Рокси

34 ПЕРЕстань лить крокоДилОвы слеЗы

РОКСИ

Я стою на коленях, наклонившись над Айзеком и заставляю его держать фокус на мне. Он так неустойчив, этот фокус, его так легко потерять! Я больше не вижу VIP-салона вокруг, вижу лишь темную разоренную комнату.

— Айзек, ты должен подняться. Нам надо уйти отсюда.

И он пытается, пытается по-настоящему, но те самые ноги, что так виртуозно владели мячом, не держат его. Он слегка приподнимается с пола, но тут же снова соскальзывает вниз, в угол.

— Ноги не работают, — говорит он. — Дай отдохну немного.

— Нет! Нельзя отдыхать! Не здесь и не сейчас!

Я не могу сдержать слёз. Они капают ему на щеки, стекают ко рту. Он с наслаждением слизывает их с губ. В сказках говорится, что слезы любви могут вылечить слепоту. Спасти жизнь. Даже вернуть человека с того света. Но мои слезы могут лишь приблизить его конец.

Здесь Хиро. Он, фактически, покинул свой кабинет, чтобы стать свидетелем этой сцены, и за это я ненавижу его еще больше.

— Рокси, будь благоразумна, — увещевает он. — Ну куда ты с ним пойдешь?

— Мне все равно! Лишь бы подальше отсюда!

— Каждая дорога, по которой ты направишься, каждая лестница, на которую взойдешь, каждая дверь, которую откроешь, приведут тебя обратно. В эту комнату, в это мгновение. Этого не избежать.

— Мне все равно! Айзек, поднимайся!

Он пробует еще раз — и опять сползает на пол. Едва слышно смеется над собственной неспособностью помочь самому себе. Проклятье!

Я поднимаю взгляд и вижу, что вокруг начинают собираться другие, как будто я попала в какой-то ночной кошмар. Иней. Снежок. Мэри-Джейн. Я не хочу, чтобы они были здесь! Это не их ума дело! Но они продолжают прибывать. Молли и Крис стоят бок о бок с Люси и Финеасом.

— Что вы здесь делаете?!

— Мы здесь ради тебя, — отвечает один из них.

— Чтобы помочь тебе пройти сквозь это, — говорит другой.

— Было бы так легко просто посмеяться над тобой.

— Но мы не станем этого делать.

— Мы здесь, чтобы поддержать тебя.

— Кто еще тебе поможет, если не мы?

Я крепче прижимаю к себе Айзека, как будто хочу защитить его от них. Но они не приближаются. Не пытаются вмешаться.

Хиро улыбается и качает головой:

— Какая бы ты ни была противная, Рокси, но, должен признать, этой стороной твоей натуры я восхищаюсь. Это всегда действует так освежающе!

— Что ты имеешь в виду?

— То, как ты влюбляешься, конечно же, — отвечает Хиро. — Раз за разом, раз за разом.

И отвратительный хор за его спиной согласно вторит ему:

— Каждый раз одно и то же.

— Она такая безнадежно романтичная!

— Да, безнадежно.

— Это подкрепляет мою веру во власть мимолетности.

Чувствую, как у меня внутри образуется ком. Нет, не ком, хуже. Черная дыра. Сгусток такого мрака, что из него ничто не может вырваться. «Что за хрень они все несут?!»

— Рокси, — молвит Хиро своим самым снисходительным тоном. — Неужели ты думаешь, что впервые влюбилась в одну из своих мишеней?

Он лжет! Конечно, лжет. Хиро мастер обмана. Он водит тебя за нос. С помощью хитрой уловки, как фокусник, отвлекает твое внимание. И его слова останутся ложью, если я им не поверю.

— Конечно это правда! — произносит Хиро, прочитав мои мысли. — Ты просто ничего не помнишь. Создатель не благословил тебя долгой памятью, Рокси. Но если тебе требуются доказательства, у меня здесь все записано.

Он достает из ниоткуда свой тяжелый гроссбух, бросает его на стол и открывает. Он точно знает, на какой странице. Я не хочу смотреть, но ничего не могу с собой поделать.

Наверху страницы написано: «Рокси», а ниже идет бесконечный список имен, распределенный на пять колонок. Хиро указывает пепельно-серым пальцем на каждую колонку и бубнит нудным голосом, словно детскую присказку-засыпайку. Как будто считает овец, а не жизни:

— Вот этих ты привела ко мне. А этих удержала у себя. Вот эти ускользнули. Этим ты помогла. А эти? Этим ты открыла свое сердце и залюбила до смерти.

Последняя колонка написана алыми чернилами, как цифры задолженности в бухгалтерском учете. Имя за именем, и ни одного из них я не узнаю. Не могу вспомнить ни единого лица.

— Всех их ты привела в VIP-салон с той же мечтой о побеге. И завтра, когда аяуаска снова будет стоять высокая и роскошная, ты сделаешь то же самое. И снова, и снова. Вот кто ты такая, Рокси. И всегда была такой.

Я не могу оторвать глаз от этих имен. Каждое из них перечеркнуто, кроме последнего. Айзек Рейми.

— Если живешь одним мгновением, то платишь за это за утратой всех предыдущих мгновений, — разглагольствует Хиро, вдруг сделавшись философом. — В этом секрет твоего процветания.

Я теснее прижимаю к себе Айзека. Видит ли он что-нибудь из происходящего? Понимает ли? Слышит ли, в чем меня обвиняют? Или он видит лишь пустую комнату… и меня?

Я трясу головой, не желая верить.

— Нет! Я никогда не забуду его.

Но все присутствующие презрительно кривятся, а Хиро улыбается мне с жалостью. Он не произносит эти слова, но я все равно слышу их:

«Забудешь, Рокси. Обязательно забудешь».

Я игнорирую Хиро. Игнорирую всех. Сосредоточиваюсь на Айзеке. Сейчас все зависит от этого мгновения. Что я такое, что я натворила, что помню, а чего нет — не играет роли. Важно только то, что я совершаю в настоящий момент.

— Айзек, мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня.

Он издает тихое и покорное «у-угм».

— Возьми телефон. Я хочу, чтобы ты позвонил 911.

— Я не знаю, где…

— У тебя в кармане. Постарайся сосредоточиться и сделай это, Айзек. Сунь руку в карман.

Его руки как свинец, а пальцы как резина, но он справляется с задачей. Подносит телефон к лицу, и тот разблокируется. Айзек пытается найти среди иконок нужную. Наконец на экране появляется цифровая клавиатура.

— Рокси… — говорит Хиро, но я предостерегающе поднимаю руку, и он замолкает. Айзек набирает номер. Один звонок — и женщина-оператор отзывается:

— Девять-один-один, чем могу помочь?

И тут Айзек роняет телефон. Черт! Телефон валяется всего в нескольких дюймах от него, но с таким же успехом мог бы находиться за много миль отсюда.

Оператор ждет.

— Я по-прежнему здесь, — говорит она. Хорошо. Они научены ждать. Должно быть, она слышала, как телефон упал.

— Поговори с ней, Айзек!

Он сглатывает. Пытается собраться с силами.

— Вы на линии? Я не положу трубку, пока вы сами не разъединитесь.

— Говори, Айзек! Ты знаешь, что надо сказать.

Прикладывая безмерные усилия, он пытается вытолкнуть изо рта слово, и наконец ему это удается:

— Передоз…

И все его тело обмякает под тяжестью этого ужасного признания.

— Сэр, вы можете сказать, где находитесь?

Он опять собирает все силы. Все равно что камень в гору толкать.

— Сэр, не могли бы вы указать, где находитесь?

— Б-Березовая… Одиннадцать двадцать девять…

И в этот момент его телефон внезапно отключается. Как будто сама вселенная решила повернуться к Айзеку спиной. Но это ничего. Ничего. Он сообщил им номер дома. Он его сообщил, и они услышали. Может быть, я ошибаюсь. Может быть, вселенная затаила дыхание, позволив телефону работать столько, сколько нужно, чтобы Айзек успел назвать адрес. Я хочу в это верить. Я так отчаянно хочу в это верить!

Айзек поворачивается ко мне. Глаза — узкие щелки.

— Я люблю тебя, — произносит он. — Ты мне нужна. Нужна больше всего на свете.

И тогда Хиро тоже становится на колени рядом со мной.

— Смирись с этим, Рокси, — говорит он. — Возьми то, что он тебе дает, и уходи.

Я в ярости кричу на Хиро и остальных:

— Вам до этого нет никакого дела! Убирайтесь!

Но они не уходят. Стоят и смотрят. Ждут. Свидетели великого поражения, которое они упорно называют успехом.

И это все, что я собой представляю? В итоге это все, на что я способна? «Нет! — хочу я прокричать им всем. — Я принесла облегчение его бабушке, верно? Я приношу облегчение тысячам людей. Миллионам! Это же записано в чертовом гроссбухе Хиро!»

Но… я ведь и забираю их себе.

Даже когда не намереваюсь это делать. Даже когда не хочу. Потому что это не просто в моей природе. Это и есть моя природа. Неоспоримая истина начинает наконец прогрызать путь в мое нутро. Для нас ничто не ново под солнцем. Мы рецидивисты. Предсказуемые. Повторяем один и тот же паттерн снова и снова, пока не впадаем в опалу. И тогда нас приковывают к кадуцеям без крыльев.

Но это случится не сегодня.

И если Хиро говорит правду, если все мои вчера исчезнут, а завтра никогда не наступят, тогда все, что у меня есть, — это настоящий момент. Все, что у меня есть, — это здесь и сейчас. И сейчас я в расцвете сил. Это единственное, в чем я могу почерпнуть утешение.

— Ты хорошо справилась, Рокси, — говорит Хиро, и остальные соглашаются:

— Каждая жизнь, которую ты забираешь, делает нас сильнее.

— Всех нас.

— Мы твоя семья.

— Мы твои друзья.

— Мы те, кого ты любишь.

— И кто любит тебя.

— Другие мрут как мухи.

— А ты по-прежнему здесь.

— Мы по-прежнему здесь.

— Он всего лишь добыча.

— А ты хищник.

Хиро утешающе кладет мне на плечо руку:

— Оставайся той Рокси, которую я люблю. Той Рокси, которой я горжусь. Делай то, что ты делаешь лучше всего — забери остатки его боли.

И тогда я притягиваю Айзека к себе и целую в самый последний раз. Наши губы соприкасаются, и я чувствую мгновение, когда он перешагивает через край. Я ощущаю тот молчаливый миг, когда ничто не может остановить грядущего. Слишком много повреждений. Слишком много меня.

И в тот момент, когда он проскальзывает за точку невозврата, во мне что-то меняется. Происходит высвобождение. Освобождение. Словно якорь отцепляют от моей ноги. Я страдала, но больше не страдаю. Просто чудеса — открытая рана закрывается сама собой! А может, и не было никакой раны. Потому что я не ощущаю той боли, что чувствовала всего несколько мгновений назад. Я ощущаю… онемение.

Отдаленный вой сирен врывается в голые окна. Неважно. Я уже знаю, что медики не поспеют вовремя. Айзек сейчас едва может пошевелиться. У него нет сил, даже чтобы поднять или опустить веки. Они остаются полуопущенными.

— Здесь скоро будет Налоксон, — говорит Хиро.

— Он опоздает, — отвечаю я.

— Да, — соглашается он, — но я зачеркну имя этого парня только после официальной констатации.

Мысль о встрече с кузеном Нало, о его обвиняющих глазах заставляет меня пошевеливаться. Я бережно опускаю Айзека на грязный пол и отхожу.

«Нет… Останься со мной, — шепчет он — так тихо, почти беззвучно, что только самые восприимчивые уши могут услышать. — Я не хочу оставаться один».

Я колеблюсь, но лишь одно мгновение.

— Рокси, ты знаешь правила, — напоминает Хиро.

«Пожалуйста… Пожалуйста, не оставляй меня. Мне страшно…»

Да, я знаю правила. Мы можем привести их сюда. Можем ласкать и соблазнять. Можем утешать и дарить радость. Можем стать для них всем.

Но когда они умирают, они умирают в одиночестве.

Остальные уже ушли. Над Айзеком стоим только мы с Хиро. Мир Айзека постепенно тускнеет… а я вновь вижу VIP-салон и пень аяуаски, из которого уже начали прорастать свежие побеги.

— Прощай, Айзек, — говорю я.

Затем поворачиваюсь, и мы с Хиро уходим не оглядываясь.

Я очень хорошо делаю свое дело. Даже не просто хорошо — я лучшая. Мне нужны такие моменты, чтобы напоминать себе, что надо двигаться вперед и никогда не оглядываться. Я больше, чем жизнь и смерть. Я — пожар, что полыхает по всему миру. Все их попытки обуздать меня провалились. С какой стати мне этого стыдиться? Почему я должна жалеть о мальчишке, испускающем дух в темной комнате? Ведь это он пришел ко мне, а не я к нему. Он злоупотреблял мной. Так с чего мне проливать по нему слезы? Он пожал то, что посеял.

Оставляя за спиной свое последнее завоевание, я наслаждаюсь осознанием своей значимости и власти, которую она дает. Жизнь и смерть есть зеркало, в котором отражаюсь я, и я любуюсь собственным отражением, сытая и довольная.

Я выхожу из внутреннего святилища VIP-салона, и вокруг взрывается Праздник. Бас спускается до предельного низа, и его резонанс прогоняет остатки моих сомнений. Здесь нет места нежелательным воспоминаниям. Их тлеющие угольки уплывают прочь и угасают. Мои сородичи, поддерживавшие меня в темной комнате, разошлись по своим делам — все, кроме Мэри-Джейн, которая ждет меня. Она ласково кладет руку мне на плечо.

— Жаль, что все так получилось, — произносит она. — Если хочешь поговорить, я к твоим услугам.

Я озадачена. Что за чепуху она мелет?

— Поговорить о чем?

Она улыбается и убирает руку с плеча.

— Да так, ни о чем, забудь, Рокси.

Мэри-Джейн поворачивается и уходит, и как только она скрывается из виду, я устремляюсь в самую гущу толпы. Я сейчас в самом расцвете сил, и все это знают. Я повелительница мира. Ему ничего не остается, как поддаться моему тяготению.