Рождение сверхновой

Глава 28 Взлёт

14 мая (минус 11 дней), время 19:30.

На высоком холме, таком высоком, что ему можно присвоить гордое звание горы, стоят двое. Молодой мужчина и девушка. Рядом громоздится нечто с каркасными крыльями, обтянутыми тёмной тканью. Опытный глаз сразу признает в нелепо выглядящей на земле конструкции дельтаплан.

— Что-то мне страшно, оппа, — говорит девушка.

— Не бойся, — успокаивает мужчина, — Относись к этому, как к приключению. На многих мировых курортах то, что мы сейчас сделаем, туристам за деньги предлагают.

— Правда? — девичьи глаза смотрят с непонятной надеждой.

— Правда, ДжиЛин. Мы ещё съездим в эти места.

Мужчина ласково приобнимает спутницу. Говорить о вероятности того, что по ним могут открыть огонь, он не стал. Да и величина той вероятности была так себе.

— Давай посидим, закатом полюбуемся, — ХанГи усадил девушку на небольшой валунчик, вытащил из рюкзака термос, разлил по стаканчикам горячий чай. Сам уселся рядом по-турецки.

— А чего мы ждём? Темноты?

— Да. Ночью нас никто не увидит. А после заката с этого склона, — он показал рукой, — вверх идёт восходящий поток воздуха. Мы его оседлаем, поднимемся метров на триста и полетим в сторону моря.

— А если в море нас не встретят?

— Кхе-х… ну, что ж, тогда полетим на юг, может, наткнёмся на какое-нибудь судно, идущее в сторону Южной Кореи.

— А если не наткнёмся?

— Тогда сами полетим к берегу. Придётся лететь километров триста, то есть часов шесть-восемь.

— А если…

— А если я тебе сейчас подзатыльник дам? — ХанГи хоть улыбается, но решает прекратить нагнетание глупых страшилок. Девушка замолкает, а то вдруг реально затрещина прилетит.

Там же, через полтора часа.

— Пора, — ХанГи подходит к дельтаплану, всё проверяет. Девушка стоит рядом. Затем по команде мужчины они оба впрягаются, поднимают аппарат. ХанГи включает мотор, пока они здесь, их никто не услышит. Погранзона только через полтора километра.

Пара разгоняет дельтаплан под уклон, мотор добавляет тяги, и аппарат быстро отрывается от склона. ХанГи летал второй раз в жизни и при посадке в первом полёте аппарат немного помял. Инструктор, товарищ Пак, — как догадывался ХанГи, оттуда, — на этом тренировки прекратил. «Хватит тебе. Надо только подняться, а в море садиться проще», — такими словами он завершил короткую тренировку. ХанГи его понимал. Сломать машину проще простого, ремонтировать сложно. Тем более товарищ Пак его пару раз катал и всё подробно объяснял.

ДжиЛин всего боится и уже спрашивала, нельзя ли как-нибудь потом улететь. Глупая девчонка. Следующее новолуние только через месяц, другие дни не годятся. Даже узкий яркий серп в небе может их выдать. А за месяц много чего может произойти. На дельтаплан, хоть и спрятанный и разобранный, мог кто-нибудь наткнуться. И чувствовал он, что осталось у него не больше пары недель. Да что там чувства? Его начальник, который, пусть не намеренно, но подставил его, прямо написал, что из отпуска он не вернётся. Но завертеться могло и раньше. Спасибо, что начальник не забыл про него, позаботился. Оставил письмо, где всё объяснил. И он последовал совету немедленно увлечься туризмом. Желательно в горах. Там и встретил товарища Пака.

Аппарат крутился над горным склоном по устремлённой ввысь спирали. ХанГи выключает мотор, хватит топливо жечь, оно может пригодиться. На первом витке спирали они чуть не задели горный склон, прошли впритирку. Но виток за витком всё набирали и набирали высоту.

— Всё, — через двадцать минут говорит ХанГи, — высота примерно триста пятьдесят метров, нам хватит. Да и поток иссякает, выше уже не поднимемся.

— Мне кажется, ты ошибаешься, — ДжиЛин смотрит на вершину, с которой они слетели, — до горы метров семьдесят.

— Я до уровня моря считаю, — замечает ХанГи и направляет аппарат в море, строго на восток. Где-то там их сегодня ждут.

Им повезло. Если и проходил под ними пограничный патруль, то не догадались посмотреть вверх. Да если бы и догадались, сколько надо смотреть, чтобы уловить небольшую тень, последовательно закрывающую звезды? Не обнаружил их и патрульный катер, периодически шарящий прожектором по морской поверхности и побережью. Тоже не догадались посветить в небо.

Они быстро пересекли территориальные воды, теперь они могли считать, что покинули пределы КНДР. ХанГи немного понервничал, пока подавал световые сигналы фонариком с длинным раструбом. Но и опознание прошло без накладок. И после завершающего виража дельтаплан сел на палубу подводной лодки.

Ещё через четверть часа, дельтаплан, выполнивший свою миссию, отправляется на дно, а его пассажиры исчезают в утробе подлодки.

15 мая (минус 12 дней), время 08:30.

— Разрешите, господин майор? — в кабинет входит лейтенант, кладёт на стол лист бумаги, — Получено сообщение от «Перевозчика». Последний цветок пересажен.

— Операция «Пересадка цветов» закончена? У вас всё? Можете идти.

Когда адъютант выходит, майор берётся за телефон.

26 мая (минус 23 дня), время 17:00.

Готовый фильм отрывается от текста сценария, как ракета, вставшая на орбиту, от первой ступени, в это время уже падающей на поверхность кучей обломков.

Вот кадр, где ЧжуВон крупным планом. Он оглядывается, и выражение его лица описывается одной фразой «Живым не дамся!». За ним азартно улюлюкающая толпа распалённых девиц, на их мордашках противостоящее: «Врёшь! Не уйдёшь!». Зайчик будет пойман и упакован. Вот широкоплечего и атлетичного «зайчика» загоняют в тупик, закрытый высоким кирпичным забором. Приёмами кино его мысли описываются в пару секунд. Оценивающий взгляд на забор, остановка движения камеры и взятие крупным планом крепкого на вид ящика полуметровой высоты. Перед этим несколькими кадрами воспоминания из военной службы, способы преодоления высоких препятствий. И обязательно! Вот прямо обязательно. Паркурный способ взбегания вверх отсутствует в армейских воспоминаниях. Почему? Потому. Морпех должен уметь выходить из любых нестандартных трудных положений.

Кино обладает мощнейшими способами повествования. Пока я обдумываю вот это всё, на экране проходит буквально несколько секунд. И вот уже наш отважно убегающий герой лихо перемахивает забор, а обозлённые девчонки могут настичь его только своим разочарованным и яростным воем.

Преодоление загонщицами препятствия с помощью автомобилей это для связки сюжета. Пешая погоня со стрельбой — вот одна из жемчужин фильма. Подсвеченные компьютерной графикой трассы пуль с лихими фонтанчиками пыли и каменной крошки, развевающиеся полы пиджака спуртующего ЧжуВона, предварительное сдирание невестами с себя свадебных нарядов, обнажающих разгрузку с кобурами на обтягивающих комбинезонах. Эта сцена сопровождается психоделической музыкой, которую я сочинила, взяв за основу ритмичные звуки от протирания влажной тряпкой оконного стекла. Музыку можно найти даже в звоне разбитой посуды. Кто не верит, пусть «Пинк Флойд» послушает.

Рояль из кустов у меня подан в виде навороченного джипа, за рулём которого я в форме морпеха. Своей родной, кстати, форме. И, кстати, вовсе не рояль. По сюжету наша увлекательная погоня залетает в зону военных манёвров, где гражданским делать нечего. И вот счастливый своим спасением главный герой запрыгивет в джип, а навстречу бешеным девкам выходит брутальная шестёрка, мои «коронные» подружки. Молча ждут противника, лица невозмутимы, только одна из них, БоРам предвкушающе постукивает дубинкой по ладони.

И схватка, это нечто. Она коротка, секунд на пятнадцать и музыкальное сопровождение на основе Omnimar — Out Of My Life (https://youtu.be/Uv1RR0IIFm0). Свирепая мордочка Борамки, повисшей на спине «невесты» и взявшей её дубинкой на удушение — вишенка на торте. Локальная кульминационная точка бескомпромиссной схватки с бросками, вылетающими из клубка тел фигурами, обменами мощными ударами и прочими вкусностями жанра.

Упаковка умиротворённых «невест», доставка беглеца на базу опять-таки связка сюжета. Мой фильм, по сути, набор интересных и брутальных видеороликов. И когда я докладываю генералу, что проблема с гражданскими решена, тот отдаёт приказ о начале манёвров. И вот тут вступает в дело собственно морская пехота. При этих кадрах замечаю, как наполняются гордостью и ликованием глаза невозмутимых с виду генералов. Да и всем остальным нравится. Это наши, лучшие в мире танки, слегка неровной цепью, подпрыгивая на кочках и пригорках, выходят на рубеж атаки. Это наши морпехи, выпрыгивающие из вертолётов чуть не с трёхметровой высоты или высаживающиеся на песчаное побережье. Эти кадры на фоне соответствующей музыки (Schiller — Kon-Tiki https://youtu.be/I44_dyVuR5I). Только низких добавила и ещё кое-что изменила. Сместила ближе к стилю Раммштайна.

Нечто похожее, но помягче, случилось, когда ЧжуВон связался по телефону со своими. Красивая яхта разворачивается в море, идёт к берегу, высаживает группу мощных парней в чёрных костюмах. Те пересаживаются в чёрные внедорожники и мчатся на выручку нашему герою. Не судьба! Их останавливает пара БТРов и взвод солдат. А чёрные морпехи в это время вяжут ЧжуВона. Тоже сильная сцена, но короткая. Ибо нефиг! Морская пехота это не какая-то там военная полиция, да ещё в женском варианте.

После поцелуя прикованного к стенке ЧжуВона в вампирском стиле, того бьёт судорога, как от тока высокого напряжения. И остаётся след, на котором набухает и скатывается вниз капелька крови…

— Пожалуй, это лишнее, — комментирует министр культуры.

После короткого спора, высокое собрание решает оставить это на моё усмотрение. Может и уберу, потом поглядим.

Наше танго с ЧжуВоном это уже фэнтези, что-то вроде совместного сна, отражение реала в астральном пространстве. Обозначает и описывает наши завязавшиеся отношения. Заброшенный танцзал, с частично выбитыми панелями на стенах, несколькими разбитыми большими зеркалами, запылёнными и частично выбитыми окнами. И на этом фоне безукоризненный фрак ЧжуВона и мой блистательный жутко сексапильный наряд. С длинными атласными перчатками, прозрачной тканью в огромном вырезе на всю спину, юбкой до середины бедра, состоящей из полос пятидюймовой ширины. Можно сказать, что юбка состоит из одних разрезов. Поясок с синей пряжкой, хоть один элемент должен попадать в цвет глаз, всё остальное — чёрное. И сетчатые колготки — привет из Франции. А зрители-то, кроме президента, мужчины! Сразу замечаю реакцию, и чтобы не засмеяться, опускаю глаза. Мужские лица каменеют, глаза слегка стекленеют. Бинго! Впечатление произведено. Госпожа президент еле заметно улыбается.

Не зря! Не зря мы столько бились над этим танцем. Танец это тоже язык. Сначала схватка, партнёр наседает, я отбиваюсь. Поэтому резкие и высокие махи перед его лицом. Махи, заканчивающиеся захватом, похожим на приёмы единоборств, попытки вырваться, уйти. Я постаралась на всю катушку. Реальные танцовщицы так не могут. Если только балерины. Вот ЧжуВон бросает меня спиной на свою руку, я перегибаюсь назад. Но если в обычном танго на этом и заканчивается, дама потом просто возвращается в положение стоя, то у меня не так. Я выхожу на мостик, мелькают мои ноги, одна за другой, и вот я удрала от партнёра в очередной раз.

Затем сопротивление падает, танго вроде становится похожим на каноническое. За исключением моих попыток вести в танце, которые тоже истощаются. Всё, через две с половиной минуты, борьба заканчивается, я подчиняюсь. Но в конце вырываюсь и удираю. ЧжуВон догоняет, бросает меня на плечо и уходит в двери, ведущие в слабо освещённый коридор. Я поднимаю голову, смотрю прямо в камеру за спиной партнёра и хитренько подмигиваю зрителю.

Фильм заканчивается сдержанным прощанием. Как будто ничего и не было. А ничего и не было! Это только начало, всё ещё впереди.

На пустой улице три внедорожника, — манёвры кончились, вернее, переместились, и частную охрану пустили в зону, — около них мужские фигуры в чёрном.

— Ну, что? Я уезжаю, — как-то неуверенно говорит ЧжуВон стройной синеглазой сангсе, то бишь, мне.

— Свободен! — равнодушно отвечает сангса, — Катись уже!

Разворачиваюсь и ухожу. ЧжуВон слегка дёргается вслед, но сразу берёт себя в руки и уходит к машинам. Конец фильма.

— Я не специалист в области кино, — крутит головой госпожа президент, — но мне кажется, получилось.

Тут же следует одобрительный рокот.

— Чего-то не хватает, — замечаю я.

Пятнадцатиминутное обсуждение, и мы намечаем концовку, а сцена прощания будет не финалом, а развязкой основного сюжета. У нас ещё неделя, успеем.

29 мая (минус 26 дня), время 14:35.

Нечего тянуть! Сегодня отменены все занятия, из всей дивизии собрали пару сводных батальонов, исключительно старослужащих. Их три дня назад собрали и дрючили на плацу хуже самых молодых салаг. Но никто не жаловался. Проход строевым шагом должен быть идеальным! И он идеален. Ну, почти. А где и нет, там поможет искусство кино.

Батальоны печатают шаг, идут идеально ровными рядами под барабанный бой. Им с трибуны отдаёт честь генерал Им ЧхеМу. Рядом с ним пара старших офицеров. Ешё ряд офицеров перед трибуной, и с ними я, сангса в честь которой весь сыр-бор. Меня увольняют из армии, часть прощается со мной.

На самом деле, пока не увольняюсь. Это та самая концовка сюжета. По моему высокому мнению фильму не хватало именно такого звучания. Слишком много личного, слишком мало патриотического. Личный интерес не должен преобладать над общественным, на этом любое государство держится.

Заканчивается всё-таки личным. Я выхожу из ворот части, иду с рюкзаком по дороге. Впереди красивый кабриолет, красный феррари. Рядом ЧжуВон с букетом цветов. Фу-у-у! Розовые розы?! Шёл бы он с ними к Светке Соколовой! Старушке тридцати лет.

— Такси вызывали? Куда едем, госпожа сангса?

— Красивая машинка, — одобрительно гляжу на средство передвижения, оно же несомненная роскошь, — а вот розовый цвет я ненавижу.

Цветы всё-таки беру, стою. ЧжуВон не сразу догадывается, что мне надо дверь открыть. Всё, как в жизни, хи-хи-хи!

— Все девушки любят розовое, — спорит он, распахивая дверцу.

— Я не все, — откидываю букет назад, за спинку.

Машина уезжает, ну, и как бы конец фильма.

После третьего дубля, оператор и я остаёмся удовлетворёнными.

— Ну что, Юна, домой? — Устало спрашивает ЧжуВон. Выглядит он слегка заморенным всеми этими киноделами. Киваю. Наконец-то всё заканчивается и на душе пусто, как обычно бывает после эмоциональной бури. Больше не буду ничего менять и кроить. И так десять раз переделывали.

— Ну, что понравилась жизнь кинозвезды? — с лёгким оттенком ехидства спрашиваю мужа минут через десять движения.

— А-д-ж-ж-ж… — морщится любимый, — Нет уж, я лучше директором кинокомпании поработаю.

Хихикаю. С чувством глубокого удовлетворения. Это его так на танго истерзали. Одного костюма на съёмках мало было, меняли на свежий. А первый на нём насквозь промок от пота. А как ты думал, дорогой? Шедевры просто так не рождаются! Хотя вру, иногда именно так и рождаются, легко и без напряжения.

Наше танго как раз было похоже на архитектурное произведение. Задумать и нарисовать может и просто, тут не знаю, насколько легко было сделать эскиз и рисунок Кёльнского Собора. Но в любом случае, реально построить тысячекратно тяжелее и дольше. Общая схема танца не менялась, а вот пируэтов и новых позиций мы насочиняли целую кучу уже в процессе.

— А куда это мы едем? — замечаю, что наша красивая машинка рулит не в сторону моей квартиры.

— В одно хорошее место, — ухмыляется ЧжуВон, — я бы даже сказал: сакральное…

29 мая (минус 26 дней), время 15:45.

Точно сакральное! Можно сказать, здесь по-настоящему завязались наши отношения и здесь же пришли к логической развязке.

— Стой! Ты куда? — останавливаю разогнавшегося к лестнице любимого и, примерившись, прыгаю на руки, — Не будем нарушать традицию. Неси.

ЧжуВон бурчит что-то недовольное, но послушно взбегает наверх. А чего ему? Он и двух, таких как я, унесёт и нагрузки не заметит.

— Чжу, чего это вдруг надумал? — роюсь в рюкзаке, у меня там есть кое-какая сменная одежонка.

— Ты отметишь концовку этого утомительного марафона, с кем захочешь и как захочешь, — ЧжуВон мечет на столик кучу всего. Бутылку шампанского, кучу баночек, пластиковых коробок и прочую посуду.

— Но сначала — только мы вдвоём, — завершает выгрузку деликатесов ЧжуВон.

Скептически оглядываю хаотический натюрморт. О правилах сервировки стола у мужа представление нулевое. Собственно, у меня почти такое же. Хватаю сменку, иду в душ.

Через четверть часа я в любимых шортиках и футболке. Босиком с ногами залезаю в кресло. ЧжуВон суетиться у стола, на котором выкристаллизовывается какой-то примитивный порядок.

— Нет, Чжу, шампанское к десерту, — останавливаю его попытку открыть бутылку.

— Да? Тогда держи пиво, — вот этим он приводит меня в полный восторг. Даже розовые розы ему прощаю. Чем его немедленно радую.

— Это же по сюжету было предусмотрено! — возмущение из него прямо выплёскивается.

— И что? — я непробиваема, — Это не важно, всё равно ты провинился.

Наталкиваюсь на долгий и тяжёлый взгляд, не сулящий ничего хорошего. Слегка нервно хихикаю.

— Скажи мне честно, Юна, — начинает ронять тяжёлые слова, — Вы все так устроены или всё-таки среди женщин есть нормальные люди? Ты зачем мне постоянно мозг выносишь?

— Некорректно вопрос формулируешь, Чжу, — строю невинные глазки, хлопаю ресницами, — Не «зачем», а «почему». Вопрос «зачем?» подразумевает цель, а её нет. А причина есть.

— И какая это причина? — Чжу склоняет голову набок.

— Я придираюсь к тебе, потому что тебе это нравится. Ты добивался именно этого, уговария выйти замуж. Когда я так делаю, ты остро ощущаешь, что я, твоя любимая женщина, рядом.

Смотрим друг другу в глаза, одновременно начинаем смеяться.

— И всё-таки когда-нибудь я тебя отшлёпаю, — расслабленно говорит Чжу, — чтобы ты тоже остро почувствовала, что твой любимый мужчина рядом.

Обожаю такие пикировки. То, что Чжу тоже палец в рот не клади, только добавляет остроты. Но меня ему не переиграть. Не сегодня.

— Нет смысла, Чжу. Я от такого петтинга кончить могу, но петтинг нам сейчас ни к чему. Раньше надо было. До женитьбы, — немного подумав, показываю ему язык. Любимый от такого спича каменеет, я от его вида не могу удержаться от смеха.

Чжу быстро приходит в себя, встаёт, вытаскивает из пиджака конверт, — он его на спинку кресла бросил, — подаёт мне.

— Вот ты надо мной всё время издеваешься, а я тебе замечательный сюрприз приготовил.

Судя по всему, хороший сюрприз. Вытаскиваю из конверта лист бумаги. Это что? О-о-о-у! С визгом бросаюсь Чжу на шею, впечатываю крепкий поцелуй…

20 мая (минус 15 дней), время 12:20.

За небольшим столиком на двоих, мужчина средних лет, азиатской наружности. Напротив интересная женщина, возраст около сорока, но выглядит великолепно. По всему видно, дама тщательно за собой следит. Говорят по-английски.

— Госпожа Сильва, двадцать тысяч долларов — красивая сумма. Вы отдали двести, получите ровно в сто раз больше.

— Было бы намного красивее, если бы двести увеличилось в двести раз, — хитро улыбается женщина.

— Вы хотите получить сорок тысяч? — поражается азиат. Женщина дерзко кивает.

— Хорошо, госпожа Сильва, — быстро соглашается азиат, — Я согласен. По рукам. Сорок тысяч долларов и вы отдаёте нам автограф.

Подловил её мсье Ли, подловил! Но Сильва не была бы женщиной, если бы не выторговала себе бонус. Дама затребовала в качестве премии участие в каком-нибудь проекте, к примеру, второстепенная роль в фильме.

— Хорошо, госпожа Сильва, — опять соглашается господин Ли, но не совсем, — Я не уполномочен вести переговоры на эту тему, поэтому давайте сделаем так. Я передам ваше пожелание Агдан, и полагаю, она что-нибудь сможет вам предложить. Но за неё говорить не могу.

— Так позвоните ей, — пожимает плечами женщина. На лице написано: тоже мне проблемы!

— Вы не понимаете, — качает головой Ли, — Это не Агдан выкупает автограф, я действую от имени её мужа. Он хочет сделать ей сюрприз, поэтому Агдан я позвонить не могу. Не на эту тему.

— ЮнМи вышла замуж?! — экспрессивно вскрикивает женщина. Господин Ли кивает. Сильва задумывается, приникает губами к бокалу вина. И вдруг решается.

— Я отдам автограф бесплатно. Как свадебный подарок. Но только лично в руки.

Ли озадаченно уставился на собеседницу. Переговоры совершают неожиданный поворот.

На следующий день в обычном кафе за чашечкой кофе Сильва отдаёт адвокату Ли лист бумаги с копией автографа и припиской на французском языке.

— Здесь написано то, что я вам сказала. Отдам, как свадебный подарок, но только лично ей, — поясняет она адвокату. Тот кивает.

— Хорошо. Свадебной церемонии ещё не было. Возможно, Агдан пригласит вас на неё. Само собой, мы компенсируем все ваши дорожные издержки. Не проблема.

29 мая (минус 26 дней), время 16:50.

— …конечно, компенсируем! Что за вопрос! — бурно радуюсь я. Для меня это огромный подарок. У моего фан-клуба появится сакральный артефакт. По-другому не назовёшь. Конечно, мы ей всё возместим. И способ заплатить найдём.

За всеми радостями не заметила, как уже устроилась на коленях Чжу. И уходить не хочется, и он доволен. Слегка настороженно наблюдаю, как он откручивает голову бутылке шампанского, но слава святым мандаринам, ничего плохого не происходит. Из горлышка вьётся лёгкий дымок, Чжу разливает по фужерам золотистую жидкость. Чокаемся.

— Сколько у нас там рекламных набегает? — кто о чём, Чжу, например, гладит мне коленку, а я о деньгах.

— Восемь с половиной центов…

— Значит, получим восемьдесят пять миллионов долларов…

— Ты что, рассчитываешь на миллиард просмотров? — от удивления Чжу таращится на меня, его рука замирает.

— Не за три дня, конечно. Но думаю, к концу года примерно так и будет.

— Я телеканал нам присмотрел, — шепчет мне в ухо Чжу и хватает губами за мочку.

— Хороший? — стараюсь не показывать, что начинаю млеть.

— Так себе. Честно говоря, ерунда, а не телеканал. Но я знаю, как его раскрутить.

— Кажется, я знаю, что ты знаешь. Потребуется моё деятельное участие для раскрутки, — медленно и с огромным трудом освобождаю своё ушко, чтобы получить поцелуй в щёку, — Не нарушай беспорядки. Соблюдай Конвенцию, она запрещает дневной секс.

— Я что, днём не могу поцеловать родную жену?! — громко возмущается ЧжуВон и принимается терзать мои губы. Кое-как ослабевшей рукой отжимаю его голову.

— Это уже не просто поцеловать…

— Да иди ты на северное побережье со своей Конвенцией! — ЧжуВон встаёт и несёт меня на кровать. Слабыми руками могу только слегка царапать и щипать его, на что он никакого внимания не обращает. Вернее, обращает, но не то. Глупо улыбается.

Валяюсь в одних шортиках, болтая ножками и втыкая в планшет. Минут пять назад соизволила глянуть в смартфон и прочесть сообщение от ГаБи. С очень интересной ссылкой, по которой я и прыгнула.

Привольно раскинувшийся рядом на спине Чжу задумчиво произносит:

— Человек может бесконечно смотреть на огонь и текущую воду. А счастливый человек ещё и на Агдан, беззаботно болтающую ножками, — и после паузы, сыгравшей роль особого знака препинания, добавляет, — Вот интересно, только что с тебя слез и вроде не хочу, но чувствую, что всё равно хочу. Не могу, но хочу.

— Твой организм дисциплинированнее тебя, — бурчу я, — он всеми силами стремится соблюдать Конвенцию.

— Ты знаешь хоть одного мужчину, который может равнодушно терпеть, когда на его коленях возится полуголая Агдан? Нет у нас таких в стране. И в мире нет, — последние слова произносит очень веско и после лёгкой паузы, — Так что это ты во всём виновата.

Он поворачивается, кладёт руку мне на спину, гладит.

— Сколько раз тебе говорить? — чуть раздражаюсь я, — Я никогда ни в чём не могу быть виноватой. Во всём и всегда виноватым можешь быть только ты.

— Что ты там нашла? — козырный туз Чжу побить не может, поэтому меняет тему.

— Кажется, мне ещё один сюрприз сделали… руку верни на место!

— Лучше, чем я? — Чжу снова кладёт на меня руку, но уже на попку. Вот наглец!

— Смотри сам, — пододвигаю ему планшет.

— Куда ты смотришь? Отсюда читай, — показываю прильнувшему Чжу место.

— Дальше можно не читать, — говорю ошарашенному Чжу, — Много эмоций, мыслей у народа никаких.

— Как тебе? — спрашиваю трущегося щекой о моё плечо любимого, — Какой сюрприз круче? Лично я не знаю.

— Спасибо, — рассеянно благодарит Чжу за такую высокую оценку его подарка, — И что теперь?

— А вот угадай! Что я тебе всё время подсказываю? Ты должен на лету все возможности ловить.

— А-д-ж-ж-ж! Не держи меня за идиота! Прекрасно понимаю, что это два события, которые можно обыграть, — задорно топорщит пёрышки Чжу, — Я просто теряюсь от обилия возможностей.

— Какие идеи? Давай обсудим, — слегка отталкиваю его, — Прекрати! До ночи ещё далеко.

30 мая (минус 27 дней), время 19:50.

Госпожа МуРан гуляет по саду со своей невесткой ИнХе. Из кармана её костюма, где лежит смартфон, доносится мелодия вызова.

— Хальмони, — доносится из динамика голос ЧжуВона.

— Да, внучек.

Стоящая рядом ИнХе замирает и становится похожей на суслика, высматривающего в окрестностях врагов, пока его семейство резвится в сочной травке. МуРан не так жестока к невестке, как может показаться со стороны. Она включает громкую связь, не стала игнорировать мольбу в глазах невестки.

— Хальмони, немедленно иди к телевизору и найди семьдесят шестой канал!

— И что там будет, внучек? — женщины послушно идут к дому, — И что это за канал?

— Это мой… наш с Юной канал. Не пропусти, будет интересно.

Женщины входят в особняк, идут в свою комнату для просмотра самых интересных дорам.

— С мамой не желаешь поговорить? — когда ЧжуВон соглашается, МуРан отдаёт телефон ИнХе, которая тут же принимается кудахтать.

МуРан сосредоточенно ищет названный телеканал. Напрягает глаза, прокручивает список, вот он! МуРан нажимает кнопку и через минуту рекламная заставка сменяется вертящейся надписью, вылетающей снизу сбоку и разворачивающейся посередине. «АгданТВ»!

— Невестка, прекращай разговоры! — МуРан забирает телефон, — Всё, внучек, мы смотрим ваш канал. Аннён…

На экране появляется ведущая, симпатичное девичье личико крупным планом.

— Уважаемые зрители, у нас невероятное событие. Наш не самый известный телеканал удостоила своим визитом популярный айдол и композитор Агдан. Мне поручили сообщить, что с недавних пор контрольный пакет нашего семьдесят шестого канала принадлежит ей. Теперь мы «АгданТВ». Встречайте! Агдан!

Камера отъезжает, забирает в кадр всё большее пространство и останавливается, когда перед зрителями предстаёт столик с прозрачной крышкой в форме фасоли. За столом две девушки, ведущая и Агдан.

— Оговорюсь сразу, — начинает Агдан, — название «АгданТВ» условное, думаю, впоследствии мы его заменим. Я здесь вот по какой причине…

Агдан протягивает кисть ладонью вниз в сторону оператора и слегка шевелит длинными пальчиками. Оператор фокусирует объектив на её лице, подъезжает до тех пор, пока оно не занимает весь экран. На зрителя смотрят пронзительно синие глаза. МуРан и ИнХе непроизвольно замирают.

— В прошлом году в нашей семье случилась огромная неприятность. По обвинению в контрабанде через границу с Пукханом был арестован и посажен в тюрьму мой дядя Пак ЮнСок. Его родителям, супруге и детям пришлось покинуть страну. На мою голову вылились тонны хейта. Во многих десятках чатах и форумах тысячи людей проклинали меня и мою семью. Дядю называли изменником, уголовником, от меня требовали отказаться от компрометирующего меня родственника.

Агдан делает небольшую паузу и продолжает.

— Я говорила тогда, что всей правды мы не знаем и не можем знать. Я говорила, что суд может допустить ошибку, такое, к сожалению, случается. Я говорила, что это могут быть игры спецслужб. Надеюсь, что хоть кто-то услышал мои слова. Отдельно хочу выразить огромную благодарность своим фанатам, прежде всего клубу «Ред Алерт», которые самоотверженно защищали меня. И что получилось в итоге? Вы ещё не знаете? Сходите по этой ссылке…

На весь экран вспыхнула ссылка на сайт из домена, принадлежащего правительству.

— Сходите по этой ссылке, и вы прочтёте удивительную новость. С моего дяди сняты все обвинения и решается вопрос о выплате ему компенсации за материальный и моральный ущерб.

Речь Агдан прерывается короткой рекламной паузой. МуРан поражённо переглядывается с ИнХе. Та упрямо и мрачно поджимает губы.

— А теперь я спрашиваю тех, кто выливал на меня и мою семью тонны помоев в интернете. Тех, кто требовал от меня извинений и не только по поводу дяди. Тех, кто выдвигал мне подлые требования отказаться от близкого мне человека. Тех, кто называл нас семьёй уголовников и предателей. Я обращаюсь к вам.

Камера сместилась строго в анфас, так, что зрителям казалось, будто они находяться под прицелом. Невероятно синие глаза протыкали зрителей насквозь. МуРан слегка поёжилась, ИнХе чуть отпрянула к спинке дивана.

— Я обращаюсь к вам. Вы способны сделать то, что требовали от меня? Вы оказались не правы, вы сели в лужу…

«Какой интересный оборот», — думает МуРан, — «Да, они все сели в лужу. И мой сын тоже…».

— Вы способны принести извинения за все оскорбления, которые вылили на меня и мою семью? Или вы можете только тявкать, прячась в интернете за выдуманными никами? У вас найдётся капелька мужества, чтобы принести извинения публично, на камеру? Открыто назвав своё имя? Так, как вы требовали этого от меня.

Опять короткая рекламная пауза. «Девочка зря времени не теряет. Дерзкий вызов хейтерам это поступок, но и о бизнесе не забывает», — одобрительно думает МуРан.

— Я подожду. Вас несколько тысяч, никак не меньше. Мои люди будут ждать вас в районе Кванджу…

На экране появляется карта с обозначенной точкой на средних размеров площади. С пулемётным стуком печатается знак за знаком адрес.

— Завтра с девятнадцати до двадцати ноль-ноль те из вас, у кого есть характер и мужество, придут туда, назовут своё имя и принесут по моему адресу извинения. Многие, очень многие не придут. Не приходите, вас силой никто не тащит. Но я вам открыто заявляю, что после проявленной вами трусости, я буду вас только презирать. И ваше мнение будет значить для меня меньше, чем ноль.

Камера на последних словах начинает отъезжать, одновременно лицо Агдан размывается, окутывается туманом. Когда изображение восстанавливается, за столиком сидит только ведущая.

— Что ж, дорогие телезрители. Посмотрим. Посмотрим, кто и как появится по объявленному адресу. Наша съёмочная группа будет дежурить там в указанное время.

МуРан переключает канал, когда там начинается рекламная заставка.

31 мая (минус 28 дней), время 19:45.

Прямая трансляция происходящих событий телеканалом «АгданТВ».

Стройная девушка в элегантном костюме встряхивает прядями волос, уложенными в причёску «каре», торопливо с пулемётной быстротой выстреливает в объектив очередной комментарий.

— Время, отведённое Агдан для своих критиков близится к концу, но огромного наплыва согласных на её условия не наблюдается. Всего набралось храбрости публично принести ей извинения восемнадцать человек. Мы организовали восемь точек видеосъёмки, но работает только одна, наша. С вами я, ГуЛин и оператор ДжиБин.

За спиной ГуЛин видна густая цепочка парней, оцепивших площадь неровной окружностью. Киногруппа играет роль входа внутрь защищённой зоны. В дальнем конце автобус средних размеров, не до конца заполенный пассажирами. С другой стороны площади на безопасном удалении кучкуется группа людей от полусотни до сотни. К ней в течение часа постоянно подходили люди, но клубящаяся небольшая толпа не увеличилась. Народ, как приходил, так и уходил. В целом происходящее напоминает запруду небольшого ручья, когда накопившаяся вода переливается через преграду и, несмотря на локально увеличившийся объём, сколько вливается воды в рукотворное озеро, столько и выливается.

От этой толпы нерешительно отделяется молодой человек и направляется к киногруппе. С каждым метром шаг его становится всё более уверенным. Когда до киносъёмочной группы остаётся полтора десятка метров, ведущая репортаж ГуЛин замечает его.

— Если я не ошибаюсь, кто-то ещё набрался отваги, — негромко говорит она в близкую камеру.

— Итак, вы пришли сюда по требованию Агдан, я не ошибаюсь? — ГуЛин подносит микрофон к лицу молодого парня, который растерянно глядит то на микрофон, то на ведущую. На оператора с кинокамерой смотрит с испугом.

— Нет… то есть, да, — мямлит парень, но под поощряющим взором ведущей приободряется, — Да, когда я узнал, что дядю Агдан посадили в тюрьму, я возмутился. Как можно известному и популярному человеку иметь связи с уголовниками? У меня был ник… хотя не важно. Я тоже ругал Агдан и требовал прекратить её показывать по телевидению.

— А сейчас что вы думаете? — направляет в нужное русло ведущая. Парень растерянно пожимает плечами и вдруг начинает возмущаться:

— Ёксоль! Как же так можно?! Это же суд, серьёзная организация! Как они могли так ошибиться?!

— Ошибиться любой может. Главное — признать ошибки.

— Да-да, я тоже признаю, — парень наконец-то выруливает на главную дорогу, — Я был не прав, когда ругал Агдан. Я был введён в заблуждение и приношу ей свои извинения.

— Вы ещё кое-что должны сделать, — напоминает ГуЛин, — назвать своё имя и подтвердить его документально.

— Да, я понимаю. Меня зовут Нам ГукБин, я студент второго курса университета Хансунг. Вот моё водительское удостоверение.

Ведущая проверяет, показывает удостоверение в камеру. Все зрители могут убедиться, что парень не врёт. Потом ГуЛин проводит парня за кольцо оцепления и показывает в сторону автобуса.

— Дорогие телезрители! Назначенное время истекло. Осталось только две минуты, и я не думаю, что количество увеличится хотя бы на одного человека. Можно подводить итоги. Из многих тысяч ругавших Агдан и её семью решились принести извинения только девятнадцать человек. Видимо что-то требовать от других намного легче, чем делать то же самое самому. Не переключайтесь на другие каналы, сейчас начнётся нечто интересное.

Репортаж прерывается рекламной вставкой. И возобновляется уже в автобусе, в котором собрали всех, кто осмелился раскаяться публично. Внимательные зрители могут увидеть, что здесь именно те, кто обращался к Агдан в течение последнего часа.

Двери в салон с лёгким шипением закрываются, двигатель начинает урчать, и автобус начинает движение.

— Дорогие друзья! — оживлённо говорит ведущая, — Открою маленькую тайну. Всех, кто собрался в автобусе, Агдан пригласила на встречу. Нет, она не будет требовать с них ничего. У неё есть для них предложение. Какое? Она сама скажет.

ГуЛин поворачивается к пассажирам.

— Но кто не хочет встречаться с Агдан, может уйти. Есть желающие? Нет? Тогда едем до места.

31 мая (минус 28 дней), время 20:30.

Прямая трансляция происходящих событий телеканалом «АгданТВ».

— Аньён всем друзьям и недругам, — посылаю в зал обворожительную улыбку.

В центре зала, начиная с третьего ряда, сгруппированы те девятнадцать моих хейтеров, привезённых с площади. Вокруг них зона отчуждения шириной в одно место. Все остальные места, — всего их в зале четыреста восемьдесят, — почти все заняты моими фанатами. «Ред Алерт» почти в полном составе.

— Мы все собрались здесь из-за вас, — показываю рукой на хейтеров, — но если мы здесь, хочу воспользоваться случаем порадовать своих друзей. Для начала выступит пара девушек инкогнито с вариантом моего танца «Hand Performance». Девочки нигде не выступали, они пока трейни, станут ли звёздами — неизвестно, но с приветствием собравшимся, полагаю, справятся.

Я ухожу, на сцену, раскачивая бёдрами, выходит пара девчонок, из динамиков звучит музыка. Придирчиво наблюдаю из-за кулис за исполнением. Одна из девочек выбивается из нормативов айдола. Хейтеры таких «жирными коровами» обзывают. Но то злые хейтеры, а нормальным мужчинам широкобёдрые девушки с заметной грудью, — чуть больше второго размера, — нравятся больше, чем ребристые досочки с гордыми айдольскими именами. Тем более и с ножками всё в порядке. А мордочки под масками, и насколько я понимаю мужчин, их воображение сейчас рисует невероятных красоток.

Неплохо девочки станцевали, я только пару помарок заметила. И вряд ли зрители их уловили, им, не видевшим идеального варианта, просто невозможно это сделать. Девчонки упархивают за кулисы, снимают маски. За ними из зала устремляются в погоню аплодисменты.

— Молодец, СунОк, — целую в раскрасневшуюся щёчку сестру, ту самую «жирную корову», — не зря я на тебя столько времени потратила.

— А я? — издаёт требовательный писк её напарница. Хлопаю её по заднице, извлекая второй писк.

— А ты, брысь отсюда! Ты — профессионал, для тебя это лёгкая разминка.

На сцену выкатывают рояль, на котором я исполняю «Музыку рая» и «Шторм» для фортепиано. Всё это ради тренировки. Убиваются два зайца одним выстрелом. Тренировка — мне, восторг — моим фанатам. Надо бы как-то это организовать на постоянной основе.

Перед игрой делала разминочные движения руками и пальцами. Одно это вызывало оживление в зале, я непроизвольно продемонстрировала неестественную для обычного человека гибкость рук.

Подхожу к микрофону.

— Как я уже сказала, мы здесь собрались не ради концерта. Я привезла вас для того, чтобы кое-что сказать. Я не собираюсь спорить с вами, и мне противна сама мысль о том, чтобы оправдываться или что-то объяснять. Вы — хейтеры, вы всегда будете меня критиковать и всегда найдёте за что. Но я буду вас выслушивать и готова вступать в диалог. Сама или через своих фанатов. Некоторые из них имеют полномочия говорить от моего имени.

— Вас буду выслушивать. По очевидной причине: у вас есть характер и мужество признать свои ошибки. Потому у вас есть право указывать на мои недостатки. Всем остальным, которые не набрались храбости прийти на площадь, от меня достанется только презрение и полный игнор. Их мнение для меня не существует. Мне не интересно, что обо мне думают подлые трусы.

Делаю небольшую паузу, пора переходить к делу.

— Джейсон, поработай с ними. Пусть организуют отдельную группу в большом чате или сделают свой отдельный, маленький и закрытый. Требование одно: вас должны слышать и знать, кто говорит. Можете говорить от имени группы, не раскрывая всем настоящие имена. И последнее напутствие: будьте осторожны в суждениях, учитесь отделять факты от сплетен и слухов. Помните, что девяносто процентов из всего, что обо мне говорят, враньё. Полностью или частично.

Тот же день, то же время.

Агентство FAN.

— Если ЮнМи возьмёт на этом меньше, чем пятьсот миллионов, я в ней разочаруюсь, — невозмутимо комментирует репортаж президент СанХён.

В глазах КиХо и ЮСон молчаливый вопрос. Первым догадывается КиХо:

— Вы про её телеканал? — и получает кивок президента в качестве ответа.

— Я бы миллиард взял… — заканчивает мысль президент.

— Ещё немного и она напрямую начнёт управлять общественным мнением, — с восхищением говорит председатель. Его помощники молча соглашаются.

— Невестка, ты гордишься тем, что она наша родственница? — пафосно вопрошает МуРан.

ИнХе мрачно молчит.

Наконец-то этот день кончился. Едем в одной машине все трое, я, Чжу, СунОк.

— Чжу, сколько мы рекламных на телеканале хапнули? — я опять о деньгах. Никак школа СанХёна сказывается, так незаметно в меня его навыки делать деньги из всего зашли.

— Чуть больше восьмисот миллионов. На задолженность по зарплате хватит с большим запасом.

— Ого! — это СунОк встревает.

— Хорошо, — удовлетворённо вздыхаю я. Не зря мы второй день, как оглашённые, скачем.