Шиза

Дверь за Зарецким едва закрылась, как в нее снова постучали. Хром уже был на полпути к чайнику, вероятно, успевшему остыть, но свернул в комнату, к забытым гостем на столе у дивана женским трусам. Не то чтобы он брезговал – чего только ему ни приносили: золотые зубы, вставные челюсти, домашних крыс, кактусы, очки, даже накладные ногти. В основном тащили мужики, и понятие «личной вещи» у них оказывалось довольно широкое и специфическое. И вот чего уж Хром не любил, так это когда вещи потом забывались, на радостях или от больших потрясений. Хорошо, что этот за своей вернулся, – не хватало еще Хрому и дальше чужую жизнь в своем доме наблюдать. Он подцепил розовое и невесомое указательным пальцем и понес. Вообще, возвращаться считается нехорошим знаком не просто так, но Хром уже столько предсказаний увидел за такое короткое время, что, совершенно не задумываясь, открыл дверь и тут же был сбит с ног мощным ударом «в солнышко», а следом – между глаз. Даже сгруппироваться не успел.

– Волыну п-проверьте, – хрипло скомандовали знакомым голосом откуда-то сверху.

Пусть проверяют. Не найдут. Хорошо, что травмат Хром по привычке в буфет отправил. Тот, конечно, повыкобениваться может – любит, когда его упрашивают, но так надежнее. Перед глазами все плыло и, пока Хром пытался проморгаться и перебороть звон в ушах, его перевернули на живот, завели руки за спину и затянули чем-то противным таким, тонким. Впилось в запястье неслабо – походу, стяжками. И связали, суки, за спиной, об колено не разбить. Хром смирился, решил силы экономить, пока его торопливо обыскивали.

– Это чё еще та-та-такое?

На линолеум перед глазами упали знакомые розовые кружева. Точнее, розовое пятно.

– Как чё? Тебя, суку, ждал – готовился, – прохрипел Хром и тут же получил по почкам.

– Побазаришь еще у м-меня. Пасть открывай. Открывай, ко-кому го-го-ворю!

Подбородок придавило холодной мокрой подошвой, и нижняя челюсть, поддавшись, отъехала сама.

– Жри! Чё, нравится, а, м-моль ты белобрысая? Сигой надо угощать, когда вежливо просят. А у т-тебя тут ларек можно открывать, на хрен, – зашуршал пакетом с подгоном нежданный гость.

У Хрома началась почти паника: ничего, абсолютно ничего не почуял – да быть такого не может! Даже сейчас, пока трусы жевал, успел уже словить инфу, как Зарецкий прется к своей телке, торчит под окнами ее квартиры, но в подъезд так и не заходит. Дальше не видел, потому что ни карт, ни других предметов в руках не было. Руки начали неметь, но Хром лежал, не шевелился. Это ж какую наглость надо иметь, чтобы устроить такое прямо в его хате! Совсем берега попутали. Что чепушилам нужно – Хром пока не понял. Однако и он не спрашивал – им надо, сами и скажут.

Так он пролежал, считая в обратном порядке от ста и стараясь не сбивать дыхание, еще какое-то время, пока визитеры обшаривали хату и проверяли углы. Судя по звукам, их было не больше трех. Наконец кто-то поднял Хрома за подмышки и притащил в комнату. Зрение к нему вернулось как раз в тот момент, когда знакомый дылда, встреченный утром у подъезда, с жутковатой ухмылкой вытащил у Хрома изо рта розовый кляп и уселся на стуле, развернутом спинкой вперед. Кивнул на карты, рассыпанные на столе, и усмехнулся:

– На интерес играли?

– Не-а, на бабу. – Хром сглотнул противный металлический привкус во рту вперемешку с какой-то порошковой отдушкой. Морозная свежесть, походу, тоже знак. Этим, очевидно, встреча не окончится.

– И кто п-проиграл?

– Хахаль ее на стороне, – усмехнулся Хром.

Он разглядывал стриженного под «горшок» петушка, борзого явно не по годам. Глаза у него казались бешеными, и вообще, создавалось впечатление, что психанутый – зрачки бегают, дерганый весь, зубоскалит в пол-лица. Такая знаменитость в городе имелась только одна, но Хром лично со всеми приблатненными за одним столом не сидел, свечку не держал, да и в целом жизнь вел правопослушную. Даже на вызовах если пересекался, то редко: районы поделены, все давно бизнесмены, серьезные люди. А если кто нарывается, то по незнанию или в состоянии опьянения, больше аптеки грабят, магазины, склады. Этот товарищ с челочкой по линеечке, как в старых советских фильмах, в сводках не светился, но в городе о нем все-таки болтали. Остальные двое его подельников особого интереса не представляли – Тимон и Пумба, не больше. И пока Хром силился вспомнить, как там их главного, психованного, называли, тот не стесняясь разглядывал самого Хрома. Редко кто такое себе позволял, но у Хрома руки были связаны, и дылда будто наслаждался тем, какой Хром сейчас беспомощный и злой. Наконец он перестал улыбаться.

– А ть-ть-теперь по существу.

Хром промолчал, заработали шестеренки в мозгу: по бокам две шестерки, еще один, должно быть, на шухере у мусорных баков припаркован, чтобы не светиться. Значит, здесь всего четверо. У всей шайки вид мелких шакалов, ничего примечательного – обычные пацаны с района, если бы не прическа дылды. Утром Хром его не признал, тот в шапке был. А теперь и морду рассмотрел, и руки, что тот сложил у подбородка. На одном пальце набит крест, на другом – шахматная фигура.

– Кони, – вздохнул Хром. – Чего забыли в Красноармейском? Не ваша местность.

Ну вот, не удержался, по неосторожности задал вопрос, да еще и с наездом там, где следовало вообще промолчать.

– Вопросы з-задаем мы. П-п-понял, Вася?

– Василий, если можно, – поправил Хром, чувствуя, как уже капает из носа. Ведь накануне полы надраивал, как знал, марать будет.

Подавшись немного назад, Хром запрокинул голову в надежде, что кровотечение остановится, но струйка лишь свернула по щеке к шее и спряталась под воротом футболки. Дылда расхохотался:

– Ха! Ха-ха-ха! Ну ты д-дерзкий, Вася, ты что, в натуре В-вася, что ли? Я думал, ты у-у-умный вроде как, шаришь в сделках там всяких. Видать, на-на-на-свистел нам твой кент с картишками.

– А ты тот самый, из коней? – вскинулся Хром. – Про тебя, психованного, точно не свистят. Давай свои вопросики, быстрее начнем – быстрее закончим, а то руки уже затекли.

На мгновение на лице дылды проскочило небрежное самодовольство, быстро сменившееся высокомерием. Как у местного авторитетишки, с которым уважительно поздоровались соседи по койкам в вытрезвителе.

– Слышь, – прошипел тот, подскочив ближе и склонившись над лицом Хрома, – подментованный, что ли? Ты мне железными яйцами тут не па-па-нтуйся. Жмуру-то они нах… ну, на хрен не с-сдались.

Последнее было сказано на ухо уже шепотом после того, как он, оттянув за волосы голову Хрома вбок, слизал дорожку крови с его шеи и даже не поморщился. На это отвечать, конечно, не стоило. Хотя Хром знал все про себя – его день не сегодня, и не завтра тоже, – но зубы по полу собирать сломанной рукой не очень-то хотелось. Оставалась еще надежда разойтись мирно, правда, собеседник ее не особенно внушал. И больше всего Хрома нервировало то, что он не читался. Совсем. Будто что-то мешало, блокировало, двоило ощущения. Хром иногда такие вещи чувствовал от женщин в положении, но этот мудень беременным точно не являлся. И все же что-то с ним было не так.

– Зенки чё выкатил, Вася? – игнорируя просьбу Хрома, дылда снова плюхнулся на стул и устроил локти на спинке перед собой. – Как считаешь, сложится у нас с тобой д-диалог или п-п-почки у тебя раньше а-атвалятся?

Хром, не поворачивая головы, покосился на ковер – тот молчал, прикинувшись скучным предметом советского интерьера. Зато, хотя он был уверен, что никто, кроме него, этого не слышит, позвякивали стекла в буфете, словно где-то под фундаментом дома проходил поезд. Звук был тревожный. Наверное, из-за того, что буфет всегда был в разы истеричнее ковра.

– Ну, допустим, сложится, – прогундосил Хром, чувствуя, как начинает закладывать нос. Спасибо, что хоть течь из него перестало.

– Шаришь, – одобрительно кивнул дылда, и один из шестерок бросил на стол перед Хромом мутную фотку мужика в черном пальто. – Д-давай, нащебечи, г-где он, как он, кто по-по-по жизни. – Хром выразительно дернул плечами, приподнимая руки, и тот снова оскалился, как будто услышал нечто смешное. – Гонишь, Вася? Так с-с-смотри. Щупать свою Г-галю из ларька б-б-будешь.

Дылдовские прилипалы заржали, а Хрому стало ясно, что следили за ним, возможно, не только сегодня. Но все это значения не имело, потому что он уже не мог как-то изменить происходящее, оставалось только дать этому дерганому все, что тому надо, а потом запереть дверь и приложить к носу что-нибудь холодное. Хотя и это уже поздновато делать.

Дылда расспрашивал про мужика дотошно, как следак, которому надо повесить глухарь, но из-за того, что руки Хрому так и не развязали и карты он достать не мог, ответы были скупые и явно не слишком удовлетворяющие вопрошающего. Шахтера он сразу узнал, но личной инфой о нем не владел. Говорил только общее про его строительные бизнесы – где, чего, когда – и без подробностей, что дылде, само собой, не понравилось. Однако у Хрома и не было цели удовлетворять какого-то залетного петушка, у которого зрачки расширились так, что стал похож на обдолбанного. Если бы Хром не слышал про него раньше, то так бы и решил. Однако нет – дылда всегда такой и был. Про него и его автомастерские много чего говорили, как плохого, так и хорошего. Только как же его…

– Вася, ну м-мы же с т-та-абой вроде договорились, – почти ласково произнес спустя некоторое время тот, похрустывая пальцами.

– Больше ничего не могу сказать, – отозвался Хром. – Не помню.

Дернув уголком рта, дылда начал подниматься со стула, но в этот момент в кармане у него заиграла мелодия из детского мультика – Хром узнал «Мишка, плюшевый мишка» и невольно хмыкнул. Тот, закатив глаза, приложил телефон к уху. Слушал молча, с каждой секундой мрачнея, потом сухо сказал: «Выезжаем!» – и подскочил.

– Там Антошке п-п-плохо, надо ехать. А этого в т-тачку, п-потом додиаложим, – приказал он, и Хрома тут же вздернули на ноги.

Хром хорошо знал местный контингент, поэтому успел сунуть ноги в тапки, – если бы он этого не сделал, то по снегу его тащили бы в одних носках. Куртку надеть, конечно, тоже не дали, вытолкали в прихожую, где дылда вытряхивал из пакета сиги.

– Если не хочешь ехать обратно в разных п-пакетах, придется прокатиться с нами в этом. Ля, в рифму сказал, п-п-приколи! – пояснил тот, собираясь напялить его Хрому на голову, но последний отклонился назад.

– Стой! Просьба есть. Хату заприте, ключи в двери торчат. Тут ковер бабкин и буфет, не хочу, чтоб растащили.

– Б-бабулечкин буфет, ути-пути! – кривляясь, передразнил дылда и одним отработанным движением нахлобучил на голову Хрома плотный черный полиэтилен.

После такой реакции Хром и не надеялся, что его просьбу выполнят, однако, почти скатываясь по лестнице под контролем двух братков по бокам, он услышал, как в скважине проворачивается ключ. Пока его спускали, откуда-то сверху дылда мурлыкал мелодию: «Утомленное со-о-олнце… нежно с морем проща-а-алось…»[1] Хром подкол заценил и как раз успел мысленно со всем попрощаться, как минимум на ближайшие сутки. Потом, в вечерней тишине пустого двора, его по морозу в одной футболке дотащили до машины, где запихали в нагретый салон. В спину, явно с издевкой, коротко и громко каркнула с дерева поздняя ворона.

– Слышь, Шиз, чет вы быстро, – прозвучало с водительского, и Хром едва не цокнул вслух – точно ведь, Шиза. – И этого берем?

– Тебе а-а-атчитаться, мелкий, не вкурю? – огрызнулся тот, и дверца хлопнула, закрываясь. – Ехай давай.

Загрузка...