Шиза, Хром и всякая хтонь

Машенька

Как следует выспаться Хрому не удалось, разбудили его, по ощущениям, часов через пять. За окном мансарды, где он дрых на придвинутом к батарее матрасе, только начали рассасываться сумерки. Оттого, что рука все время была пристегнута к трубе, нещадно ломило плечо, вдобавок из-за жары жутко хотелось пить. Шубу с Хрома так и не сняли, выпутался одной рукой сам, но горло все равно саднило от сушняка. Даже не сразу получилось ответить спросонья, когда лысый тюремщик совсем неделикатно двинул ему тяжелым ботинком по ноге.

– Подъем, мой золотой. Игнат Сократович через пару-тройку часиков приземлится в Самаре, давай не будем его расстраивать. – Шахтер окинул Хрома почти отеческим взглядом, цыкнул и покачал головой: – Что ж ты чумазый у меня такой, хоть умылся бы.

Он кивнул братку в дверях, и тот отстегнул Хрома от батареи и потащил в сортир. Отлить уже водили разик, как в яслях на горшок, перед «отбоем», и Хром незаметно пощупал ящик под раковиной в надежде, что буфет успеет туда влезть. Он вообще старался трогать всю подряд мебель, которая попадалась, вот только случая остаться с этой мебелью наедине или хотя бы банально дотянуться пока не выпало. Ночью ковер показал Хрому три целые мандаринки – кони в порядке, а утром уже своя, ожившая чуйка намекнула, что в доме есть еще кто-то кроме тех, кого Хром видел накануне. На ум вдруг пришли тараканы, заползающие под кожу. На мгновение в почти полной темноте и тишине, где тусклый свет падал только из окошка, и оттуда же слышалось, как дышал спящий дом, Хром ощутил, что в этой темноте что-то шевелится, копошится. Они будто лезли из всех щелей, кишели под его матрасом и даже на шубе, как рябь в глазах, которая появляется от духоты. Хрому, само собой, это ощущение не понравилось – поначалу он вообще впал в панику, до того оно было реальным. Стряхивал с себя насекомых, давил их пальцами с противным лопающимся звуком, а тем будто было по барабану, и они все ползли на него, метя в глаза и рот, – потому Хром не орал, лишь мычал, извиваясь на матрасе и боясь, что если оно туда заползет, то медленно сожрет изнутри. Но потом собрался, перетерпел, замер – даже почувствовал, как вены на шее и висках запульсировали. И оно уползло. Позже, спустя некоторое время его дернуло другое: он снова задремал, поворочавшись и попытавшись найти более удобное положение для руки, как его словно кольнули в эту затекшую руку чем-то острым. И Хром, увидев утром пустые глаза Шахтера, принял решение, что если у него и получится выбраться отсюда, то только в компании второго такого же бедолаги, кому, судя по ощущениям, тараканы заползали куда-то не туда чуть ли не каждую ночь. Дипломата.

В сортире, пока шкаф, карауливший его утренние позывы, отвернулся, Хром сунул в выдвижной ящик кусок обоев. Сделал вид, что оттирает кровь из-под носа, которая там присохла с вечера, после небольшого приветствия от Шахтера, а вытереться и нечем было, не шубу же марать, потому она текла хоть и недолго, но зато живописно, и размазалась по всему подбородку. Буфета еще не было, но записку на клочке единственной найденной бумаги Хром просто сунул на всякий случай, чтобы, когда или если получится, у того появилась возможность передать это коням. Сама шкатулка с балериной, постоянное вместилище, все еще валялась в снегу на гостиничном козырьке. Хром написал об этом в записке, так что если тут и сгинет – а особых надежд, учитывая обстоятельства, он не питал, – то хотя бы буфетик не пропадет и останется пусть в не таких надежных, но более человечных руках. Правда, вот насчет человечного, конечно, было еще рано жаловаться: завтраком его усадили кормиться за одним столом с братками, под чутким вниманием услужливой бабенции, а до этого спать положили даже на матрасе и в целом пока убивать не собирались. Хром понимал, что он им нужен. Но когда на белую фарфоровую тарелку вместо еды Шахтер аккуратно выложил черный, переливающийся зловеще-красными прожилками камень, стало ясно, что ничего человеческого от этой хтони здесь ждать не стоит.

– Это чё, мне вместо завтрака, что ли?

Шахтер улыбнулся, и его обветренные щеки вдруг заблестели почти как лысина.

– Если сам не возьмешь, придется тебе открыть ротик. Не один ты тут голодный.

От последней фразы Хром поежился, как от холодных капель, что падают с козырька за шиворот, когда прикуриваешь по весне возле подъезда. Пальцам тоже вдруг стало холодно, и их неприятно свело. Хром сжал кулаки. Ему, как пациенту в дурке, положили деревянную ложку, поставили какой-то детский стакан и пластиковую тарелку с мультиками, на которой мрачный камень смотрелся еще хуже, чем если б лежал в своей изначальной таре.

– Вы хоть знаете, что это вообще такое, – бросил он, не отрывая теперь взгляда от камня.

– Вот ты потрогай и нам разъясни.

Хром сглотнул – касаться этого куска то ли горной породы, то ли обугленной кости, похожей на иссохшуюся гнилую черепушку какого-то мелкого существа, ему совершенно не хотелось. Но Шахтер сложил руки на груди и кивком дал понять, что дальше так вежливо просить уже не будет.

– Не бзди, дорогой. Даже комарик не укусит.

За спиной Хрома еле слышно усмехнулись братки. Делать нечего – какие бы приходы ни ловил в детстве Шиза, теперь Хрому этот опыт предстояло повторить. И никакой Оли, чтобы прервать этот процесс, возле него в этот раз не будет. Он поднял руку, на мгновение задержавшись над камнем. Казалось, Шахтер затаил дыхание в предвкушении, что вот-вот Хрома накроет с головой, и его душа почернеет так же, как и все внутренности здесь присутствующих. Но стоило дотронуться до холодной черной поверхности, ничего, что он тогда ощущал вместе с Шизой в том подвале, на этот раз не случилось. Он взял камень в руки, взвесил в ладони, поднес к глазам и присмотрелся: тот словно побледнел, уже почти не отливая красным. Лишь кожу немного покалывало в тех местах, где она соприкасалась с черным. Шахтер издал разочарованный вздох.

– А я вам говорила, – раздался вдруг в дверях столовой женский голос, не принадлежащий к той суетливой дамочке, что носила-уносила посуду. – Если в нем уже есть подобное, бестелесное, то не сработает. Как со мной не сработало.

– Машу-у-уля, – протянул Шахтер, показывая слишком ровные и белые для такой видавшей виды морды зубы.

– Доброе утро, мальчики.

«Хороша Маша, да не наша», – подумалось Хрому. И слава хтони. Машенька выглядела как обычная, разве что очень ухоженная, молодящаяся бабенция, еще не возрастная, но уже давно не девочка – именно такие чаще всего и называют «мальчиками» абсолютно всех, у кого есть член. Бабаю бы понравилась: яркие губы, волосы до попы, платье в облипон, сиськи почти наружу. Только вот взгляд у нее был змеиный, холодный, а правый глаз слегка косил. За ней, как ручная собачка или личный мальчик для битья, шаг в шаг следовал Дипломат.

– Ну вот. Теперь все в сборе, – Шахтер сложил ладони в замок, осматривая собравшихся. – Машенька, это Василий, можно просто Хром – наш давний кореш по разного рода вопросикам.

– Я не ваш, я сам по себе, – бросил Хром.

Если все, что было до этого, он раньше считал цирком, то теперь готов был забрать свои слова обратно. Бабенция пялилась на него беззастенчиво, даже с вызовом, и от этого препарирующего взгляда хотелось отмыться. Дипломат сидел возле нее как пес Артемон, вот только хвостиком разве что не вилял. Один глаз у него был заклеен повязкой, а второй, потухший, глядел в свою «миску» и вспыхивал неким страданием, только когда Машенька, как бы невзначай, трогала или задевала Дипа рукой. Все окружающие мужики сразу же, как только она уселась за стол, расцвели вокруг нее пластиковыми, неестественно-алыми щеками и улыбками.

– Видишь, не хочет больше человечек сотрудничать, – пожал плечами Шахтер.

– Это исправимо, – кивнула та, отпивая красного компота из бокала.

Хрому вдруг тоже дико захотелось пить. Он отодвинул от себя тарелку с камнем и потянулся за стаканом, но Шахтер вдруг перехватил его запястье.

– Так! А чего это ты у меня еще в шубе сидишь? Невежливо перед дамой-то.

– Пусть сидит как хочет. Потом все равно разденем, – хихикнула Машенька.

Дипломат закашлялся. Хром поспешно снял шубу и, не вставая, повернулся и повесил ее на спинку своего стула. Шахтер поморщился, велел одному из братков ее унести, и Хром чуть было не подорвался следом.

– Сиди, Вася. Чё дерганый такой? Ладно бы я твоей матушке угрожал или еще чего. Мы же цивилизованные люди.

Он демонстративно достал из кармана зажигалку, ту самую, которую вытряс с Хрома ночью при обыске, и закурил. Хром посмотрел на него с тоской. Курить хотелось даже больше, чем жрать – потому что от всего, что лежало на столе, теперь почему-то тошнило, словно и в еду залезли те же тараканы, что и в матрас ночью.

– Давай, еще избиением младенцев поугрожай, – вздохнул Хром.

Шахтер покачал головой, назвав его скучным, и торопливо дожрал свой завтрак, а потом свалил в компании одного шкафа, кивнув Машеньке и Хрому на прощание с особым взглядом, словно родитель, оставляющий подростков дома наедине. Мол, знаю-знаю, чем вы тут, ребятки, будете заниматься, пока меня нет.

А вот Хром не знал. Пожрать так и не пожрал – не смог и куска проглотить. Когда Машенька встала из-за стола, Дипломат вскинулся следом, но она сделала жест рукой – как барыня, которая то сечет, то милует, и тот осел на место.

– Василия ко мне, – сказала она, кивая браткам. – Поговорим с глазу на глаз.

Хром невольно обернулся на Дипломата – с этим точно с глазу на глаз успели. Хорошо бы Хрома это обошло. Машенька тем и была страшна, что обладала женским умом, а он часто был на редкость изощренным в отсутствие морали. Что мог сделать с ним Шахтер? Избить до полусмерти? Зубы выдрать, печень отбить? Все предсказуемо. А вот Машенька…

Войдя в комнату вслед за ней, Хром в своих предчувствиях убедился: в углу, отделенное ширмой от жилого пространства спальни, стояло массажное кресло. Приглашающе указав на него, Машенька прошла к шкафу и вытащила оттуда белый медицинский халат. Сняла с плечиков и накинула поверх платья, а потом вернулась к креслу, куда Хром опустился с ощущением неизбежности.

– Ноги вот сюда, вот так, – выдвинув валик снизу, она сама аккуратно, взяв за щиколотки, переложила туда ноги Хрома. Затем протерла руки чем-то вонюче-спиртовым и теперь стояла, смазывая их кремом. – Какой массаж желает клиент? Проработаем суставы или шейно-воротниковую зону?

– Вы меня даже не свяжете? – спросил Хром, демонстрируя свободные руки. – А если я вас придушу?

Машенька хмыкнула, точно услышав банальную глупость:

– Для этого нужно ко мне подойти. Что обычно никто не успевает сделать. – Она подошла, наклонилась, уложила ладонь на его шею и уперлась ногтем куда-то рядом с позвонком. Хрома словно прострелило вдоль всего позвоночника, а после нижняя часть тела словно стала пропадать – ноги быстро превращались в кусок ваты. – Если я надавлю чуть правее, то твой мочевой пузырь опорожнится, но ты даже не почувствуешь. Пока посиди так и подумай над этим. Игнат будет тут через четыре часа. И чтобы поговорить с ним, тебе нужна только голова.

Хром попробовал двинуть рукой – не получилось. Он вздохнул и откинулся затылком на подголовник. Машенька стояла рядом, поглаживая его шею и параллельно с этим листая другой рукой ленту новостей в телефоне. Всем фоткам карапуза с пластиковой лопаткой и тортику с цифрой пять она поставила лайк.

– Племянник? – поинтересовался Хром.

– Да, милый малыш, – улыбнулась она и убрала телефон в карман халата. – Как себя чувствуешь? Есть болевые ощущения в области лба?

– Нет.

Машенька приподняла брови в удивлении и наклонилась снова. Ее ноготь впился в кожу в том же месте, где в первый раз, и оттого, как резко заломило в центре лба, у Хрома сорвалось дыхание. Он застонал, закрывая глаза.

– Ну вот, а говоришь, нет ничего, – произнесла Машенька удовлетворенно.

– Стерва ты, – процедил Хром сквозь зубы.

– Я? Так это все работа, в жизни я пушистая и покладистая. Кто ж виноват, что мужики зарабатывать не умеют? Приходится самой себя обеспечивать. А я люблю хорошо выглядеть и хорошо кушать, мне рай в шалаше не нужен.

– Хорошо кушать можно и не на такой работе.

– На какой – такой? Обычная работа.

Она была непрошибаема, как огромная пустая резиновая кукла. Хром сидел с закрытыми глазами, привыкая к постоянной боли, пока из глаз против воли не начали катиться слезы. Увидев это, Машенька принялась массировать его плечи, как если бы он был на приеме обычного массажиста, и его понемногу начало отпускать: сначала затихла боль, потом начало покалывать стопы, которые он начал чувствовать.

– Итак, вернемся к нашему разговору – ты понял, надеюсь, что с Игнатом нужно быть еще более сговорчивым, чем со мной? Или ты хочешь, чтобы у тебя отнялось все тело?

– Пусть лучше отнимется. Не буду ничего чувствовать, когда мне прострелят колено.

Машеньку такой ответ не устроил. Взяв в ладони руку Хрома, она мягко, приятными движениями, растирала ее в своих руках, а потом, схватившись за фалангу указательного пальца, с хрустом повернула в сторону. Хром, который еще не мог толком шевелиться, только дернул второй рукой и замычал.

– Если ломать по одному пальцу раз в десять минут, то мне придется сделать это примерно двадцать два раза, – сообщила она. – Или больше, если Игнат задержится в пути.

– У меня… столько пальцев… нет, – еле проговорил Хром.

– Конечно нет. Мы будем ломать одни и те же. – Машенька, видимо, для наглядности примера, легко и быстро вернула палец в нормальное положение. А потом хрустнула им снова. – Чинить и снова ломать.

Все те страшилки, которым его пугал Шиза в начале знакомства, когда явился с пассатижами, показались Хрому смешными и нелепыми. Видимо, поэтому он, глотая слезы и не обращая внимания на сопли, заржал. Громко, с подвыванием, переходящим в хрип. Машенька, ощупывая мизинец, глянула на него с досадой и цокнула. А после вгляделась внимательнее и произнесла:

– Говоришь, не знаком с конями. Я вообще-то такую наколку видела уже у одного молодого человека. Думаю, с ним разговор пойдет немного быстрее. Ты же вроде хороший товарищ и отличный эмпат. – Она помедлила, поправляя волосы и халатик, а потом властно крикнула в сторону двери: – Входи!

В комнате появился Дипломат – судя по скорости, с которой это произошло, он все это время стоял за дверью. На Хрома он не посмотрел, замер рядом с Машенькой, как гомункул рядом со своим создателем, а та протянула ему руку ладонью вверх. Дипломат, не мешкая, положил на нее свою.

– Нехило тебя обработали, – заметил Хром, с трудом приподнимаясь в кресле.

– Молодой человек умнее тебя, вообще-то. Сразу понял, что лучше сотрудничать. Почти сразу. – Машенька взялась за его пальцы, и Дипломат тут же негромко, как-то устало захныкал, а Хром, собрав все силы, наконец смог удобно сесть. Слушать Дипломата было невыносимо, все равно как умирающее животное на скотобойне, которое даже не сопротивляется, пока его добивают. Хром так и видел вместо него теленка, к которому идет мужик с кувалдой и замахивается над его головой.

– Оставь пацана, он-то тут при чем?

– Вот именно, что ни при чем. Тебя разве не беспокоит то, что твой друг страдает вместо тебя?

– Он мне не друг. Я эту хрень по пьяни набил. Они меня в подвале держали.

Машенька посмотрела на него с жалостью. На мгновение на ее личике отразилось сочувствие и понимание, но оно было ненастоящим («заливай, заливай, уж больно ладно лечишь»). И, не отводя от Хрома взгляда, она хрустнула еще и еще. Потом улыбнулась:

– Ну тогда тебе же лучше. Накажем его.

Облегчения, которое Дипу приносила легкая боль от игл раньше, на этот раз, очевидно, не было – такая боль, как успел испытать Хром, уже совершенно иная, а ты и вовсе не знаешь, когда и как это кончится. Машенька нащупала больное и уязвимое место Дипа и планомерно его обрабатывала. Оставалось только гадать, что будет, отыщи она такие места у Хрома. Кое-как он откинул эти мысли, уставился на Машеньку и попробовал сам ее «нащупать», что удалось, однако, не сразу. Когда от нее резко пахнуло запахом старости и болезни, какой бывает только в хосписах, Хром произнес:

– Денег у тебя теперь много. Платить можно за что угодно. Только она каждое утро все равно спрашивает: «Где моя Машенька?» А Машенька вкусно кушает и красиво одевается, ей некогда.

Машенька замерла с полуулыбкой, но ее рука продолжала двигаться, щелкая суставами, а Дипломат – скулить. Однако спустя секунды все прекратилось, Дипломат ушел, баюкая руку с вправленными на место пальцами, Машенька так же великодушно привела пальцы Хрома во все тот же прежний вид и выглядела невозмутимой. А затем, тоже в одну секунду, внезапно потемнела лицом и взглядом, села сверху, оседлав колени Хрома, и уперлась ногтем ему между глаз. В позвоночник будто вонзили копье.

– Хоть слово еще о моей матери – и ты узнаешь, что такое лоботомия без иглы и молоточка, – пообещала она, и Хрому показалось, что волосы вокруг ее лица шевелятся как змеи. – Кивни, если мы с тобой договорились, потому что, – она глянула на экран смартфона, – у нас с тобой еще три часа восемь минут. А я потрогала только пальцы.

Хром кивнул. Придется что-то да рассказать Сократовичу – смотря что попросят. Главное, он уже точно решил, чего рассказывать не станет.

В комнату его вносили, впрочем, как будто эту самую лоботомию ему уже сделали – он не мог говорить, даже мычать, потому что силы остались только на то, чтобы радоваться отсутствию боли. Его раздели, забрали даже трусы, и так он лежал в полной жопе, если так можно выразиться, впервые чувствуя себя таким беззащитным. Время тянулось, тело ныло, а он даже перевернуться не мог. В какой-то момент, когда сознание начало гулять, в комнате будто из воздуха материализовался Дипломат. Поднес к губам Хрома бутылку, спросив:

– Пить можешь?

– Угу, – кивнул Хром, потянулся к горлышку и вылакал всю воду почти целиком. Остатки Дип оставил рядом с матрасом. Встретившись с его грустным взглядом, Хром вздохнул: – Ты знаешь, что твоих завалили? Толяна и Леху.

– Я не знал… Что все так будет. Я думал, им нужна инфа про тот подвал.

Конечно он знал. И то, что на лице мелькнула скорбь, стало хорошим знаком. Как и то, что он принес воды. Хром решил рискнуть.

– Короче. Если хочешь… кхм, – он закашлялся, охрипшее горло не давало еще говорить нормально, – помочь Максу… Найди что-нибудь по Рубцову Павлу Анатольевичу, этнографу из Казани. Он уже помер, но, может, родственники какие есть. Запомнил?

Тот кивнул. Оглядел Хрома, съежившегося на матрасе, и через несколько минут притащил ему вещи. Чьи это были шмотки – неясно.

– Они все личные вещи забирают. Типа тебя тут не было.

Хром так и подумал. Надо будет выяснить, где хранят эти вещи, если получится свалить. Плана он еще не придумал, у него было чуть менее трех часов, чтобы это сделать, а пока требовалось подготовиться к встрече с Сократовичем, и чтоб без помощи Машеньки.

Когда тачка с большим боссом зарулила на террасу – Хром уже мог стоять и глядел в окно, – за ним практически сразу пришли. Пока один челик с пушкой ждал у дверей, Дипломат, явно вызвавшийся не из-за большого человеколюбия, помогал Хрому надеть притащенные откуда-то ботинки.

– Адрес? Нашел? – шепнул он, и Дип едва заметно дернул головой.

– Кинь его в ящик… В сортире, куда меня водят. Ящик тумбы, выдвижной. Только туда.

– Понял, – сказал тот. – Но завтра мне придется сказать им. Понимаешь, она же все равно узнает потом.

Он сглотнул, и Хрому впервые стало его невыносимо жаль. Сейчас он ощущался совсем не как гибкий прутик – а как сухая ветка, что трескается от малейшего усилия. И сам большой дядька, которого Хром имел счастье лицезреть уже буквально через пять минут, тоже теперь чувствовался иначе. Это был ходячий труп.

Он восседал на резном кресле с бархатной обивкой, сзади стояла Машенька, уложив руки ему на плечи, и массажными движениями делала с ним это. Сращивала, чинила, заставляла тело хранить тепло. Хром поежился, а когда его подвели, поддерживая под мышками, ближе, – закашлялся, и из глаз брызнули слезы.

– Добегался, зайчик? – мрачно усмехнулись усы, и изо рта Сократовича пахнуло гнилью и смертью.

– Мы все обсудили, Игнат Сократович, он больше так не будет.

– Вот и хорошо. Не люблю я по-плохому.

Легкий взмах пальцев, и Хрома усадили на стул прямо перед креслом «начальства».

– Ну, рассказывай.

Хром посмотрел на Машеньку – та не улыбалась, на ее лице отражалась готовность выполнить все, что попросит работодатель. Дипломат стоял позади нее с застывшим ужасом в глазу: понятно, что он одновременно боится и того, что сделают с оставшимися конями, выдай Хром всю инфу, и того, что сделают с ними самими, если Хром говорить откажется. Выбора не было. Точнее, как говорил Шиза, выбор был всегда – и теперь Хром отчаянно надеялся разыграть тот вариант, который никто из упырей в расчет пока не брал. Гадалка он или кто?