Саладин, благородный герой ислама

Глава XI Сеньор Керака

Пока Саладин был в Мосуле, христиане не сидели сложа руки. Верные своей политике, они снова начали разорять земли мусульман и подстерегать их караваны, совершая набеги вплоть до самого Дамаска, терроризируя население, с лихвой платя за прошлые обиды. В сентябре 1182 года они разграбили район Басры, отравили воду в колодцах, выкопанных вдоль великой дороги Священного каравана. Набросав туда всевозможной падали, они ринулись, как саранча, на богатые «земли Суэца», контроль над которыми они потеряли. Гильом Тирский весьма красноречиво описывает виноградники, оливковые деревья и великолепные пастбища этой плодородной области. Христиане вновь вернули себе замок Хабис Джалдак, отвоеванный у них месяцем раньше. Сведения, сообщаемые Гильомом Тирским о взятии этой крепости столько раз оспаривались, что заслуживают, чтобы мы уделили им внимание: «Франки привели с собой каменотесов, которые продолбили вершину горы. Другие рабочие сбрасывали отделяемые с огромным трудом обломки скал на дно долины. Работа тормозилась из-за залежей кремния, отрезавших доступ к меловым пластам. Поскольку, обрабатывая кремень, молотки затуплялись, то другие рабочие тут же чинили испорченный инвентарь. Мастера сменяли друг друга и днем и ночью. Часть войска поднялась на вершину горы, чтобы защищать камнетесов, в то время как остальные расположились в долине, не давая врагу возможности совершить вылазку. Несколько отважных молодых дворян, еще не посвященных в рыцари, рискнули жизнью, пройдя по узкой тропинке, и приблизились к входу в гроты. Тем временем осажденные — а это были семьдесят мамлюков, отобранные самим Саладином из числа своих элитных войск — трепетали, слыша постоянные удары топоров, которыми долбили скалу над их головами. Они боялись оказаться в любую минуту раздавленными при падении свода больше, чем увидеть внезапно появившихся христиан. Зная, что на помощь Саладина нечего и рассчитывать, поскольку он находился со своей армией слишком далеко отсюда, они решили после трехнедельной осады сдать крепость».

Узнав о падении Хабис Джалдака, Саладин вернулся из Алеппо (в Дамаске он был уже 24 августа 1183 года) и возобновил кампанию. Он в который раз пересек Иордан, разорил и сжег деревню Бессан, покинутую христианскими поселенцами. Возле Айн-Джалута он застал врасплох франкское войско, возглавляемое красивым, но посредственным военачальником Онфруа IV Торонским, сыном Этьеннетты де Мильи, владелицы земли Трансиордании ~ «Госпожи Керака», слава о которой шла по всему Иерусалимскому королевству. Мусульмане убили множество христиан, захватили сотню пленников, чтобы продать их на дамасских рынках рабов, потеряв в этой битве только одного воина, имя которого сохранил для потомков Баха ад-Дин, личный секретарь и официальный историограф Саладина. 1 октября 1183 года владыка Сирии, узнав, что христиане направляются к форту Ла Фев, возвышавшемуся над эсдрелонской равниной, атаковал их аванпост, называемый в источниках «Родники Тюбани». Рено Сидонский, игравший важную роль в делах королевства, принял участие в этой кровавой битве. Воины бились спина к спине, «глаза в глаза», повествует Баха ад-Дин. Там, где прошел Саладин, деревни были стерты с лица земли. Он попытался даже разрушить греческий монастырь Святого Илии на горе Фавор. Но приближалась зима, и он дал отпуск тем из своих воинов, кто решил отправиться по домам, чтобы с пользой распорядиться награбленным. 14 октября 1183 года он вернулся в Дамаск.

После неудачи под Меккой и долгих, полных лишений скитаний, после чудесного побега от врага доблестный нечестивец Рено де Шатильон вернулся на свои земли, поправил свое здоровье, собрал оставшееся войско и начал пировать в Кераке, ожидая богатые мусульманские караваны, которые он намеревался ограбить, если судьба приведет их к его границам. Будучи уже легендарным блестящим властителем, он умел жить с той средневековой роскошью, которая так поражает наше воображение. Многие решались отправиться в дальний путь, чтобы увидеть того, кто мечтал добраться до тела Мухаммада и перевезти его в свое княжество, заставив тем самым мусульман платить себе налог за возможность прийти почтить своего святого Пророка. Сопутствовавшие ему успехи заставили всех позабыть о его изменах и вызывающем поведении по отношению к Бодуэну IV, несчастному государю, которого проказа сделала слепым. В тот момент Рено де Шатильон праздновал свадьбу своего пасынка Онфруа IV Торонского с Изабеллой, сестрой иерусалимского короля. Узнав об этом событии, Саладин решил, что ему также следует присутствовать на празднике. Он не забыл ни роскошных ковров, украденных когда-то, ни ущерба, нанесенного исламу властителем земель Трансиордании. Кроме того, крепость Керака, одна из самых важных в королевском домене, контролировала великую египетско-сирийскую артерию, по которой следовали караваны. Эта дорога очень заботила Саладина, ибо с того момента, как Рено де Шатильон обосновался в Кераке, торговые пути между Дамаском и Каиром благодаря действиям бывшего пленника Алеппо больше не считались безопасными. От этого в значительной степени пострадали интересы сирийских и египетских купцов. И вот Саладин вместе со своим братом ал-Маликом ал-Адилом и его египетскими отрядами, со своим племянником Таки ад-Дином, курдским войском и внушительным числом осадных машин осадил крепость Керака, где веселая толпа приехавших из Иерусалима баронов и знатных дам, шутов и музыкантов, поэтов и глотателей клинков праздновала бракосочетание принцессы.

Казалось, сама природа сделала эту крепость неприступной. Сооруженная по приказу Пайяна Кравчего в 1142 году из твердых красных и черных блоков вулканической породы, которую с трудом удалось обтесать, она была одной из лучших оборонительных форпостов королевства. Возвышавшаяся над широким плато, над Джебель ал-Теладж (Снежной горой), над пустыней Трансиордании и засушливыми пейзажами Мертвого моря, эта поистине впечатляющая цитадель сообщалась с городом, заложенным еще в античную эпоху, посредством одного-единственного коридора. Керак был действительно древним городом. Ведь именно отсюда выехала моавитянка Руфь, чтобы попасть в Вифлеем, где она должна была стать женой Вооза, предка Давида. Именно в Керак (библейский Kir Moab, или Kir Hareseth) Давид привез своих родителей, чтобы спасти их от преследований Саула. Месса, правитель Моава, заперся в этой крепости и оказал сопротивление Иораму, царю Израиля, и Иосафату, царю Иудеи. Исайя и Иеремия рассказывают о Кераке в своих бессмертных пророчествах.

И вот когда сторожевые посты заметили вдалеке мусульманскую армию, Рено де Шатильон укрылся со своими людьми в своем логове, куда не пустил никого из жителей окрестных земель, впрочем, как и христианское население города, даже женщин и детей. Саладин и мамлюки ворвались в предместье, перебив часть защитников и жителей, и достигли бы сердца крепости, если бы не храбрость одного французского рыцаря, который противостоял их штурму в одиночку, пока его товарищи в спешке поднимали подъемный мост. Граф Ивейн, «одинаково хорошо наносивший удары и правой, и левой рукой», окруженный мертвыми и умирающими, заплатив жизнью за свое геройство, спас крепость. «Также, — пишет Поль Дешан в своей замечательной работе «Оборона Иерусалимского королевства», — здесь следует упомянуть о благородном поступке, явившимся прекрасным примером господствовавшей тогда рыцарской этики, которую даже во время войны соблюдали как франкские, так и мусульманские государи. Новобрачная Этьенетта де Мильи послала окружившему замок Саладину часть яств со свадебного пира и, поприветствовав его через своих посланников, напомнила ему о том времени, когда она была еще ребенком, а он был пленником в этом самом замке и качал ее на руках. Саладин был весьма тронут и спросил, в какой из башен крепости находятся новобрачные. Когда ему ее показали, он приказал не метать камни в ту сторону и вообще не атаковать эту башню». Прекрасный поступок, но тем не менее он не помешал мамлюкам рубить, пока не устанет рука, несчастных жителей Керака, настигнутых перед закрытыми крепостными воротами, а Саладину сжечь город. Затем он приказал подвезти восемь катапульт и днем и ночью обстреливать крепость. Защитники пытались установить большой камнемет, чтобы противостоять ударам Саладина, но мастера, которым поручили эту работу, были атакованы мусульманскими лучниками, и им пришлось отступить. Осаждающие обладали таким количеством снарядов, что было совершенно невозможно показаться из бойницы, чтобы тут же в твою сторону не полетели стрела или камень. В замке Рено де Шатильона царила страшная теснота, все эти гости и скоморохи, совершенно бесполезные во время войны, с огромной скоростью уничтожали продовольственные запасы. Изголодавшаяся, размякшая и напуганная знать в роскошных нарядах, вспоминавшая о былых пирах и оглашавшая замок рыданиями и жалобами, умоляла владыку Керака начать с Саладином переговоры. Но Рено де Шатильон, веривший в неприступность крепостных стен и, кроме того, опасавшийся мести Айюбида за ограбленный им когда-то Священный караван из Дамаска и за свой поход на Мекку, намеревался сопротивляться до последнего. Но помощь извне он все-таки попросил. Одному из его сержантов удалось сбежать из крепости, чтобы добраться до короля и умолять его о поддержке. Между тем несколько ночей подряд Рено приказывал зажигать на самой высокой башне крепости Керака большой костер — сигнал бедствия, который можно было увидеть на очень большом расстоянии. Керак от Иерусалима отделяли восемьдесят километров, а в ясную погоду за голубой пеленой Мертвого моря были видны очертания Гефсиманской горы. Король заметил сигнал. Он тотчас же собрал своих рыцарей, приказал зажечь ответный сигнал на самой высокой башне Давида, чтобы успокоить осажденных, и выступил вместе со своей армией в поход, на следующий день достиг Сегора, на южном берегу Мертвого моря. Узнав о приближении франкского войска, Саладин разобрал свои осадные машины и снял осаду с крепости. Спасенные обитатели Керака встретили слепого и парализованного короля Бодуэна с ликованием. Он приказал пополнить запасы замка, починить поврежденные укрепления и вернулся в Иерусалим. Что касается Саладина, то он «триумфально вошел в Дамаск», сообщает нам Баха ад-Дин, как раз вовремя, чтобы принять почетное платье, присланное ему халифом.

Но следующим летом он вновь появился перед Кераком с твердым намерением овладеть им любой ценой, ибо на дамасских базарах уже всерьез начали поговаривать, что дорога в Каир небезопасна и это парализует всю торговлю. Мы весьма точно осведомлены об этой второй осаде благодаря письму Бодуэна IV, адресованному патриарху Ираклию и великим магистрам орденов тамплиеров и госпитальеров в Западную Европу, куда они уехали, чтобы добиться организации нового крестового похода. Арабские хронисты Ибн ал-Асир, Баха адДин, Абу Фарадж и Абу Шама также сообщают множество деталей. 10 июля 1184 года Саладин захватил нижний город Керака. Войска стекались к нему отовсюду: из Дамаска, Египта, Алеппо, Амиды, Мардина, Синджара. В этом регионе никогда не видели такого огромного количества воинов. Христиане защищались еще с большим упорством, чем в первый раз. Они не стали отсиживаться за толстыми стенами, а совершали смелые вылазки, изматывая врага. За время осады, продлившейся месяц, обе стороны понесли тяжелые потери. Чтобы сломить сопротивление Рено де Шатильона, Саладин построил военные укрепления, метательные орудия, передвижные башни, крытые траншеи, позволявшие осаждавшим подбираться вплотную ко рву замка. Написанное образным языком письмо кади ал-Фаделя подчеркивает значение, которое мусульмане придавали взятию этой крепости: «Керак, — писал он, — это тревога, которая берет за горло, пыль, которая застит глаза, преграда, которая душит надежды. Волк (Рено де Шатильон), заброшенный судьбой в эту долину, должен быть уничтожен. Керак — да принесет нам Аллах удачу — напоминает о стихотворении, где поэт, описывая льва говорит: «Не проходит и дня, чтобы он не отведал человеческого мяса или не напился крови»». «Камни, — рассказывает Абу Шама, — один за другим обрушивались на башни и головы безбожников, они долетали до бойниц и убивали тех, кто их защищал. Никто из них не мог высунуть головы, чтобы копье не поразило его в глаз. Меч ислама покидал ножны только для того, чтобы войти в шею неверного, как в чехол, который он разрывает. Камни щедро сыпались направо и налево, и среди облаков пыли, поднимавшихся из-под копыт лошадей наших воинов, сияние копий было подобно заре в ночи. Мы довели врага до крайне бедственного положения. Стены Керака рушились, и несчастья пали на неверных, их разорванные нашими саблями кольчуги перетягивались только ранами». Но вопреки поэтическому энтузиазму и смелым предсказаниям Абу Шамы, стены все не рушились, а осажденные держались стойко. И так же, как и в первый раз, появилась королевская армия, направлявшаяся быстрым маршем к неприступному Кераку. И снова Саладин снял осаду, чтобы пойти навстречу Бодуэну IV, который укрепился в ущельях Ал-Аль на северо-востоке Мертвого моря. Он хотел привести их на более удобное для него поле битвы в Хесбане, затем в Ма Айне. Франки не поддались соблазну. Итак, обе армии понаблюдали друг за другом издалека и скрылись за галилейскими горизонтами.

Пока Саладин наводил ужас на Галилею, мстя за неудачу под крепостью Рено де Шатильона, обидчивый зенгидский султан Мосула не переставал стучаться в двери дворцов соседних государей с целью пробудить старую семейную зависть и создать новую коалицию против владыки нового ислама. Однако аббасидский халиф Ан-Назир предложил Мосулу и Дамаску свое посредничество, чтобы попытаться полюбовно уладить возникшие разногласия, ведь, как известно, Зенгиды отказывались признать власть Айюбидов в Северной Сирии и в Месопотамии. Искать политическое взаимопонимание халиф доверил известному доктору Берд ад-Дину, единственному, кто был способен с должным тактом исполнить эту миссию, так как пользовался очень большим уважением среди мусульман. Баха ад-Дин его сопровождал[9]. Итак, посланники халифа отправились в Дамаск, куда и прибыли 25 февраля 1184 года. Им был оказан прием, соответствующий их рангу. Саладин хотел, чтобы по возвращении в Багдад они заверили халифа в его почтении и уважении к особе повелителя правоверных. Он выехал встречать их к воротам Дамаска, устроил им в столице горячий прием, поселил в своем собственном дворце и вообще был крайне предупредительным. Когда празднества в честь приезда послов закончились, делегация приступила к обсуждению статей мирного договора, который должен был урегулировать щекотливый вопрос, касающийся сфер влияния. Саладин оставался непреклонным. Мосульский султан предъявлял законные права Зенгидов на Северную Сирию и долину Евфрата, Саладин же хотел сохранить Алеппо, бассейн Хабура и свои месопотамские протектораты. К тому же он потребовал начать переговоры об освобождении султаном Мосула вассальных государей региона от их клятвы верности. Таким образом, он вел себя как истец, а не как переговорщик. Желал ли он, лишив султана Мосула его подданных, оставить его тем самым без солдат и зная, что это условие не может быть принято, не пытался ли он попросту провалить миссию халифа? Ему было известно, что большинство небольших городов Месопотамии являлись фьефами Мосула и что, получив независимость, они бы неизбежно попали под влияние Дамаска. Посланник султана Мосула визирь Каймаз понял это и вежливо прервал переговоры. И полномочные представители халифа вернулись в Багдад, так и не сумев сломить волю Саладина.