Рождение сверхновой

Глава 13 О, Франция! Любовь моя!

7 февраля, время — 6 часов вечера.

Всех выгоню — одна останусь! Я в кабинете, примыкающему к студии звукозаписи. Той самой, где-то когда-то слишком эмоциональный звукорежиссёр блямкнул ЁнЭ головой о пол, сбив её с ног своим могучим глупым телом.

Одна в кабинете не просто так. Кажется, я нащупала музыкальное Эльдорадо. Нет, не скопище хитов, их и так в моей голове целый Монблан, мнится мне, что я нащупала МЕТОД. Наверное, громко сказано, только начинаю разрабатывать жилу, но первые результаты уже есть.

Несколько дней назад.

— Глядите, хореограф ГанЮ, вот этот элемент переносим на две связки назад, под вот эту музыкальную фразу, под самый пик. Ещё пару элементов слегка изменим… — тычу пальцем в экран видеомонитора и гоняю музыкальный фрагмент туда-сюда, иллюстрируя свои пояснения.

Хореограф не спорит, всем лицом и фигурой выражает бесконечное терпение меня, выскочки бестолковой. Ей чудиться, что она успешно прячет своё пренебрежение ко мне, но я его прекрасно вижу, и оно меня ничуть не заботит. Она специалист, работает от и до, и мой авторитет в её глазах на уровне пола не мешает ей беспрекословно выполнять мои пожелания. Ну, и слава небесным апельсинам! Её богатый внутренний мир, на фасаде которого, обращённом ко мне я отчётливо читаю: «Может, ты и прекрасная певица и неплохая танцовщица, но лучше меня в моём деле ты быть не можешь!», меня абсолютно не волнует.

Хореограф почти мгновенно воспроизводит новый рисунок танца, — всё-таки специалист она отменный, — и после моих нескольких мелких замечаний, частью касающихся ракурса съёмки, мы вместе сравниваем варианты до и после. Переглядываемся.

На дилетантский взгляд, возможно, улучшение и не заметно. Но мы обе, видим сразу. Её отношение ко мне резко меняется, поначалу на смятение: «Глядь! Как такое возможно?!», — так можно его перевести в вербальную плоскость. Затем смятение неуверенно, но неуклонно меняется на уважение. На которое мне, опять-таки, наплевать с высокой колокольни, однако надо признать, так лучше. Работать будет легче и веселее.

Любой, даже напившийся соджу гуляка на танцполе в ночном клубе понимает, что танцевальные движения должны соответствовать музыке. Самое малое, надо попадать в ритм. Что говорить о профессионалах? Они знают про это лучше всех. И всё-таки не знают, не догадываются о том, чего, возможно, не существует. Я сама не уверена, всё на уровне интуиции. Профессионалов подводит то, что они гуманитарии, точные науки у них вызывают страх и чувство изжоги. Мне известна только одна легендарная попытка «поверить алгеброй гармонию», совершённая Сальери. Но, как известно, он плохо кончил. Припечатал его Пушкин так, что ни встать, ни отмыться. Гений рулит и гармония алгебре не подвластна! Не подвластна? Точно? Кто проверял?

На самом деле математика в музыку проникает и довольно глубоко. Термины «октава», «тембр», «высота звука» и другие имеют вполне реальное физическое отображение. Все музыкальные термины можно перевести на другой язык, из области точных наук: децибелы, частота звука, обертон. Последнее слово используется и там и там.

Танец должен ложиться под музыку — интуитивно это понятно всем. А как? Вдруг можно составить хотя бы примерную таблицу соответствия каждой ноты или их сочетания определённому движению или семейству сходных движений? Этого сделать нельзя? А кто-нибудь пробовал?

Меня пару недель назад будто по голове ударили, когда смотрела вот этот ролик (https://youtu.be/ESJxRt9I-Ag). Всегда с нетерпением жду момент (2:45 — 2:50)… идеальнейшего совпадения движения танцовщицы (мах ногой вверх) с музыкальным выбросом в этот момент. И по громкости и изменению тона здесь музыкальный пик, который явно демонстрируется шикарным взмахом красивой женской ножки.

С того момента я начинаю собирать подобные моменты целенаправленно. Зритель такие вещи чувствует интуитивно, на уровне «нравится — не нравится», поэтому анализирую только хитовые ролики. То есть, предварительный отбор совершает наш высший судья — Зритель.

Так и живём. Ещё меня сильно ограничивала, — вот прямо сковывала по рукам и ногам, — бросающаяся в глаза разнокалиберность коронок. Невозможно добиться синхронности, вернее, она не производит никакого впечатления при столь разном росте танцовщиц. Когда пожаловалась СанХёну, тот посмотрел на меня, как на полную идиотку.

— ЮнМи-ян, — обманчиво мягко начал он, — у меня порядка сотни трейни, которых я не знаю, куда девать…

— Всё-всё, я поняла, саджанним…

Затем мы целый час занимаемся тем, что сортируем личные дела всех девушек трейни. Мне нужно пять человек, набираем семерых подходящих. В тот же день я с ними встречаюсь и провожу дополнительные замеры. Меня интересует фактурность, прежде всего длина ног. Длина, по отношению к полному росту. Выражается в процентах отношения длины туловища к длине ног. Не изобретаю велосипедов и беру балетную норму — 50 %, лучше ниже. Чем меньше число, тем относительно длиннее ноги. Забегая вперёд, скажу, что набрала квинтет со средним значением 49,5. У меня, кстати, 48,5, не феноменально, но близко к этому.

На следующий день, собрав девчонок, рассмотрела их, провела дополнительный замер. Сажала кандидатку на стул и мерила расстояние от сиденья до макушки. Потом делила на рост, умножала на сто и получала коэффициент фактурности. Двух девочек бракуем, у них чуть больше пятидесяти.

— Ты и ты, — обращаюсь к тем, кому не повезло, — свободны. Но прошу не огорчаться. О бесталанности речи не идёт, мы отбираем по внешности. Фигурки, как можно ближе к фигуре ИнЧжон. Кстати, посоветую вам использовать механическую вытяжку для ног. Для их удлинения, но не более, чем сантиметр-полтора. Иначе нарушите пропорции и сделаете хуже. Обязательно под контролем своего менеджера и врача. Всё понятно?

Девчонки кивают, на прощание выпрашивают автограф, — пишу: «Никогда не огорчайтесь! Без неудач не бывает успеха», — и на том мы расстаёмся.

Оглядываю ряд оставшихся девочек.

— Не знаю, обрадует ли вас, — это я кокетничаю, — моё предложение. Хотите поехать с нами во Францию? Будете подтанцовкой для выступлений…

Меня обрывает дружный восторженный визг.

(Примерно так они выглядят после работы гримёров и костюмеров. В реальности это какая-то корейская группа).

Отобранных счастливиц отдаю под опеку…

— ИнЧжон, они твои, — представляю ей благоговейно таращащихся на неё девчонок.

ИнЧжон благосклонно смотрит на кланяющихся и лепечущих традиционную формулу девушек, просьбу позаботиться о них. Но как-то не так смотрит на меня. Я не Мульча, но тоже знаю, чьё мясо съела. Ей почти ничего не досталось, но одна идейка у меня в загашнике есть и для неё.

— Ты французский вокал не потянешь, — говорю то, что она и так знает, — Мы с тобой вдвоём, только на двоих видеоклип сделаем. Подумай над сценарием, но сильно не озадачивайся. Не будет сценария, просто выйдем и забабашим.

Утешенная ИнЧжон забирает девочек, которые недоумённо прислушиваются к полной тарабарщине, за которую они принимают обыкновенный разговорный французский язык. Мои коронки преодолели барьер и теперь способны поддерживать беседы на простые темы.

Всё! Кордебалет а-ля канкан у нас есть. Я и девчонки во главе с ИнЧжон, при поддержке ХёМин и ДжиХён, которые всего один сантиметр уступают в росте ИнЧжон. У всех, кроме меня, диапазон 167–170 см. Приемлемо. Можно даже идеального соответствия добиться, поиграв с каблуками и причёсками.

Так, время ужина настаёт. Чапаю в общежитие, наслаждаться маминой стряпнёй.

12 февраля, время — 7 часов вечера.

— Давай рассказывай, ЧжуВон, как же ты додумался навестить нас? Я уже давно подумываю, что ты совсем забыл, что у тебя старший брат есть, — весело произносит сухощавый подтянутый мужчина.

Мужчина, хозяин особняка, сидит напротив ЧжуВона, красующегося в форме сержанта-морпеха. Вокруг стола суетится хорошенькая улыбчивая женщина, расставляет блюда.

— Садись, ХанЫль, хватит бегать, — ловит и обнимает её за талию мужчина. Женщина гладит его по плечу и отговаривается:

— Сейчас, дорогой, только чай заварю…

— Я вообще-то в армии служу, хён. Сейчас ещё ничего, а вот первый год был такой, что я имя своё мог забыть, — улыбается ЧжуВон.

— Тяжело пришлось? — сочувствует старший брат, — Мне в ВВС наверняка легче было.

— Да ничего страшного, — отмахивается ЧжуВон, — сейчас и вспоминать весело.

— А что у тебя с этой девушкой… — берётся за палочки хозяин.

— Агдан, — подсказывает супруга. Её глаза загораются, тут же выясняется, что жгучая тема намного притягательнее приглашения мужа. Женщина садится за стол, но есть не начинает, неотрывно глядит на ЧжуВона.

Доблестный сержант элитных войск не торопится с ответом, важно пережёвывает и по виду нехотя роняет:

— А что с девушкой? Нравится она мне, вот и вся история.

— Как так?! — возмущается женщина и шутливо колотит его кулачком по плечу, — Нам всё интересно, мы ничего не знаем, а ты — «нравится» и всё?!

Муж улыбается, ЧжуВон в «жутком испуге» закрывает голову руками.

— Как ничего не знаете? — когда ХанЫль успокаивается, спрашивает он, — Вся Корея про Агдан знает, а вы — нет? Так включите телевизор, она оттуда не вылезает. Через несколько дней во Францию улетает, вообще только про неё говорить будут. Смотрите и слушайте.

— Да там городят всякую ерунду, не переслушаешь, — высказывается СанРи, — Она и алколичка и грубиянка, пишет всем песни, ездит без прав и вечно устраивает скандалы.

— Хитовые песни сочиняет, это правда, — соглашается ЧжуВон, который слегка поморщился, услышав нелицеприятное о Юне, — всё остальное враньё и сплетни. Сам ведь знаешь, как газеты любят скандалы раздувать.

— Да мы и не верим, — отвечает ХанЫль, — вот тебя и спрашиваем.

— Дайте поесть сначала, — отговаривается ЧжуВон и принимается за блюдо всерьёз, — Очень вкусно.

Он не замечает, как брат подмигивает жене. ХанЫль встаёт и достаёт из застеклённой части гарнитура красивую бутылку. СанРи быстро и сноровисто вытаскивает пробку.

— А что тут спрашивать? — ЧжуВон одобрительно глядит на прозрачный бокал с напитком красивого вишнёвого цвета, вздыхает, — Она замечательная…

ХанЫль замирает, ожидая продолжения, но приходится разочарованно сникать. ЧжуВон использует челюсти не для рассказа о замечательной девушке.

Её мужу удаётся разговорить брата. Когда опустошённые бокалы снова наполнились, а с едой было, в основном, покончено, СанРи скептически произносит:

— Не верю я во все эти сказки. Слишком уж на дораму похоже. Девушка из бедной семьи вдруг обнаруживает в себе массу талантов, резко хорошеет и выбивается в суперзвёзды…

— На дораму? — переспрашивает ЧжуВон, — Может и похоже, но всё правда, могу подтвердить. На моих глазах всё происходило.

ХанЫль тут же вцепляется в него намертво, заставляя вспоминать массу мелочей. И про странное незнание ЮнМи всем известных вещей, и про её постепенное изменение внешности, и многое другое. Слушает женщина с удовольствием. С таким явным и огромным, что муж посматривает на неё с улыбкой.

— Изменение внешности можно объяснить проще, — вступает он в разговор, — Вытяжкой можно увеличить рост, диетой сбавить вес…

— А синие глаза ты как объяснишь? — Набрасывается на него супруга.

— Можно объяснить, — поначалу соглашается ЧжуВон, — но можно объяснить и вторичным гормональным взрывом. Хальмони как-то раздобыла медицинские документы на неё. Вытяжка? Слишком дорого, у них таких денег не было, Юна тогда даже компьютер себе купить не могла. Я ей перед армией свой отдал. Если бы она применяла вытяжку, хальмони бы об этом знала…

— Прекрати, дорогой, — пресекает скепсис мужа ХанЫль, — пусть рассказывает, не мешай! Какая она, ЧжуВон? И что у вас происходит? Ты на ней женишься?

— Мечтаешь породниться со звездой? — улыбается ей муж.

— Что у нас происходит? — переспрашивает ЧжуВон и решает признаться, — В какой-то момент я вдруг понял, что мне без неё скучно. Дальше — больше. Я постоянно ругал её, она действительно часто необдуманно и глупо поступала, и вдруг понимаю, что по-настоящему разозлиться на неё не могу.

— А дальше? — Глаза ХанЫль безотрывно смотрят на него. Ну, как же! Дорама в шаговой доступности! Да какая дорама! Самые лучшие телесериалы не сравнятся, да тут ещё и в реальной жизни, ах!

— Дальше я понимаю, что пропадаю, — говорит ЧжуВон тоном, каким признают поражение, — Сейчас уговариваю её выйти за меня замуж.

— А она? — От возбуждения ХанЫль чуть не подпрыгивает на стуле.

— Она пока отговаривается. Давай подождём, потом решим… сначала отслужи, а там посмотрим…

— Кокетничает, — решает СанРи.

— Ой, она согласна! — чуть не визжит ХанЫль, — Как здорово!

Оба мужчины смотрят на неё. Муж с недоумением, а ЧжуВон с надеждой. Женщины друг друга намного лучше понимают. Нет, он и сам знает и чувствует, что Юне он нравится, но мнение со стороны бывает очень ценным.

— С чего ты взяла? — спрашивает СанРи.

— Холь! Она же не сказала «нет»? Что тут непонятного? — удивляется мужской глупости женщина.

ЧжуВон о том, что «нет» тоже было сказано, помалкивает. Даже глупая курица поймёт, что Юна была тогда не серьёзна.

— Но отец против. Какие причины? — СанРи задаёт вопрос строго по существу. В отличие от супруги. Ту интересуют совсем другие вещи.

— Вы целовались? А может, что-то серьёзное между вами было?

— Почему родители против, не понимаю. Хальмони на моей стороне. Да, целовались. Нет, ничего серьёзнее поцелуев не было, — отбивается от всех вопросов по очереди ЧжуВон.

— Ну, и как? — не отстаёт ХанЫль, — Тебе понравилось?

— Лучше не спрашивай, — улыбается ЧжуВон, — Когда вспоминаю, становится тоскливо, очень хочется увидеть её снова.

Они заканчивают обед, ХанЫль прибирается со стола. Но отставать от ЧжуВона не собирается.

— Ты говоришь, она замечательная, по телевизору её увидеть можем. Но ведь не всё по телевизору углядишь.

— Очень весёлая, любит пошутить, постоянно меня разыгрывает, дразнит. А внешне… — ЧжуВон пожимает плечами, — Яркие глаза, шелковистые волосы, бархатная кожа, великолепная фигурка, невероятно гибкая.

— Ты точно в неё влюблён, — делает вывод брат.

— Дразнит? — на мгновенье замирает ХанЫль, — Она к тебе неравнодушна.

— Влюблён? — ЧжуВону, по всей видимости, не нравится это слово, но спорить он не собирается, — А я вам про что второй час объясняю?

Немного подумав, и не дождавшись за целых две секунды очередного вопроса ХанЫль, он переводит беседу на серьёзный лад.

— Если я на ней женюсь, а отказываться от неё я не собираюсь, отец лишит меня наследства. И от дома откажет.

— Наверняка на это есть причины, — пожимает плечами СанРи.

— Он говорит, что дело в репутации, только сдаётся мне, не всё он говорит, — вслух думает ЧжуВон, — Скандалы вокруг Юны бывают, но всё реже. Она с ними справляется, а число её фанатов больше, чем у других айдолов. И не только в нашей стране.

— Кстати, брат, как дела с заказом от министерства обороны? — переводит тему ЧжуВон, — Что мы всё обо мне?

— Хорошо всё с заказом. Заложили два эсминца, — довольным тоном отвечает СанРи.

— Скажи спасибо Агдан, — на самом деле ЧжуВон не менял тему, он её расширяет, — Если б не она, мы бы от этих сорока миллиардов только улыбку на горизонте увидели.

С началом мужских разговоров ХанЫль заметно скучнеет и принимается за кухонные дела. Посуду надо унести, помыть, стол прибрать.

— Я так не думаю, — строго отвечает СанРи, — Наши двигатели мощнее, только мы делаем новую композитную броню. Знаешь, какие она преимущества даёт? На двадцать процентов легче при той же прочности, что легированная сталь! У конкурентов такого нет.

— Может, что-то другое есть, — пожимает плечами ЧжуВон, — Мне говорят, я — слушаю. О том, что объявление о наших отношениях помогло получить контракт, сам отец и рассказывал.

Они ещё попили кофе, и вышли на улицу погулять. Выдался редкий вечер, когда ветра почти не было, ярко и заманчиво сияла луна. ХанЫль не стала набиваться в компанию, дала мужчинам обсудить важные дела.

— Я очень рад, что ты меня навестил, — улыбается СанРи, — Но теперь выкладывай, что у тебя за дело?

ЧжуВон кратко и толково выкладывает суть проблемы. СанРи внимательно слушает.

Отец не прав, — объяснял ЧжуВон, — Он поступает против интересов семьи. Агдан — великолепная партия, — доказывал он. Кроме вероятности её королевской крови, что можно с огромной выгодой для семьи раскрутить, она красива и здорова. Дети будут тоже здоровыми, красивыми и, возможно, талантливыми.

— Кстати, как у вас с этим делом, хён? — ЧжуВон спрашивает, несмотря на то, что при упоминании детей СанРи заметно мрачнеет.

— Почти без изменений, — сухо отвечает он, — ХанЫль может родить, но велик риск, что она умрёт при родах. Если выживет, то больше детей не будет.

— Уже лучше, — констатирует ЧжуВон, — раньше ей и в родах отказывали.

— Думай, что говоришь, — одёргивает его брат, — слово «лучше» тут не годится.

— Извини, хён.

Мысли ЧжуВона о том, как эти обстоятельства могут сказаться на нём, после паузы СанРи обрывает. Мужчины в это время дошли до конца аллеи близкого к дому сквера и поворачивают назад.

— Ты не упомянул очень важный момент, ЧжуВон, — мужчина хмыкнул, — Всё-таки зря ты недоучился. Сказывается. Дело вот в чём. Девушка разбогатела сама, почти без чужой помощи. Самостоятельно, без поддержки со стороны, вдруг входит в число богатейших людей страны. Не топ-сто, конечно. Может, и не топ-тысяча, но близко.

ЧжуВон молча терпит укол про недоучку, ему до крайности нужно знать мнение брата. Да и посоветоваться не последнее дело. Хотя, конечно, он не за советом приехал, вовсе нет.

— Агдан со своим, предположительно в пятьдесят миллионов долларов, капиталом — очень соблазнительный актив для семьи. Не размером капитала, — нет, конечно, — а перспективами. При нашем содействии она и миллиард заработает. Такими возможностями не разбрасываются…

— Холь! А я что говорю! — не выдерживает ЧжуВон.

— Подожди, — не разделяет его восторга СанРи, — Если при этом отец против, значит у него есть серьёзные причины так поступать.

— Что, реально? И какие же? — ЧжуВон позволяет себе долю скепсиса, на что его брат не обращает внимания.

— Кхм… — только прокашляться, ничего другого СанРи пока произнести не может.

— Слишком много допущений, — давит ЧжуВон, — У отца тогда должны быть не только серьёзные причины отказываться от Агдан, но ещё одни серьёзные причины не говорить про те, первые, нам. Никто ничего не знает. Ни хальмони, ни я, ни ХёБин…

— И я не знаю, — кивает СанРи. Они преодолевают неторопливым шагом метров пятнадцать, прежде чем СанРи продолжает размышления вслух.

— Будем считать существование веских причин против твоей девушки маловероятным. Есть не более вероятная возможность: отец действует на эмоциях…

— Всё маловероятно, — опять слегка язвит ЧжуВон, — а что многовероятно?

СанРи останавливается и поворачивается к брату. Тот зеркально делает то же самое.

— Он делает это намеренно. Подталкивает нас к тому, чтобы мы втихомолку пошли против его решения. Получается довольно красиво и в его стиле. Семья Ким не имеет ничего общего с этой скандальной Агдан. Молодой младший наследник поддаётся её чарам, жениться на ней против воли семьи, ему отказывают в наследстве. Но при этом ты получишь доступ к её делам и её капиталам…

ЧжуВон морщится, но не перебивает.

— Участвуешь в её делах, а мы негласно и якобы в секрете от отца, помогаем тебе. Ты участвуешь в её делах финансово, с соответствующей отдачей. Формально ты будешь исключён из клана, но на самом деле тесно с нами связан.

— Ты поможешь мне? — задаёт ЧжуВон главный вопрос, ради которого он приехал к брату.

— Да.

Утром СанРи отправляет брата в часть на своей машине с водителем. ХанЫль снабжает его в дорогу бенто.

16 февраля, сеульское время 10 утра.

Мы летим во Францию, на коленях — счастливая Мульча, непрерывно мурчащая второй час подряд, рядом на сиденье — ГаБи. Несмотря на изнеможение и кое-какие недоделки я счастлива. И не только от того, что начинается ещё одна страница в моей жизни. И не только от того, что рядом лучшая подруга, а на коленях — лучшая в мире кошка. Наконец-то я могу выспаться, последние три-четыре дня меня измотали вконец. В общей сложности за трое последних суток я спала часов шесть-семь. Как хорошо, что Париж так далеко от нас. Отключаюсь…

Просыпаюсь в Красноярске, обедаю и снова засыпаю. Окончательно просыпаюсь уже за Уральским хребтом, опять залипаю на проплывающие внизу пейзажи. О, уже можно с Юркиным связаться…

Сергей отзывается, пересылает мне видеопакет с мыслями-комментариями и сразу отключается. Опять у него заваруха. Такое впечатление, что он все наши проблемы с собой унёс…

Если разобраться и докопаться до самого основания всех моих нынешних детских проблем, то корень зла имеет очевидное имя — Кирюшка. С отдельно взятой мачехой я бы справился легко и просто, только она всего лишь катализатор и усилитель моих напастей. А вот с источником я ничего сделать не могу. Поэтому, честно говоря, и моих родителей, всех полтора, — мачеху я за полноценную родительскую единицу считать не могу, — на самом деле упрекать я не вправе. Если уж сам не всегда справляюсь с неудержимой бестолковостью младшего, то что с них взять? Яблочко и яблони. Это я кукушонок, алиен в этом гнезде. А мои полтора родителя — такие же бестолочи, как и Кир, нуждающиеся в воспитании. Эх, жисть моя, жестянка…

Кирюшка обладает массой свойств, без всякого приложения сил увеличивающих хаос во Вселенной. Объективно почти незаметно, в небольшой локальной точке, однако в этой точке живу я, и как-то приходится с этим бороться. Обожаю своего брата! Жизнь без него стала бы намного упорядоченнее, разумнее и скучнее.

В моём присутствии разгуляться ему никак. Те радости, что он получил от общения с роскошной косметикой своей мамочки, понятное дело, я допустил намеренно. А вот когда, например, мы с девчонками играли с замком, его постоянные поползновения натурально чуть ли залезть в замок, я пресекал жёстко. Нет, сначала мягко его оттаскивал и читал нотации, когда он слишком приближал любопытную мордочку к хрупкому макету. Это со стороны не страшно, а на самом деле я хорошо эту манеру знаю. Координация движений у него пока не сложилась. При резком движении телом, простом оборачивании головой, к примеру, Кир часто «клюёт» этой глупой головой вниз. Да и без особых надобностей может «клюнуть». И что будет с пластилиновыми архитектурными красотами при таком воздействии? Это вам не стенобитные орудия, это намного хуже.

Я тогда решил проблему в жёстком варианте. Попросил Зину. Всё, этого хватило. Она даже не притронулась к нему ни разу, просто один раз посмотрела своим жутким немигающим взглядом. Вихрь хаоса, бушующий в этом балбесе, мгновенно стих. Я временами на Зину прямо нарадоваться не могу. Не будь рядом Кати, давно бы посчитал её лучшим, что есть в моей жизни. С Катей держу её за самое спасительное, Зина надёжна, как бронежилет.

И всего-то надо время от времени придумывать ей какие-нибудь новые гадкие ругательства. Что там последнее я ей сосватал? «В рот те потные ноги, козёл вонючий!», как-то так. Зинуля была, как всегда, в восторге, а мне не трудно. При такой-то жизни с такой мачехой! Ещё и не то сочиню…

Вот какого хрена она это сделала?! И всего-то стоило раз без Кира на улицу сходить. Вчера это было, славно мы тогда над крепостью поработали. Морозец ударил, и мы три раза ходили домой к Зине, — она ближе всех живёт, на втором этаже, — с пластиковыми бутылками за водой. Окропляли крепость водичкой для крепости… классная тавтология, почти стих! А вот вечерок не задался…

— Даже спрашивать не буду, кто это сделал и зачем, — я не шептал и не кричал, даже не говорил, я наполовину рычал, наполовину хрипел, стоя на пороге комнаты с изуродованным замком.

Кир всё-таки добрался до него и боднул головой, по видимости, пару раз. И сам он этого сделать не мог. Не боднуть, а заполучить замок. Я его ставил на крышу высокого шкафа. Это и мне трудно сделать. Целое мероприятие, надо подтащить столик, на него поставить стул и только с такой подставки я легко дотягивался до нужной высоты. Кирюшка так сделать не мог. Зато взрослому и стула не надо. И глядя на неуверенную улыбочку мачехи, из-за которой выглядывает испуганный Кирюшка, и мрачное лицо отца, я не догадываюсь, я ЗНАЮ, кто этот взрослый.

Я вижу, как это происходит. Кир, глядя снизу просительно распахнутыми глазами, тащит слабо упирающуюся мамочку в комнату. Возражения в стиле «Тебе же Витя не разрешает…» во внимание не принимаются. Кир не совсем внятно, но очень убедительно что-то лопочет, показывая рукой на верх шкафа. И любящая мамочка ломается, достаёт моё великое творение. На замечание отца «Может, не стоит?», мачеха отвечает: «Да он просто посмотрит и всё. Ничего он не сделает».

Уверен до мелочей, что именно так всё и было. Ставлю изуродованный замок моей мечты на пол перед собой. Низким, каким-то не своим голосом, требую:

— Кирилл, посмотри на меня!

Но напуганный Кир прячется за мамочкой. Нет, родной, ты не уйдёшь! Это шоу в первую очередь для тебя.

— Пусть он смотрит! — требую от родителей. Спорить они не решаются, общими усилиями уговаривают его поглядеть на меня. Только при могучей поддержке обоих родителей Кирюшка решается поглядеть на меня испуганными глазёнками. Мне становится его жалко, но тормозить нельзя. Шоу маст гоу!

— Кирилл, ты хочешь играть с замком? — спрашиваю абсолютно спокойно и даже ласково, ответа не жду, — Так играй, я что, против?

Делаю два резких движения. Первое — левой ногой безжалостно наступаю на замок, — под непроизвольное «Ах!» мачехи, — затем правой отфутболиваю разноцветные развалины в сторону скульптурной композиции «Двое и Кирюшка». Отец резко мрачнеет, хотя куда уж больше, мачеха выпучивает глаза и разевает рот. Кирюшка ударяется в истеричный плач, который я слышу уже из-за двери.

Блокирую дверь клином. Всё. Сегодня сюда кроме меня никто не войдёт.

Задумчиво сижу за столом. Я не всё разрушил, на столешнице передо мной несколько пластилиновых персонажей, прототипами которых послужили Катя и Зина. Катя, эдакая принцесса-воительница, а Зина — брутальная валькирия. Обормот ещё есть, масштабно размером с бегемота и намного страшнее, чем в жизни. Меня нет, не выбрал себе образ. Кстати, не является ли это моей главной проблемой? Ладно, поживём — увидим.

— Сын, выходи. Ужинать пора, — это папа меня зовёт.

Сначала думаю отказаться, но мой юный организм веско заявляет свои права. Решаю пойти у него на поводу, конфронтацию обострять мне не выгодно. Не стоит предупреждать противника о готовящемся ударе. Наоборот, надо усыпить его бдительность. Выхожу.

— Надо же… у всех характер… — бурчит за ужином отец на фоне всеобщей тишины.

— Странно меня одного «всеми» называть, — равнодушно комментирую я.

Отец смотрит на меня долгим взглядом. Больше никто на меня не глядит, старательно так отводят глаза. Поясняю, так же спокойно.

— У Вероники Палны нет характера, ей Кирюшка вертит, как хочет. У тебя тоже нет, — папахен при этих словах напрягается, — тобой Вероника Пална вертит, как хочет… а-а-а, так ты про Кирюшку?! — «догадываюсь» я.

Папахен багровеет, но молчит. Мачеха тоже краснеет и тоже помалкивает. Кирюшка не краснеет, самое бесстыжее среди нас создание, только ложкой брякает. Если судить только по его невинной уже мордашке, ничего страшного сегодня вообще не случилось. И уж точно, он-то ни при чём, ни с какого бока.

— Между прочим, у вас проблема, — флегматично предпринимаю попытку завязать светскую беседу, — Кирюшку я сегодня в комнату не пущу. Думайте, где его укладывать.

— Чего ещё придумал? — Устало возражает отец. Мачеха вскидывается, но осекается.

— Я на него зол, — приветливо объясняю всем, — ты, правда, хочешь оставить его со мной на ночь в одной комнате?

Сильный аргумент заставляет родителей задуматься. И вариантов нет, Кирюшка спать один не может, паникует один в комнате ночью оставаться. Так что вариант, когда один из нас уходит в гостиную, не прокатывает. Единственный способ — уложить у себя. Но тогда прощай ночные супружеские порезвушки! Да и то, не каждую ж ночь! Иногда и повоздерживаться полезно. Злорадно про себя ухмыляюсь, это не все последствия нарушения моего личного пространства.

Личное пространство! Вот чего мне катастрофически не хватает. В мои поделки, рисунки, склады любимых игрушек и предметов может сунуть нос, кто угодно. Любой, кто захочет. И я выгрызаю с боем себе право на своё личное, только моё, куда никто не может сунуться. И на Кирюшку, вообще-то, я не сильно злюсь. Он в своём нежном возрасте понятия не имеет, что это такое — личное пространство. У него его нет. Ему прямо для роста организма надо полазить в чужом уголке, посмотреть, как там устроено, и научиться организовывать такой же для себя.

А вот взрослые прекрасно знают, что это такое. У них, между прочим, спальня под замком, и заходить туда нам без спроса нельзя. Лично я там бывал считанное число раз за несколько месяцев. Пальцев одной руки хватило бы пересчитать всё, даже если б там не хватало парочки.

А раз они всё знают и понимают, то весь спрос с них. И спрос будет! Я просто не ведаю, как можно с ними по-другому. Взрослые часто жалуются, что слов дети не понимают. Но они их не понимают ещё больше.

— Кр-а-а-а-к! — Возмущённо говорит замок, перед тем, как я его выламываю.

Ломать — не строить. На балконе беру топор, им там иногда папахен мясо с рынка разрубает. А дальше дело техники.

Вообще-то прикольно одному дома быть. Это я плоды своей предыдущей победы пожинаю. Кирюшку в детсад отдали, а на мне экономят. Но пришлось бы мне туда ходить, всё равно что-нибудь придумал бы. Родители не всегда дома сидят.

Я встаю, когда захочу, хотя разлёживаться себе не даю. После девяти я всегда на ногах. Делаю долгую изнурительную зарядку на полчаса, надо избавляться от детской слабости. Завтракаю и после еды принимаюсь за дело. С одним покончено, последующее намного легче.

В спальне смахиваю всё подряд с мачехиного трюмо в пакет. Накидываю куртку и всё выношу в мусоропровод. Приложив ухо к стальному столбу, с наслаждением слушаю, как затихает внизу бряканье и звяканье мачехиных баночек и скляночек.

За час до прихода мачехи ухожу из квартиры с небольшой сумкой через плечо. На трюмо лежит записка корявыми печатными буквами:

Об одном мечтаю, сидя у Зины, услышать и увидеть истерику мачехи. Несбыточно, к сожалению.

У Зины я и провёл эти пару дней. Технически это несложно. Неудобства есть, когда матушка Зины тётя Глафира возвращалась домой с работы, я ховался под зининой кроватью. Но приходила та довольно поздно, так что неудобства мои длились с пяти-шести до десяти часов вечера. Ночью так и так спать надо.

Была возможность заночевать на улице. Мы в крепости устроили скрытную берлогу, выкопав её в снежном массиве. Просторная получилась, мы легко помещались там втроём. Но о ней знала Катя, а на её стойкость к допросам взрослых я не надеялся. Это Зина, когда к ней пришли мои родители, в ответ на вопрос, где я, мрачно буркнула «Не знаю, сёдня его не видела» и тут же закрыла дверь, не попрощавшись. Примерно так же поступила её мама, только половина её ответа в цензурный формат не входила. Кажется, она и про ржавый якорь что-то сказала.

В будущем это могло отозваться проблемами. Зине могли отказать от дома. Мои полтора родителя ведь не знают, что это вполне обычная лексика тёти Глафиры на уровне дружелюбия. Разница, в основном, в децибелах. А разговаривала она не так уж и громко. Только в подъезде было слышно.

Зато как весело мы проводим время одни.

— Готовить умеешь? — спрашиваю я, когда тётка Глафира ушла на работу, а мы встали. Особо не торопясь, часов в девять.

Зина, не говоря ни слова, распахивает холодильник. Там стоит кроме прочего большая кастрюля и две поменьше. Я так понимаю, ёмкости не пустые, кто будет ставить пустые кастрюли в холодильник? В большой суп какой-нибудь, в маленьких — второе.

Но когда время подходит к обеду, я убалтываю её пожарить картошку. На сале и луке. Моё любимое блюдо с позапрошлой жизни, которое я мог сделать сам. Шашлык более любим, но возможности для него нет.

Зина упорно учится чистить непослушные картофелины. Я тоже не умею, но хотя бы знаю, как. Короче, получилось вполне съедобно, только расход вышел больше. Разозлившаяся под конец Зина начала просто вырезать параллелепипеды. Я хихикал, — зато резать на соломку намного удобнее.

Ещё мы пробовали бороться, но я быстро остываю к этому делу. Эта зараза меня забарывает. Короче, мы не скучаем. В отличие от Кати, которая в отчаянии, — куда подевались все друзья, — приходит к Зине, но та ей даже дверь не открыла. В точности по моей инструкции, разговаривает, зажав нос. Сказала, что болеет и открывать дверь не будет, чтобы не заразить любимую подружку.

Второй день, после первой ночёвки у Зины.

Зина стоит перед нашей дверью и стучит в неё. Я жду на верхней площадке. Нет дураков соваться, не зная броду. В квартире может быть засада в виде родителей, страстно желающих меня сцапать. Через десять минут периодических настукиваний решаю, что проверка прошла успешно и спускаюсь.

Я с сумкой. Бутерброды, что я наделал себе в качестве сухпая, мы с Зиной давно прикончили. Открываю дверь, ключ у меня есть. Заходим и сразу в мою комнату, выгребать мои игрушки-погремушки. Я принял решение перебазироваться к Зине. Там Кирюшки нет, опасности меньше. Выгребаю почти весь пластилин. О, мой замок не выбросили, искалеченный он стоит на подоконнике. Забираю шашки, развалины замка, — Зина смотрит на него странно, с каким-то сожалением, — ещё что-то по мелочи и быстро сваливаем.

О, теперь нам есть чем заняться! Мы ещё лучше построим. И больше.

Как и обещал, я возвращаюсь домой после второй ночёвки. Как приятно вновь очутится дома. Несмотря на.

Вечером, уже за общим уже мирным ужином, папахен приступает к допросу.

— Ну, и где ты был?

— В безопасном месте, — отвечаю уклончиво. Я не идиот, чтобы выдавать свои тайные берлоги.

— А дома, выходит, тебе не безопасно? — отец выдаёт дозу сарказма. Это он зря.

— Жизнь показывает, что нет. Вероника Пална, как пришла домой, сразу кинулась меня избивать…

Папахен косится на мачеху, у которой до сих пор красные глаза. Эта полуродительница, как только увидела меня дома, попробовала взяться за свой любимый в таких случаях ремешок. Вот такой рецидив у неё случился. Надо, кстати, найти его и порезать на части. Хотя нет, вдруг альтернатива будет хуже.

Ничего у мачехи не вышло. Зато получилось у меня. След на её руке останется надолго. Я поступил по методике Зины, вцепился зубами в руку с ремнём. Так что в итоге неизвестно, кому больше досталось. Пока мачеха визжала, я метнулся в свою комнату и заперся. Этот счастливый момент останется в сокровищнице моих лучших воспоминаний навсегда. И мачехин визг лучшее его украшение.

— Кусаться некрасиво, — бурчит отец после длинной паузы. Ухмыляюсь про себя. За такое время мог что-нибудь получше придумать.

— Избивать детей ещё хуже, — парирую я, — скажите спасибо, что я в прошлый раз на неё в милицию не заявил. Сидела бы щас эта дура в тюрьме…

— Сын! — строжает отец. Мачеха вспыхивает на меня взглядом, но быстро угасает.

— А зачем замок сломал и мамину косметику выбросил? — продолжает отец уже за чаем.

— Разве ты не учил меня, что мужчина должен выполнять свои обещания? — пожимаю плечами, — Что я обещал, если вы без разрешения в мою комнату войдёте? Я предупредил, что сломаю замок, вот я его и сломал. Косметику выбросил? Так вы мою вещь тоже испортили. Всё правильно.

— Ты сам её сломал. Мог бы исправить, подумаешь, в двух местах погнули… — бурчит папахен.

— Это ты Веронике Палне расскажешь, если она твою машину в двух местах помнёт, — уязвимые места мне хорошо известны, и бить по ним я не стесняюсь. Если им, взрослым, можно обманывать и разводить малолетних детей, то мне, тому самому малолетнему дитю, можно вообще всё.

— А вещь моя, хочу — ремонтирую, хочу — доламываю, — завершаю ужин такими словами и ухожу из кухни.

В милицию, которая нонче называется полицией, родители обращаться не стали. Опасно это. Насколько понимаю по обрывкам фраз, все начинают носиться с правами ребёнка. Вот ведь идиотизм! Не, лично мне сейчас выгодно, но идиотизма это не отменяет. Обратись родители к властям, нарвались бы на разбирательство уже на свою голову. Им задали бы резонный и провокационный вопрос: чем вы так ребёнка довели, что он сбежал из дома? И выкручивайся, как хочешь. А записку я написал, так что надежда, что всё обойдётся, у них была.

Гадко хихикаю. Я так понимаю, ночки у них весёлые были. Кирюшка один спать не будет, боится. Значит, или брали его к себе или кто-то ложился с ним. Итог мачехиной глупости: конфликт со старшим, истерика младшего, двое суток нервов, две ночи без секса, два вечера надо развлекать младшего, потому что на старшего не спихнёшь… хм-м, а не удрать ли мне на пару недель? Ещё можно что-нибудь придумать. Ибо нефиг!

— Мне нужна отдельная кровать. Срочно покупайте, я с Киром больше спать не буду. Он во сне ногами пихается, — делаю очередное заявление в пространство. Ответа нет, только отец на пару секунд поворачивает голову ко мне. Ответ мне не нужен, я сказал, пусть делают. Могут попробовать засаботировать, лишний повод повеселиться.

Я планирую брать младшего в ежовые рукавицы. Меня устроит только беспрекословное повиновение, как в армии. Малейшие пререкания — свободен!

16 февраля, сеульское время 17:40.

Я в зоне дьюти-фри аэропорта. Заранее запаслась наличкой и рюкзаком, притащила с собой ГаБи и БоРам.

— БоРам, раз ты любишь сосиски, то тебе должно многое понравиться, — объясняю ей причины нашего визита сюда.

На пробу берём три сорта самой аппетитной на вид колбасы, я забиваю рюкзак консервами с тушёнкой, ветчиной и маринованными грибами. Последнего точно в Европе не найдёшь. Эти варвары только лисички употребляют. Как так можно! Они же горькие!

БоРам, сверяясь и советуясь со мной, набивает свою котомку. ГаБи только оглядывает всё с нескрываемым любопытством.

— Девушки, а вы откуда? — спрашивает нас улыбчивый продавец по-английски.

— Из Южной Кореи, — перехожу на русский, улавливая характерный акцент. Хотя кем он может быть, работая в русском аэропорту?

— О-о-о, говорите по-русски? — расцветает продавец.

— Только я. С остальными можно по-английски.

— Возьмите ещё шпик, а то вы такие худенькие, так и хочется вас покормить, — смеётся продавец.

— Солёное сало есть?! — мгновенно возбуждаюсь я и на несколько секунд выпадаю из реальности, — С чесноком? О-о-о-у…

Впадаю в экстаз и беру пару килограмм. Потом одумываюсь и беру ещё столько же в сумку ГаБи.

Затем я отхожу подальше, в рыбный отдел и мне загорается купить кильку в томате и шпроты. Загружаю ГаБи, мой рюкзак скоро станет неподъёмным. Возвращаемся к БоРам, которая уже вовсю любезничает с продавцом на английском.

Возвращаемся в самолёт, по дороге БоРам делится впечатлениями. Продавца зовут Глеб, он красивый и обаятельный, спрашивал… вот на кой хрен мне это знать?

— БоРам, иди в задницу, — перехожу на грубый французский, — Тебе он зачем? Он москвич, ты — кореянка, вам не встретится никак.

БоРам грустнеет, по всему видать, парень ей понравился, а у меня рождается какая-то смутная идея. Пока настолько туманная, что в вербальную форму пока не отливается. Ладно, потом разберёмся.

Заходим в салон, Мульча в переноске лениво открывает на нас один глаз и снова закрывает. Садимся, до отлёта четверть часа. Раздумываю о Юркине. Как бы ему помочь? Ничего в голову не лезет, даже денег ему перевести не могу. Под каким соусом? Наше знакомство залегендировать невозможно, он даже в интернет пока выйти не может, в доме компьютера нет.

Через два с лишним часа вторгаемся в воздушное пространство Франции. Бонжур, Франсе! Мы прибыли!