София
Мы медленно ехали домой через центр Хэйд-Харбора. Главная улица была заставлена переполненными цветочными ящиками и крошечными, оживленными независимыми магазинчиками. Здесь было сдержанно богато и в то же время безопасно, что было для меня в новинку. Не то чтобы в этом городе не было мрачных элементов — они были. Буквально на прошлой неделе произошла потасовка между двумя конкурирующими бандами с последующими арестами. Наркотики шли через Мэн из Канады в Бостон и Нью-Йорк, а где был незаконный оборот наркотиков, там были и люди, которые хотели получить свою долю.
Тем не менее, тьма из моей прежней жизни никогда не касалась Лео. Это всегда было моим самым главным достижением — неважно, что еще происходило вокруг.
— Ладно, львенок, давай приступим к ужину.
Мой дом стоял на окраине города, с видом на воду. Он был уединенным и маленьким, но мне нравилось находиться между лесом и океаном. Лео выскочил из машины почти сразу после того, как я остановилась, и помчался к двери.
Я последовала за ним. Внутри дом представлял собой микс старья и суперстарья. Я сделала все, что могла, чтобы перекрасить, отремонтировать и возродить к жизни мебель, которой было набито ветхое жилище. Может быть, картинка и не была идеальной, но все здесь было сделано с любовью. Лео скинул свои кроссовки с динозаврами и поднялся наверх. Я направилась на кухню.
Было тихо. Я засмотрелась на маленькую лодку снаружи, в которой Лео любил играть, покачиваясь на привязи у небольшого причала. Затем повернула кран, и в раковину полилась прохладная свежая вода. Татуировка на запястье привлекла мое внимание.
Маленькая птица в клетке с открытой дверцей. Птица зависла на краю, не зная, стоит ли ей вылетать на свободу. Это была моя единственная татуировка. Дань уважения мужчине, которого я потеряла. Николай не был мертв для всего мира, только для меня. Я не могла посетить его могилу, у меня не было ни одной его фотографии, чтобы вставить ее в рамку и показать Лео. Вместо этого, в память о нем и в знак признания того, как он изменил мою жизнь, я сделала эту татуировку. Пусть она и поверхностная, но след, который он оставил в моем сердце, был гораздо глубже. Я никогда не смогу избавиться от него. Единственный мужчина, который рисковал всем ради меня. Тот, кто никогда не позволял мне упасть.
Как и всегда, когда мысли о Николае переполняли мою голову, я запихнула душевную боль и чувство вины в крошечную коробку внутри и вынудила себя переключиться на другие вещи.
Я налила стакан воды и отпила из него, любуясь видом на запущенный сад, спускавшийся к воде. Над водой висел густой туман. Небо было мутно-серым, от этого оттенка у меня всегда болело в груди. Боль была похожа на старую травму, которая обострялась при определенных обстоятельствах. Море, в котором отражался серый цвет, было одним из триггеров. Вид безобидного рулона клейкой ленты, лежащего на прилавке почтового отделения. Проходящая мимо группа туристов, разговаривающая на быстром русском языке. Глаза Лео. Они всегда были самым дорогим и самым болезненным напоминанием о прошлом.
Новость о доноре всплыла у меня в голове. Это все изменило.
Лео родился через восемь месяцев после того, как Николая отправили в тюрьму. Я уже была в Мэне. Тогда я только сбежала из Каса Нера, и угрозы отца все еще звучали в моих ушах. У меня не было ни пенни, а из багажа лишь одноразовый телефон. Мой брат, Ренато, сунул его мне в руку, перед тем, как я скрылась на автобусе. Антонио Де Санктис не только хотел, чтобы его единственная дочь сбежала и потеряла все, что когда-либо знала. Ему нужно было, чтобы я ползала и страдала от тяжелой жизни, как неблагодарное дитя, бросившее ему вызов.
С той ночи я разговаривала с братом всего несколько раз. Я позвонила ему, чтобы попросить пройти тест на совместимость с Лео. На этом этапе болезни только пересадка почки могла кардинально изменить качество его жизни. Больше никаких посещений больницы. Больше никакого диализа. Никаких прогулов в школе.
Ренато не подошел. Он сдал анализы тайно. Антонио, как всегда, был одержим жаждой мести, и старший брат не осмелился сообщить ему, что я вышла на связь. Предполагалось, что я мертва, и отец не допустил бы ничего, что могло бы раскрыть этот обман. Антонио Де Санктис был намерен и дальше контролировать мою жизнь, даже если я больше никогда его не увижу.
Лично я не подходила, как и Кьяра или Анджело. Поскольку у Лео прогрессировала почечная недостаточность — редкий генетический дефект, который проявился только в четыре года, — я рассматривала единственного другого человека, которого можно было бы протестировать на совместимость.
Его отца.
Конечно, проверка Николая была сопряжена с множеством препятствий, которые я не представляла, как преодолеть. Прежде всего, это поставило бы под угрозу жизни всех нас. И все же, несмотря на опасность и боль, связанные с обращением к Николаю, я подумывала об этом. Возможно, его брат, Кирилл, и их жестокая Братва смогли бы защитить нас, пока Николай не выйдет из тюрьмы? Эти мысли мучили меня, не давали спать по ночам, снова и снова прокручивая в голове прошлое. Самым реальным фактором, который я не могла предугадать, было то, как отреагирует Николай, узнав, что я не только солгала о своей смерти, а еще и скрыла от него его сына. Это было непростительно, и все же у меня не было выбора. Защитить Лео означало принять ненависть его отца, если он когда-нибудь узнает обо всем. Этот парадокс ранил мое сердце каждый божий день с тех пор, как я сбежала из Каса Нера.
Однако теперь на горизонте появился донор. Это все меняло. Если все получится, не будет причин подвергать опасности Николая, Лео и себя, рассказывая правду единственному мужчине, которого я когда-либо любила.
Я могла бы продолжить свою тихую полупустую жизнь, мечтая о мужчине, который однажды пытался сжечь мир дотла, чтобы спасти меня, и он никогда бы не узнал, что я жива. Мы все продолжили бы жить, избавленные от угроз моего отца.
Я могла оставить все в прошлом, теперь, когда нашелся донор.
Я должна была чувствовать облегчение. Или просто благодарность.
Я не должна была мечтать о том, чтобы найти Николая, упасть перед ним на колени, признаться в своих грехах, всех до единого, и принять любое наказание, которое он мне назначит.
Это было слишком опасно. Это было эгоистично.
Мне стоило отпустить прошлое, как, несомненно, уже сделал он.
И я бы попыталась это сделать.
В любой другой день… может быть, завтра.
Когда-нибудь точно.
7 лет назад
— Не трогай меня, — зарычала я на головореза отца, который протащил меня через весь дом и бросил в его кабинете, словно мешок с камнями.
— Basta1! — крикнул Рен, его лицо исказилось. Он вернулся из Италии всего несколько дней назад, когда произошло все это дерьмо с Zio Франко. Я был права. Франко и Сильвио планировали переворот, но их планы полетели к чертям, когда Рен вернулся домой, Сильвио умер, а в дом нагрянула полиция.
Прошло несколько недель, а мой отец, несмотря на впечатляющий прогресс, все еще вычищал кровь брата из-под ногтей, с отвращением глядя на меня. Его влияние сметало все проблемы, связанные с тем кровавым днем, когда я в последний раз видела Николая. Кроме убийства Сильвио. Антонио не собирался вытаскивать Чернова из тюрьмы. Он хотел, чтобы Нико сгнил там.
В Каса Нера я была пленницей, как никогда раньше. У меня не было ни телефона, ни ноутбука. Мне не разрешалось ни с кем видеться, и Антонио злился, что я не отвечаю на вопросы об Анджело и Кьяре.
Хуже всего, что мое состояние стало очевидным. Судя по всему, я была из тех, кто подвержен утреннему токсикозу, поскольку меня тошнило без остановки в течение нескольких недель, так долго, что пришлось вызвать врача. У меня не было другого выбора, кроме как пройти его тесты.
Беременна.
Я была беременна ребенком от Николая. Несмотря на то, что я добросовестно принимала противозачаточные средства, за исключением тех трех дней, проведенных в бегах. Оказалось, что этого достаточно. Я все еще не оправилась от шока.
— Итак, София. Что ты можешь сказать в свое оправдание? — в голосе отца звучала угроза.
Я опустилась на стул и посмотрела на Рена. Он стоял рядом со мной, его руки были сжаты в кулаки.
— Он принудил тебя? — продолжил Антонио.
Я покачала головой.
— Ты уверена? — отец надавил.
— Он меня не принуждал, — пробормотала я с таким достоинством, на какое только была способна. Мое лицо пылало от смущения, и я чувствовала, что земля вот-вот поглотит меня. Обсуждать свою сексуальную жизнь с отцом и братом было не тем, что я когда-либо хотела делать.
Я почувствовала, как рука Рена легла мне на плечо, успокаивая меня. Он был рядом, за моей спиной. Я была не одна.
— Ты тупая шлюха. Даже после того, как я пытался научить тебя добропорядочности, ты сбежала при первой же возможности и трахнулась с нашим врагом, — усмехнулся Антонио.
Его слова отскочили от меня. Мне было все равно, что он думает. Он ничего не знал, и уж тем более, ему неведомо было, что такое любовь.
— Ты такая же, как Леонора, ваша мать. Она тоже была глупой, — сказал он, отвернувшись и глядя в окно. Его руки, сложенные на коленях, напоминали скрюченные корни старого дерева. — Вот как мы поступим.
Когда он обернулся, в его глазах было выражение, которое я хорошо знала. Так он смотрел на меня, когда собирался применить свои дисциплинарные меры, но сейчас он уже не мог ударить меня. Я была сильнее его. Вместо этого он выглядел вполне удовлетворенным тем, что придумал, чтобы помучить меня.
— Ты избавишься от ублюдка как можно скорее, тихо. Больше мы о нем не вспомним. Ты выйдешь замуж за Морони, как и планировалось, за того, кто понимает кодекс и наш образ жизни. Таким образом, ты принесешь пользу и выполнишь часть своей роли в семье, вместо того чтобы остаться совершенно бесполезной.
— Нет. — Это слово прозвучало с тихой убежденностью.
— Нет? — повторил Антонио, его шея покраснела.
Такими темпами я доведу его до еще одного сердечного приступа и ничуть не пожалею.
— Что значит «нет»?
— Я не стану делать аборт, и ты не сможешь меня заставить.
— Это мы еще посмотрим, — внезапно заорал он.
— Отец, она сказала «нет», — вмешался Ренато.
Он все еще стоял прямо за моей спиной, его поддержка придавала весомость моему отказу. Возможно, я не смогла бы сама противоречить Антонио, но Рен был наследником, и если он не соглашался с отцом, то мог защитить меня.
Антонио с усмешкой посмотрел на нас обоих, презрение так и сквозило в его словах.
— Какими слабыми стали мои дети. Слабыми и мягкосердечными. Не способными вести дела, да и выживать тоже, если уж на то пошло.
Он долго смотрел в окно, его мысли скакали так яростно, что я практически слышала их.
— Я не позволю, чтобы моя дочь родила внебрачного сына от Чернова, — сказал он наконец. — Если ты это сделаешь, значит, ты мне больше не дочь.
— Не так давно ты был счастлив выдать меня замуж за Кирилла Чернова, — напомнила я ему.
— Выйти замуж за наследника влиятельной семьи — это одно. А залететь от паршивой овцы — совсем другое. Я ничего не получу от этого брака, а мелкий ублюдок Николай получит все. Я этого не допущу. Я увижу, как он ответит за это в тюрьме. Он не доживет до освобождения.
Я вскочила на ноги.
— Ты и близко к нему не подойдешь и не станешь платить никому другому.
— И что ты дашь мне взамен? — Антонио набросился на меня, выжидая, когда мое спокойствие лопнет.
— Чего ты хочешь?
— Ты уедешь. Ты больше не заговоришь ни с Николаем, ни со мной. Ты исчезнешь, нет, ты умрешь. Поскольку я не хочу, чтобы Николай знал, что у него есть ребенок, для всех остальных ты станешь покойницей. Это будет моей местью человеку, который взорвал мой гребаный дом и осквернил мою дочь. Для всех, кроме меня и Ренато, ты будешь мертва, включая Николая. Заговоришь с ним, попытаешься увидеться или послать хоть какое-то сообщение, и я убью не только его… Я дождусь, когда ты родишь, а затем убью и его ублюдка. Ты поняла меня, София? Не думай, что твой брат сможет меня остановить. Эта семья моя, как никогда, после того как я расправился с Франко. Не испытывай меня.
В комнате царила атмосфера ужаса. Антонио любил хорошую вендетту, и ему нравилось планировать идеальное возмездие. Он был именно тем злобным монстром, который умрет с улыбкой, зная, что испортил жизнь всем остальным. Мне не за что было ухватиться, кроме руки брата на моем плече и желания блевануть прямо на стол отца. Ладонь, которую я прижимала к животу, ощущалась как якорь. Мне хотелось кричать и бушевать. Я хотела убить его, но Антонио уже ожидал этого. Я не могла позволить себе быть эмоциональной. Мне нужно было думать о другом. О новом смысле жизни.
Я потеряю Николая, он будет думать, что я умерла. Сам этот факт был таким болезненным, что становилось трудно дышать. Но я не сомневалась в своем отце. Он был жесток и мстителен, и теперь нацелился на меня.
— Скажи мне, что ты согласна, София, или мы не придем к взаимопониманию, — начал он.
— Я согласна. — Слова вырвались у меня прежде, чем я успела всё обдумать. Смогу ли я жить, никогда больше не заговорив с Николаем? Это казалось совершенно невозможным, и все же его жизнь висела на волоске — его жизнь и жизнь его ребенка. Нашего ребенка. Прижав руку к животу, где рос крошечный сгусток клеток, часть его и меня, я поняла, что у меня нет выбора. — Я сделаю то, что должна.
Сейчас
— Мама? — из коридора до меня донесся голос Лео.
Я совершала свой ежевечерний обход — бродила по дому, запирала все двери, подбирала случайные носки и игрушки и возвращала их на законные места. В наши дни я ценила неторопливость и предсказуемость. В механических привычках было что-то успокаивающее.
— Да? — я просунула голову в его комнату. — Ты должен уже спать, — напомнила ему.
Он уже сходил в ванную и почистил зубы; я даже рассказала нашу историю.
— Я только что понял, что мы не сделали доклад о прочитанной книге. Его нужно сдать завтра. — Между бровями Лео появилась маленькая морщинка беспокойства.
— Все в порядке. Твой учитель знает, что ты сегодня был у врача.
— Может, мы успеем сделать его утром? — задумался Лео.
То, что другие дети воспринимали как должное или терпеть не могли, например, домашнюю работу, Лео любил. Это помогало ему чувствовать себя нормальным, таким же, как все остальные.
Я села на край кровати и погладила его шелковистые волосы.
— Может быть. Посмотрим, будет ли у нас время. А теперь пора выключать свет.
— Ладно. Выключи свет и включи звезды, — произнес Лео свою любимую фразу, кутаясь в одеяло.
Я так и сделала, после чего посмотрела вверх. Почти сразу потолок осветился звездами. Они не были похожи на те, что остались пришитыми к моим шторам в Каса Нера, и не имели ничего общего с настоящими, из одинокого детства его отца. Это ночное небо принадлежало Лео, и я готова была на всё, чтобы он прожил лучшую жизнь, чем была у его родителей. Жизнь с выбором.
Я легла рядом с ним и обняла его. Мне нужно было закончить уборку и пойти в свою комнату. Я должна была спланировать визиты в больницу и ближайшие несколько недель. Необходимо было провести множество тестов, чтобы определить, подходит ли этот донор на самом деле. Для этого Лео должен был остаться в больнице на какое-то время. Он чувствовал себя более чем комфортно с персоналом больницы Святой Марии. Лео ходил туда три раза в неделю на диализ уже много лет. Я не могла позволить себе слишком часто отлучаться с работы. Во время операции и восстановления я планировала остаться рядом, но позже я могла рассчитывать на помощь Кьяры и Анджело. Мои мысли вихрем проносились в голове, пока я обдумывала расписание и невыполнимую задачу — выживание в неполной семье с очень больным ребенком. Завтра у меня были уроки. А в выходные нужно было устроить Лео в больницу и отвезти этот чертов портрет в дом Эдварда Слоана.
Я закрыла глаза, внезапно почувствовав невыносимую усталость. На сегодня я позволила сну унести себя. Завтра я придумаю, как все организовать. Я всегда так делала.
В конце концов, как однажды сказал мне один очень дорогой человек, лучше умереть, чем ничего не делать.