Шиза, Хром и всякая хтонь

Особенный человек

Эти люди в черных костюмах и масках, приехавшие на черном «Мерседес-Бенц Джи-класс», назвали Антошу не «особенный человек», а иначе, и ему это сразу не понравилось. Это неправильно. Он такой с тех пор, как двадцать пять лет назад мама произвела его путем естественных родов. Она дала ему имя Антон, но это мало что значило. Позже, уже в детском доме, у него появилось много других имен, но из всех ему нравилось – особенный человек.

Пока Антоша развивался и увеличивался в росте, мама всегда была рядом. Они вместе ходили в магазин Антошиным любимым маршрутом, по дороге обязательно останавливаясь возле большой витрины «Детского мира», и мама терпеливо ждала, пока Антоша пересчитает все игрушки. А именно машинки. В коллекции у Антоши было пятьдесят пять машинок, из которых двенадцать желтых, пять синих, десять зеленых и двадцать восемь других цветов радужного спектра. Еще можно было распределить их по размеру – тогда получалось всего две группы машинок. Два – Антошино любимое простое число, ведь других простых четных чисел не существует. Оно тоже особенное. Есть еще единица, вот только ему единицы никогда не нравились.

Но мамы не стало, и Антоша больше не ходил в магазин мимо витрины. Все его машинки остались дома, а те две, что он взял с собой в новый – «инкубатор», как это место прозвали жившие там дети, – отобрали старшие. Мамы больше не существовало, и некому было исправить то, как его там стали называть, обратно на «особенный человек». Пока не появился Максим.

Чуть позже Антоша понял, что Максимов тоже было два, красный и зеленый. Красный и зеленый – цвета, которые на цветовом круге находятся друг напротив друга. И «красный» Максим диаметрально отличался от «зеленого», но оба они дружили с ним всегда и ни разу не ссорились по-настоящему. Только теперь, когда приехали черные люди на черном внедорожнике, Максим, Дипломат и Винни в доме отсутствовали, и Антоша по какой-то причине чувствовал себя виноватым в этом.

«Если а-а-абидели – не обижайся. Если у-у-ударили – не ударяйся» – раньше «красный» Максим говорил так каждый раз, когда другие дети делали Антоше плохо. Потом Максим шел делать его обидчикам то же самое. Теперь два плохих черных человека с боевыми, совсем не как у Винни и «красного» Максима, пистолетами и прикрученными к ним длинными глушителями, так же негромко, как хлопает форточка от сквозняка, только что застрелили Толю и двинулись дальше к дому. Антоша, успевший забежать внутрь с Лешим, оттащил Бабая, раненного в плечо, к шкафу, чтобы надежно спрятать там, куда черные люди вряд ли станут заглядывать, потому что шкаф закрывался только снаружи. Но… возле шкафа багровело два красных пятна. А должно быть ноль пятен! Два пятна, – Антоша все смотрел, желая, чтобы они исчезли, а новые не появлялись. Вообще-то он не любил ничего данного цвета, кроме Максима. Если Максим вернется и найдет то, что хотели сделать черные люди, то расстроится. Хуже только, если черные люди сначала найдут Максима. Трясущейся рукой Антоша вытер кровь на полу своей желтой шапкой и завис, разглядывая испачканные пальцы.

Вдруг его толкнули.

– Вали, Тох! – крикнул подбежавший Леший, шаривший по ящикам кухни в тщетных поисках. Антоша не успел ему сказать, что самым большим ножом Максим накануне разделывал курицу к супу и унес потом в гараж, чтобы наточить. – Чё стоишь, емана! Они ща дверь выбьют! Быстро пошел. – Леший снова выпучил на него глаза, пихнув в плечо. В руке он держал баллончик дихлофоса.

Антоша никогда не видел Лешего таким. Он вдруг представил, как того заправили высокооктановым топливом, и он «дал своему двигателю просраться», как иногда выражался Максим. Себя Антон теперь тоже представил тем самым, особенным человеком.

Поэтому Антон побежал наверх, тихонько вылез через окно своей спальни на крышу первого этажа и ползком спустился по скользкой кровле прямиком к старому подвалу. Там, в особом месте, где никто не знал, в непрозрачном пакете, спрятанном за летними шинами, хранились заранее заказанные в интернет-магазине хлопушки. Большие, разноцветные, синие, зеленые и белые фейерверки и петарды к Новому году. Он не знал, где лежит «Глок» Винни и увезла ли она его с собой, но точно знал, где лежит его личный клад с громкими штуками.

Спустя пять долгих минут подготовки Антон занял оборонительную позицию за сосной и стал наблюдать. Из дома не доносилось ни звука с тех пор, как он прокрался из старого гаража к деревьям. Отсюда он видел и черный ход из коттеджа, который обычно запирался, и боковую дорожку, огибавшую дом от подъездных ворот. По этой самой дорожке медленно, но уверенно двигался черный человек с пистолетом на изготовку, как настоящий шпион из кино. Антон такое только по фильмам и знал, и хотя все в семье регулярно ездили в тир, он сам не ездил. Ему не нравились громкие звуки и то, как там пахло, – гарью. Намного лучше, когда со свистом взлетают яркие хлопушки, от которых пахнет почти так же, но разрываются они не в мишени, а в небе, пестрыми мерцающими бутонами. Антон знал, что он не такой меткий, как Винни, и не такой быстрый, как Максимка, а потому настраивал снаряды слишком долго, не заметив, что даже задержал дыхание. В инструкции говорилось, что фейерверки из рук пускать нельзя. Однако о том, можно ли пренебречь правилом, если это заставит черных людей уйти, там не упоминалось. Поэтому решено было делать все по инструкции.

Антон, стараясь не дышать громко, заворочался на пузе, высвободил затекшую руку с блестящей именной зажигалкой – хотел Максиму подарить на Новый год – и один за другим поджег фейерверки, воткнутые в сугробы. Все они «смотрели» в сторону черного человека, который на них не смотрел, отвлекшись на рольставни. У Антона здесь три римские свечи по восемь зарядов, и если в того человека ни один не попадет, то, возможно, хотя бы дезориентирует. Антон видел, как пугались животные, которым не объяснишь природу салютов и громких хлопков. Он и сам их пугался в детстве, когда во время сна кто-нибудь лопал пакет из-под чипсов прямо над его ухом. Но Максим потом отучил шутников – он брал с кухни две огромные кастрюльные крышки, похожие на щиты воинов, и, надев наушники, засекал время и по шестьдесят минут заставлял других больше так не делать.

Теперь была очередь Антона. Фейерверки, зашипев, стартанули прямо в черного человека, который от неожиданности отскочил в можжевельники, но залпы там его все-таки нашли. Весь темный задний двор расцветился разноцветными огнями, бабахало так громко, что даже у Антона, отползавшего теперь подальше от того места, где он поджег снаряды, заложило правое ухо. Без шапки нехорошо выходить на улицу. Тем временем человек барахтался в фиолетовом из-за сумерек снегу, среди почти черных кустов, пытаясь сбить огоньки на своей одежде, а потом замер. Второй человек появился не сразу, сначала он мелькнул в окне, а затем прибежал тем же путем, каким пришел первый.

– Слышь, ты, даун, – зло бросил он, когда небо перестало греметь. – Вылезай давай. Кыс-кыс-кыс. Один, блин, салюты запускает, второй шокером машет, третий дихлофосом в морду брызгает. Семья дегенератов, блин.

Антон закрыл уши холодными руками – матом в доме разговаривать разрешалось, но это считалось неуважением. Второй черный человек, продолжая бубнить что-то нехорошее, потрогал своего напарника, сделал круг по двору и даже почти нашел Антона, успевшего закопаться в сугробе под мелкими сосенками у самого забора. Антон крепко зажмурился и представил, что теперь из машины превратился в снеговика. Человек еще потоптался на заднем дворе и ушел обратно в дом. От холода занемели пальцы, сжимавшие зажигалку. У Антона оставался всего один фейерверк.

Когда на фоне успевшего стать черным неба опять кто-то задвигался, Антон был готов. Он снова занимал тот же пункт наблюдения под сосной, откуда хорошо просматривался дом и дорожки по бокам от него. Кто-то медленно, пригнувшись, крался к старому гаражу. Как же Антону хотелось, чтобы это был Максим! Но белый человек стал совсем неожиданностью. На нем не было маски и одежда выглядела самой обычной, в руках он не держал оружия и, самое главное, был Антону знаком. «Белый пришел разобраться с тем, черным», – подумал Антон, наблюдая, как тот вошел в старый гараж, нырнув под ворота, которые Антон специально оставил полуоткрытыми, и скрылся в недрах склада. Антон хотел пойти за ним, но ноги в тонких пижамных штанах заледенели, и пока он вертелся, медленно сгибая их, чтобы встать на колени, на дорожке показался черный. Сначала черный направился вслед за белым, но у самой постройки Антон пошевелился, чтобы воткнуть в снег свою последнюю хлопушку, и их взгляды встретились, как в ковбойском фильме.

– Вот ты где от меня прячешься, сученыш! – бросил тот, вскинув руку с пистолетом.

Непослушными пальцами Антон поджег петарду, а дальше вместо множества ярких вспышек его ослепила всего одна, и мир вдруг стал такого же цвета, как пистолет черного человека, машина черного человека и как сам этот черный человек, даже без лица – только глаза на угольном фоне, зло блестевшие в отблесках огней. «Надо было все-таки тренироваться меткости на стрельбище вместе с остальными», – судорожно вздохнул Антоша. Грустно не было – он спас белого и, возможно, спас Максима, а вместо черного теперь видел витрину с машинками и маму, которая ласково ему улыбалась.