать вопрос ответчикам!

Судья, естественно, разрешает.

— Господа ответчики, на чём основывается ваша уверенность, если доказано, что важнейший документ, на основе которого составлена ваша Петиция, фальшивый?

Совет ответчиков, как многоголовый дракон, после паузы отвечает:

— На других доказательствах, подлинность которых не вызывает сомнений.

— Вы имеете в виду видеоматериалы? — дежурным тоном интересуется мой юрист. ДонЛи его зовут, он мне и в деле против тех пятерых помогал, что пострадали от моей Мульчи.

— Да.

Слегка опускаю ресницы вниз на паузу, явно дольше, чем обычное моргание, в ответ на вопросительный взгляд ДонЛи. Можно бить.

— Вы признаёте, что вы или какая-то группа из числа подписавших Петицию организовали за истицей незаконную слежку с целью сбора компрометирующих или конфиденциальных сведений, не подлежащих разглашению без согласия истицы? — голос ДонЛи наливается бронебойной сталью.

А вопрос очень хитренький. Ответить положительно на него просто невозможно. Отрицательно тоже нельзя, там ловушка, и если адвокат её не увидит, то моим противникам можно сливать воду и поднимать руки в знак сдачи в плен.

Я решила не показывать суду свои опровергающие любые инсинуации в мой адрес видеоролики без особой нужды. Пока будем напирать на незаконность, а лучше сказать, преступность способа получения компромата на меня.

— Ответчики, присутствующие здесь, незаконной слежкой не занимались, и им не известны лица, которые следили за истицей.

Выкрутился, сучонок! — ругаюсь про себя. Умный адвокат попался, не дал этим утыркам глупость сказать. Скажи он «нет», мы бы тут же обвинили их во лжи. По простой причине, они не могут говорить за отсутствующих двадцать с лишним тысяч человек. За себя могут, за других — нет.

Но ещё не вечер, и ДонЛи им это сейчас продемонстрирует. Но судья останавливает порыв моего юриста.

— Предупреждаю обе стороны. Суд доводит до вашего сведения, что решений судебных органов о разрешении вести слежку за истицей нет. Негласную оперативную видеосъёмку имеют право вести спецслужбы, но разглашению они не подлежат. Прежде чем я продолжу, я должен задать вопрос истице. Госпожа Пак ЮнМи, вы давали согласие на вашу видеосъёмку?

— На те видеоматериалы, которые приложены к Петиции, нет, не давала, — встав, даю лукавый ответ. На самом деле, один ролик сделан и негласно выброшен в сеть моими ребятами. Кто сделал второй, мы не сумели отследить. У нас и второй свой был, но раз нас опередили…

— Почему вы делаете такое уточнение, касающееся только этих видеосъёмок? — интересуется адвокат ответчиков. Я что, ошиблась насчёт его ума? Хорошо бы…

— Потому что существует масса видеотрансляций с моих концертов, пресс-конференций, интервью, репортажей, которые, разумеется, сделаны официально и с моего согласия.

Судья, видя, что вопросов больше нет, продолжает:

— Суд выносит промежуточное решение. Видеоматериалы, являющиеся приложением к официальной Петиции, подписанной ответчиками, признаются незаконными.

Мои ответчики снова совещаются. Ещё четверо отсаживаются. Можно ждать ещё четырёх миллионов вон, — усмехаюсь я про себя. Осталось двое самых упрямых. Адвокат извещает об этом судью.

ДонЛи продолжает атаку.

— Скажите, господа ответчики, а как вы относитесь к тем личностям, которые скрытно устанавливают видеаппаратуру в женских туалетах, кабинках для переодевания, чтобы снять женщин в интимные моменты?

— Протестую! Прошу суд снять вопрос! — Адвокат ответчиков реагирует мгновенно, не дав себе труда посовещаться с клиентами.

Мы затрагиваем больную в последнее время тему для Кореи. Наличие в общем доступе высокотехнологичной техники не всегда благо. Это ещё соблазн для незрелых личностей. Подглядывание под женские юбки иногда просто с помощью смартфонов принимает характер эпидемии. Корея страдает от великого множества озабоченных маньяков. Полиция не успевает снимать и реквизировать видеаппаратуру в тех же самых женских туалетах и раздевалках. С отловом тоже плохо получается. «Счастливчики», которым удаётся добыть горячие кадры, продают их на тематические сайты, с которыми тоже трудно бороться. В общем, та ещё проблема.

Судья обращается к ДонЛи.

— Прошу пояснить. Как относится ваш вопрос к предмету обсуждения?

— С удовольствием, господин судья, — ДонЛи довольно улыбается. Не хотите отвечать? Так мы это сделаем за вас!

— Ведь ответчики сделали то же самое, что и тематические порносайты. Они воспользовались материалами, добытыми незаконным способом, путём вторжения в личную жизнь. Возможно, они не заказчики, вполне вероятно, что среди подписантов нет никого, кто вёл слежку за Агдан, но, несомненно, они потребители этой информации. А значит, они поощряли незаконные и преступные действия. Полагаю, можно ставить вопрос об их соучастии в преступлении.

— Протестую! — Вскакивает адвокат ответчиков.

Судья задумывается. Но пока он думал, сторона ответчиков испаряется. Последние двое отсаживаются от адвоката в сторону. Адвокат растерянно оглядывается, я хихикаю. Тихо-тихо и в сторону ГаБи, чтобы никто не заметил.

Судья с заметным облегчением завершает заседание. Дезертирство ответчиков избавляет его от необходимости принимать решение. Он зачитывает все принятые решения и спрашивает нас:

— Вы согласны на публикацию итогов первого слушания дела? Дело в том, что извещение двадцати с лишним тысяч ответчиков может занять слишком много времени и сил.

Мы с ДонЛи переглядываемся. Пожалуй, нам такой вариант выгоден.

— Истица согласна, — отвечает ДонЛи.

— О дате следующего слушания сторонам будет сообщено дополнительно! — Провозглашает судья.

Я спохватываюсь.

— Господин судья, дело в том, что у меня на носу гастроли во Францию. Прошу вас предварительно согласовать с нами дату следующего заседания. Либо разрешить мне отсутствовать.

— Если доверяете своему защитнику, то заседание можем провести без вас. В случае вашего отсутствия.

— Я доверяю своему защитнику, — без тени колебания отвечаю я.

На этой оптимистической ноте всё и заканчивается.