Шиза, Хром и всякая хтонь

Свиная голова

Ольга смотрела на птиц, но будто сквозь них. После слов Хрома о том, чем закончился вечер, когда они с ней познакомились, попросила закурить и долго сидела, водя пальцем по краю чашки, которую он дал вместо пепельницы. В какой-то момент губы у нее скривились, и Хром морально приготовился к поиску успокоительных в аптечке машины.

– Сколько же вокруг меня смертей, – вздохнула она.

Но потом нахмурилась, поморгала и быстро взяла себя в руки. Хром даже проникся уважением к женщине, воспитанной в другую эпоху, – прямо железная леди какая-то.

– Этот их, главный, перед тем как выйти на вас всех, как раз и спрашивал у меня про шкатулку, – прервал ее молчание Хром, и Ольга снова заморгала, будто просыпаясь. – Ты же знаешь, что это за шкатулка и что в ней. Такая резная, белая, из кости.

– Из-за нее все так вышло?

После этого она Хрому и рассказала историю об отце – хоть и скупо, явно через силу, – про то, как он привез из экспедиции черный камень в этой шкатулке (сомнений, что именно в ней, не возникло, ведь Хром ее подробно описал) и после этого жизнь изменилась. Как пыталась спрятать проклятый камень, но сделала только хуже и из-за этого погибли те, кого она любила.

– Отца обвинили в измене, никто из коллег за него не заступился, – вздохнула Ольга. – А потом я пошла к Кольке за камнем, хотела доказать, что вот оно, ископаемое, что копать там нужно… важно… Как будто тех образцов и отчетов, что отец носил в управление целых два месяца после приезда, им оказалось мало! Отец не мог ошибиться, в Бырранге богатые залежи угля, металлов, золота.

– И как, доказала? – спросил, хмурясь, Хром.

– Не успела.

Больше Ольга ничего не рассказала – Хрома теперь волновал тот камень, но добыть из этой мадам информацию оказалось делом нелегким. Он чувствовал, как трудно ей вспоминать прошлую жизнь. Душевные раны ее открылись и мешали сосредоточиться на деталях. Во время всего монолога с продолжительными паузами, в который Хром старательно не влезал, не считая пары уточняющих вопросов, Ольга курила и смотрела в окно на все тех же синичек, только уже скачущих по ветке рябины. Ветка давно была голой, ягоды птицы склевали после первых заморозков, но Хром словно видел красные-красные гроздья и желтые-желтые грудки синичек. Вспомнилась желтая шапка Антоши и красный снег.

– Как все произошло? – спросил Хром, и она вдавила окурок в чашку и вздохнула.

– Не хотела я это вспоминать, тяжко мне от этого. Отца арестовали, направили на исправительные работы, потом в сорок первом лагеря эвакуировали, след потерялся. Дальше я не знаю – война. Нашла следы до лагеря, а потом как сгинул. Сгубили его. А я… а Колька… – она всхлипнула. – Я тогда девчонка совсем была, в науку только верила, а в это все мракобесие с шаманами – никогда! Подумай только, мы, советские люди, осваиваем новые земли, новые высоты, все на общее благо, потому что победа над необразованностью… – она сделала жест рукой, словно в досаде на саму себя. – Словом, духи, спиритизм, шаманы – это ненаучно. Но тех, кому в руки попадал этот камень, будто подменяли. Надо было сразу от него избавиться. Это я только потом поняла.

Монолог она завершила не менее скупыми фразами об отце, который потерял облик человека, которого она знала, а о своей смерти сообщила и того меньше:

– Нету там ничего, Василий. Темнота. И холодно. А потом как будто мама меня позвала, я обернулась – и больше ничего.

У Хрома было еще много того, о чем он бы хотел спросить прямо сейчас, дабы прояснить несколько моментов, особенно, что случилось с Ольгой после того, как она спрятала от отца шкатулку, и подробности того, как все-таки погибла сама. Но в окно вдруг врезался снежок, и Ольга подскочила на стуле от неожиданности.

– Кто там? – спросила она, и глаза Шизы, вечно прищуренные, когда он задавал вопросы, сделались огромными, как у персонажа из мультика.

Хром хмыкнул:

– Свои, наверно.

Когда он открыл задвижку на калитке, то в пушистом мехе на поднятом капюшоне куртки – напротив стоял человек-пингвин – не сразу рассмотрел лицо Винни.

– Забурились вы, конечно, – укоряюще сказала она, шагая во двор. – Еле нашла, как Шиза адрес скинул. Таксист только до развилки довез, дальше не поехал, занесло все. Стучу-стучу – не слышит никто, звоню – не отвечаете.

– Телефоны на зарядке, – сказал Хром, забирая у нее тяжелый пакет, судя по всему, с картошкой. От мысли, что сегодня он поест жареной картохи, да еще под грибы Богдановой тещи, в желудке екнуло. – А мы разговаривали сидели.

– Разгова-а-аривали, – протянула Винни. – Подружились, пока меня не было? Может, мне обратно свалить, дальше будете разговаривать сидеть?

Хром цокнул, глянул на ее смешные валенки, на торчащий из-под меха капюшона нос и не смог удержаться от того, чтобы не стянуть этот капюшон назад и не взъерошить короткие волосы на ее затылке.

– Ну блин! – Она резко отпихнула его руку, но на секунду улыбнулась, хотя с уставшими глазами, без следа косметики на бледном лице, Винни напоминала зомби из сериала про «ходячих».

– Как там Антон? – спросил Шиз-Ольга, выходя на крыльцо и осматриваясь, – незаметно так, видимо, за столько лет у Ольги выработалась привычка делать это осторожно. Хром прикинул, как это – через раз просыпаться в незнакомом месте, – и ему снова захотелось пожать руку этой сильной советской женщине за внутренний стержень и выдержку.

– Состояние стабилизировалось, но он пока в искусственной коме, – сказала Винни, глянула в сторону Шизы и, вздохнув как-то странно, будто внутри у нее что-то до сих пор рвалось, но держалось на последней нитке, тут же преувеличенно бодро спросила: – Ну а вы как? Жрать, наверное, хотите. Я тоже хочу. Белоснежка, ты сегодня за гнома. Картошки начистишь?

– Какие проблемы, – усмехнулся Хром уже из кухни.

– А я смотрю Шиза у нас сегодня в лайтовой версии, – заметила Винни. – Значит, вместе чистить будете, пока я котлет налеплю.

Сглотнув слюну, Хром поинтересовался:

– А что, в хард-версии он картошку не чистит?

– Не умеет. – Винни шуршала вторым пакетом, доставая оттуда продукты. – Один раз попросила его, так он ее ободрал, там после этого самой картошки осталось только на суп.

Ясень-пень, Ольга-то готовить, походу, умеет, а Шиза – что с Шизы взять? Хром и сам когда-то макароны отскребал от кастрюли и выкидывал спаленные куриные ножки, которые после такого даже дворовые коты отказывались пробовать. Но у Шизы и пацанов была в доме хотя бы Винни, а у Хрома только ковер и буфет – последний хоть и подкидывал готовой хавки, но за домохозяйку не канал.

Подвинув к себе ведро для мусора и взявшись за нож, краем глаза Хром следил за Ольгой и видел, как она, разложив у ног пакет для очистков, достает картофелину и с недовольством рассматривает обкусанные ногти. Видимо, Шизе потом достанется за порчу совместного имущества. Винни тем временем рассказывала про Бабая, что на том, как на собаке, все сразу затягивается, и его попробуй прибей, про врача, который «хороший такой, добрый мужик», сразу ей сообщил, что все будет хорошо, и видно было, что она сознательно избегает разговора о случившемся, поэтому Хром не стал спрашивать, надо ли сегодня звонить и договариваться о похоронах. Конечно, ему и не придется, всем явно займется Шиза, как главный, но спросить о том, что делать дальше, его подмывало. Лично ему так всегда было легче – начать решать проблемы прямо сейчас, вместо того чтобы переживать на перспективу. Но Винни эту тему пока не трогала – созреет и спросит позже, сама, – вместо Шизы была Ольга, а значит, и Хрому тоже суетиться было не нужно. Когда Винни вышла ненадолго, он все-таки спросил негромко:

– А как Шиза вернется?

Ольга подняла брови, и с ее мимикой это выглядело даже комично.

– Это сложный вопрос. Я не знаю, как именно это происходит, но если я усну – то проснется уже он. Или в такие сильные потрясения, как… недавно… он может забрать сознание. Тогда я исчезаю.

– Я же сказал тебе ждать у машины, – стараясь, чтобы звучало не слишком строго, даже мягко, проговорил Хром.

– Я знаю! Но тут послышались выстрелы, и я побежала… И увидела Антошу, а дальше все. У нас же одно тело, одни процессы, даже если «в ауте», как говорит Максим, он все чувствует, почти как во сне. И бывает наоборот.

– То есть? – нахмурился Хром.

– Иногда, если я чувствую, что все очень плохо, мы тоже меняемся. Однажды, представь себе, очнулась, пристегнутая…

Договорить Ольга не успела, потому что появилась Винни, и вышел уже Хром – за тещиными грибами. Кроме них, нашлись еще баклажаны и лечо, и обратно он вернулся в два раза счастливее, чем уходил. А уж когда наконец нормально позавтракал-пообедал вместе со всеми, то и жизнь в целом стала лучше. Винни помылась в еще теплой бане и сразу пошла спать: она вторые сутки не спала по-человечески, а Хром снова поймал Ольгу на кухне, которая ждала, пока закипит вода в чайнике.

– А ландыши и Вертинский…

Ольга закатила глаза:

– Василий! Ну сколько можно, у меня начинает болеть голова.

Сказано это было с долей кокетства – мол, как вы меня достали, Василий, сколько можно глупых вопросов, я так утомилась от вашего внимания… куда же вы уходите, Василий?

– Мне надо знать, как поговорить с тобой, если будет нужно.

– Я с детства любила ландыши – мы с мамой их покупали у филармонии, когда шли в городской сад. Давно, когда еще в другом городе жили. Мама рано умерла. А Вертинский… Вот люблю я его тоже! Сантименты вроде, чувства эти все, романтика, стихи прекрасной даме – а вот люблю! Как слышу, так что-то в сердце отзывается. Поэтому мы с Максимкой придумали, как меня позвать, когда я буду нужна.

– А как вообще вышло так, что ты оказалась в нем?

– Вот это, Василий, пускай он сам тебе расскажет. Если захочет. Не собираюсь лезть в его отношения с другими людьми.

Сказано это было хоть и с улыбкой, но твердо, и Хром понял, что если Ольга упрется, то инфы из нее вытащить можно еще меньше, чем из другого, более постоянного пользователя тела. Да и настроение у нее было паршивое, и решено было ее пока больше не трогать – каждому из них требовалось время, чтобы пережить утрату. Так она допоздна и торчала в маленькой комнате, пока Винни дрыхла в большой на Шизовом диване, и слушала своего Вертинского, а потом еще Шаляпина вдогонку. Не того, что по бабушкам, а нормального Шаляпина, Федора, и хотя Хром к нему никаких плохих чувств не испытывал, однако на третьем прогоне «Очи черные» готов был отобрать у Ольги телефон. Или ехать в город за наушниками. Или хотя бы попросить ее слушать на меньшей громкости. Правда, к тому моменту, как Хром смирился и с этим, песня оборвалась, и Ольга вышла на кухню, где он обосновался. Он уже переделал все возможные дела в доме и гонял в игруху, давно установленную на мобиле и забытую до нужного момента.

– Там нарды на шкафу, – сказала Ольга. – Умеешь?

Хром с готовностью выключил телефон – гоночки гоночками, а скрасить досуг простой советской женщине в теле гопника необходимо было прямо сейчас.

Почти весь следующий день все трое чисто отлеживались. Винни, встав на завтрак, после него снова упала на диван и отключилась, наверное, для ее организма это был способ переживать стресс, потому что Шиза сказал, что обычно она так себя не ведет. Сам Шиза висел на телефоне, отдавая какие-то распоряжения, а Хром лениво листал объявления с вакансиями, хотя внутри не был уверен, что в ближайшую неделю что-то пригодится. Вчера они с Ольгой хорошо посидели за нардами, и Хром мог бы разговорить ее, но не стал этого делать, чтобы не понижать градус доверия к себе. Если она перестанет чувствовать себя безопасно в его присутствии, это может сказаться на чем-то в будущем. А Хром чувствовал, что ему нужно ее доверие. Поэтому рассказывала Ольга то, что хотела сама, – о том, как всегда мечтала завести маленькую пушистую собачку, чтоб гулять с ней, но «Максимка собак не жалует», о любимых «эстрадных певцах», о том, что у Максима есть аллергия на мед, а у нее нет.

– Это вы, получается, с ним типа тех чуваков с раздвоением личности, как в фильмах, – сказал Хром, и она подняла задумчивый взгляд к потолку:

– Получается… Я страсть как люблю креветок, первый раз попробовала и ходила вся удивленная еще день. И авокадо. А Максимка это все тоже не жалует. А еще…

Эта наивная и восторженная Ольга очень любила болтать о том, что ей нравилось, и о маленьких пушистых собачках. Но сегодня вместо нее был Шиза, и Хром наблюдал в окно, как тот, стоя во дворе и во весь голос кроя матом неизвестного собеседника по телефону, пинает снег. Мат у него получался на эмоциях почти без заикания, сплошным потоком четко сформулированного унижения, не оставляющего ни грамма сомнений в умственных способностях собеседника и его половой ориентации. Накинув куртку, Хром вышел на крыльцо покурить и слушал, как он рычит.

– С-сука, дь-дь-дегенер-р-раты, – закончив разговор, Шиза приблизился и взял протянутую сигарету. – Нич-чего никто не знает, никто не в-в-виноват, а заказ прое… Чё п-пыришь?

– Ты так матом кроешь ладно, как будто твое первое слово было «сука».

– Это в к-крайних случаях. Когда нужно объяснить, чтоб п-п-поняли. В ма-а-астерскую надо, на Козлы.

– Меня с собой возьми, – произнес Хром как обычно утвердительной интонацией, словно констатируя факт.

Шиза откусил от сигареты фильтр и сплюнул его в сугроб.

– Ага, щас. Больше ничего не хочешь?

– Много чего хочу. Максимка, – оттого, как Шизу передернуло, Хром лишь с трудом не усмехнулся, – надо хату проверить. Карты забрать.

– Еще раз наз-зовешь м-меня…

– Понял я, понял.

Еще утром Шиза вытряс из него все, о чем накануне с Хромом говорила Ольга, но никак это не прокомментировал и ничего не добавил, зато вроде чуть поутих. Хром решил подождать – сдавалось, что Шиза из тех, у кого срабатывает отложенное осознание случившегося. Так что придет, как будет готов.

На Козлах пробыли недолго. Шиза припарковался под понтовой металлической вывеской «Железный конь», проторчал внутри мастерской минут пятнадцать – Хром успел позвонить Богдану и поблагодарить за «тещу с грибами», – а потом сразу метнулись на район к Хрому. Шиза мог бы ждать в машине, как Хром ждал на Козлах, но на какой-то хер поперся с ним.

– Горелым воняет, – сказал он за спиной Хрома, когда тот доставал ключи. – Или шашлыком.

Хром не ответил – он сам чуял запах с лестницы, и предчувствия у него были самые хреновые. Когда он открыл дверь и шагнул внутрь, буфет демонстративно, как ожидающая в темной прихожей супруга, со звоном распахнул дверцы, и на пол прямо под ноги посыпались чашки.

– Это ч-ч-ч-че такое? – Шиза отпрыгнул в угол.

– Это называется нервы, – сказал Хром, переступив через осколки, и направился в комнату.

Первое, что он испытал, увидев наполовину сгоревший диван и остатки ковра над ним, – острое, едва контролируемое желание прыгнуть в тачку и ехать разбивать лица тем, кто это сделал. В эту секунду он понимал Шизу, который подобное свое желание некоторое время назад не сдержал. Второе, что захотелось, – по-детски закрыть лицо ладонями и расплакаться, как когда, давным-давно, он хоронил кошку в коробке из-под маминых туфель во дворе под деревом. Шиза, который тоже вошел в комнату, равнодушно осмотрел место происшествия, затем глянул на Хрома и спросил негромко, будто с опаской:

– Слышь… Шаман Кинг? Т-т-ты норм ва-а-абще?

– Норм, – сквозь зубы процедил тот, трогая почерневшую бахрому.

– Че за х… херня? – Шиза стоял за спиной, но на таком расстоянии, будто боялся, что Хром мог развернуться и без предупреждения прокусить ему сонную артерию. Тоже смотрел на обугленные свиные уши и раскрытую пасть с зубами. – На хера вообще? Это типа п-п-предупреждение? Что если б-будешь выеживаться, вместо свиной ба-ба-башки будет т-твоя?

– Типа. Видно, Сократовичу не понравилось, что я отказался сотрудничать.

– М-может, они в курсе насчет «ге-ге-гелика»? – с сомнением пробормотал Шиза. – Твой п-пахан тебя не сдаст, с-случаем?

– Хтонь знает, не должен. Он же тоже как бы теперь повязан.

– А-а-атмажется.

– Посмотрим, – пожал плечами Хром, поглаживая сгоревший ковер.

Теперь злость буфета была понятна. Хрому захотелось подойти и поговорить с ним, как-то успокоить, но он не стал. Потому что злой буфет мог из одного конченого магаза, где Хром как-то раз купил прокисшее молоко, переместить протухшие бройлерные окорочка и провонять весь дом. И Хром бы его понял.

– Да чё за х-херня! – воскликнул Шиза и шарахнулся от шкафа, дверцы которого вдруг открылись. – Барабашки т-твои эти… Ты чё, ее а-а-аставил? По ночам за пи-пивасом ходишь, что ли, Вась?

Шиза почти ржал, косясь на шубу, соскользнувшую с плечиков и распластавшуюся по полу как шкура на распялках. От сердца сразу отлегло, и Хром сел на пол, выдыхая:

– Эх, я уж думал, что все, хана.

Теперь Шизе придется смириться с тем, что шуба, она же ковер, только в виде нового покемона, поедет с ними. А буфет Хром попросит уместиться в бабкину музыкальную шкатулку с балериной – потому что больше он их обоих тут не оставит.