Николай
— Это единственный минус в Хэйд-Харборе, — пожаловался Брэн, хмуро глядя на меню, написанное мелом на доске у входа в кафе. — Кому, блядь, нужен фруктовый бранч? Мы должны вернуться в Нью-Йорк только ради еды.
Мы продолжали идти, пока не увидели знакомую сеть. С Брэном было безопаснее придерживаться всего привычного. У этого человека был неутолимый аппетит, и я не выносил его жалоб, когда ему не нравилась еда. Тюрьма была достаточной пыткой.
— Возвращайся. Я никуда не уеду, — сказал я ему, когда мы заняли место в открытом патио.
За столом рядом сидели девушки, одетые как на осеннюю фотосессию, с улыбками до ушей.
— Простите, парни, но, вы случайно не актеры? — Одна из них наклонилась к нам и жеманно улыбнулась.
Брэн осмотрел ее с ног до головы, начиная с гламурного тематического наряда и заканчивая спортивным телом и светлыми волосами. После чего усмехнулся, откинувшись на спинку стула.
— Это я должен спрашивать тебя об этом, красавица, — сказал он.
— Боже мой, у него что, акцент? — простонала другая девушка из компании.
— Только когда ему это удобно, — пробормотал я, переводя взгляд на меню, лежащее на причудливом столике.
— У тебя тоже есть, и твой еще сексуальнее, — сказала первая блондинка, наклоняясь ко мне.
Я проигнорировал ее.
— Почему бы нам не поесть всем вместе? — предложил жизнерадостный голос.
Брэн поднял бровь, глядя на меня, но рассмеялся, заметив мое скучающее выражение лица.
— Я бы с удовольствием, дамы, но мой друг против. Боюсь, нам придется отказаться.
— Почему? Он занят? — Первая девушка надулась.
— Вообще-то женат, — бросил я ей.
Я почувствовал разочарование, исходящее от стола, когда они, наконец, вернулись к своим бездонным «Маргаритам».
— Женат? А новобрачная знает? — Спросил Брэн.
— Скоро узнает. — Я ухмыльнулся ему. — Мне кажется, или женщины здесь более безрассудны? Неужели они не чуют неприятности, когда они прямо перед их носом? — Я отбросил меню в сторону.
Брэн пожал плечами.
— Это студенческий городок. Да еще и хоккейный. Наверное, они привыкли к парням, которые выглядят крутыми, но являются обычными качками. Они не видят разницы.
— Ну, если кто-то попытается подсунуть мне фруктовую пастилу вместо бекона, у него будет шанс увидеть разницу собственными глазами.
Брэн наблюдал за мной суженными глазами.
— Сегодня ты кажешься другим. Повеселился с Софией Де Санктис вчера после того, как гонялся за ней по всей школе?
Я не смог сдержать ухмылку, когда вспомнил о прошлом вечере.
— А ты как думаешь?
— Черт, мужик, ты действительно не можешь оставаться в стороне от нее.
— Это ее проблема, не твоя.
— Что, если она обратится в полицию?
— Не обратится.
— Как ты можешь быть уверен?
— У нее был шанс, и, кроме того, это не в ее характере. Она Де Санктис. Она не доверяет копам. Она никому не доверяет.
Очевидно, кроме меня. Ее слепое доверие во время погони в лесу не давало мне спать всю ночь. Как она могла просто отдать себя в мои руки и сказать, чтобы я сделал с ней самое худшее? Разве она не видела, кем я стал?
— Для всего мира София Де Санктис мертва. Это означает, что я могу делать с ней все, что, блядь, захочу, без каких-либо последствий. Она моя, и я не собираюсь останавливаться. Если тебе это не нравится, отправляйся домой. Я уверен, что твоя сестра ищет тебя.
— Не будь таким обидчивым. Я не стану тебе мешать. Она тебе подходит.
— Каким образом?
Брэн изучал меня.
— Не убивай меня, но ты выглядишь… довольным. Я так понимаю, что период твоей засухи закончился? — Он послал мне грязную ухмылку.
— Личный выбор — это не засуха. Как бы то ни было, мне нужно знать больше о том, что происходит в жизни Софии. Кто для нее этот ублюдок Слоан? Почему она всегда в больнице? И что насчет Анджело и Кьяры? У них есть ребенок?
— Как много вопросов. Я вижу, в этом путешествии полно домашней работы, — пробормотал Брэн. — У меня тоже есть для тебя вопрос. Чье кольцо носит твоя девушка?
— Ничье. Ну, во всяком случае, больше ничье.
Я полез в карман, достал кольцо, которое там лежало, и положил его между нами на стол.
Брэн присвистнул.
— Ты украл ее кольцо? — Он поднял его и повертел в руках, прежде чем вернуть на место.
Маленькая розовая записка приземлилась на наш стол как раз в тот момент, когда принесли еду. Девушка, которая завела с нами разговор ранее, стояла рядом со мной. Я бросил короткий взгляд на извилистый почерк и номер мобильного, прежде чем скомкать записку в кулаке. Затем запустил бумажку через патио в сторону океана, и девушка вскрикнула от недоверия.
— Как грубо!
— Под стать тебе. Я же сказал, что женат. Какую часть ты не расслышала? — процедил я и мотнул головой в сторону выхода, не отрывая внимания от своей тарелки. — А теперь убирайся отсюда, пока ты не испортила мне настроение.
— На тебе нет кольца, — заметила она, испытывая моё терпение.
Я отодвинулся от стола, бросил салфетку и встал к ней лицом. Она не струсила, надо отдать ей должное. Раздражение волнами исходило от меня, пока я возвышался над ней.
— Мне не нужно кольцо, чтобы помнить, что я не заинтересован. Отвали от меня, пока я не перестал быть милым.
Она моргнула, глядя на меня, раз, другой, а затем повернулась и поспешила к ожидающим подругам.
Опустившись обратно на стул, я взял вилку.
Брэн долго молчал, прежде чем многозначительно прочистить горло.
— Итак, ты сам разузнаешь о мистере Крутом Слоане или это сделать мне?
— Я сам. Ты возьмись за Анджело. Я не хочу, чтобы он знал, что я здесь.
— Думаешь, София ему не расскажет?
Я покачал головой.
— Не станет рисковать. Она не хочет, чтобы он пострадал.
Брэн вздохнул и заложил руки за голову, глядя на голубое осеннее небо.
— Какие же хреновые у вас отношения. Бедная женщина. На самом деле у нее никогда не было шанса.
Освободиться от меня? Нет, ни единого.
После завтрака с Брэном, я проверил Эдварда Слоана. Этот человек был чертовски предсказуем, и, учитывая, насколько он был богат для маленького городка, в котором жил, ублюдок, казалось, не проявлял особой осторожности. Принимая во внимание то, как он зарабатывал свои деньги, это было глупо, но так поступало большинство богатых людей. Они думали, что их деньги делают их неприкасаемыми, в то время как на самом деле просто становились мишенями.
У него был шикарный офис в центре Хэйд-Харбора, но не нужно было глубоко копать, чтобы понять, что это прикрытие. Конечно, Слоан инвестировал свои незаконно нажитые средства множеством законных способов — от недвижимости до других мелких предприятий. Парень явно возомнил себя кем-то вроде спасителя в этом районе, поскольку проводил собрания, на которые приходили владельцы проблемных бизнесов, чтобы пасть ниц и попросить помощи. Это было чертовски низко, даже без учета того, откуда у него на самом деле были деньги.
Пока у меня не было конкретных доказательств, но я бы поставил свою жизнь на то, что Эдвард Слоан был частью цепочки, которая перевозила наркотики, оружие и людей по Восточному побережью, получая от этого неплохую прибыль.
Позже тем же вечером, когда солнце уже село, я вошел в дом Софии. Внизу был идеальный порядок. Я сделал ключ, чтобы не приходилось взламывать дверь каждый раз, когда захочу навестить свою маленькую беглянку. Сначала я направился на кухню. Во время завтрака стало ясно, что холодильник Софии позорно пуст. Я поставил пакеты, которые принес, на стол, а еду на вынос — на островок. Мне потребовалось некоторое время после выхода из тюрьмы, но я, наконец, смог перейти на более разнообразную диету. Сегодня вечером я буду ужинать вместе с Софией, нравится ей это или нет. Я спрятал еду под полотенце, чтобы она не остыла, а сам пошел наверх.
Когда я добрался до верха лестницы, из душа уже текла вода. Какое удачное время. Я дернул ручку ванной. Она легко повернулась под моей рукой.
Воздух был туманным и благоухал лавандой. Тело Софии было отчетливо видно за запотевшим стеклом. Я закрыл за собой дверь и прислонился к ней, ожидая, когда выключится душ. Как только это произошло, я схватил полотенце с вешалки, как раз перед тем, как рука Софии появилась из-за двери и потянулась за ним. Ее вздох подсказал мне, что она наконец-то открыла глаза и увидела меня, притаившегося в ее белой ванной, как извращенец.
— Что ты здесь делаешь? — Она нащупала ближайшее полотенце.
— Ты не повесила цепочку на дверь.
— Как будто это остановило бы тебя, — процедила она.
Сегодня вечером в ее словах была искра, и я наслаждался этим.
— Ты думаешь, что запертая входная дверь убережет тебя? Думаешь, сможешь спрятаться от меня в мотеле? Тебе следовало бы знать лучше. Выйди сюда и дай мне на тебя посмотреть.
— Что? Нет!
— Выходи, или я сам за тобой приду.
Я чувствовал, как София борется с собой, но через мгновение она вышла из-за перегородки. Она прижимала полотенце к голой груди. Один только вид ее все еще мокрых ног заводил меня. Это было так давно. Бесконечно давно, на самом деле. Теперь даже образ обнаженного плеча Софии, усеянного блестящими капельками воды, делал меня твердым как камень. Неторопливо подойдя к ней, я протянул руку к полотенцу. Она придержала его на мгновение, а затем отпустила. София была обнажена. Я уставился на нее. Не мог оторвать глаз. Возможно, я даже забывал моргать. В ванной было тускло; мне хотелось включить весь свет и осмотреть каждый сантиметр ее тела, но она испытывала явный дискомфорт. Мне это не нравилось.
— Что ты делаешь? — София покраснела. Одна рука прикрывала грудь, а другой она обхватила себя за талию.
— Смотрю на тебя. Хочу увидеть, насколько мои воспоминания соответствуют реальности.
Я придвинулся к ней ближе. Она была потрясающей. Даже лучше, чем в юности. Ее тело приобрело зрелые, пышные формы, которых не было, когда она была моложе и питалась по диете своего отца. Семь лет жизни в одиночестве сделали ее женщиной.
— Ты позволяла кому-нибудь еще прикасаться к себе? — Мои мысли перескакивали с темы на тему. Тон был легким, но темная одержимость внутри меня была далека от этого.
— Я же говорила тебе, что у меня никого не было, кроме тебя.
— Я не спрашиваю о сексе, я говорю обо всем… поцелуях, прикосновениях, чертовых рукопожатиях, — уточнил я, демон-собственник внутри меня вырвался на свободу.
— Ты спрашиваешь о моей личной жизни? Ты действительно думаешь, что я тебе расскажу?
Я зашел ей за спину и протянул руку к голой попке. Господи, как соблазнительно она покачивалась, когда София переносила свой вес с одного бедра на другое, постукивая ногой.
— Нет, полагаю, что не расскажешь. Ты слишком умна для этого, и никому не нравится посещать слишком много похорон. Они всегда проходят в будний день, а у кого есть на это время?
Я не смог удержаться от того, чтобы не схватить ее за попку. Обнаженные ягодицы были слишком соблазнительными. Я взял по одной в каждую руку и раздвинул их. У нее перехватило дыхание, и она шагнула вперед, пытаясь увернуться от моего прикосновения. Я хмыкнул и притянул ее назад. Мои пальцы блуждали между ягодицами.
— Я нашел место, которое ты еще не вытерла. Позволь мне.
Я провел пальцами вверх и вниз по ее расщелине, мимо тугой попки и вниз к ее киске. Она была соблазнительно мокрой. Я обхватил её сзади за шею, и ее голова оказалась на сгибе моей руки. Я осторожно тянул ее до тех пор, пока она не откинулась на мою руку, выгнув спину.
София сглотнула, уткнувшись мне в предплечье.
— Почему ты здесь? На этот раз закопаешь меня без гроба?
— Не подкидывай мне идей. Я пришел, чтобы поужинать с тобой.
Она застыла. Я явно удивил ее.
— Поужинать?
— Не волнуйся, я принес еду с собой.
— Я уже поела, — огрызнулась она, и все ее тело содрогнулось, когда я ввел в нее кончик пальца.
Черт, она была такой же тугой, как всегда. Неужели она действительно никому не позволяла быть внутри себя, пока меня не было? Я не знал, как к этому относиться. Это заставляло меня чувствовать то, к чему я не был готов.
— Лгунья. Пойдем. Я голоден. — Я с усилием вытащил из нее пальцы и шлепнул ее по заднице, прежде чем оставить одеваться. — Не заморачивайся с трусиками, если не хочешь, чтобы они порвались.
На кухне я открыл коробки с едой и стал ждать Софию. Она осторожно спустилась вниз, готовая убежать в любую секунду. Я осмотрел ее одежду. Платье-свитер беспощадного черного цвета.
— Что за наряд? Собралась на похороны?
— Я в трауре по своей жизни, — пробормотала она и опустилась на стул рядом со мной.
— Ты действительно не собираешься есть?
Ее глаза с тоской уставились на пад-тай. Я пододвинул к ней коробку.
— Набирайся сил. Они тебе понадобятся.
Она нахмурилась, но потянулась за палочками. Некоторое время мы ели в тишине.
— В тюрьме людям многого не хватает. В моем случае, это была настоящая еда… и ты.
Она замерла, ее глаза метнулись к моим. Я продолжал спокойно есть. Было забавно шокировать ее воспоминаниями о том, кем я был раньше. Хотя это не было ложью. Все части меня, в которых оставалось хоть что-то человеческое, принадлежали ей.
— Какой была еда? — Ее голос был тихим.
— Ты даже представить себе не можешь. Такой пищей ты не стала бы кормить животных. Это все, чем заключенные являются на самом деле, — звери, запертые в маленьких клетках, царапающие и кусающие друг друга, ожидающие своего шанса освободиться, чтобы сжечь мир.
— А ты?
Я кивнул.
— Я тоже.
Она сглотнула, ее горло судорожно сжалось. Это было прекрасно.
Я отодвинул тарелку, как только доел. Вся трапеза заняла пять минут. Еще одно наследие тюрьмы. Затем постучал пальцами по столу перед собой.
— Садись. Я хочу свой десерт.
— Николай, — начала она, но осеклась, когда я коснулся ее губ.
— Скажи мне правду и заставь меня поверить в нее. Пощады не будет, пока ты этого не сделаешь. Сядь передо мной сейчас же, я хочу съесть твою лживую киску.
— Я говорила тебе прошлой ночью… — начала она и запнулась, когда я покачал головой.
— Я не хочу слышать, почему ты пыталась бросить меня. Я хочу услышать, почему ты верила в своего отца больше, чем в меня. — Она никогда не любила меня так, как я любил ее. Это была единственная правда, которую я мог принять, поскольку мое поврежденное, израненное сердце уже верило в это так твердо, что все остальное казалось ложью. Мне нужно было услышать мрачную и самую болезненную правду. Я хотел услышать, как она это скажет. — А теперь сядь.
Ее дыхание сбилось, она встала и грациозно села на стол. Однако колени остались сведенными.
— Не глупи, София.
Я широко раздвинул ее колени. На ней не было трусиков, как было сказано. Я испытал прилив удовлетворения, увидев, что она подчинилась мне, даже сопротивляясь на каждом шагу. Я мог бы спорить с ней до конца своих дней и никогда не заскучать.
— Держись за колени и не сдвигай ноги, или я свяжу тебя.
Я не мог дождаться, когда снова почувствую ее вкус. После того, как я так долго был лишен ее, это было похоже на прорыв плотины. Пока я отрицал свои потребности, наказывал тело за неспособность защитить ее и чувствовал вину за то, что пятнаю ее память, дроча на сладкое совершенство в моем воображении, она была жива и здорова, и лгала мне. Вкус, который я чувствовал до этого, испарился слишком быстро. Мне нужны были недели, может быть, месяцы, чтобы вылизывать ее киску, погружаться в нее — чем бы она ни была занята в этот момент, — прежде чем острая потребность в ней исчезнет. А, возможно, она никогда не исчезнет. Время покажет.
Я наклонился и вдохнул, наполняя легкие ее сладким мускусным ароматом.
— Ты все еще влажная здесь. Тебе нужно научиться лучше вытираться после душа, — поддразнил я. — Мне научить тебя?
Она оперлась на локти, наклонив шею, чтобы наблюдать за тем, как я осыпаю ее бедра жесткими поцелуями и укусами, вызывая синяки. Я хотел, чтобы моя любовь оставила на ней след, как она оставила свой след на мне. Я лизнул длинную влажную полоску по её центру.
— Тебя нужно вытереть внутри и снаружи, — пробормотал я в ее кожу, прежде чем погрузить свой язык так глубоко, что мой нос дотронулся до ее клитора. Я трахал ее языком вот так, наслаждаясь вкусом ее полной капитуляции и желания. Она могла пытаться лгать мне, но я чувствовал ее возбуждение. София все еще хотела меня так же сильно, как я хотел ее. Может, она тоже была немного не в себе.
Я переместился ниже, протянув язык до ее попки.
— Не забудь и здесь вытереться. Все должно быть чистым и красивым.
Я прижался языком к узкой дырочке, и ее бедра оторвались от стола. Я положил руку ей на живот, чтобы удержать на месте, и продолжил свое исследование языком. Не было ни одной ее части, которой бы я не хотел владеть. Я хотел втереть свою сперму в каждую щель, вдавить отпечатки своих пальцев в каждый дюйм и сделать так, чтобы она никогда больше не забывала, кому принадлежит.
Точно так же, как мое тело никогда не могло забыть ее.
Я вернулся к ее клитору, как раз в тот момент, когда потянулся в сторону и взял один из причудливых ножей, которые принес с собой. Этот был запасным. Ее глаза расширились, когда она увидела его. Это был ее liccasapuni. Нож paranza corta с длинным тонким лезвием и широкой круглой рукояткой. Первое и единственное оружие, которым она когда-либо успешно ранила меня.
— Открой рот. — Мой голос был низким. Приказ не подлежал обсуждению.
Ее грудь поднималась и опускалась все быстрее и быстрее, но, несмотря на свой страх, а может, и благодаря ему, она подчинилась. Я провел лезвием вверх по ее телу, поворачивая его в руке так, чтобы держать острый конец, а затем поднес рукоятку к ее губам и ввел в рот.
Она заполнила его идеально.
— Намочи ее хорошенько для меня, королева бала. — Я трахал ее рот рукояткой несколько секунд, пока ее слюна не стала стекать по лезвию, а затем вытащил его.
Она с пристальным вниманием наблюдала, как я подношу нож к ее киске.
Рукоятка легко скользнула внутрь. Крепко сжав лезвие, я стал осторожно водить рукояткой внутри нее. Она была достаточно длинной, чтобы держать ее идеальную киску подальше от острых краев. Наклонившись, я обхватил губами клитор и стал ласкать его. Она вскрикнула, ее бедра ударились о мое лицо.
София быстро приблизилась к разрядке. Женщина на грани. Если она была честна со мной, то моя маленькая ласточка уже давно ни с кем не спала. Теперь же у нее никогда не будет шанса быть с кем-то другим, кроме меня.
Она взорвалась в моем рту потоком наслаждения. Ее соки были сладкими, как нектар. Я трахал ее рукояткой ножа все это время, пока она не выдохлась и не обмякла на столе.
Осторожно вытащив из нее нож, я сомкнул ее ноги и поднес рукоятку к её губам. Глаза Софии расширились, и на секунду я подумал, что она может отказаться. Затем она открыла рот, и я просунул рукоятку внутрь.
— Прибери за собой.
Ее щеки порозовели, но она подчинилась, впиваясь в меня глазами.
— Хорошая девочка.
Отложив нож в сторону, я сжал кулак. Тепло разлилось по моей ладони. Я проигнорировал его. Что такое небольшой порез по сравнению с удовольствием от прикосновения к этой женщине? Ей не было равных. Я расстегнул джинсы и приспустил их наполовину, не в силах больше ждать ни секунды, чтобы оказаться внутри нее. Подтянув ее бедра к краю стола и оставив при этом кровавый отпечаток ладони на ее ноге, я вошел в нее. Она застонала, закусив губу. Выражение ее удовольствия вызывало привыкание. Я обхватил кровоточащей рукой ее за шею и притянул лицо к своему, целуя ее, одновременно толкаясь бедрами. Стол заскрипел по полу, громко и раздражающе, и бокалы задрожали от наших усилий. Я жестко трахал ее, и она встречала каждый мой толчок приподнятыми бедрами, выгибаясь навстречу мне, задыхаясь и обливаясь потом. Великолепное зрелище. Она кончила первой и притянула меня к себе, пока ее тугая киска сжимала мой член сильнее, чем когда-либо, и доила по всей длине.
Я вырвался из неё, чтобы кончить на ее холмик. Я хотел увидеть, как моя разрядка оставляет полосы на ее бедрах и киске. Дотронувшись до спермы, я смочил в ней пальцы, а затем втер ее во внутреннюю поверхность бедер и живота. Она молча наблюдала. Я хотел, чтобы она пахла мной, и теперь добился своего.
После, я последовал за Софией наверх, в ее комнату. Она продолжала нервно оглядываться на меня, прикусывая пухлую нижнюю губу. В своей комнате она неловко переминалась с ноги на ногу, пока я раздевался. Ее взгляд на мое тело возбуждал.
— Все еще нравится смотреть на меня, королева бала? Тебе всегда нравилось. — Я сбросил джинсы и боксеры, вышел из них, бросил на стул и повернулся к ней лицом.
Ее взгляд упал на мой полутвердый член, прежде чем она успела спохватиться. Щеки порозовели, и София отвернулась, скрестив руки на груди.
— Что теперь?
— Теперь мы ложимся спать. Разве это не то, что происходит ночью?
Она с любопытством посмотрела на меня через плечо.
— Вместе?
— Да, вместе. Просто считай, что дни, когда ты спала одна, — это роскошь, которую ты больше не можешь себе позволить.
— Это должна была быть угроза?
Она бросила мне эти интригующие слова, когда я обошел ее сзади. Положив руку ей на поясницу, я мягко подтолкнул ее к кровати.
— Полагаю, это зависит от того, насколько тебе было одиноко, София, не так ли?
Она подошла к матрасу и забралась на него. Я последовал за ней, по пути выключив свет. Запах ее простыней окутал нас, тот особый аромат, присущий только Софии. У меня закружилась голова. Она отодвинулась на другую сторону кровати, чтобы сохранить дистанцию, и я, цокнув, перетащил её обратно на середину.
— Ты не будешь спать там. Ты будешь спать прямо здесь, — сказал я, укладывая ее на спину посреди кровати и ложась сверху между ее ног, опуская бедра, чтобы снова выровнять свой истекающий член с ее входом.
Она все еще была мокрой после того, как кончила на стол. Мой член снова стал твердым. Другим наследием моего воздержания, похоже, стало возвращение молодости, поскольку рядом с этой женщиной у меня был постоянный стояк. Не то чтобы я жаловался. Я скользнул в нее, как горячий нож в масло, ее гладкие мышцы красиво раздвинулись для меня.
Она схватила меня за плечи, из нее вырвался хриплый стон. Когда я оказался глубоко внутри, то перенес свой вес в сторону и потянул ее за собой, закидывая ее ногу себе на бедро. Мы лежали лицом к лицу, головы на одной подушке, и я все еще был погружен по самые яйца в ее идеальную маленькую киску.
— Каждую ночь ты будешь засыпать вот так, на моем члене. Я узнаю, если ты пошевелишься. Я узнаю, если ты хотя бы чихнешь. Я не могу допустить, чтобы ты снова сбежала от меня. Не тогда, когда я только нашел тебя.
Я несколько раз толкнулся в нее, и она застонала, выгнув бедра. Я усмехнулся ее неохотному энтузиазму. Было слишком темно, чтобы разглядеть ее лицо, но реакция ее тела сказала мне все, что я хотел знать. София была возбуждена и отчаянно нуждалась в том, чтобы ее трахнули. Что ж, к несчастью для неё, я не стану делать ей одолжения в ближайшее время. Я подожду, пока она уснет, и тогда разбужу трахом. Потом я сделаю это снова и снова, и так до самого утра.