Рокси

6 Я буду РЕМОНТировать то, что ты придумаешь

АЙЗЕК

Айзек решает жить вопреки травмированной лодыжке. Он не позволит ей пустить его жизнь под откос. Он научился управлять автомобилем с помощью левой ноги. Вечером перед тренировкой юноша надевает неопреновую ортопедическую скобу, не видную под носком, переодевается в футбольную форму и выходит на поле.

Но бегает он сегодня медленнее, чем даже запасные игроки. Дело в том, что скоба вообще не помогает. И нескольких минут не проходит, как тренер замечает это и убирает его с поля. По сути, он велит Айзеку пересидеть несколько дней, а когда юноша протестует, тренер обещает поставить его на предстоящий матч, если тот «придет в норму».

Вот поэтому Айзек по дороге домой с огромной неохотой останавливается у поликлиники, принимающей без предварительной записи. Родителям он об этом не сообщает — те узнают обо всем, лишь получив извещение из страховой, а к тому времени будет уже поздно ругаться.

До закрытия поликлиники остается совсем недолго, и хотя перед Айзеком только один пациент, ожидание кажется ему вечным. Зайдя наконец в кабинет, он видит, что и медсестра, и врач мысленно уже закончили рабочий день. Врач задает стандартные вопросы, затем осматривает лодыжку. Айзек старается не гримасничать, когда тот нажимает на самые больные места.

— Немного пожелтела, — замечает доктор. — Давно она у тебя такая?

— Несколько дней.

— Надо сделать рентген, но лаборанты уже ушли. Приходи завтра, пропустим тебя вне очереди.

— И это все? — вопрошает Айзек. — «Приходите завтра»?

Врач профессионально пожимает плечами.

— Боюсь, у меня нет волшебной палочки. Приходи завтра на рентген.

Если есть что-то хорошее в отстранении от тренировок, так это то, что можно проводить больше времени с друзьями.

На следующий день после школы они собираются в гараже у Рики. Гараж — настоящий павильон развлечений, одно из немногих мест, которые заслуживают такого названия. Тут есть бильярдный стол, автомат с газировкой, даже пара старых добрых машин для игры в пинбол. Дядя Рики владеет свалкой, так что каждый месяц, а то и чаще, у Рики появляется очередное причудливое устройство, превращающее гараж в оазис, способный любого исцелить от скуки. Приобретения этого месяца — огромный, в полцентнера весом, телевизор начала века и игровая приставка, для которой требуется специальный адаптер, потому что такие порты больше не используются.

— Это старое Nintendo стоит сейчас дороже, чем когда было сделано, — хвастает Рики. — А игры — те еще дороже машин.

Чет, Шелби, Рэйчел и Рики сидят на диване и азартно щелкают кнопками, с напряженностью нейрохирургов играя в Super Smash Bros. Айзек, однако, не играет с ними — он удаляет зловредную программу из ноутбука Чета, поскольку в их компании он единственный, кто более-менее разбирается в электронике.

— Айзек, играть будешь? — спрашивает Рики.

— Буду, как только Чет перестанет засорять свой комп, шастая по порносайтам.

Рэйчел прыскает и пинает Чета в голову — на экране. Чет в свою очередь шутливо пихает Айзека в плечо — в реальности.

— Айзек не играет, потому что боится проиграть мне, — дразнит его Шелби, расположившаяся в кресле-мешке. Что недалеко от истины, ибо Шелби играет божественно. Айзек уже примирился с тем, что ему не суждено обставить ее, — разве что она ему поддастся. Чего она никогда не сделает.

— Ты образец для всей женской половины человечества! — хвалит ее Рэйчел. — И жуткая заноза в заднице. А сейчас умри! — Она жмет на кнопки с такой силой, что дешевый пластиковый пульт едва не разламывается пополам.

Айзек отрывается от работы и обводит друзей взглядом. Один учитель сказал, что их компания как будто сошла с обложки учебника по здоровому образу жизни. Разное этническое происхождение, разные интересы — все разное, собранное вместе в единую не совсем гармоничную картину. Но у их компании есть тот, кто объединяет их всех — Айзек. Каждый из друзей вошел в его жизнь на определенном этапе. Шелби он знает с начальной школы, с Рики познакомился на футболе, с Четом в летнем лагере, с Рэйчел в воскресной школе. Айзек для их компании словно клей; и когда после средней школы все перешли в одну старшую, они с первого же дня сбились в тесную группу. Пример органической дружбы в учебнике по здоровому образу жизни.

Ноут Чета гаснет — батарея села, и Айзек досадливо вздыхает:

— Где твой зарядник?

Чет указывает пальцем, улучив секунду между нажатием кнопок.

Айзек встает с дивана, на миг забыв про свою лодыжку. Его скрючивает от боли, и, пытаясь удержаться на ногах, он сметает с кофейного столика стаканы с газировкой и металлическую миску с попкорном. Все летит на пол.

— А, черт!

Из-за разлившихся напитков и рассыпавшегося попкорна ситуация кажется хуже, чем есть на самом деле, особенно когда Айзек не может сразу подняться, потому что придется опереться на больную ногу. Чет помогает ему вернуться на диван, пока Рэйчел оценивает ущерб.

— Что, по-новой лодыжку растянул? — спрашивает Чет. — Дай гляну.

— Не надо. Я в порядке.

— Да ладно, бро. — И с этими словами Чет хватает ногу Айзека и водружает ее на столик, отчего лодыжка болит еще сильнее. Чет по выходным работает смотрителем в бассейне (хотя говорит всем, что спасателем) и известен тем, что не раз насильно применял приемы первой помощи.

— А почему ты ее не замотал? У тебя нет эластичного бинта?

— Да я весь день со скобкой ходил, снял вот, чтобы подышала.

— Ты опять ее растянул. Смотри, как опухла!

Нет, это невыносимо.

— Да она такая и была!

— Имбирь и куркума — натуральные средства от воспаления, — изрекает Рэйчел.

Рики открывает шкафчик и бросает Чету набор первой помощи, зная, что тот обязательно о нем попросит.

— Не дергай ногой! — приказывает Чет.

— Нет, наоборот, он должен ею крутить, чтобы кровь прилила! — возражает Рэйчел и направляется в дом за натуральными средствами от воспаления.

Шелби под шумок убивает всех экранных соперников. Наконец, когда вспыхивает надпись «Игра окончена», она бросает взгляд на Айзека.

— Да приложи лед, и все дела, — советует она.

— Есть! — отзывается Чет, поднимая большие пальцы вверх, как будто ее два цента были неоценимым вкладом в борьбу с лодыжкой.

— Ребята, я знаю, что надо делать, — протестует Айзек. — Я уже несколько дней этим занимаюсь!

— Заткнись и предоставь дело профессионалу.

Чет активирует пакет химического льда и оборачивает им лодыжку Айзека. Но пакет, по-видимому, слишком старый, потому что не становится холоднее. Тут возвращается Рэйчел и объявляет, что не будет ни чая, ни припарки, потому что в доме Рики нет абсолютно ничего натурального. Видя полный провал гуманитарной миссии, Рики предлагает Айзеку путь спасения:

— Пока они не оттяпали тебе ногу с концами, может, пойдем, глянем на твою тачку?

Айзек хватается за возможность ускользнуть. Так что, пока Шелби запускает новую игру, а Чет с Рэйчел пытаются распутать провода своих пультов, Рики помогает другу подняться с дивана, и оба выходят наружу.

Кабриолет Айзека в приличном состоянии для автомобиля двенадцати лет от роду. Правда, крыша кое-где заклеена скотчем и, подобно бабушке Айзека, часто требует помощи, чтобы подняться или опуститься, но это ничего, главное — машина бегает. Всё благодаря Рики, который превратил ее из груды металлолома в нечто, способное безопасно передвигаться по автостраде. В то время как Айзек силен теоретически, Рики работает физически, так что вместе они составляют просто убийственный дуэт. С самого детства ребята разбирали все, что попадется под руку, и собирали заново, плодами чего пользовалась (вернее, отчего страдала) в основном мама Рики. Это верно, что от ее фена вылетали все пробки, зато волосы он сушил за три секунды. Их кофеварка однажды утром совершила обряд самосожжения, зато до этого она делала самый крепкий кофе в мире. У Рики был талант превращать худшее в лучшее, и как раз это он и совершил, когда в начале года приехал к Айзеку на красавице, переделанной из чудовища.

— На старых «крайслерах» стоят мерседесовские двигатели, потому что тогда они принадлежали одной компании, — такой аргумент использовал Рики, чтобы убедить друга купить эту машину. Сейчас, благодаря помощи Рики, автомобиль Айзека мог похвастать низкопрофильными шинами от «порше» и выхлопной трубой от «мустанга». И как бы ни кляли оба парня бедный драндулет, в действительности они души в нем не чаяли. Машина Айзека — их последний совместный проект, перед тем как их жизненные дороги разойдутся.

Рики похлопывает по капоту, словно приветствуя старого друга.

— И что на этот раз не так?

— Тяжело разгоняется. Иногда плохо заводится.

Рики поднимает капот, дергает одно, пошатывает другое и быстро ставит диагноз:

— Так я и думал — свечи подгорели.

Он вытаскивает из своего джипа ящик с инструментами и принимается за работу, безошибочно выхватывая нужные инструменты, даже не глядя в ящик.

— И как это у тебя так легко получается? — удивляется Айзек.

— Бро, это же ты разобрался с той газонокосилкой, помнишь? И придумал, как заставить ее летать.

— Да, но собрал-то ее ты!

Их летающая газонокосилка стала не только легендой микрорайона, но и интернетным мемом. Чистая удача, что она никого не убила, заходя на посадку.

Оба блаженно улыбаются при этом воспоминании. Затем Рики вновь принимается за автомобиль.

— Может, оно на вид и сложно, но когда знаешь, как все работает, то знаешь и как исправить.

Это простое утверждение поражает Айзека своей глубиной.

— Слушай, если бы ты захотел учиться, из тебя вышел бы отличный инженер.

Рики усмехается:

— Ага, как же. Учеба не по мне. Но знаешь, что я тебе скажу? Когда твои продвинутые штучки-дрючки сломаются, ремонтировать их буду я.

Наконец, Рики заканчивает возиться, захлопывает капот и горделиво улыбается:

— Видишь, это как с твоей ногой — всего-то и надо немножко тепла и заботы.

Но Айзек сомневается, что существует такой инструмент, которым Рики смог бы починить его лодыжку.

Айзек всегда спал чутко, но сейчас… Каждый раз когда он поворачивается с боку на бок, нога будит его. Утром он повышает дозу ибупрофена с трех до четырех.

На уроках он едва не засыпает, а после школы сразу направляется домой.

Смотрится в зеркало в ванной — под глазами мешки. Успокаивает себя тем, что ему так только кажется или, может, свет так падает, но тут мимо открытой двери, опираясь на трость, ковыляет бабушка, вглядывается во внука и бросает бомбу правды:

— Если хочешь знать, как ты выглядишь, сообщаю, что ужасно.

Бабушка принадлежит к тому поколению, чья жизнь была слишком коротка, чтобы тратить ее на церемонии. В итоге все всегда благодарны бабушке за честность. Она переживает за близких достаточно, чтобы говорить им правду напрямик, хотя эта правда не всегда приятна.

Бабушка тепло улыбается, что немного смягчает ее суждение, затем указывает пальцем себе на щеку — мол, целуй сюда. Айзек подчиняется.

— Я говорю это только потому, что на самом деле ты красавчик.

— Плохо сплю в последнее время, — оправдывается внук.

— О, я знаю, каково это, когда у тебя что-то болит! Как будто постель гвоздями утыкана. — Она бросает взгляд на его ногу. Над носком виднеется полоска воспалившейся кожи.

— Давай договорюсь со своим ортопедом, он лучший. Вылечит твою лодыжку в два счета.

— Да нет, не надо, я в порядке, — отказывается Айзек.

В уголках бабушкиных глаз появляются смешливые морщинки.

— Твой дедушка, твой папа, а теперь и ты — все мужики в этой семье ненавидят докторов. — Она запускает руку в аптечный шкафчик и вынимает оранжевый флакон с таблетками. — Доктор прописал мне это, когда я сломала бедро. Очень сильное. — Она кладет внуку на ладонь одну таблетку. — Ну вот, сегодня не будешь мучиться на гвоздях. — В ее глазах блистает огонек, который иногда загорается в глазах всех бабушек на свете. — Как там говорят?.. «Без мучений нет достижений»? Чушь собачья. Мучения сильно переоценены.

Айзек смеется, а бабушка ковыляет по коридору к своей комнате. Айзек рассматривает овальную таблетку — гладкую, цвета слоновой кости. Почти невесомую. Он бросает ее в рот, открывает кран и, наклонившись и подставив руку ковшиком, запивает водой. Одно мгновение он ощущает таблетку в своем пищеводе, а потом она тихонько проскальзывает в желудок и начинает растворяться.

РОКСИ

Я знаю, когда это происходит, — ощущение появляется мгновенно. Поначалу едва заметное, оно постепенно нарастает. Это ошеломительное чувство сопричастности, связи с чем-то, что больше меня самой. Вот для чего я живу. Вот для чего я существую.

О том же твердит мне Хиро:

— Ты существуешь, чтобы обволакивать их, Рокси. Подчинять себе. А потом приводить ко мне.

Я на Празднике — нежусь в джакузи, таком необъятном, что кажется, будто оно уходит не только за горизонт, но и за край вселенной. Болтаю с Мэри-Джейн, сидящей на кромке, — она не желает идти в воду, чтобы не испортить свой деловой костюм. Честное слово, Мэри-Джейн стала такой скучной после легализации!

Молли тоже в ванне, опять мокрая, но на этот раз по собственному выбору. Ее протеже — симпатичный юноша-студент — околдован ею до состояния экстаза. Я не слышу, что она ему нашептывает, но и так знаю:

«Ты всегда был, есть и будешь для меня единственным и неповторимым».

Но это неправда. Никогда не было, не есть и не будет правдой.

Непреодолимое притяжение новой мишени влечет меня, и я встаю. Все смотрят, как я выхожу из ванны, как капли воды очерчивают мои идеальные формы. Их зависть — комплимент мне, настолько богатый и ароматный, что я могу носить его словно изысканные духи.

Я беру полотенце, выхожу на край нашего царства и взираю на сверкающий город внизу. Интересно, кого я осчастливлю своим появлением на этот раз?

— Вид у тебя такой, будто ты рыбу удишь, — раздается за спиной голос Аддисона. Как всегда, его прическа великолепна, кожа сияет. Мы все на пике своей физической формы. И все же кажется, будто он немного перебарщивает в своих усилиях выглядеть безупречно.

— Шпионишь? — поддразниваю я.

— Я просто опытный многозадачник.

Молли в джакузи улещивает своего студента:

— Я знаю местечко, где спа лучше, — говорит она театральным шепотом, так чтобы всем нам было слышно. — Там вода гораздо горячее.

Она выходит из ванны, и студентик идет за ней, как одурманенный щенок. Они пересекают террасу и скрываются за красной, обитой кожей дверью VIP-салона — конечного пункта назначения для всех наших особо почетных гостей.

— Молли сегодня справилась быстро! — замечаю я с восхищением.

— Все знают, что она не работает в одиночку, — отзывается Аддисон, но эта реплика из разряда «виноград зеленый». — Я тоже так могу! Я способен делать то же, что все вы!

Ну вот, опять Аддисона прет. Одни разговоры, никакого дела.

— Тогда давай! — говорю ему. — Проведи кого-нибудь до самого конца! Стань для мишени единственным и неповторимым.

Аддисон неловко переступает с ноги на ногу.

— Думаешь, не смогу?

Ответ на этот вопрос известен нам обоим. Мы с Аддисоном, может, и появились на свет одновременно, но сделаны из разного теста. Из совершенно разных ингредиентов. В нашей юности он, возможно, и был золотым мальчиком, универсальным вспомогательным средством, способным изменить мир, — но времена меняются. Сейчас все стало быстрее и беспощаднее. Этот мир отлично подходит для меня. Но чем более знаменитой я становлюсь, тем больше Аддисон желает всосать в себя весь кислород в комнате. Кислород, который он никогда не сможет поджечь.

Итак, считаю ли я, что он сможет довести кого-нибудь до горького конца? Догадайтесь с одного раза.

— Аддисон, не задавай вопросов, ответы на которые не хочешь слышать.

Я шагаю прочь, влекомая зовом моей следующей мишени. Пусть Аддисон переварит сказанное. Если повезет, то он признается самому себе, что, как бы он ни наряжался, ему никогда не удастся привести кого-либо в VIP-салон. Может, тогда он удовлетворится своим местом в этом мире.

Я скольжу сквозь пир невоздержания к позолоченным дверям лифта, выполненного в готическом стиле — элегантном и вечном, с фризами, изображающими наших предков. Мы почитаем их, хотя они всего лишь менее утонченные версии нас самих.

Двери открываются, и я ступаю внутрь. Здесь только две кнопки: одна вверх, на Праздник, одна вниз. Кнопки тревоги нет. Никто не придет на помощь и не спасет.

Мне ни к чему нажимать на кнопку, чтобы лифт отнес меня туда, куда мне надо. Кнопки — они для смертных. Только смертные могут принимать собственные решения. Только они самостоятельно запускают механизмы.

Двери закрываются, лифт устремляется вниз — все быстрее и быстрее, пока я не оказываюсь в свободном падении.