Шиза, Хром и всякая хтонь

Сделка

Хром со вздохом устроился на стуле поудобнее, если вообще можно было найти хоть какой-то комфорт под гнетом нацеленных на него враждебных глаз и пистолетов. Он скорее чувствовал себя лягушкой на уроке биологии, когда в принципе бесполезно искать в этих условиях удобное положение. Однако все-таки выпрямился, кряхтя, ощущая твердую спинку стула своей спиной, оглядел каждого медленно, обводя взглядом все помещение, и в конце снова повернулся к Сократовичу.

– Вы все скоро умрете, – сказал Хром.

Тот, на мгновение затормозив, хохотнул раз, второй, а вслед за ним громко заржал Шахтер.

– Ты чё-то попутал, дорогой мой. Тебя таращит, что ли? Машуля перестаралась?

Его шутки Хром проигнорил, решив не ввязываться в ненужные чесания языками, а говорить, как обычно, только по существу и правду.

– А у вас, Игнат Сократович, – обратился Хром к главному, стараясь держать такой же холодный, как взгляд большого дядьки, тон, – вообще времени почти не осталось.

– Так, – тот сдвинулся вперед и чуть нагнулся, опершись локтями о колени. – Чем докажешь?

Хром тоже склонился к нему, словно собираясь поведать большой секрет.

– Кожа, случаем, не отслаивается?

– Чего? – моргнул Сократович.

– Ну, ногти, зубы не выпадают? Хотя, если там протезы, может, и не выпадут.

Больно пихнув в плечо, Шахтер мгновенно вырос рядом с Хромом и сдавил ему шею, а флер вежливости слетел с него так быстро, будто до этого момента в его теле все это время сидела душа какой-нибудь приличной и воспитанной девочки.

– Ты чё, гнида, гонишь?

– У меня чуйка козырная, забыл уже? – кашлянул в ответ Хром, переходя на понятный тому язык общения. – Ты в бычку сам сейчас лезешь на ровном месте, а я по существу говорю. Скопытитесь все скоро. И ты тоже.

В помещении повисла тяжелая тишина. Потом Сократович пригладил пальцами усы, похлопал по Машенькиной руке, чтобы та не останавливала свои манипуляции, и махнул Хрому тоже. Шахтер отпустил его, но не отклеился, оставшись стоять за спиной, как серый кардинал.

– Эту хрень, которую вы в подвале на Огарева нашли, привез один ученый из экспедиции в горы. Аккурат перед войной, – поймав кивок Сократовича, который явно был заинтересован в продолжении, Хром вещал дальше. – В душе не чаю, что за хтонь там сидит, но она жрать просит не хуже Машенькиной кошки. Чувствуете? Как подтачивает где-то изнутри? «Дай-дай-дай».

Братки фыркнули, но смех у них был нервный. «Хороший знак, – подумал Хром, – значит, его слова воспринимают серьезно». У Маши при упоминании ее кошки на мгновение пальцы замерли и перестали разминать шею босса, а глаза сделались слишком внимательными. Хром перевел взгляд на нее.

– Ну, правду я говорю? Чего молчишь? А ты, Шахтер? Кто шкатулку нашел? Явно же кто-то другой.

– Мужики, – нехотя буркнул Шахтер. – Мне показывать сначала не хотели, клад они там искали. Доискались. Ну а дальше уже Игнат Сократович лично впрягся, когда работы задержались. Так и выдали вместе с камнем.

– На черный алмаз вполне похож, – добавила Маша мечтательно, но ее голос прозвучал глухо. – Правда, в комплекте с такими вещицами обычно идут как минимум судебные тяжбы или как максимум, например, проклятия. Хотя, конечно, в этом как раз Василий специалист.

Хром заметил в ее взгляде что-то еще, но не уловил его значения. Казалось, ее забавляло наблюдать, как большие «мальчики» обкашливают свои серьезные вопросики, а она, словно фея преисподней, парит над ними, будучи выше этих всех глупых разборок, кто здесь охотник, а кто дичь. Или пытается полезной быть, или просто развлекается. Вот только ни Сократович, ни Шахтер ее сарказма не разделяли, их интерес был если не сказать что живой, то как минимум оживленный. Примерно представив себе, как все произошло, Хром пока не понимал лишь одного – зачем им убивать тех детдомовцев, зачем так отчаянно искать Шизу и «спрятанную» в нем Олю.

– Те мумии, которые вы нашли в подвале, тоже ведь от него пострадали. Кто-то более уязвим, кто-то менее. Так что проклятие не проклятие – называйте как хотите. Но чтобы его снять, надо камушек уничтожить. А не людей бездумно убивать, непонятно ради чего.

Сократович задумчиво глядел на него, даже не шелохнувшись, еще минуту, потом устало вздохнул и поднялся из кресла.

– Василий Олегович… Я ждал, что ты мне что-то новое расскажешь. А не то, что я и так знаю. Вот только ошибочка у тебя вышла. – Он подошел к одному из мордоворотов, стоявших сбоку, вытащил у него из поясной кобуры ствол и крикнул в сторону арки: – Светлана Петровна, тряпку с ведром нам принесите, пожалуйста!

Спустя секунд двадцать услужливая женщина внесла ведро со шваброй и без лишних вопросов поставила возле стула Хрома, потому что так указал ей начальник.

– Все, Игнат Сократович? – с готовностью посмотрела она на него.

– Ага, спасибо. Все.

Выстрел раздался неожиданно – но, кажется, только для Хрома, потому что это произошло почти над самым его ухом. Светлана Петровна рухнула на пол, хрипя и хватая ртом воздух. Под ней на мраморе мгновенно начало расти огромное пятно. Стоявший сбоку Шахтер невозмутимо кивнул мужикам, и те подхватили тело под мышки и потащили прочь, рисуя за собой кровавую двойную сплошную. На Хрома не попало ни капли брызг, но его будто обожгло кислотой изнутри, он часто задышал, стараясь унять панику, которую ловил не только от себя. За спиной Сократовича впавшая в оцепенение Маша схватила Дипломата за руку и, судя по реакции того, выплеснула все свои эмоции мануально. Охранники же, включая самого Шахтера, не отреагировали никак – видимо, их набирали оттуда, где вопросов не задают. Один лишь Сократович вдруг, сделав глубокий вдох, словно вышел из душного помещения на свежий воздух, порозовел, улыбнулся и перевел на Хрома блестящие глаза. Теперь он выглядел таким живым и бодрым, что Хром не дал бы ему и сорока лет.

– Что же ты, Василий, мне главного не рассказал… – ствол уперся Хрому в щеку. – Где твои товарищи? Думаешь, я не чувствую ее? Я все чувствую. Все… – тот, кто шевелил этими губами, теперь являл собой нечто большее, чем предприниматель Шибанов И. С.

– Что вам нужно?

– Смотри, план такой: ты говоришь, на ком защита и где он, мы ее снимаем, остальных не трогаем.

В ушах все еще звенело, и голос Сократовича звучал будто сквозь толщу воды. Хром попытался собраться, сосредоточиться, поймать от него хоть что-то, но единственным ощущением было опустошающее чувство голода, немного притихшее, будто впавшее в спячку сразу, как был нажат спусковой крючок.

– Что значит… «снимаем защиту»? – проговорил Хром, боясь услышать тот самый ответ, но Сократович, растянув усы в улыбке, дал именно его.

– Чтобы перестать их убивать, мне, Вася, нужно убить всего одного.

– Нет. Есть другой способ. Этот камень, шаманы… – забормотал Хром, но его уже не слушали. План проваливался на глазах.

– Или ты говоришь, или мне придется продолжать, пока я не сниму эту защиту.

Тон был железный, как и ствол, вдавленный в челюсть до боли. Хром отрицательно помотал головой. Он же видел щекастого ребенка Винни в колготках, видел Антона, сидящего на больничной койке с мандарином в руке, видел, пусть бледного, но еще живого Шизу и себя лежащим в снегу среди елок, а поэтому его ответ был все таким же твердым. Сократович пожал плечами, с досадой покачав головой, и Хром приготовился к тому, что будет. Закрыл глаза, соображая, отдаться ли судьбе как есть или попытаться утянуть с собой еще кого-то.

Внезапный телефонный рингтон показался ему насмешкой или чьей-то шуткой, но ровно до тех пор, пока Машенька – по всей видимости, телефон принадлежал именно ей – не поднесла его своему боссу со словами «это вас», и из динамика не донесся приглушенный знакомый голос – голос дылды. Сократович слушал его буквально пару секунд, и лицо его из унылого вдруг стало деловым.

– Стрелу забить, говорите, молодой человек? Давайте тогда уж назовем это деловой встречей, мы же не в девяностых… На обмен? Да какой же это обмен, когда их тут двое, а вы один. А… Вон оно что. Понял, я вас услышал, Максим. Добро, добро. Адресочек…

– Нет! – дернулся Хром, но Шахтер тут же прижал его к стулу. – Слышь, Макс, не делай ничего, ты вообще там охренел?!

Лица коней таяли перед глазами, стекая и превращаясь в лужицы на мраморном полу. Хрому поплохело.

– Уберите это, – сказал Сократович то ли про Хрома, то ли касаемо испачканного в красном мрамора, и Машенька дернулась к ведру одновременно с двумя мужиками, вернувшимися со двора. Хрома тут же схватили и потащили, брыкающегося, по лестнице наверх, но не в мансарду. Он что-то орал, даже двинул одному пару раз в бочину, пытаясь извернуться и выхватить ствол или палку, но довольно ощутимый удар в висок на короткое время вырубил эмоции вместе с сознанием, а в себя Хром пришел уже от холода, обнаружив, что лежит в поддоне душевой. На него лилась ледяная вода, не давая легким вдохнуть полностью, но отрезвляя мозг. Он пошевелился, и сверху предупредили, чтоб не дергался. Бросили в него душевую лейку, мол, дальше сам, и закрыли кабинку.

Остаток дня Хром проторчал, запертый в мансарде. Жратву ему тоже таскали теперь наверх, не приглашая вниз, отчего он понял, что перестал быть нужным как «сотрудник», перейдя в разряд объектов купли-продажи. Водили в сортир, и он, обнаружив там блокнот и карандаш, послал «Шизе и Ко» письмо счастья с угрозами, что он сам, в отличие от дылды, отгрызет им не только носы, но и все остальное, если не передумают, но ответа не получил. Перед сном, во второй раз оказавшись у тумбы, Хром нашел в ящике сверток. Ножик-бабочку, обернутый бумажкой. На бумажке – очень крупно две буквы, криво обведенные дурацким сердечком. Чуть мельче, внизу, подпись: «Душнила, это тебе, колеса колоть. Встреча завтра в десять. Будь готов».

– Придурки, – хмыкнул Хром. – Какие же вы придурки.

Он спрятал нож в ботинок – единственное место, куда можно было присунуть его без палева. Остальные вещи, за пару часов высохшие на батарее после холодного душа, карманы имели, но хранить в них такие предметы Хром не рискнул бы. Варианты устроить диверсию наперевес с Дипломатом не рассматривал, свалить в одного по-тихому – тоже, мало ли, порешают еще пацана за ненадобностью. Хром прикинул, что в доме примерно пятеро бойцов, не считая Шахтера, плюс Дип, Машенька и их главный. Видел камеры в гостиной и у входной двери, а сколько их еще по территории, неясно, может, и на въезде сидит охранник какой: дом не из простых и не такое пестрое логово из всего подряд, как было у коней. Тут все продумано до мелочей.

Вернувшись обратно на матрас, словно пес на лежанку, Хром от нечего делать достал записку и карандаш. На обратной стороне бумажки нарисовал условный ковер, даже узоры какие-то изобразил и стал ждать.

– Ну где ты там, дружище?

Коврик явился спустя несколько минут, пошевелил эти узоры, сложив их внутри рамки в одно большое сердце с кучей сердечек по периметру. Хром фыркнул – ну что за инфантилизм такой у всех вдруг проснулся!

– Покажи мне лучше, ты сам-то где? Откуда тебя забирать?

Ковер молчал. Обвел сердце жирным контуром и даже каким-то образом повторил те две буквы с обратной стороны листа – сам он ни буквы, ни цифры писать не умел, – изобразив из завитушек внутри сердца вихрастое «ты».

– Да, я тебя тоже, ковер. Чё за сопли-то сразу? Прорвемся.

Спустя, по прикидкам, час препираний с глупым барабашкой Хром бросил эту затею и сложил бумажку к ножику, устав наблюдать за растущей геометрической прогрессией сердец на узорах. То ли паника у ковра была, то ли предсказание такое странное… Смысл сего перформанса Хром понял уже позже, а пока ему оставалось смириться и ждать, гадая, что же такого задумал Шиза. Учитывая его натуру, тот явно что-то задумал. Поэтому остаток вечера Хром провел в полусне на матрасе, пытаясь забыть все, что видел. Смерть бедной женщины никак не шла из мыслей, так и стоял перед глазами ее заляпанный бежевый фартук, в котором она вышла из кухни, и в ушах все еще звенел тот выстрел. И Хром старался думать об Ольге, о камне, о том, каким образом это все закончить. В то, как плохо это закончится утром, верить совершенно не хотелось.

Он проснулся от странных ощущений. Глаза не открывал, но, судя по всему, в мансарде давно стемнело, а свет ему, конечно, не включили – просто заперли изнутри, делай что хочешь, хоть танцуй, хоть песни пой. Мог бы, в принципе, сам дойти и включить, вот только… Что-то теплое двигалось по ноге. Чтобы понять, хватило минуты, и Хром пробормотал, не разлепляя глаз и даже не шевелясь:

– Клиент никакого массажа не желает.

Маша усмехнулась, продолжая гладить его по колену. Это было на удивление приятно: тепло от ее ладони сквозь ткань штанов расползалось по коже, тело как будто плавилось, но при этом ощущалось бодрее. Словно обновлялось. Она погладила его по ребрам, придвинулась ближе, так что Хром уловил ее дыхание, и провела пальцами по виску. Голова от пойманного на лестнице удара прикладом тут же перестала болеть, мысли прояснились. Хром не стал лезть ей в мысли – потому что не хотел. Он вдруг расслабился, вытягиваясь на матрасе во весь рост. Маша гладила его молча, а он ловил кайф, как от растяжки после хорошей трени. Опомнился только, когда на него забрались сверху.

– «Мальчики» надоели? – проговорил он сонно, стараясь не зевать. Будто спал и не спал одновременно.

– Завтра вас… увезут, – Маша сглотнула, сделав паузу, – а мы даже толком не пообщались.

– Хочешь пообщаться? Ты вроде сказала, для тебя это только работа.

Она склонилась, почти касаясь его губами возле уха, и прошептала:

– Иногда она должна приносить удовольствие.

– Угу. Как у тех мудаков, которые стреляют пацанам в затылки.

Хром открыл глаза и посмотрел на нее, силясь понять, действительно ли то, что он чувствует сейчас, это именно его чувства, а не старания Машиных умелых пальцев. Действительно ли ей стало сегодня так страшно, что аж сюда приперлась, или это игра, притворство? Фантазия одной не такой уж и маленькой девочки. Он прислушался к ней, устроив руки на ее бедрах. На Маше была скользкая бабская ночнушка с кружавчиками по краю, который оканчивался чуть ниже попы, и больше ничего. Нырнуть пальцами под тонкую ткань, провести по мягкой коже, задрать край до поясницы… Маша сделала быстрый глубокий вдох и рвано выдохнула, вдруг отстраняясь, но Хром поймал ее руки прежде, чем она смогла что-то ими предпринять, резко перекатился и подмял ее под себя, прижав запястья к матрасу.

– За дверью Мансур, – прошептала она. – Если я не выйду через час…

– И он тебя сюда одну пустил?

– У нас есть некие… договоренности. Ему это неинтересно, не переживай.

– Я понял. Но ему будет интересно, если ты вовремя не выйдешь.

Хром улыбнулся, видя, что Маша теперь, оказавшись в невыигрышном положении, старательно отводит взгляд. Сквозь тонкую ткань он чувствовал ее трепет – настоящий, не наигранный, – а она, видимо, почувствовала его, но вместо удовольствия на ее лице мелькнул страх. Хотя могла же в любой момент пискнуть, рот ей никто пока не затыкал. Хром разглядывал ее, вжатую в матрас, такую вдруг беззащитную, с этой длинной волосней, заплетенной сейчас в целомудренную косу, но притом в вульгарной ночнушке размером с чехол от зонтика. И вдруг стало на все плевать – не в глобальном масштабе, конечно, – а в рамках этой ночи. Что будет утром, что будет с ними вообще, Хром пока не видел и не знал. Зато точно понял, чего хочет эта женщина.

– Только давай договоримся, без твоих этих фокусов, – он двинул бедрами, прижимаясь еще плотнее, и Маша тихо застонала на выдохе. Попыталась сдвинуться, но Хром не пустил, и тогда она забилась в его руках, стараясь высвободить свои из захвата. Хром и так собирался их отпустить, потому что все самое интересное у них с Машей происходило ниже, но, перед тем как продолжить, тихо сказал ей в губы, словно это ее первый раз. – Не бойся. Не обижу.

– Я же пальцы тебе ломала.

Их глаза наконец встретились – Маша смотрела на Хрома загнанным зверьком.

– Мамка меня всегда ругала, что я слишком добрый, – улыбнулся он перед тем, как ее поцеловать.

И дальше наконец все пошло как надо.

Ощущение сюра происходящего не покидало до рассвета. Или это был один бесконечный сонный паралич, где, слава хтони, его не посещали никакие другие монстры. Маша, конечно, ушла раньше, и только спустя, наверное, минут десять после того, как встал, посмотрел в окно на светлеющее вдалеке небо и оделся, Хром вдруг осел на матрас и понял, что не может пошевелиться. Словно замороженный, он завалился на бок и пролежал так, пока за ним не пришли люди Сократовича. На прощание Маша сказала, чтобы он ничего не чудил и не лез под горячую руку босса, и Хром, конечно, понимал, что она говорит это на полном серьезе, а не из вежливости. Но не ждал, что она ему устроит такую подлянку.

– Дождись, когда все кончится. Просто терпи, – сказала Маша, пряча от Хрома печаль в прощальном поцелуе.

Она ушла, оставив после себя слишком много приятного в теле и тяжелого в голове. Хром теперь видел не холодную расчетливую суку, а еле живую девчонку в мини-юбке, брошенную в крови и ссанине под мостом возле трассы, и он точно не мог теперь эту девчонку ненавидеть. Даже за то, что она, устроив этот столбняк, помешала ему сделать дальше. Наверное, пыталась перестраховаться, чтобы Хром не сорвал сделку и сам не подставился под удар, но из-за этой «заботы» он был лишен теперь и возможности спасти друга.

Утром его протащили по двору к машине, мимо красивой резной деревянной беседки и огромного черного мангала, где один из братков жарил совсем не шашлыки. Рядом стояла большая железная бочка как для компоста, в которой этот мужик кочергой трамбовал какие-то вещи. Увидев в бочке почерневший рукав знакомой шубы, Хром замычал – рот ему заклеили – и ничего больше сделать не смог. Через секунду его пихнули за ворота и бросили в «гелик», рядом со смиренно забравшимся туда же Дипломатом. Тот, как смог, подвинул Хрома так, чтобы не заваливался, и вдруг уставился в афиге на его лицо.

Хром и сам не заметил, как щеки стали мокрыми, а перед глазами все поплыло.

– Чё, простыл, что ли? – донесся с переднего сиденья голос Шахтера. – Надо было тебе все-таки шубу оставить, – сказал он таким голосом, как будто не сам лично отдал приказ ее сжечь.

Хром посмотрел в ответ с ненавистью, но лысого это, конечно, не испугало. На его харе четко читалась уверенность в том, что сделка пройдет как надо его боссу, и это как раз настораживало. Если вещи не вернули, то и самого Хрома возвращать вряд ли собирались. Конечно. Иначе бы все было слишком просто.

Когда трасса перестала шуршать под колесами, Хром глянул в окно: они подъезжали к какой-то заброшке. Окна выбиты, дверные проемы зияют черными голодными ртами.

– Иди проверь следы, – сказал Шахтер одному из своих ребят. Тот быстро метнулся, осмотрел территорию и доложил по рации, что все чисто. Шахтер отдал приказ ждать в машине, пока не подъедет их гость. Наконец, когда на горизонте появилась одинокая ушатанная «Приора», он скомандовал двум бойцам занять позиции по бокам у стен разрушенного здания, дождался, пока тачка подкатится ближе, и обернулся на Дипа с Хромом. – Он?

Рты у обоих были заклеены, руки в браслетах лежали на коленях – спасибо, что хотя бы не за спиной. Хром быстро переглянулся с Дипломатом, прочитав в его здоровом глазу решительность, и кивнул Шахтеру утвердительно. Дипломат, чуть помедлив, тоже кивнул. Пошевелив ногой внутри ботинка, подошвой стопы Хром нащупал свое единственное оружие. Закашлялся, склонился насколько мог и незаметно подтянул ногу чуть выше, сильнее согнув ее в колене и опуская руки ниже. Как только Шахтер и его шавки вылезли из тачки, появился шанс достать нож. Оставалось гадать, зачем на эту самоубийственную встречу вместо Шизы на чужой тачке прикатил Бабай.